амой
себя она, постепенно  теряя ощущение  местности и  окружающих  ее предметов,
погрузилась в какое-то полузабытье, полное неясных грез.
     О чем  думала девушка?  Вероятно, она  сама  не могла  бы  сказать. Она
просто и безотчетно поддалась очарованию чудесных сумерек.

     Прежде чем выехать в открытую степь, донье Марианне надо  было проехать
довольно большой участок леса. Она столько раз проделывала этот путь в любое
время дня и была так  уверена,  что ей не  грозит  никакая  опасность,  что,
отдавшись  своим  мечтам, бросила поводья на шею коня. Сумерки в  лесу между
тем сгущались,  смолкло пение птиц,  прикорнувших на  ночь  в листве; солнце
закатилось, один за другим  тускнели  и гасли  красные блики  на небосклоне.
Ветер  крепчал,  и  ветви,  раскачиваясь,  жалобно  и протяжно стонали. Небо
темнело, ночь быстро спускалась  на  землю. Из лесной чащи донеслось  первое
пронзительное  завывание волков; затем  ночную тишину  нарушило многоголосое
глухое  рычание, оповещая  обитателей  леса, что  хищники  вышли  на  охоту.
Внезапно все огласилось протяжным и  в то же время звучным ревом,  отдаленно
напоминающим мяуканье кошки. Зловещее эхо его, зазвенев у самых ушей молодой
девушки,  вывело  донью Марианну  из ее  мечтательной  задумчивости. Молодая
.девушка  задрожала от  испуга. Ее  лошадь, предоставленная самой  себе, шла
куда  глаза глядят,  и донья  Марианна очутилась в  совершенно незнакомой ей
местности; короче говоря, она заблудилась.
     Заблудиться в американском лесу -- значит погибнуть. Леса здесь состоят
из деревьев одной и той же породы; человеку, не обладающему чудесным уменьем
индейцев  и   охотников   ориентироваться  среди  самой  непроходимой  чащи,
совершенно   невозможно   выбраться   отсюда.  Куда  ни   взглянешь.   всюду
нескончаемые зеленые своды;  их  утомительное  однообразие  нарушается  лишь
тропами, проложенными хищными  зверями. Этот сложный лабиринт пересекающихся
и переплетающихся между собой  тропинок в конце концов приводит к неведомому
водоему, безымянной речке, неприхотливо и за
     думчиво   протекающей  среди  густых  кустарников.  Место,   в  котором
очутилась  донья  Марианна, было  одно из самых диких в  лесу. Здесь  тесной
толпой   росли  деревья  невиданной  толщины  и   вышины.   Они   образовали
непроницаемую  стену, почти прижимаясь друг к  другу  и  переплетаясь  между
собой лианами, неисчислимые поросли которых вырывались отовсюду. С их ветвей
свешивались фестонами, зачастую до  земли, сероватые  мхи,  называемые здесь
"испанской бородой". Густой покров прямой и высокой травы свидетельствовал о
том, что  здесь еще не ступала нога человека.  Чувство непреодолимого страха
овладело девушкой.  Мгновенно  вспомнились  ей рассказы  молочного  брата  о
ягуарах; ужас, навеянный этими воспоминаниями, возрастал  от обступившего ее
мрака и доносившегося со всех сторон зловещего рыка. Тут только трепещущая и
побледневшая донья Марианна поняла, куда завело ее  собственное легкомыслие.
Взывая о помощи, она крикнула изо всех сил, но голос ее замер где-то в лесу.
Ее окружала ночь, она была одна, затеряв
     шаяся в диком лесном безлюдье. Донья Марианна попыталась было вернуться
назад. Но уже  исчезла стежка, которую по дороге сюда протоптала  ее лошадь;
примятая копытами трава успела выпрямиться. Кругом была непроглядная тьма, в
четырех шагах не было видно ни зги, и девушке стало ясно, что всякая попытка
найти дорогу только заведет ее в  еще большую глушь. Мужчина, очутившийся  в
таком положении, нашел бы какой-нибудь выход. Он  развел бы костер,  который
защитил бы  его от холода и держал  бы на почтительном отдалении зверей;  на
случай нападения он  мог бы  пустить  в ход огнестрельное  оружие.  У  доньи
Марианны  нечем  было развести  огонь;  у  нее  не  было  и оружия, которым,
впрочем,  она вряд  ли  могла  бы воспользоваться.  А впереди  долгая  ночь,
сулившая  ей   гибель.  Как  упрекала  она   себя  за   свою  легкомысленную
самоуверенность! Но жаловаться было поздно, приходилось покориться судьбе.
