аранойи,  во  время  которых  приказывал
медленно убивать любого попавшегося на глаза или того, кого он  случайно
вспомнил. Во время республики такого никто не смог бы  даже  вообразить,
но гражданские войны  унесли  так  много  пассионеров,  что  сенаторы  и
всадники только дрожали и  ждали  смерти.  Однако  нашлись  два  храбрых
человека: Кассий Херея и Корнелий Сабин, убивших злодея. Сенат мог взять
власть,  принадлежавшую  ему  по  закону,  но  большая  часть  сенаторов
разбежалась по домам, народ толпился  на  площади,  а  потом  рассеялся;
телохранители  императора  -  германцы,  увидев  его  убитым,  ушли,   и
переворот не состоялся.
   Какой-то  солдат  нашел,  обнаружил  перепуганного   дядю   Калигулы,
Клавдия, привел его к своим товарищам, и те объявили его императором  за
плату  15  тысяч  сестерциев  на  каждого  легионера.  А  в  сенате  шла
"разноголосица",   пока   все   когорты   не   примкнули   к    Клавдию.
Заговорщики-республиканцы   были   казнены   и   деспотическая    власть
восстановлена.
   Вот и вожди были "героями", и "толпа" была многочисленна, но  система
римского    этноса    лишилась    того    энергетического     наполнения
пассионарностью, которое сделало римский народ победителем всех соседей,
а город Рим - столицей полумира. Легионерам даже не пришлось  побеждать,
ибо никакого сопротивления они не встретили.
   Но вернемся к чехам, потерявшим ректора Пражского университета.  Чехи
были похожи не на римлян времен принципата, а на римлян  эпохи  Мария  и
Суллы. Конечно, Гус был хорошим профессором и пользовался  популярностью
среди студентов-чехов, но  влияние  его  на  все  слои  чешского  этноса
невероятно выросло после его мученической кончины.  Не  "герой",  а  его
тень, ставшая символом  этнического  самоутверждения,  подняла  чехов  и
бросила их на немцев, да так, что рыцарские ополчения Германии и Венгрии
панически бежали перед отрядами чешских партизан. И нельзя сказать,  что
чехов  вдохновляли  идеи  пражского  профессора.  Гус   защищал   учение
английского священника Виклифа, а его  последователи..,  одни  требовали
причащения из чаши - т, е, возврата к православию; другие - национальной
церкви без разрыва с папством; третьи отрицали  необходимость  иерархии;
четвертые  объявили  себя  "адамитами",  бегали,  раздевшись  донага,  и
отрицали вообще все; этих безумцев истребили сами чехи.
   Не позитивная программа, а негативная  этническая  доминанта  -  "бей
немцев" и за то, что они католики, и за то, что они дворяне,  и  за  то,
что они крестьяне, лишенные защиты, и за то, что они богатые бюргеры, за
счет которых можно поживиться.., короче говоря, за что  угодно,  -  дала
чехам победу в двадцатилетней (1415-1436) войне. Но  какой  ценой.  Чехи
потеряли большую часть населения, Саксония, Бавария и  Австрия  -  около
половины, Венгрия, Померания и Бранденбург - значительно меньше, но тоже
изрядно.
   Чехия отстояла свободу  и  культуру,  но  только  путем  междоусобной
войны. При Липанах утраквисты-чешники разгромили табористов-протестантов
и расправились с  ними  беспощадно.  После  этого  возникла  возможность
заключения  мира  с  немцами.  Политику  терпимости  на  базе  усталости
осуществил король Георгий Подсбард (1458-1471).
   Хотя этот краткий обзор показывает, что  пассионарность  -  стихийное
явление, которое может  быть  организовано  в  ту  или  иную  этническую
доминанту словами, доступными массам, но оно может и  расплескаться,  не
слившись в единый поток; именно это случилось в Чехии в XV веке.
