орому ты мог бы
поверять свои  тайны с уверенностью, что  тебя поймут так же  хорошо, как  я
всегда понимала тебя.
     -- О мать! Ты никогда еще в жизни ни в чем не упрекала меня!
     -- Потому что, Диего, сегодня  ты впервые не позволяешь мне заглянуть в
твою душу.
     Твердая Рука вздохнул  и молча поник головой. Тогда заговорил молчавший
до  сих пор  Огненный Глаз. Мигнув украдкой  донье Эсперансе,  он подошел  к
сыну.
     -- Диего,-- сказал он, положив руку на его плечо,-- ты еще ни словом не
обмолвился о моем поручении.
     -- Прости меня, отец,--  сказал охотник, вскочив  на ноги- Я готов дать
тебе полный отчет обо всем, что я делал во время своего отсутствия из нашего
селения.
     -- Сядь,  сын мой.  Мы с  матерью разрешаем тебе  сесть. Охотник сел и,
собравшись с мыслями, начал подробно рассказывать обо всем,  что случилось с
ним во время его пугешествия.
     Мы  не  станем  пересказывать эти приключения, потому что читатель  уже
знаком  с  ними.  Заметим  только, что  Огненный Глаз и  донья  Эсперанса  с
неослабевающим вниманием и с явным интересом слушали сына два часа. Когда он
кончил  свой рассказ, мать нежно расцеловала сына, похвалив  Твердую Руку за
его доблестное и благородное поведение в таких трудных обстоятельствах.
     Но Огненный Глаз интересовался другим.
     --  Значит,-- сказал он,--  человек,  с которым ты  прибыл сюда, и есть
управитель дона Фернандо де Могюер?
     -- Да, отец.
     Огненный  Глаз  хлопнул в  ладоши, и в комнате появился Ястреб.  Старик
подошел  к молодому вождю и прошептал ему что-то на ухо,  а Ястреб понимающе
кивнул головой и, почтительно поклонившись, удалился.
     --  Я приказал  Ястребу,-- обратился к сыну Огненный  Глаз,-- отсчитать
пятьдесят тысяч пиастров этому человеку, а  по  векселям мы  сами получим  в
Эрмосильо.  Ты  хорошо  поступил,  что привел  его сюда: не  годится,  чтобы
честный человек стал жертвой негодяя. Собственно говоря, дело это  ничуть не
касается   нас,   но,   видишь   ли,  этот   дон  Фернандо   --  мой  бывший
соотечественник, и я не прочь оказать ему  услугу. Отправь сегодня же  этого
управителя  из  селения.  Дай  ему  в  провожатые  Свистуна, Пекари  да  еще
трех-четырех  охотников: этого будет более чем достаточно,  чтобы  отпугнуть
бандитов, если  бы они  вздумали  напасть на него.  Впрочем, путь  его лежит
далеко  в  стороне  от  Эрмосильо, и  вряд  ли  кому-нибудь  придет в голову
подстерегать его на этой дороге в асиенду.
     --  С вашего разрешения,  отец, я могу  и  сам  проводить его,-- сказал
Твердая Рука.
     В  глазах его сверкнула радость при  мысли  о возможности снова увидеть
хотя бы мельком донью Марианну,  но  строгий взгляд Огненного Глаза заставил
его тут же поникнуть головой.
     -- Нет,-- сказал Огненный Глаз,-- ты будешь нужен мне здесь.
     --  Как вам будет  угодно,-- с притворным  равнодушием  отвечал Твердая
Рука.
     С этими словами он встал со своего места, направляясь к двери.
     -- Куда ты?
     -- Исполнить ваш приказ, отец.
     -- Успеешь.  Времени до вечера  еще много,  а мне  надобно поговорить с
тобой. Садись.
     Сын молча повиновался.
     --  Как  ты  назвал эту  асиенду, Диего? --  после  минутного  раздумья
спросил Огненный Глаз.
     -- Асиенда дель Торо, отец.
     -- "Асиенда дель  Торо"?..  -- произнес  Огненный  Глаз, делая вид, что
роется в своих воспоминаниях.-- Постой, постой! Уж  не тот ли это замок, что
выстроен на месте древней Сиболы?
     --  Да, отец, так по  крайней мере  говорят.  Донья Эсперанса  с тайной
тревогой  следила  за  этим  разговором.  Она ломала себе  голову,  стараясь
отгадать, куда  клонит  ее муж.  Она не могла понять, почему он не оставляет
эту жгучую тему, случайно затронутую в их беседе.
     -- Это, кажется, укрепленный замок? -- продолжал Огненный Глаз.