     В первый момент, когда донья Марианна поняла, что бесповоротно погибла,
ею овладело  глубокое отчаяние -- сказалась  присущая женщинам слабость.  Но
постепенно  наступила реакция. Донья Марианна была верующей,  и прежде всего
она, сойдя с коня, опустилась на колени и  прочитала молитву.  Поднялась она
совсем  успокоенной,  а  главное,  сильной. Конь,  поводья которого  она  не
выпускала из рук, неподвижно стоял  рядом с  ней. Марианна ласково потрепала
рукой благородное животное, этого последнего оставшегося с ней друга. Затем,
повинуясь  какому-то  безотчетному  внушению,  она  расстегнула  все  пряжки
подпруги, в кровь расцарапав при этом свои прелестные, но неумелые руки.
     --  Милый Негро,-- печально  проговорила  она, снимая с  него уздечку и
седло,-- я не хочу, чтобы ты поплатился жизнью за мою ошибку. Возвращаю тебе
свободу. Может быть, верный  инстинкт животного поможет тебе найти дорогу  и
спастись. Ступай  же,  мой  добрый друг! Вперед! Ты  свободен. Лошадь весело
заржала и, сделав гигантский скачок, исчезла в темноте.
     Донья Марианна осталась одна, теперь уже совсем одна.

Глава XXI ТВЕРДАЯ РУКА
     Трудно  себе представить, какие ужасы таит  в себе  ночная
мгла  в  американских лесах. Даже в  полдень солнце  не в  силах  прорваться
сквозь  этот гигантский зеленый  шатер. Днем  здесь все погружено в  неясный
полумрак,  а  ночью  тьма становится  такой  густой,  что, кажется, ее можно
прощупать руками. Нигде ни  малейшего  просвета в этом хаосе, лишь изредка в
чаще  кустарника зловеще  блеснут  зрачки какого-нибудь  хищного  зверя. Они
мелькали все  чаще и чаще, появлялись и там и сям. Значит, грозные обитатели
леса  выползли уже из своих логовищ,  готовясь  под покровом  воцарившейся в
лесу ночи справлять свои кровавые тризны. Отовсюду -- из-за каждого бугорка,
из  каждой  лощинки  --  неслись  неясные  шумы,  не   имеющие  названия  на
человеческом  языке: одни --  звучные и пронзительные, другие -- басовитые и
урчащие,  третьи  --  напоминающие  мурлыканье, четвертые --  звучащие,  как
дьявольский  смех,-- и все это сливалось в сплошной, наводящий ужас концерт.
Потом в этот гомон ворвалась  чья-то тяжелая поступь и вслед за тем хлопанье
крыльев  вспугнутых  птиц. И  ни на  минуту не умолкало  шуршание,  какое-то
неясное  и непрестанное копошение бесконечно малых существ. Это было дыхание
природы, занятой своей непостижимой  алхимией. Провести ночь в лесу без огня
и оружия -- дело достаточно страшное и для  мужчины; такая ночь превращается
в  непередаваемый  кошмар  для  женщины,  особенно  для  такого  хрупкого  и
изнеженного  существа, каким была донья  Марианна. Выросшая взаперти, она не
способна была ничего предпринять для самозащиты. Наклонившись в ту  сторону,
куда  умчалась  ее  лошадь,  донья   Марианна  напряженно  прислушивалась  к
удалявшемуся  топоту  копыт.  Эти знакомые звуки  были  для нее своего  рода
связью с жизнью; пока они доносились до ее  ушей, в сердце девушки теплилась
надежда.  Но когда они замерли в отдалении и могильная  тишина снова нависла
над  ней, Марианна  задрожала  и, опустившись  почти  без  чувств  на землю,
прислонилась  к  дереву, ни  о  чем  больше  не думая, ни  на что больше  не
надеясь. Да и на что она могла надеяться в  этой зеленой могиле, которая при
всей  своей  необъятности  накрепко  захлопнулась  над  ней, не оставляя  ни
малейшей лазейки в жизнь?
