запад  тучи  мошкары,  до  этого   времени
положительно затемнявшие яркий солнечный свет.
     Молодые люди молча ехали рядом. Занятые своими мыслями, они не замечали
чудесного ландшафта, развертывавшегося во всем своем богатом разнообразии по
мере  их  продвижения.  Так,  не обменявшись  ни словом, и домчались  они до
ранчо.
     Бухало, верный  своей привязанности  к  донье Марианне, заблаговременно
возвестил о ее приближении. Все обитатели

     ранчо, не исключая и слепого  старика Санхеса, высыпали навстречу своей
любимице.
     С первого же  взгляда донья  Марианна  успела  убедиться в том,  что ее
молочный брат дома.
     ---- Ах, Боже  мой, нинья!  Каким благодатным ветром  занесло  вас  так
поздно сюда! -- радостно воскликнула кормилица,
     -- Просто  захотелось повидать вас, мадресита'. Я так давно не целовала
вас, что мне положительно стало невтерпеж.
     -- Как жаль, что  вы так поздно, нинья! -- сказал  старик  Санхес.-- Мы
едва успеем переброситься несколькими словами.
     --  Как знать!  --  ответила донья Марианна и, соскочив  с коня, обняла
старика.-- А я вот возьму да и переночую у вас!
     -- Не может быть!  Неужели вы в самом деле хотите так осчастливить нас,
нинья?
     -- Да, хочу. И  в  доказательство я попрошу моего брата  оставить  меня
здесь, а самому вернуться в асиенду. 'Мадресита -- матушка. Примеч. авт.
     ----Так!.. Значит, меня уже в отставку! -- засмеялся дон Руис.
     -- Жаловаться теперь поздно: ведь я предупреждала тебя.
     -- Я не  жалуюсь;  скажи только, в  котором часу мне приехать  за тобой
завтра.
     -- Об этом не беспокойся, Руис. Мариано сам проводит меня домой.
     --  И на этот раз, нинья, я поступлю иначе. Убей меня Бог, если  я хоть
на шаг отстану от вас! -- воскликнул тигреро.
     -- Неужели ты уже гонишь меня, жестокая? -- шутливо произнес дон Руис.
     --  Нет, отчего  же!  Отдохнешь, закусишь  немного... На  все  это тебе
дается час времени. После чего... исчезни, испарись!
     -- И на том благодарю, сестренка! -- засмеялся Руис. Все вошли в ранчо.
     Старуха  Санхес  успела  уже,   с   проворством   и   радушием  хозяйки
мексиканского  ранчо,  поставить  на стол  разные  прохладительные  напитки:
пульке, мескаль, каталонскую водку, оранжад и тамариновую  настойку.  Гости,
измученные  жаждой,  не  стали,   конечно,   отказываться   и,   к  великому
удовольствию гостеприимных хозяев, без  всяких церемоний налегли на обильное
угощение.
     Дон  Руис,  ласково  поддразнивая  донью Марианну,  в  глубине души  не
сомневался, что решение сестры остаться  в ранчо не было простой прихотью, а
вызывалось серьезными соображениями. Развеселившись, дон Руис не скупился на
остроумие. Заметим тут кстати, что образованные мексиканцы свободно общаются
с  простым  людом,  не  опасаясь  быть  непонятыми,  чего  нельзя сказать  о
французах, остроумие которых угасает, лишь только они садятся за один стол с
простыми людьми.
     Когда день  стал клониться к вечеру, дон  Руис попрощался с  хозяевами,
вскочил на коня и помчался обратно в асиенду. Вечер в Мексике, как и во всех
субтропических  странах,--  самое приятное время суток;  неудивительно,  что
здешний народ предпочитает проводить его на открытом воздухе, а не взаперти.
С  наступлением  темноты  люди  рассаживаются  на  лавочках  у  своих ранчо,
беседуют, поют, пляшут и до трех часов ночи даже  не помышляют о сне.  Донья
Марианна любила  проводить так вечера  в гостях у кормилицы. Однако  на этот
раз   она  тотчас  же  после  отъезда  дона  Руиса  стала  зевать  и  вообще
обнаруживать  такие  явные  признаки усталости,  что  старики  предложили ей
отправиться на покой, да и сами вскоре последовали ее примеру.
     Молодой тигреро предпочел открытый воздух комнатам, не остывшим еще  от
дневного жара.  После  обычного обхода ранчо он подвесил гамак у ворот и как
был в одежде, так и повалился спать.