     -- Да, отец, и даже с зубчатыми башнями.
     -- Да-да, теперь я припоминаю: это превосходная боевая позиция.
     Донья   Эсперанса  наблюдала  за   своим  мужем  со  все   возрастающим
удивлением;  его  ледяное  спокойствие и упрямая  настойчивость положительно
пугали ее. А он все не унимался.
     -- Ты бывал когда-нибудь в этом замке?
     -- Никогда, отец.
     -- Жаль! Но ты, кажется, знаком с некоторыми  его обитателями? Не может
быть,  чтобы такой дворянин, как  этот дон  Фернандо  де Могюер,  не пожелал
отблагодарить человека, который спасал несколько раз жизнь его детей...
     -- Не могу сказать, была ли такая мысль у дона Фернандо, так как  сам я
никогда не имел чести его видеть.
     -- Гм! Довольно странно, дон Диего, что ты не попытался познакомиться с
ним! Впрочем,  все  это не  имеет  скольконибудь важного  значения для  моих
планов.
     -- Для твоих планов, отец? -- удивился Твердая Рука.
     --  Сейчас  ты все  поймешь. Дело в  том, что  мы  намереваемся открыть
кампанию двумя  молниеносными ударами. Прежде всего мы постараемся завладеть
Квитоваком,  где в настоящее время  сосредоточены главные мексиканские силы.
Для  успеха нашего дела имел бы также огромное значение захват  такой мощной
позиции, как  асиенда дель Торо, расположенная на перекрестке  трех дорог: в
Эрмосильо, Ариспу  и Сонору. Я  хотел было поручить это дело тебе. Но у тебя
нет  заручки  в замке,  да  и  самому  тебе  такая мысль  мало,  повидимому,
улыбается. Что ж, оставим ее.  Я пошлю туда Ястреба и Пекари.  Эти опытные и
хитрые военачальники одним ударом возьмут замок, тем более что обитатели его
не  ожидают,  как  видно,  нападения и плохо подготовлены к обороне. Что  же
касается тебя, мой сын,  то ты пойдешь со  мной  в  поход на Квитовак. Ну, а
теперь ты  свободен и можешь удалиться. С  тайным ужасом в  душе слушал отца
охотник. Удрученный его рассказом, Твердая Рука не  заметил  даже,  что отец
сам  себе  противоречит. В самом деле, только что Огненный Глаз притворялся,
будто он не знает даже  названия асиенды, а теперь говорил  о  ней с  полным
знанием  дела,  обрисовал  сыну  топографию  местности во  всех  ее деталях,
обнаруживая глубокое знакомство с этой позицией.  Но Твердая  Рука ничего не
замечал.  Мысль о грозной  опасности,  которой подвергнется донья Марианна в
случае захвата асиенды апачами, ошеломила его.
     Огненный Глаз между тем украдкой следил за сыном.
     -- Прости, отец,-- заговорил наконец Твердая  Рука,-- но я полагаю, что
было бы неосторожным поручать такую операцию против замка,  расположенного в
глубине страны, отряду

     из необученных военному строю индейцев.
     -- Вот поэтому-то я и думал о тебе. Ты бы двинулся туда во главе отряда
белых  охотников и  метисов;  в качестве бледнолицых  вы могли  бы незаметно
добраться до асиенды. Признаюсь, твой отказ нарушает мои планы, но так как я
не хочу принуждать тебя...
     -- Но я не думал отказываться, отец! --воскликнул молодой человек.
     -- Вот как!
     -- Уверяю  тебя,  отец;  напротив, я жажду получить столь ответственное
задание.
     -- Значит, я был введен в  заблуждение твоим молчанием и двусмысленными
фразами. Итак, ты согласен?
     -- Я буду счастлив, отец.
     -- Значит, решено. Отлично!  А теперь займись Паредесом -- ему пора уже
вернуться  к своему господину. И  смотри,  сын мой, никому ни слова  о нашем
разговоре:  слишком важные дела связаны с ним.  Поцелуй  свою мать и ступай.
Молодой человек бросился в объятия доньи  Эсперансы, а та, нежно целуя сына,
успела  шепнуть  ему  одно слово:  "Надейся". Почтительно поклонившись отцу.
Твердая Рука удалился.
     -- Ну как, Эсперанса,-- сказал Огненный  Глаз, потирая от  удовольствия
руки,-- теперь ты угадываешь, наконец, мои намерения?
     -- Нет,-- кротко улыбаясь,  ответила она.-- Но мне  кажется, я  начинаю
понимать их...