     Сколько  времени  находилась она  в этом состоянии  полнейшей  душевной
прострации? Час? А может быть, одну минуту? Этого она сама не знала.
     Человеку, потерявшему надежду,  кажется, что время остановилось: минута
тянется, как век, а час  -- как вечность. Внезапно какой-то шум, неясный как
дыхание, поразил ее слух. С каждой  минутой он нарастал с необычайной силой.
Ошибиться  было невозможно: Марианна тотчас  догадалась, что это возвращался
обезумевший от ужаса Негро.  Сердце доньи Марианны похолодело от страха: она
понимала,  что  только преследование  диких  зверей  могло  заставить  Негро
вернуться в эту глушь. Страшная действительность  не замедлила оправдать  ее
догадку. Послышалось  жалобное  ржание лошади,  которому, точно  замогильное
эхо, вторил в два голоса пронзительный и грозный рык.
     В следующую минуту девушка словно во сне увидела  силуэт  коня, бешеным
галопом промчавшегося мимо нее; за ним

     молнией  мелькнули две  страшные  тени,  а еще  через  мгновение  снова
донеслось надрывающее душу ржание, прерванное торжествующим рычанием.
     Как ни ужасно было ее  собственное положение,  донья Марианна  не могла
удержать слезы, медленно скатившиеся по ее

     лицу. Ее лошадь  пала, она услышала ее  предсмертный хрип. Она потеряла
последнего  товарища; свобода, которую  она  дала  Негро, оказалась для него
роковой. Странно,  что в этот страшный миг ей и в голову не приходила мысль,
что, может  быть,  всего несколько минут отделяют  ее собственную  гибель от
гибели  лошади,  что  смерть  коня  является  как бы  грозным  предвестником
ожидающей ее участи,
     Донья Марианна  оцепенела;  будь даже  у  нее  в  эту  минуту под рукой
какое-нибудь верное средство спасения, она не  могла бы воспользоваться  им:
все  в ней погасло,  даже  сам инстинкт самосохранения --  чувство,  которое
обычно продолжает жить даже тогда, когда немеют все остальные чувства живого
существа.
     К  счастью для молодой девушки, ветер дул в сторону от ягуаров;  к тому
же они лизнули крови, и чутье их притупилось. Эти два обстоятельства, вместе
взятые, и отодвинули на время ее последний час.
     Звери были полностью  поглощены своим занятием;  слышался только  хруст
лошадиных костей, крошившихся на зубах хищников, да их довольное мурлыканье,
изредка  прерываемое  грозным  урчанием, когда  один из зверей покушался  на
лакомый кусок другого.
     Сомнений  больше  не было: звери, справлявшие  свой кровавый  пир, были
теми  самыми ягуарами,  за  которыми так  долго  охотился  тигреро  Мариано.
Злосчастная звезда доньи Марианны привела ее к ним.
     Мало-помалу донья Марианна  не то чтобы свыклась с опасностью, нависшей
над ее головой (ибо  привыкнуть к ней было  немыслимо), но в силу закона, по
которому  всякое  явление,  достигнув  своей кульминационной  точки,  должно
неизбежно убывать, страх, хотя и не покидавший девушку,  вызвал в ней новое,
непонятное  чувство.  Ее   вдруг   невольно  потянуло   к   этим  зверям.  В
полуобморочном  состоянии,  вытянув  шею,  наклонившись  вперед,  она  жадно
впилась  широко  открытыми глазами  в черные  силуэты копошившихся  во  тьме
зверей, с безотчетным интересом следя за их малейшими движениями и испытывая
какое-то горькое любопытство, от которого ее бросало то в жар, то в холод.
     Вдруг  ягуары, с остервенением пожиравшие свою добычу, подняли головы и
стали обнюхивать  воздух. Вслед  за  тем  их глаза, горящие  как раскаленные
угли, уставились на донью Марианну. Она поняла, что погибла  безвозвратно, и
приготовилась  к  смерти.  Инстинктивно  она  закрыла глаза,  чтобы избежать
одурманивающей притягательной силы металлического блеска их глаз.