     Спустя час,  когда все в ранчо, в  том  числе  и тигреро, крепко спали,
Мариано  ощутил  сквозь  сон  ласковое прикосновение чьей-то руки  к  своему
плечу. Он раскрыл глаза: перед ним стояла донья Марианна.
     -- Что случилось? Что с вами, токайя?
     --  Тсс!.. Говорите  тише,-- шепнула  она.--  Ничего не  случилось, все
спокойно, Мариано, просто мне надо поговорить с вами.
     --  Слушаю вас,  токайя! -- шепнул  тигреро, одним прыжком  соскочив  с
гамака на землю.
     -- Мне так было жаль,  Мариано, вспугнуть ваш  сладкий сон. Я простояла
около гамака с четверть часа, не решаясь разбудить вас.
     -- Ну, это вы напрасно, нинья! -- засмеялся тигреро.-- Наш брат, лесной
бродяга, спит так крепко, что за  один час  славно  высыпается. А я, если не
ошибаюсь, залег часа  два  назад.  Итак, говорите, нинья, я весь внимание. С
минуту донья Марианна собиралась с мыслями.
     -- Вы любите меня, Мариано? -- неуверенно произнесла она наконец.
     -- Как родную сестру! Постыдились бы задавать такие вопросы!
     --  Это потому,  Мариано,  что я  хочу просить  вас оказать мне большую
услугу.
     -- Говорите,  нинья, не бойтесь:  отказа не будет.  Вы  знаете,  что  я
предан вам душой и телом.
     -- Берегитесь, Мариано! Не связывайте себя слишком твердыми обещаниями:
есть вещи,  перед которыми люди отступают,--  с лукавой  усмешкой произнесла
она.
     ---- Возможно, нинья, вполне возможно; но  для  меня  ничего такого  не
существует, коль скоро речь идет о вас.
     -- Скажите, Мариано, вы дружны с охотником по прозванию Твердая Рука?
     -- Очень, очень дружен с ним!
     -- Он благородный человек? -- спросила донья Марианна.
     -- Признаться, я не совсем понимаю ваш вопрос, нинья.
     --  Ну, можно ли на него положиться? Умеет он держать свое слово? Иначе
говоря, хороший ли он человек?
     --  Сеньорита,--  проникновенно  начал Мариано,-- однажды я находился в
таком  отчаянном положении, что  мне оставалось только положиться на Господа
Бога.  Мне помог Твердая Рука,  он спас  мне жизнь. Да разве только  мне!  Я
видел не раз, как этот человек  совершал ради людей подвиги, невероятные  по
своей дерзости  и отваге.  Он для меня  больше, чем друг... даже больше, чем
брат. В любую минуту я готов отдать за него жизнь. Вот что  я думаю,  нинья,
об охотнике по прозванию Твердая Рука!
     -- И вы часто видитесь с ним?
     -- Всякий раз, когда  у  меня имеется надобность к нему, а у него -- ко
мне.
     -- Значит, он живет где-то поблизости?
     -- Не так давно он гостил несколько дней у нас.
     --  Неужели?! Может быть,  он собирается вновь  побывать у  вас на этих
днях?
     -- Не знаю.
     -- А что же он тут делал?
     --  Не знаю  точно;  думаю,  что он охотился,  хотя за  все  время  его
пребывания в ранчо он ни разу не приносил дичи.
     --  Вот  как! --  задумчиво протянула  донья Марианна. После  минутного
размышления  она снова  заговорила: -- А вы сумели бы, Мариано, найти  этого
охотника, если бы мне понадобилось повидать его?
     -- Надеюсь.
     -- Надеетесь? Значит, не совсем уверены?
     --  Простите,  нинья,  я  не так выразился. Конечно, я  найду его: есть
такое место, где мы обычно встречаемся.
     -- Но может случиться, что как раз в этот день его там не окажется.
     -- Вполне возможно.  разговор в такой поздний час,  да еще под открытым
небом.
     --  Мариано,--  произнесла  она наконец,  энергично  тряхнув  при  этом
головой,-- я уже сказала, что намереваюсь просить вас оказать мне услугу.
     -- Да, и я обещал исполнить вашу просьбу.
     -- Так вот чего я жду от вас: мне надобно повидаться с Твердой Рукой.
     -- Очень хорошо. Когда?
     -- Сейчас же.
     -- Как вы сказали?
     -- Уже отказываетесь?
     -- Нисколько. Но...
     --А!.. Есть одно "но"?
     -- Оно бывает при любых обстоятельствах.
     -- Так! Какое же у вас "но"?
     -- Сейчас еще ночь, токайя.
     -- Какое это имеет значение?
     --Самое ничтожное...