Глава XXV ТОПОР
     Твердая Рука покинул  пирамиду в крайне  возбужденном состоянии. Слово,
произнесенное  на ухо его матерью, не  выходило из  головы.  Очевидно, донья
Эсперанса,  с  чуткостью,  присущей  одним  лишь матерям,  разгадала  тайну,
которую  он так тщательно  скрывал  в  глубине своей  души,--  то  затаенное
чувство, в котором он боялся  признаться даже самому себе. С другой стороны,
его  несказанно  смущал разговор с  отцом,  а более  всего  --  предложение,
сделанное ему в заключение беседы. Поведение отца казалось ему необъяснимым.
Он  не  понимал,  как  у этого  старика,  известного всем своей  безупречной
репутацией,  могло  зародиться  намерение предательски  напасть на человека,
которому он сам только что так  бескорыстно  пришел на помощь.  Твердая Рука
положительно  терялся в догадках, думая о том, в каком вопиющем противоречии
находится поведение отца со  словом  "надейся",  непрестанно звучавшим в его
ушах. Но так как до дома охотника,  где  находился  Паредес,  было  далеко и
прошло  немало времени, пока продолжалось это сложное путешествие, он  успел
совладать с собой. У порога его хижины стояли Свистун и Пекари.
     --  Наконец-то, Твердая Рука! --  еще издали крикнул ему  траппер.-- Мы
давно поджидаем вас.
     --Вы? Меня?!
     --  Ну  конечно, вас. Ястреб передал мне и вождю приказ Огненного Глаза
охранять в пути человека, прибывшего с вами сегодня утром.
     заручки в  замке, да  и  самому  тебе  такая  мысль  мало,  повидимому,
улыбается. Что ж, оставим ее. Я пошлю туда Ястреба и Пекари.  Эти  опытные и
хитрые военачальники одним ударом возьмут замок, тем более что обитатели его
не  ожидают,  как  видно,  нападения и плохо подготовлены  к обороне. Что же
касается тебя, мой сын, то ты пойдешь  со мной в  поход  на  Квитовак. Ну, а
теперь ты свободен  и можешь  удалиться. С  тайным ужасом в душе слушал отца
охотник.  Удрученный  его рассказом, Твердая  Рука не заметил даже, что отец
сам себе  противоречит. В самом деле, только что  Огненный Глаз притворялся,
будто  он не знает даже названия асиенды,  а  теперь  говорил о ней с полным
знанием  дела, обрисовал  сыну  топографию  местности  во  всех ее  деталях,
обнаруживая глубокое знакомство с этой позицией. Но  Твердая Рука  ничего не
замечал.  Мысль о грозной опасности, которой подвергнется донья  Марианна  в
случае захвата асиенды апачами, ошеломила его.
     Огненный Глаз между тем украдкой следил за сыном.
     --  Прости, отец,-- заговорил наконец Твердая Рука,-- но я полагаю, что
было  бы неосторожным поручать такую операцию против замка, расположенного в
глубине страны, отряду из необученных военному строю индейцев.
     -- Вот поэтому-то я и думал о тебе. Ты бы двинулся туда во главе отряда
белых  охотников и метисов;  в  качестве  бледнолицых  вы могли бы незаметно
добраться до асиенды. Признаюсь, твой отказ нарушает мои планы, но так как я
не хочу принуждать тебя...
     -- Но я не думал отказываться, отец! -- воскликнул молодой человек.
     -- Вот как!
     --  Уверяю тебя,  отец; напротив, я жажду получить столь  ответственное
задание.
     -- Значит, я был введен в заблуждение  твоим молчанием и двусмысленными
фразами. Итак, ты согласен?
     -- Я буду счастлив, отец.
     -- Значит, решено. Отлично! А теперь займись Паредесом --  ему пора уже
вернуться к  своему господину.  И смотри,  сын мой,  никому ни слова о нашем
разговоре: слишком  важные дела связаны  с ним. Поцелуй свою  мать и ступай.
Молодой человек  бросился в объятия доньи Эсперансы, а та, нежно целуя сына,
успела  шепнуть ему  одно слово: "Надейся". Почтительно  поклонившись  отцу.
Твердая Рука удалился.
     --  Ну как, Эсперанса,-- сказал Огненный Глаз, потирая от  удовольствия
руки,-- теперь ты угадываешь, наконец, мои намерения?
     . -- Нет,-- кротко улыбаясь, ответила она.-- Но мне кажется, я  начинаю
понимать их...

