шим зубовный скрежет.--
Никогда  еще  не  слышал  столь  чудесного  и  так  мастерски  состряпанного
рассказа! Позвольте, любезный сеньор, поздравить вас: у вас настоящий талант
сочинителя! Прелестно,  честное  слово,  прелестно!.. Но  кто, черт  возьми,
поверит вашему рассказу?
     --  Вы -- первый, сеньор, потому  что кому же  лучше, как не вам, знать
всю подоплеку этого происшествия?
     -- Честное слово, вы помешались, сеньор!
     -- Ну, не совсем, ведь в моих руках улики.
     -- Не спорю.  Но допустим даже, что  все это правда; так  ведь это дело
давно минувших  дней, а сам  Лупино  Контрариас  исчез... может быть,  умер;
наконец, и  господин его никак  не мог выжить:  слишком хорошо были заряжены
пистолеты. Ну, а кто же станет интересоваться  умершим человеком, особенно в
нашей стране?
     -- А откуда вам известно, что пистолеты были хорошо заряжены?
     -- Я так предполагаю.
     --  Вот  в подобных предположениях и  вся  беда  в  такого рода  делах.
Послушайте,  между  нами говоря,  неужели вы  думаете, что так  трудно будет
распознать Лупино Контрариаса в доне Руфино Контрерасе? Нет, не так ли?
     Сенатор невольно покраснел.
     -- Сеньор,-- сказал он,-- подобного рода намеки...
     --  ...ни в  коем  случае не  должны  вас оскорблять,--  с невозмутимым
спокойствием прервал его  Кидд.-- Предположение -- и только! Теперь  давайте
продолжим  наш  разговор  все  в том же  духе  предположений  и  допустим на
мгновение,  что этот  человек, в смерти  которого  так убежден его слуга, на
самом деле жив и...
     -- Ну, это уж никак невозможно!
     --  Не  прерывайте меня,  сеньор!  Итак,  предположим,  что  он жив  и,
явившись  однажды,  положил бы руку на плечо своего бывшего слуги... ну  вот
примерно так,  как я сейчас  кладу свою  на  ваше  плечо... приговаривая при
этом: "Вот мой убийца!" Что вы ответите на это?
     --  Я?  Я?  -- вскричал  уже  совершенно  растерявшийся сенатор.--Я  бы
сказал, я бы ответил...
     --  И ничего бы вы не  ответили,-- прервал  его лепет бандит и, взяв со
стола пистолеты, которые  дон  Руфино  в  своем  смятении  выпустил  из рук,
преспокойно засунул их за свой кушак.-- Да, дорогой друг, вы не выдержали бы
очной  ставки с вашей жертвой; неожиданное появление ее сокрушило бы вас,  и
вы были бы неизбежно осуждены.
     Наступило молчание, страшное молчание, когда оба про тивника,  мерившие
взглядом друг друга, готовы были схва титься в смертельном поединке. Все это
длилось не  более се кунды: такое  сильное волнение быстро проходит. Сенатор
вытер рукой холодный  пот, выступивший на его  лбу, и,  по, нявшись  во весь
свой рост, хриплым голосом произнес:
     -- Ну, а дальше? Чего вы, собственно, добиваетесь?
     -- Подождите; прежде  чем предъявить вам свои условия,  мне надо знать,
признаете ли вы неоспоримость моих улик?  На несколько  минут дон Руфино  де
Контрерас  погрузился в глубокое  раздумье.  Кидд  не спускал  с  него глаз,
готовый пустить в ход оружие  при малейшем подозрительном движении сенатора.
Но  тот и  не помышлял об этом: оглушенный потрясающим  разоблачением Кидда,
дон Руфино с блуждающим  взором тщетно ломал себе голову в поисках выхода из
ужасного тупика,  в  котором он очутился. Наконец он решился.  Глядя прямо в
глаза бандиту, он заговорил:
     -- Ну что же,  все это  правда. Да,  я подло убил  и ограбил  человека,
который  протянул  мне руку помощи, вывел  из  нищеты и  видел во мне скорее
друга, чем слугу. Да,  мое богатство досталось мне преступным  путем, но оно
все же  мое! С  его помощью я достиг высокого положения в обществе. Пусть не
без плутовства и лжи, но я пробил себе дорогу, у меня есть звание сенатора и
имя, имя! И теперь одна только  смерть может вырвать  у меня отказ  от благ,
добытых  таким страшным путем. Ну вот  я  и сказал  вам правду,  открыл свои
карты. Теперь  ваша очередь  играть  со  мной в  открытую.  Назначайте  ваши
условия! Если они будут приемлемыми, я не стану возражать; если чрезмерными,
отвергну, какими бы  последствиями ни грозил  мне этот отказ. Я не соглашусь
стать игрушкой в  руках  такого плута,  как  вы.  Не такой  я человек! Я  не
примирюсь с подобной участью и предпочту сам на себя донести. Но берегитесь!