     -- А именно?
     -- Немного далековато.
     -- У нас добрые кони!
     -- А если мы не застанем его в том месте?
     -- Мы поедем в ту деревню.
     Тигреро снова пристально взглянул на нее.
     -- Вам так необходимо видеть его, нинья?
     --Чрезвычайно...
     -- Гм... Видите ли, это гораздо серьезнее, чем вы думаете.
     -- Почему?
     -- Да потому, что не так просто проникнуть в эту индейскую деревню.
     -- Но ведь вы только что сказали, что вхожи туда.
     -- Я, но не вы, нинья.
     -- А я пройду за вами, только и всего.
     --  Да  ведь  индейцы  находятся  в  состоянии   войны  с  бледнолицыми
мексиканцами.
     -- Что  вам  до этого? Ведь  вы их друг! Тигреро неодобрительно покачал
головой.
     -- Это опасная игра! Слишком многим вы рискуете.
     -- Конечно, если проиграю. Но я выиграю!
     -- Послушайтесь меня, токайя: откажитесь от этого намерения.
     -- Сознайтесь лучше сразу, что вы отказываетесь от своего обещания.
     --  Вы  несправедливы ко мне; я только пытаюсь отговорить вас, пока еще
не поздно, от предприятия,  в котором  вы, может  быть,  глубоко  раскаетесь
впоследствии.
     --  Уж это  мое дело!  Повторяю вам,  Мариано: это не прихоть,  имеются
серьезные соображения, в силу которых мне необходимо повидаться с охотником.
Поймите же, самые серьезные! А  если и этого  вам мало, то я  прибавлю,  что
Твердая Рука  сам  просил  меня  при известных обстоятельствах  обратиться к
нему. Мало того, именно он сказал мне, что вы можете устроить эту встречу. И
этого вам мало? Все еще сомневаетесь?
     -- Ну,  если так,-- воскликнул  тигреро,--  я готов  повиноваться  вам,
нинья! Но только прошу вас не пенять на меня, если что случится.
     -- Что бы ни случилось, Мариано, все равно я буду вечно хранить в своей
душе признательность к вам.  Вы даже не  представляете, что вы сделаете  для
меня, проводив к Твердой Руке!
     -- И вы по-прежнему хотите ехать сейчас же, нинья?
     -- Сколько туда пути?
     -- Десять-двенадцать лье.
     -- Сущий пустяк, Мариано.
     -- Да, если ехать по торной дороге. Но ведь нам придется следовать едва
приметными звериными тропками.
     -- Ночь стоит светлая -- не собьемся с пути. Едем!
     -- == Воля ваша, едем! -- сказал  тигреро и направился  в загон. Спустя
несколько  минут два всадника, выехав из ранчо,  во  весь опор  помчались по
прерии.
     Было около  часу  пополуночи. Лун"  заливала землю  своим сиянием. Было
светло как днем.

Глава XXIX ПУТЕШЕСТВИЕ

     Энергия,  твердая  воля  и  пламенный темперамент  --  эти
основные черты характера доньи Марианны созревали в суровой действительности
пограничного  края  Мексики,  где  на   каждом  шагу  человека  подстерегает
опасность.  В будничной  жизни  такие  характеры  ничем  себя не  проявляют.
Дремлющая в них энергия пробуждается только тогда, когда на них обрушивается
несчастье.  О,  тогда  они  умеют  постоять за себя, стойко выдерживают удар
судьбы и смело вступают в бой с враждебными силами!
     Еще там, в  Красной комнате, где маркиз открылся, наконец, своим детям,
в душе  доньи Марианны,  сначала ошеломленной  сообщением  отца,  все  вдруг
взбунтовалось.  В поисках  выхода она  вспомнила слова Твердой  Руки.  У нее
зародилась  смутная  надежда,  что  он  сможет  указать  путь  к спасению от
несчастья, нависшего над ее головой.
     Она  перебирала в  своей  памяти всю  свою жизнь с  того момента, когда
покинула город  Сан-Росарио,  вспомнила, как охотник  не раз приходил  ей на
помощь, задумалась над недавним своим разговором  с Твердой Рукой, и для нее
стало очевидным, что  этот человек,  который лучше, чем она,  а может  быть,
даже лучше, чем сам маркиз, разбирается в коварных махинациях недругов семьи
де Мопоер,  сумеет помочь  ей. И  с  решимостью, свойственной только сильным
натурам, донья Марианна направилась прямо к своей  цели.  Предприятие это, в
сложной обстановке индейского  восстания и гражданской войны, было далеко не
легким и отнюдь не безопасным для молодой девушки.