   Сходно, но не совсем, произошло в те же годы освобождение Франции  от
власти английского короля Генриха VI и его союзников-бургундцев, которые
стремились оторваться от Франции, несмотря на то что их  герцоги  носили
фамилию   Валуа.   Жанна   Д'Арк,   лотарингская   девушка,   говорившая
по-французски с немецким выговором, никогда не  спасла  бы  Орлеана,  ни
короля, ни родину, если бы ее окружали  только  прохвосты  -  придворные
дофина и его фаворитки Агнессы Сорель, а не было бы ни Дюнуа с Ля-Гиром,
ни маршала Буссака, капитана Потона де Сантрайля, ни отчаянных  латников
и умелых арбалетчиков, которым оказалось достаточным услышать только два
слова:
   "Прекрасная  Франция"  -  формулировку  этнической  доминанты,  чтобы
понять, за что стоит бороться до победы,  хотя  и  до  этого  за  дофина
сражались те, кто не  хотел  "стать  англичанином".  И  Аввакум  был  не
одинок; огненные страницы его автобиографии читали и перечитывали  люди,
готовые на самопожертвование ради того, чтобы они чтили.
   И опять-таки сила "старообрядчества" была не  в  доводах  разума;  до
спокойного спора с никонианами у них дело ни  разу  не  доходило.  Да  и
защищал Аввакум вовсе не древнее православие, а привычное, что отнюдь не
одно и то же. Никон выписал из Венеции лучше издания  греческих  текстов
по патристике, издаваемые братьями Альдами, для сверки  и  как  образцы.
Аввакум же требовал исправления служебников по русским переводам  ХШ-ХГУ
веков.  Эти  переводы  были  очень  красивы,  но  менее  точны,   нежели
подлинники ГУ-У веков. Протест  старообрядцев  против  ярких  красок  на
иконах основан на привычке  к  ликам,  потемневшим  от  времени.  Андрей
Рублев и Феофан Грек писали  яркими  красками,  что  к  XVII  веку  было
позабыто.
   Значит, не отдельные пассионарии делают великие  дела,  а  тот  общий
настрой,  который  можно  назвать  уровнем   пассионарного   напряжения.
Механизм этого явления блестяще описал Опостен Тьерри при анализе победы
Гуго  Капета  над  Каролингами,  в  результате   чего   сложилось   ядро
французского этноса:
   "Народные массы, когда они приходят в движение, не отдают себе отчета
в той силе,  которая  их  толкает.  Они  идут,  движимые  инстинктом,  и
продвигаются к  цели,  не  пытаясь  ее  точно  определить.  Если  судить
поверхностно, то можно подумать, что они слепо следуют частным интересам
какого-нибудь вождя, имя которого только и останется в истории.  Но  эти
имена  получают  известность  только  потому,  что  они  служат  центром
притяжения для большого количества людей, которые, произнося их,  знают,
что это должно обозначать, и в данный момент не  испытывают  потребности
выражаться более точно". Да, но это значит, что все  рассмотренные  нами
события имеют в основе, точнее - в  глубине,  этническое  наполнение.  И
Александр, и Сулла, и Ян  Гус,  и  Аввакум  должны  рассматриваться  как
участники разных этногенезов в  разных  фазах  и  регионах.  Так,  через
выделение   индивидуальных   психологических   абрисов   мы   пришли   к
этнопсихологии как началу истории народов.
   Накопление или растрата? Вспомним, что открытие биохимической энергии
живого вещества было сделано  В.  И.  Вернадским,  когда  он  сопоставил
скопища саранчи с массой руды в месторождении. Саранчи  было  больше,  и
летела она навстречу смерти. Так что же ее  толкало?  В  поисках  ответа
было  создано  учение  о  биосфере  как   оболочке   Земли,   обладающей
антиэнтропийными  свойствами.  Но  ведь  люди  -  тоже  часть  биосферы.
Следовательно, энергия живого  вещества  пронизывает  тела  наши,  наших
предков  и   будет   пронизывать   тела   наших   потомков,   стимулируя
разнообразные этногенезы. И теперь наша  задача  состоит  в  том,  чтобы
показать, может ли открытый и описанный нами феномен решать поставленные
выше вопросы этногенеза и этнической истории.
   Пассионарная  индукция.  Пассионарность  обладает  еще  одним  крайне
важным свойством: она заразительна. Это значит, что люди гармоничные  (а
в еще  большей  степени  импульсивные),  оказавшись  в  непосредственной
близости от пассионариев, начинают вести себя так, как если бы они  были
пассионарны.  Но  как  только  достаточное  расстояние  отделяет  их  от
пассионариев, они обретают свой природный  психологически-этнологический
облик.  Это  обстоятельство,  без  специального   осмысления,   известно
довольно широко и учитывается главным образом в военном деле.  Там  либо
выбирают пассионариев, узнавая их "по  интуиции",  и  формируют  из  них
отборные,  ударные  части,  либо  сознательно  распыляют  их   в   массе
мобилизованных,  чтобы  поднять  "воинский  дух".   Во   втором   случае
считается, что два-три пассионария могут повысить  боеспособность  целой
роты; и действительно так.