В своем  падении я увлеку и вас  за собой в  бездну.  Подумайте  же  хорошо,
прежде чем ответить  мне. Я  предупреждаю вас со всей  серьезностью: уговор,
который  будет заключен  между  нами,  должен раз и  навсегда  исчерпать все
отношения между нами. Даю вам десять минут на размышление!
     Это ясное и  решительное заявление привело Кидда в смущение:  он понял,
что имеет дело  с одной  из тех неукротимых натур, которые никогда не меняют
раз принятого решения.  Бандит ничего не выиграл бы, погубив дона Руфино, да
это  и  не  входило в его планы. Он хотел только  напугать  сенатора, и  ему
удалось  это  как  нельзя лучше.  Теперь  этим людям,  словно созданным  для
взаимного понимания, оставалось  только разрешить вопрос  о цене, а  сделать
это каждому хотелось как  можно  выгоднее  для себя. Кидд  готовился  начать
атаку.

Глава XXXV ПОЛЮБОВНАЯ  СДЕЛКА
      Дон  Руфино  сидел, прислонившись  спиной  к столу;
склонив голову на правую руку и небрежно играя ножом из слоновой кости левой
рукой,   он  терпеливо  выжидал,  когда   заговорит   его   собеседник.  Это
подчеркнутое   безразличие  заставило  призадуматься  бродягу.  Люди  такого
склада,  как  Кидд,   инстинктивно  остерегаются  всего,   что   им  кажется
неестественным;  бандит был невольно смущен этим равнодушием дона Руфино, за
которым ему мерещилась какая-то  скрытая ловушка. Наконец  он резко  прервал
молчание:
     -- Прежде всего, дон Руфино, я должен сообщить вам еще об одной причине
моего появления у вас.
     -- Я не очень настаиваю на этом,-- безучастно отозвался  сенатор.-- Но,
если вы считаете это нужным, действуйте, не стесняйтесь, я вас слушаю.
     -- Я полагаю, вы измените свое мнение, когда выслушаете меня, сеньор, и
поймете, какую важную услугу я собираюсь вам оказать.
     -- Боже мой,  все возможно,  я  не  спорю, любезный  сеньор! --  не без
иронии отвечал сенатор.-- Но вы так усердно вмешиваетесь в мои дела, что мне
весьма  трудно разобраться во  всех комбинациях вашего изобретательного ума,
понять,  какие  из  них  продиктованы  добрыми  намерениями,   а  какие   --
враждебными.
     -- Сейчас вы сами поймете.
     -- Тем лучше. Говорите, прошу вас.
     -- Я  могу  сообщить вам, что судебный исполнитель дон  Порфиадо  Бурро
прибыл в Квитовак.
     -- Дальше! -- сказал сенатор, пристально глядя на бандита.
     -- Не знаю,  как это случилось, но не успел еще дон Порфиадо въехать  в
город,  как,  по какому-то странному  капризу  судьбы,  это  стало  известно
капитану де Ниса.
     --  Вот как! -- насмешливо  воскликнул сенатор.-- Все  та же судьба,  о
которой вы уже не раз упоминали. Очевидно, ей никак не надоест досаждать мне
неприятностями. Несмотря на огромную дозу наглости, которой природа  одарила
бродягу, он невольно смутился.
     -- И так же  очевидно,-- осклабясь, продолжал дон Руфино,-- что по воле
той  же  злой  судьбы  капитану  стало  известно  не только о  приезде  дона
Порфиадо, но и о цели его появления в этих краях!
     -- Откуда вы это узнали? -- с деланным удивлением воскликнул Кидд.
     --  Догадался, только и всего.  Но продолжайте. Ваше сообщение начинает
живо интересовать меня.
     --  Капитан,  как  вам  известно,   родственник  маркиза  де  Мопоер,--
оправившись от смущения, продолжал Кидд.
     -- И даже очень близкий родственник.
     -- Неудивительно,  что капитан  недолго думая  отправил в  асиенду дель
Торо  курьера  с  письмом, в котором он,  вероятно, извещал дона  Фернандо о
судебном исполнителе и его намерениях.
     Маска напускного равнодушия мгновенно слетела с лица дона Руфино.
     -- О, это письмо! -- воскликнул он, стукнув кулаком по столу.-- Я бы не
пожалел за него золота!