     Дочь маркиза де  Мопоера, скачущая  ночью вдоль  индейской границы,  по
дорогам, кишащим разбойниками,-- в этом было  нечто дерзновенное! Правда, ее
сопровождал храбрый человек,  но  что мог бы  сделать он один  против  целой
банды? От сознания, что она находится одна в чужом мире, донья  Марианна  не
раз внутренне  содрогалась. Но  отважная  и  гордая девушка,  воодушевленная
благородной целью, ничем не выдавала своих  чувств. Она держалась уверенно и
непринужденно, беседовала вполголоса  с тигреро  о самых  посторонних вещах,
поддразнивала   своего    спутника,   шутливо   высмеивая   его   страхи   и
предостережения,  и восхищалась прелестями прогулки по незнакомым  местам  в
такую  дивную ночь. Что  же касается  Мариано,  то  он отказывался  понимать
чтонибудь в затее доньи Марианны. Он сразу решил, что все это не  что  иное,
как  прихоть  немного  взбалмошной девушки,  и поэтому не  доискивался более
глубоких причин столь странной экспедиции. С детства он привык исполнять все
желания своей  токайи.  И  теперь, ни  о  чем не думая, он был в восторге от
сознания, что доставляет ей какую-то радость. Впрочем,  он и сам наслаждался
неожиданно представившейся  возможностью провести  с ней  наедине  несколько
часов.
     Не  следует,  однако,  ложно  истолковывать  чувства  тигреро  к  донье
Марианне.  Он любил свою молочную  сестру, любил ее  всей душой, готов был в
любую минуту отдать за нее свою жизнь, но в этом живом  и горячем чувстве не
было и тени личной  заинтересованности. Это была чистая дружба,  пламенная и
самозабвенная,-- самое возвышенное  чувство, которое только может возникнуть
в сердце  мужчины. Сознание огромной ответственности за жизнь доньи Марианны
ни  на  одну  минуту не покидало  тигреро. Он настороженно  прислушивался  к
малейшему шуму, внимательно всматривался в лесные опушки. В любую минуту  он
готов  был  беззаветно  биться  за  свою   молочную  сестру.  Они  ехали  по
пересеченной, но, к счастью,  малолесистой местности. Да и яркий лунный свет
исключал возможность неожиданного нападения.
     Донья  Марианна  с  любопытством   поглядывала  по   сторонам,  изредка
спрашивая тигреро,  скоро ли они  доберутся до, места  его встреч  с Твердой
Рукой. : Наконец Мариано, остановив коня, указал ей рукой на небольшую горку
над рекой, на  самой вершине  которой мелькало,  пробиваясь  сквозь  высокую
траву, пламя угасающего костра.
     -- Вот туда мы и направимся, нинья.
     --  О,  да  нам  осталось  всего  несколько  минут  ходу!  --  радостно
воскликнула донья Марианна.
     -- Вы ошибаетесь, нинья. Во-первых, тропа, по которой мы следуем, очень
извилиста; во-вторых, этот  прибрежный холмик совсем не так  близок, как вам
кажется.  В  такую ясную ночь человек  теряет  способность ориентироваться и
становится жертвой оптического обмана. На самом деле до  этого берега  около
двух  лье по птичьему  полету, то есть напрямик. А  если принять во внимание
все обходы извилистой тропки, то наберется, пожалуй, и все четыре лье.
     -- Но отчего бы нам, в таком случае, не взять напрямик, по полям?
     --  Боже  нас  упаси, нинья!  Мы попали  бы в  зыбучие  пески,  которые
поглотили бы нас в несколько минут.
     -- Полагаюсь на вас, токайо! Впрочем, теперь, когда я уверена благодаря
этому огоньку, что Твердая Рука на месте, мне уже не к спеху.
     --  Простите, дорогая  токайя,  но  я  вовсе  не говорил  вам,  что  мы
непременно застанем там Твердую Руку.
     -- А что же вы тогда сказали?
     -- Только то, что у нас имеются шансы застать его там,  так как Твердая
Рука разбивает обычно на  том пригорке  свой бивак, когда охотится в здешних
местах.
     --  Но  ведь  это  же пламя  его костра?  Или, может  быть, вы  станете
утверждать, что это вовсе и ие костер?
     -- И не подумаю! Неизвестно только, кто развел этот костер. Ведь, кроме
Твердой Руки, есть  еще и  другие охотники,  и  эта  вышка, с которой  легко
наблюдать за всей окрестностью, давно уже облюбована ими для ночных стоянок.