   Ф. Энгельс  в  статье  "Кавалерия"  пишет,  что  встречный  бой  двух
кавалерийских частей крайне редок. Обычно одни  поворачивают  в  тыл  до
схватки, т,  е.  "моральный  фактор,  храбрость,  здесь  превращается  в
материальную  силу",  решающим  моментом  которой  является  порыв,  при
котором солдат ценит победу (идеальную цель) больше собственной жизни.
   Само собой разумеется, что кавалеристы в полку весьма не похожи  друг
на друга по психическим свойствам, но тем не менее в бою полк ведет себя
как единое целое, более или  менее  пассионарное.  Пассионарность  полка
заключается в том, чтобы ценить победу больше жизни, а парадокс - в том,
что менее пассионарная воинская часть гибнет, ибо  конница  легко  рубит
бегущих. Но равно "наэлектризовать" несколько сот человек  можно  только
путем индукции, т, е, введения в  каждую  особь  заряда  пассионарности.
Таким образом получается, если мы продолжим аналогию, пассионарное  поле
(подобие электромагнитного поля), обладающее совсем  иными  психическими
свойствами,  сравнительно  с  психологиями  тех  же  людей,  взятых   по
отдельности.
   И, в отличие от теории "героя и толпы", суть  не  в  том,  что  герой
руководит воинской частью, а в том, что благодаря наличию  среди  солдат
нескольких пассионарных, но больше ничем не замечательных  особей,  сама
часть приобретает отмеченный Ф. Энгельсом  порыв,  что  подчас  выручает
даже бездарного полководца. Например, никто не пытался сравнить  таланты
Бенигсена, Витгенштейна, Веллингтона и Блюхера с талантом Наполеона,  но
порыв русских,  английских  и  прусских  войск  в  1813-1814  годах  был
сильнее, нежели у французских новобранцев, почти детей.
   И ведь самое, пожалуй, важное, что в  подобных  критических  моментах
воздействовать на сознание,  т,  е,  на  рассудок  людей,  как  правило,
бесполезно. И никакие доводы не помогают.
   Вспомним трагедию Ганнибала, задыхавшегося в неравной войне на пороге
победы. После победы при Каннах ему нужно было  небольшое  подкрепление,
отряд пехоты, чтобы взять Рим и, тем спасти Карфаген.  Доводы,  которыми
оперировали в карфагенском совете старейшин послы Ганнибала и сторонники
фамилии Барка, были безукоризненны. Но желающий не слышать - не услышит,
не  стремящийся  понять  -  не  поймет.  Старейшины  Карфагена   послали
полководцу ответ: "Ты же побеждаешь, так зачем тебе  еще  войска?",  чем
обрекли на гибель своих внуков,
   А ведь нельзя сказать, что  карфагенские  правители  были  глупы  или
трусливы. Но влияние отсутствующего на них не распространялось. А  когда
побежденный Ганнибал вернулся в родной  город,  то  оказалось,  что  его
популярность  столь  велика,  что  могучие  соперники   вынуждены   были
склониться перед  ним,  и  только  ультиматум  Римского  сената  вынудил
Ганнибала покинуть родину.  Ганнибал  сам  принял  решение  пожертвовать
собой, ибо понимал, что попытка сопротивления обречена.
   И еще один пример, на этот раз из истории  литературы.  8  июля  1880
года Ф.  М.  Достоевский  на  заседании  Общества  любителей  российской
словесности  произнес  речь  о  Пушкине.  Успех  был,  по  воспоминаниям
очевидцев, грандиозен. Однако в чтении эта речь особого  впечатления  не
производит. Она никак не идет в ряд с главами из "Братьев  Карамазовых".
Видимо, личное присутствие Ф. М. Достоевского играло в силе  воздействия
не последнюю роль.