     -- А я дарю его вам, сеньор,--  расплывшись  в улыбке, произнес Кидд.--
Теперь, надеюсь, вы поверите в мое искреннее расположение к вам.
     С этими  словами Кидд извлек из кармана письмо и протянул его сенатору.
Кинувшись, словно тигр на добычу, дон Руфино выхватил пакет из рук бандита.
     -- Легче, легче, сенатор,-- остановил его Кидд.-- Обратите  внимание --
печать  цела,  письмо  не вскрыто,  а  следовательно, и содержание  его  мне
неизвестно.
     -- В  самом деле!  -- прошептал сенатор, вертя письмо в  своих руках.--
Благодарю за такую деликатность.
     -- Помилуйте! -- произнес Кидд, скромно опустив глаза.
     -- Но скажите, какими судьбами попало в ваши руки  письмо, адресованное
дону Фернандо?
     -- А очень просто,-- развязно  отвечал бандит.-- Представьте себе такое
совпадение:  человек, с которым капитан отправил  свое письмо, оказался моим
приятелем. Ну, я и предложил ему сопровождать его: душа болела от мысли, что
этот парень пустится один, да еще ночью, в дорогу, пользующуюся такой дурной
славой; к  тому же ведь я и сам собрался в Ариспу. Приятель принял, конечно,
мое предложение. По дороге  мы  вдруг повздорили... Сам  не понимаю,  как  и
почему  это  случилось! Короче  говоря, в разгаре спора  я  -- клянусь,  без
всякого злого умысла! -- так рубанул его по голове своим мачете, что ему  не
оставалось ничего  другого, как умереть. Поверьте, я был весьма огорчен,  но
не в моих силах было уже помочь ему. Я опасался, как бы письмо не затерялось
или  не попало в руки  плохого  человека, и  решил  поэтому захватить  его с
собой.
     -- Действительно,  очень  просто,--  сказал,  усмехнувшись,  сенатор  и
взломал печать.
     Кидд  скромно  отошел  в  сторону  и опустился  в  кресло, предоставляя
сенатору полную свободу прочесть столь интересовавшее его письмо.
     А дон Руфино,  пробежав с  величайшим  вниманием письме Два раза кряду,
ушел в свои мысли.
     -- Ну как?-- прервал наконец молчание бродяга.-- Плохие вести?
     -- Очень  важные, сеньор. Но я вот все спрашиваю себя: с какой целью вы
завладели этим письмом?
     -- С целью доставить вам удовольствие -- так мне кажется, сеньор.
     --  Со  стороны  это выглядит  очень  мило,  но  при  наших  отношениях
непонятно.
     Бандит рассмеялся.
     -- Разве я не сказал, что собираюсь предложить вам одно дельце.
     -- Сказали, и я жду ваших предложений.
     -- Это не так просто, сеньор.
     --  Ладно,  я помогу  вам,  подскажу,  на  каких условиях мы  могли  бы
договориться.
     -- Отлично! Я вижу,  вы начинаете понимать меня, и  мы, пожалуй, сумеем
успешно закончить все сегодня же.
     -- Вы человек небогатый,-- прямо приступил к делу сенатор.
     --  Признаюсь,  что  не  купаюсь  в  золоте,--  сказал  бродяга. окинув
взглядом свой обветшалый костюм.
     -- Так вот, я могу озолотить вас.
     -- Что вы называете "озолотить"? -- недоверчиво произнес бандит.
     -- Я мог бы предоставить в ваше распоряжение такую сумму денег, которая
не только избавила  бы вас навсегда от нужды, но  и позволила  бы вам жить в
роскоши, не сходя при этом с колеи честной жизни
     -- Честность -- это добродетель, доступная  лишь тем, кто может тратить
деньги не считая их,-- назидательно произнес бандит.
     -- Пусть так;  я дам  вам возможность стать  честным человеком в  вашем
понимании этого слова.
     -- Ко  это будет вам  дорого стоить! --  вызывающе  продолжал Кидд.-- У
меня ведь большие запросы.
     -- Я так  и полагал, но это неважно. Послушайте, в  Калифорнии  у  меня
имеется асиенда. Я готов подарить ее вам.
     --   Гм...--   промычал  Кидд,  презрительно  выпятив   нижнюю  губу.--
Какая-нибудь захудалая асиенда, а?
     -- Напротив, огромная,  с большими  стадами  рогатого скота,  с отарами
овец, с табунами диких лошадей; к тому же она расположена вблизи моря.
     -- Это уже кое-что, не спорю; но это все же еще не богатство.