     Ягуары, однако,  не двинулись  с места. Удобно рассевшись  на  останках
коня  и  не спуская глаз с доньи  Марианны,  они  почесывались,  чистились и
облизывались --  словом,  занялись  своим туалетом.  Их  громкое  мурлыканье
говорило о том, что они довольны сытным ужином и предвкушают удовольствие от
предстоящей новой поживы.
     Внезапно что-то встревожило зверей:  они стали усиленно  бить по  земле
своими могучими хвостами, то и дело прислушиваясь,  осматриваясь по сторонам
и  обнюхивая воздух.  Повидимому, они учуяли какую-то опасность  и старались
определить, где  она таится  и  в чем она заключается. Что же касается доньи
Марианны, то звери были уверены, что она не уйдет от них, и не считали  даже
нужным приблизиться к ней хотя бы на шаг.
     Но  вот самец,  не трогаясь  с места, коротко, но пронзительно рявкнул.
Самка   вскочила  и  побежала  к  двум  детенышам,   которые  сладко  спали,
свернувшись в  клубок.  Схватив  зубами одного  из  них, она  одним  прыжком
скрылась в кустарнике; почти мгновенно она появилась снова, схватила второго
и, утащив его туда же, вернулась к самцу и спокойно и решительно стала рядом
с ним. Теперь, когда детеныши были спрятаны в безопасном месте,  она  готова
была принять бой наравне с главой семейства.
     Но в  это  мгновение в ночном мраке блеснула  короткая вспышка,  грянул
выстрел, и самец с глухим предсмертным хрипом повалился на траву.
     Почти   одновременно  с  того  самого  дерева,   к  подножию   которого
прислонилась  донья  Марианна,  свалился  человек,  но, упав,  успел все  же
подняться и  заслонить собою  девушку.  Человек этот отважно принял на  себя
прыжок  самки,  при  звуке  выстрела  инстинктивно  ринувшейся на  Марианну.
Человек зашатался, но удержался на ногах. Завязалась отчаянная,  но короткая
борьба. Не  прошло и минуты, как самка ягуара замертво свалилась  на  землю,
страшно и протяжно зарычав напоследок.
     --  Гм,--  произнес  охотник,  стирая  травой  кровь ягуара  со  своего
длинного  мачете.-- Кажется,  я  чуть  было  не  опоздал.  Но  все  обошлось
благополучно. Остается покончить только с детенышами -- нет смысла щадить ни
одного представителя этой звериной семейки.
     С  этими  словами  он,  не задумываясь, направился к тому самому месту,
куда самка утащила своих детенышей, и смело нырнул в кустарник. Казалось, он
был наделен вторым зрением, позволявшим ему видеть в  темноте. Через  минуту
он  уже  вернулся,  влача за  собой  двух  маленьких  ягуаров. С  размаху он
размозжил им головы  о ствол дерева и швырнул их мертвые тела на трупы самца
и самки.
     -- Хорошенькая получилась бойня! -- пробормотал он.-- И за каким только
дьяволом  гоняется  этот  тигреро дона Фернандо,  вынуждая  меня делать  его
работу!
     Впрочем, охотник не  терял времени на праздные причитания. Бормоча себе
под нос, он успел собрать валежник для костра, высек искру из своего огнива,
и через несколько минут к небу взвился длинный огненный сноп.
     Покончив с этим делом, охотник поспешил на помощь к донье Марианне. Она
лежала без чувств.
     -- Бедное  дитя,-- прошептал  он, поднимая  ее  на  руки и  перенося  к
огню.--  И  как  только она  не умерла  от  страха!  Охотник бережно опустил
девушку на  приготовленное ложе  из мягкого мха. Лицо его затеплилось  тихой
радостью, когда он, забывшись, с минуту любовался ею.
     "Нельзя  же оставлять  ее  в  таком состоянии!"  -- думал он, с  нежным
состраданием глядя на девушку.
     Опустившись на колени,  он бережно приподнял и  прислонил  ее голову  к
своему колену  и, разжав  кинжалом  стиснутые зубы,  влил ей в рот несколько
капель каталонской  водки. Действие  этого  лекарства  сказалось немедленно:
нервная дрожь пробежала по телу  девушки; донья Марианна глубоко вздохнула и
открыла глаза.