   Пассионарная индукция проявляется всюду. Это особенно очевидно в наше
время, когда любители музыки или театра осаждают подъезды  Консерватории
или МХАТа. Ведь они великолепно понимают,  что  впечатление  от  тех  же
пьес, переданных по радио или телевизору, неравноценно тому, которое они
получают в зале театра. Пусть этот пример микроскопичен по  сравнению  с
явлениями этногенеза, но закономерность тут и там одна и та же.
   Ярким примером пассионарной индукции является сражение на  Аркольском
мосту в 1796 году. Австрийскую и французскую армии разделяла неглубокая,
но вязкая речка, через которую  был  перекинут  мост.  Трижды  бросались
французы в атаку, но были отброшены австрийской картечью. Наконец, когда
солдат уже, казалось, невозможно было поднять на новый  бросок,  генерал
Наполеон Бонапарт схватил знамя и бросился вперед,  и  за  ним,  как  за
магнитом, притягивающим железные опилки, потекла  на  мост  вся  колонна
гренадеров. Первые ряды были снова искрошены  картечью,  но  последующие
успели добежать до австрийских пушек и переколоть  артиллеристов,  после
чего французская армия переправилась целиком и битва была выиграна.  Сам
Наполеон уцелел лишь потому, что его при рывке столкнули с моста в реку.
   Проанализируем приведенный пример под  принятым  нами  углом  зрения.
Армия, направленная в Италию, была худшей  из  всех  французских  армий,
действовавших  в  то  время  на   фронтах.   Она   была   укомплектована
мобилизованными крестьянами неоднократно обескровленного и растоптанного
парижанами юга Франции, плохо обученными и  еще  хуже  снабженными.  Это
были инертные люди, без профессиональных военных навыков.  Интенданты  в
этой армии  были  отпетые  жулики,  и  значительную  часть  их  Бонапарт
расстрелял за хищения еще перед началом похода.  Следовательно,  процент
пассионарных особей был ничтожен, а против них были двинуты лучшие полки
Габсбургской монархии. И все же в четырех больших сражениях  (при  Лоди,
Кастильоне, Арколе, Риволи) французы одержали верх, так как  Наполеон  в
решающий момент сумел вдохнуть  (точнее,  ввести,  т,  е,  индуцировать)
пассионарность, чего не мог сделать его соперник,  генерал  Альбинци.  А
некоторое время спустя индуцированная пассионарность исчезла, и  Суворов
тремя сражениями (при Адде, Треббии и Нови в 1799 г.) свел на нет успехи
французов в Италии. При этом отнюдь нельзя винить французских  генералов
- Бурдена, Макдональда и особенно Моро. Свою профессию они знали хорошо,
но делали усилия, а не сверхусилия. Зато Суворов, подобно Бонапарту, мог
передать свою избыточную  пассионарность  не  только  русским,  но  даже
иноземным солдатам. Однако на гофкрисгсрат Суворов подействовать не мог,
потому что тот заседал в Вене, а  для  пассионарной  индукции  требуется
известная близость; за сотню километров она уже не ощущается.
   Но когда Суворов  после  проигранной  швейцарской  кампании  и  пусть
героического,  но  отступления  приехал  в  Вену  и,  войдя   в   театр,
благословил присутствующих, никто не счел это  смешным  или  неуместным.
Наоборот, Суворову были возданы императорские почести, хотя было бы куда
полезнее не стеснять его действия полгода назад.
   Мы так подробно остановились на этих примерах, чтобы не  упоминать  о
массе аналогичных случаев, но, по существу, вся военная  и  политическая
история  развивающихся  этносов  состоит  из  тех  или  иных   вариантов
пассионарной  индукции,  путем  которой  приводятся  в  движение   толпы
гармоничных особей.
   Однако эти варианты разнообразны, причем решающим  моментом  является
степень этнической близости. Суворов мог понять дух русских войск  через
модус  патриотизма  в  большей  степени,  чем  венгерских,   тирольских,
хорватских или чешских  солдат,  даже  находившихся  под  его  командой.
Наполеон гораздо сильнее действовал на французов, нежели на вестфальцев,
саксонцев, голландцев и неаполитанцев, что показала  кампания  1812-1813
годов. Можно сказать, что резонанс пассионарной возбудимости тем меньше,
чем дальше отстоят этносы пассионария и гармоничной  особи,  разумеется,
при прочих равных условиях. Это обстоятельство снова  сближает  проблемы
пассио-нарности   как   признака   с   проблемой   сущности   этнической
монолитности.  Но   ведь   резонанс,   как   и   индукция,   -   понятие
энергетическое. Насколько они приложимы к этносу?