     --Подождите!
     --Жду.
     -- В придачу  к  асиенде я отсчитаю  вам кругленькую сумму  в сто тысяч
пиастров золотом.
     У бандита закружилась голова.
     -- Как! --  вскричал он и, побледнев от радости, вскочил, словно  кукла
на пружине.-- Как вы сказали -- "сто тысяч пиастров"?
     --  Да, повторяю, сто тысяч  пиастров,--  подтвердил сенатор, внутренне
удовлетворенный произведенным эффектом.-- Как думаете, вам  достаточно будет
этих денег, чтобы стать порядочным человеком?
     --Я думаю! Vivo Cristo!
     --  От  вас зависит,  чтобы  все это претворилось в жизнь  в  ближайшие
восемь дней.
     -- А, понимаю! Есть одно условие? Карай! Я откажусь от него лишь  в том
случае, если оно окажется невыполнимым.
     -- Вот это условие. Слушайте меня внимательно.
     -- Карай!  Как не слушать! Асиенда и сто тысяч пиастров! Я еще не сошел
ума, чтобы отказаться от такой милости судьбы.
     -- Прежде всего не мешать осуществлению моих планов, дать  мне жениться
на донье Марианне и в день свадьбы вручить мне записку, которую нашли на том
несчастном... убитым своим слугой.
     -- Прекрасно. И это все?
     -- Нет.  Я требую, чтобы вместе с  запиской  вы дали мне неопровержимое
доказательство, что на этот раз этого человека нет уже в живых.
     -- Карай! Это не так просто.
     -- А уж это меня не касается. Выкручивайтесь как знаете.
     -- Справедливое замечание. А срок какой?
     -- Восемь дней.
     -- Боже праведный!  Восьми дней, пожалуй, будет маловато. Нелегко убить
такого человека!
     -- Да, но, когда он станет мертвецом, вы станете богачом.
     ----  Я знаю  и принимаю в расчет это соображение; а все же Это слишком
трудное дело. Я рискую своей шкурой.
     -- Соглашайтесь или отказывайтесь; третьего выхода нет.
     --  Соглашаюсь, соглашаюсь! Никогда в жизни мне не представится  больше
такого случая стать честным человеком!
     -- Значит, решено?
     -- Решено!
     --  Отлично!  Теперь  о  другом.  Вы  ведь  можете  еще пере  думать  и
попытаться предать меня...
     -- Как вам не стыдно, сеньор!..
     -- Как знать,  всякое бывает...  Ну  так вот, для пресечения  возможной
измены вы подпишете мне сейчас же документ, в котором будет подробно изложен
весь наш уговор.
     -- Карай! Это очень опасно.
     -- Верно, но не только для вас, а и для меня; ведь там будут изложены и
мои требования.
     --  Но  если  существование такого  документа  будет одинаковой  уликой
против нас обоих, зачем вообще его писать?
     -- А вот для чего. Если вам взбредет вдруг в голову мысль предать меня,
вы не сможете этого  сделать, не погубив  и себя  вместе со мной. Я надеюсь,
что  это обстоятельство  несколько обуздает вас  и  заставит одуматься, если
такая шальная мысль зародится в вашей голове.
     -- Вы не доверяете мне?
     -- А вы мне?
     -- Это другое дело, я ведь бедняк.
     --  Пора кончать: либо вы принимаете мои условия, либо отвергаете их, и
тогда исключается всякая возможность сделки между нами.
     --  Напрасно вы разговариваете со мной в  таком тоне,  ведь я могу  еще
пустить в ход известную вам записку!
     -- Не посмеете!
     -- Я не посмею?! А почему же?
     -- Если бы вы могли  воспользоваться этой запиской, вы  бы сделали  это
давно. Не знаю что, но что-то вам мешает. Я слишком хорошо вас знаю, слишком
высокого мнения  о вашей сметливости,  чтобы сомневаться в этом.  Послушайте
меня,  Кидд:  не   пытайтесь  больше  пугать  меня   этой  запиской,  словно
пистолетом, приставленным к горлу,--  все равно из  этого ничего  не выйдет.
Поторопитесь лучше  принять те блестящие предложения, которые я сделал  вам.
Так будет лучше.
     -- А, будь по-вашему! Придется мне уступить, раз уж вы так настаиваете.
Но вы должны согласиться, что ставите меня в тяжелое положение.
     -- Нисколько!  Вы  ошибаетесь,  сеньор,  просто я  принимаю  свои  меры
предосторожности, только и всего.
     Бродяга думал об этом иначе, но  сто  тысяч пиастров сделали свое дело.