Глава XXV ТОПОР
     Твердая Рука  покинул пирамиду в  крайне возбужденном состоянии. Слово,
произнесенное на ухо его  матерью,  не выходило из  головы. Очевидно,  донья
Эсперанса,  с  чуткостью,  присущей одним  лишь  матерям,  разгадала  тайну,
которую он  так  тщательно скрывал  в  глубине  своей  души,--  то затаенное
чувство, в котором он боялся признаться даже самому себе. С другой  стороны,
его несказанно  смущал  разговор  с  отцом, а  более всего  --  предложение,
сделанное ему в заключение беседы. Поведение отца казалось ему необъяснимым.
Он не  понимал,  как  у этого старика,  известного  всем  своей  безупречной
репутацией, могло  зародиться  намерение  предательски  напасть на человека,
которому  он  сам только что так бескорыстно пришел на помощь.  Твердая Рука
положительно терялся в догадках, думая  о том, в каком вопиющем противоречии
находится  поведение отца  со словом "надейся", непрестанно  звучавшим в его
ушах. Но  так  как до дома  охотника,  где находился  Паредес, было далеко и
прошло немало  времени, пока продолжалось это  сложное путешествие, он успел
совладать с собой. У порога его хижины стояли Свистун и Пекари.
     --  Наконец-то, Твердая Рука! -- еще издали  крикнул ему траппер.--  Мы
давно поджидаем вас.
     --Вы? Меня?!
     -- Ну  конечно, вас. Ястреб передал мне и вождю приказ  Огненного Глаза
охранять в пути человека, прибывшего с вами сегодня утром.
     -- Ооах! Свистун сказал правду,-- коротко подтвердил Пекари.
     -- А это что? -- спросил Твердая Рука, указывая на стоявшего неподалеку
мула, нагруженного мешками.
     --  Подарки  Огненного  Глаза  вашему  человеку.  Да  он  сам  вам  все
расскажет.
     Твердая Рука застал  дона Хосе за приготовлениями к отъезду. Управитель
был в  самом веселом  настроении. Завидев охотника, он  бросился к нему и, с
жаром пожимая его руку, воскликнул:
     -- Добро пожаловать, приятель! Да, теперь  я  вижу, что  на ваше  слово
можно положиться! Ну, а я вот вынужден просить у вас прощения.
     -- Прощения? За что?
     --  За то, что усомнился в вас.  Когда сегодня  утром  вы  бросили меня
здесь как ненужную  ветошь...  я  заподозрил...  понимаете, гнев  --  плохой
советник...  одним словом, я  перестал вам  верить. Черт  знает  какие мысли
полезли мне в голову! Поверите ли, я чуть было не удрал отсюда.
     -- И совершили бы непоправимую ошибку.
     -- Я думаю, карай! Мне очень стыдно, и я снова прошу простить меня.
     --  Ха-ха! -- рассмеялся охотник.-- Есть  о чем разговаривать! Вернемся
лучше к делу.  Вы поедете в асиенду  под охраной надежных  людей и, конечно,
благополучно  доберетесь туда. Когда  вы выложите все  деньги на  стол,  ваш
господин вряд ли станет расспрашивать  о подробностях вашего  путешествия. И
я, знаете  ли,  полагаю,  что совсем не к чему  посвящать  его во  все,  что
случилось  с вами. Для него это не представляет никакого  интереса,  а может
дать пищу всяким пересудам.
     -- Будьте спокойны,-- с хитрой усмешкой ответил Паредес.-- Я не пророню
ни слова.  Да, кстати,-- продолжал он,-- я получил здесь сполна по всем этим
векселям. Теперь они ваши. Прошу принять их.
     Охотник взял векселя и сунул их за пазуху. Наступило молчание.
     Хотя все приготовления к отъезду управителя были окончены, он продолжал
без толку метаться по хижине.  Охотнику стало ясно, что Паредес хочет что-то
сказать, но не знает, как приступить к делу.
     -- Что вас беспокоит, друг мой? -- пришел ему на помощь Твердая Рука.--
Говорите же, не стесняйтесь.
     -- Дело  в том,--  решился наконец  Паредес,-- что  мне не  хотелось бы
уехать отсюда, не отблагодарив вас за оказанную  помощь. Но как?  Сколько ни
бьюсь, ничего не придумаю.
     -- Только и всего! -- весело ответил охотник.-- Неужто это так трудно?
     --  Вы и  не  представляете  себе! Поверите ли,  вот уже полчаса, как я
напрасно ломаю себе голову над этой задачей!
     -- Потому что вы ищете не там, где надо.
     -- А вы придумали? Да неужели?!
     -- Сейчас сами  убедитесь! Я часто охочусь в ваших краях.  Так вот, как
только мне случится быть  снова в окрестностях асиенды, я  заеду погостить у
вас.