   Как мы видели выше, любой процесс этногенеза зачинается героическими,
подчас жертвенными  поступками  небольших  групп  людей  (консорций),  к
которым присоединяются окружающие  их  массы,  причем  вполне  искренне.
Конечно, тот или иной человек может быть настроен скептически или просто
эгоистичен, но после того, как он вошел  в  возникающую  на  его  глазах
систему, его настроенность большого значения не имеет. Это  общественное
явление объясняют отмеченные нами пассионарные индукции  и  резонанс.  И
они позволяют  понять  значение  органических  пассионариев,  являющихся
"затравкой" для тех, кого пассионарность  заразила.  Без  первых  вторые
рассыпаются розно, как только исчез генератор  пассионарной  индукции  и
иссякла инерция резонанса. А это обычно бывает очень быстро..."
   Я встречался с Л. Н. Гумилевым  два  раза  и  подробно  обсуждал  его
теорию. Я ему высказал свою точку  зрения  на  Историю  и  этногенез.  Я
согласился  с   так   называемой   евразийской   теорией   происхождения
большинства современных народов и сослался при этом на работы известного
зарубежного русского историка Георгия  Владимировича  Вернадского,  сына
знаменитого  автора  теории  ноосферы  академика   Владимира   Ивановича
Вернадского.
   Я указал Л. Гумилеву  на  полное  незнание  им  Ведической  Традиции,
незнание текстов "Ригведы" и "Авесты", незнание работ академиков Фоменко
и Рыбакова, работ профессоров  Золина  и  Шилова.  Это  недопустимо  для
ученого, а тем более  русского  ученого.  Ведь  существует  же  какой-то
минимум  научной  эрудиции  и  компетентности,  когда  касаешься   столь
деликатной темы, как наша История...
   Мне кажется, что если бы такой талантливый человек,  как  Л.  Гумилев
жил бы в Киеве, а не в Петербурге, то и взгляды на Историю у  него  были
бы посерьезнее, а не в духе немецких академиков, которых  еще  Ломоносов
разоблачил, как лженаучных, клевещущих на русскую Историю и  на  русскую
науку. Итак, особенно теперь, после смерти  Л.  Гумилева,  надо  бережно
обращаться с его творческим наследием.  Пусть  эта  небольшая  статья  с
изложением его основных взглядов будет моим скромным вкладом в память  о
нем, о великом русском ученом, авторе хоть  и  неверной,  но  гениальной
теории этногенеза...
 
АНАТОЛИЙ ДУБРОВ 
 
   Выдающийся русский ученый А. П. Дубров является крупным  специалистом
в области биологии и психологии.  Недавно  вышла  его  книга  "Музыка  и
растения". Книга очень интересна, поэтому я хочу о ней рассказать  своим
читателям и ученикам...
   Можно ли с помощью звуков музыки вырастить не куст, а целое  томатное
дерево высотой в двухэтажный дом,  на  котором  вызревает  почти  тысяча
плодов? Возможно ли, чтобы розовый куст, прослушав цикл классики, в знак
благодарности одарил вас не пятью-семью розами, как обычно, а букетом из
65 бутонов?
   Среди пионеров изучения  действия  музыки  на  растения  особая  роль
принадлежит индийскому ученому Т. Ц. Н. Синху.
   Он одним из первых, еще в 1950  году,  обратил  внимание  на  высокую
чувствительность растений к звукам, музыке и даже  танцам!  Лабораторные
исследования показали,  что  такие  важные  процессы  в  растениях,  как
дыхание,  транспирация,  поглощение  углекислоты,  под  влиянием  музыки
ускорены почти в два раза  по  сравнению  с  контролем.  Эксперименты  с
влиянием музыки и звука электрически действующего камертона на  растения
выявили, что у озвученных растений  усиливается  фотосинтез.  По  мнению
зарубежных экспериментаторов, в основе звукового  действия  на  растения
лежит  резонансный  механизм,  способствующий   накоплению   энергии   и
ускорению  обмена  веществ  в   растительном   организме.   Американский
исследователь Джордж Мильштейн даже  выпустил  специальную  пластинку  с
музыкальными записями под на