     -- Значит, вы полагаете, что Твердой Руки там нет?
     -- Нет, и этого я не говорил, нинья! -- ответил охотник.
     --  Так  скажите  же  толком,  что вы  думаете!  --  воскликнула  донья
Марианна,  сердито стукнув рукой  по луке  седла.--Право, вы  бываете иногда
несносным, токайо!
     -- Не волнуйтесь, токайя, ничего еще не потеряно. Если мы  застанем там
другого  охотника, мы  сможем узнать у  него, где  находится  сейчас Твердая
Рука.
     -- А почем вы знаете? Может быть, там вовсе не охотники, а какой-нибудь
индеец?
     -- Нет, индейцев там нет.
     -- Ну уж на этот раз, Мариано, я  попрошу  вас ответить: откуда вам это
известно.
     -- Не надо быть волшебником, чтобы разгадать такую простую вещь.
     -- Вот как! Вы полагаете, что это очень просто?
     -- Конечно!
     --  Тогда  потрудитесь  объяснить  мне;  учиться,  говорят, никогда  не
поздно,
     --  Вы  все  шутите,  токайя,  а  между  тем это  так:  никогда  нельзя
пренебрегать уроками прерии.
     -- Ладно, без нравоучений, токайо! Я жду вашего объяснения.
     -- Так слушайте  же. Индейцы, из опасения быть тотчас же обнаруженными,
никогда не разводят костра  на  мексиканской границе. В тех  редких случаях,
когда  обстоятельства вынуждают их к  этому,  индейцы принимают всевозможные
меры  предосторожности. Они разводят костры только в глубоко вырытых ямах  и
употребляют для этого  лишь самое сухое дерево,  которое они берут с собой в
поход. Из глубокой ямы вырывается едва приметное пламя, а сухое дерево горит
без дыма и не дает искр. Понятно?
     -- Но и этот костер едва приметен, мой друг.
     --  Но  он все  же  виден издалека.  И  будь это  индейцы,  они  дорого
заплатили бы за такую неосторожность!
     --  Верно,  приятель!   Сразу  виден  бывалый  человек,--  раздался   в
нескольких шагах от них грубый, но не лишенный Добродушия голос.
     Путники  невольно  вздрогнули  и,  пугливо  озираясь, увидели человека,
стоящего  на  тропе.  Он  опирался  обеими  руками  на  ствол ружья.  В  эту
критическую минуту  Мариано не растерялся: молниеносным движением он вскинул
свой карабин и Навел его на незнакомца.
     --  Эй, дружок! -- продолжал между  тем тот, нисколько, по-видимому, не
смущаясь  враждебными  намерениями  тигреро.--  Смотри,  что  делаешь!  Этак
недолго и убить старого приятеля.
     --  Гм!..  Голос  как будто  знакомый,--  сказал тигреро,  не  опуская,
однако, ружья.
     -- Еще бы! Тебе да не узнать его!
     -- Неужели Свистун?
     -- Наконец-то! Он самый и есть,-- усмехнулся канадец.
     -- Это друг,-- сказал тигреро и закинул ружье за спину.
     -- Кто он? -- спросила донья Марианна.
     -- Траппер, канадский охотник, типичный сын своего народа.
     -- Вы в нем уверены?
     -- Как в самом себе; честнейший парень.
     -- Канадцы недаром слывут за порядочных людей! Спросите его, что он тут
делает.
     -- Хо! Это уж мое дело,-- ответил  Свистун на вопрос Мариано.-- Скажите
лучше, куда вы мчитесь ночью в таком неподходящем  обществе  да  еще в такое
смутное время?
     -- А я, как видите, путешествую,-- ответил ему в тон Мариано.
     --  Возможно.  Но каждое  путешествие  предпринимается  с  какой-нибудь
целью. А я, откровенно говоря, не возьму в толк, куда это  вы так стремитесь
по этой тропе?
     -- А туда, где мы надеемся встретить человека, которого ищем.
     -- Гм...  Неохота мне что-то допрашивать вас как следует, хотя я, может
быть, имею на это право; но вам лучше повернуть назад, чем двигаться вперед.
Так я полагаю.
     -- А это не от меня зависит, Свистун,-- отвечал тигреро,
     -- Почему?
     -- Потому что не я командую этой экспедицией.
     -- Не вижу никого другого: ведь вас тут всего двое!
     -- Вы забываете,  сеньор,--  вмешалась в их разговор  донья Марианна,--
простую вещь: когда из двух одна -- женщина...
     -- ...то  она и командует,-- прервал ее Свистун.-- Простите, сеньорита,
мою забывчивость