     -- Ничего  лучшего и не придумаешь!  Увидите, какой я окажу  вам прием.
Приезжайте хотя и с десятью приятелями -- у меня найдется, чем угостить вас.
     -- Ловлю вас на слове!
     -- А сами вы даете слово? -- спросил Паредес.
     --Даю.
     --  Чудесно! Приезжайте когда  хотите,  днем или  ночью:  мой дом будет
всегда открыт для вас.
     -- Ночью?!  Но  ночью  мне,  пожалуй,  будет  трудновато  пробраться  в
асиенду.
     -- Ничуть! Вам достаточно будет назвать себя.
     -- Значит, решено. А  теперь  вам пора  ехать.  До  наступления темноты
осталось часа четыре, не больше. Не задерживайтесь.
     -- А вы не медлите с исполнением своего обещания.
     -- Не беспокойтесь!
     Они вышли из хижины. У дверей верхами стояли  человек восемь индейцев и
трапперов, готовых двинуться в путь по первому знаку управителя.
     Паредес пожал на прощанье  руку  охотника, вскочил в седло и, подхватив
одной рукой поводья мула, подал знак к отъезду. Маленький  отряд, вырвавшись
из толпы зевак, галопом помчался по улицам селения.
     Твердая Рука долго смотрел вслед  удаляющимся  всадникам.  Только когда
они скрылись, он вернулся к себе. Занятый своими мыслями, он не замечал, как
течет время. Вдруг он вскочил, топнул об пол ногою и гневно воскликнул:
     -- Нет,  тысячу раз нет! Я не злоупотреблю доверием этого человека. Это
было бы низким предательством. Нет, не пойду на такую подлость!
     Это не были  слова; это  было решение, плод  долгих  и мучительных дум,
обуревавших  молодого  охотника... Прошло  много дней.  В  индейском селении
жизнь   шла   своим  чередом.  Неоднократно  собирался  военный  совет;  был
окончательно  разработан  план  предстоящей  кампании;   вернулся   Свистун,
доложивший Огненному  Глазу,  что дон Хосе благополучно добрался  до асиенды
дель Торо.
     ха  Но вот начали,  наконец, стекаться союзные индейские войска. Вскоре
не  стало  места для  размещения  всех  прибывающих воинов,  им  приходилось
разбивать  свои стоянки в  степи под открытым  небом. Это обстоятельство  не
являлось, впрочем, слишком большой неприятностью  для индейцев, привыкших ко
всякой непогоде. Скорее наоборот, жизнь под открытым небом была им по душе.
     На двенадцатый день после отъезда Паредеса глашатаи сзывали всех вождей
свершить при закате солнца религиозный, установленный  перед началом военных
действий ритуал -- так называемое Великое Врачевание. В тот самый миг, когда
солнце, окруженное  багрово-красным ореолом, заходило за горизонт, верховный
жрец  поднялся на  крыльцо Хижины  Великого  Врачевания и среди воцарившейся
тишины провозгласил:
     --  Ушло  живительное тепло  солнца,  земля погрузилась во мрак! Настал
таинственный  час  борьбы человека  с духом  зла.  Начинайте обряд  Великого
Врачевания!
     Мгновенно  воздух  огласился  нестройными  дикими криками,  и  отовсюду
двинулись полчища  всевозможных чудищ:  четвероногих,  рептилий  и птиц. Эти
странные  существа  выбегали  из  каждой  хижины,  спускались  по  лестницам
пирамид,  выползали  из-за углов улиц,  надвигались с полей.  Толпы их скоро
захлестнули  все  площади  и  улицы  и  разлились  нескончаемым  потоком  по
окрестностям селения на целую  милю в окружности. Это были ряженые индейские
воины,  облаченные  в  меха,   перья  и  шкуры.  Индейцы,  как  известно,  в
совершенстве  подражают крикам  различных животных  и птиц. Они  великолепно
изучили, кроме того, нравы и повадки животных, их движения, их поведение при
самых  различных обстоятельствах, например  во время еды, и даже  их  манеру
укладываться спать.
     Трудно себе представить этот неистовый концерт с его визгом и криком, с
его посвистом и шипением, с его человеческим пением и рычанием хищников, всю
эту  дикую какофонию, в которую врывался еще и неумолчный лай  одуревших  от
страха собак. От всего этого религиозного шествия веяло какой-то первобытной
суровостью, способной поразить даже самое богатое воображение.
     Временами внезапно воцарялась тишина, и тогда в  ночном безмолвии снова
гремел голос жреца:
     --  Низвергнуто ли, братья  мои, злое начало? Попрали  ли