Соблазн  был  велик, и  Кидд, подавив вздох, не  стал  больше  препираться и
согласился на все. Дон Руфино тотчас же  стал  набрасывать на бумаге условия
уговора между двумя сообщниками. Хотя сенатор и отдавал себе  отчет  в  том,
что это  преступное соглашение, попади оно в руки правосудия, может погубить
их обоих,  дон  Руфино все же надеялся, что с  помощью  этого  своеобразного
дамоклова меча он  сумеет  держать бандита в страхе и  повиновении.  Сенатор
писал,  а бандит, стоя за его спиной, впивался глазами в каждое слово.  Кидд
опасался, как бы сенатор  не надул его, а у  самого уже копошились в  голове
мысли о том, как бы уклониться от этой страшной сделки... Только бы получить
деньги, а там уж он придумает, как погубить того, кто навязал ее ему.  Мы не
решимся утверждать, что со своей стороны дон Руфино не думал о том же.
     Наконец  сенатор  кончил писать  этот странный  документ  о  преступном
сообществе двух людей, документ, приковавший их друг  к  другу крепче  любой
цепи.
     -- Может быть, у вас имеются какие-нибудь поправки? -- спросил сенатор,
прочитав договор вслух.
     --  К  черту поправки! -- сердито  воскликнул  бандит.--  Вы  все равно
ничего не измените. Пусть уж все остается так, как оно есть!
     -- Я того же мнения.  Итак, подписывайте, а я тем временем отсчитаю вам
сто унций золотом... чтобы позолотить пилюлю!
     -- В добрый час! Люблю, когда говорят о золоте! -- сказал Кидд.
     Взяв  перо из  рук сенатора, он, не  задумываясь  больше, приложил свою
руку к документу, на котором уже  красовалась  подпись дона Руфино. Обещание
ста золотых унций заставило  его позабыть о том, что этот росчерк пера может
стоить  ему жизни;  впрочем,  Кидд был  фаталистом  и  очень рассчитывал  на
счастливый случай, который скоро избавит его от этого опасного соучастника.
     Сенатор, взяв  у  Кидда  документ,  взглянул  на подпись  и  обсыпав не
высохшие  еще  чернила  золотой пудрой, сложил его  вчетверо  и  засунул  за
пазуху.
     --  Теперь,-- сказал он, извлекая из сундука горсть  золота,-- получите
обещанную сумму.
     С этими  словами  сенатор расставил золотые  монеты стопками по  столу.
Кидд радостно набросился на них, и золото быстро исчезло в его карманах.
     --  Теперь  я  готов повиноваться вам. Приказывайте!  -- обратился он к
сенатору.--  И  для начала возвращаю вам  ваши  пистолеты, они мне больше не
нужны.
     -- Благодарю. Долго вы предполагаете пробыть еще в Ариспе?
     -- О нет! Я собираюсь немедленно покинуть этот город.
     --  Чудесное  совпадение! Я  как  раз  собирался  просить  вас передать
письмецо дону Порфиадо.
     -- Как! Вы хотите послать меня в Квитовак?
     -- А вам не нравится этот город?
     -- Напротив, но мне неохота оставаться там... из-за того ночного дела.
     -- Ах да, убийство солдата! Смотрите, будьте осторожны.
     -- Я только выполню ваше поручение и сейчас же уберусь оттуда.
     --  Да,  такая  предосторожность  не  повредит  вам.  Впрочем,  знаете,
поразмыслив,  я  решил, что  вам  лучше совсем  не заезжать  в  Квитовак.  Я
отправлю письмо с другим курьером.
     -- Да, так будет лучше. Что еще прикажете?
     -- Ничего. Располагайте собою как хотите. Но только помните, чего я жду
от вас через восемь дней, и действуйте сообразно.
     -- Этого я, конечно, не забуду, сохрани Бог!
     -- В таком случае, я вас больше не задерживаю. Прощайте!
     -- До свиданья,сеньор!
     Сенатор дернул шнурок колокольчика. Слуга появился почти мгновенно. Дон
Руфино и Кидд  исподлобья обменялись  взглядами. Было ясно, что  любопытный,
как и все люди этой профессии, слуга подслушивал, стараясь узнать, о чем его
господин  мог  так долго  беседовать с подобным  бродягой. Однако  благодаря
предосторожности, принятой  Киддом,  до слуги  доносились только заглушенные
голоса  собеседников,  и бедняга не выиграл ничего. Зато лицо  его покрылось
краской стыда, вспыхнувшей от сознания, что он изобличен в подслушивании.
     --   Проводите   этого   кабальеро,--   приказал