     Несколько  минут   ее  взгляд  блуждал   по   сторонам;  но  постепенно
окаменевшее лицо приобретало осмысленное выражение; еще мгновение -- и глаза
девушки  с  выражением  бесконечной  благодарности  остановились  на   своем
спасителе.
     --Твердая  Рука!  --  прошептала  она,  и сердце охотника  забилось  от
радости.
     -- Так вы узнали меня, сеньорита?

     -- Как  могу я  не узнать человека, который  оказывается со  мной рядом
всякий раз, когда мне грозит смертельная опасность?
     -- О сеньорита...-- смущенно пролепетал он.
     --  Благодарю вас, благодарю, мой спаситель! -- продолжала она, схватив
его  руку и прижав ее к  своему  сердцу.--  Если бы не  вы, на этот раз я бы
наверняка погибла!
     --Да, я, действительно, поспел вовремя,--  просияв от счастья, произнес
охотник.
     -- Но каким образом вы очутились здесь? -- спросила донья Марианна.
     При  этом она непринужденно  уселась  и, повинуясь женскому  инстинкту,
кокетливо  завернулась в свой  плащ. Этот  вполне естественный вопрос вогнал
охотника в краску.
     -- Все объясняется очень просто,-- ответил он наконец.-- Охотясь в этих
краях, я  обнаружил  следы  семьи  ягуаров, и сам не знаю  почему, но у меня
возникло непреодолимое  желание уничтожить  их.  Теперь я  понимаю: это было
предчувствие.  Сегодня  я  весь день  шел по  их  следам.  Однако  к  вечеру
убедился, что  хищникам удалось запутать  свои следы. Я потерял  ягуаров  из
виду и, вероятно, потерял бы их окончательно,  если бы меня не навел на след
ваш Негро.
     -- Мой Негро? Но откуда вы знаете его имя?
     --  Разве  вы  забыли, что я  подарил  вам эту лошадь в  первую же нашу
встречу?
     -- Верно! --  прошептала она,  невольно  опуская  глаза  под  страстным
взглядом охотника.
     --  Я случайно увидел вас  сегодня утром, когда вы направлялись в ранчо
семьи Санхес.
     --Вот как!--воскликнула она.
     -- Мариано Санхес -- мой друг,-- добавил он в пояснение своих слов.
     -- Продолжайте.
     -- Так вот, увидев вашу лошадь, которую я тотчас же узнал, я понял, что
вы  попали  в беду, и  погнался  за ней. Как раз в этот момент ягуары учуяли
Негро и ринулись  в  погоню  за  ним.  Этот лес мне  хорошо  знаком,  но,  к
сожалению,  я  не  умею бегать так же  быстро, как четвероногие. К  счастью,
ягуаров терзал голод, и они занялись злополучным Негро.  Не случись этого, я
бы не поспел вовремя.
     -- Но зачем вы прыгнули с дерева?
     -- Я знал, что после моего выстрела второй ягуар мгновенно бросится  на
вас.
     --  Да  ведь  этот  страшный  зверь мог растерзать вас!  -- воскликнула
девушка,  невольно охваченная  дрожью при мысли об ожидавшей  ее участи,  от
которой она избавилась чудом.
     -- Весьма возможно... Но я  отдал бы  с радостью свою жизнь за вас!  --
произнес он с чувством, в значении которого невозможно было усомниться.
     Наступило неловкое молчание. Она, покраснев, стыдливо опустила голову и
задумалась. Он, испугавшись, что оскорбил ее, не знал, как снова  заговорить
с ней.
     Молчание прервала донья Марианна.
     -- Еще раз благодарю  вас,-- произнесла она, протягивая ему  руку.-- Вы
не задумались броситься навстречу  смерти, чтобы спасти меня, едва  знакомую
вам девушку.  Вы  благородный  человек!  Я  навеки  сохраню в  своем  сердце
признательность к вам.
     -- Я слишком щедро вознагражден этими словами, сеньорита, чтобы просить
вас  еще об одной милости. А между тем  я нуждаюсь  в  ней и буду бесконечно
счастлив, если вы окажете ее мне.
     -- Говорите,  говорите  же скорей!  С  минуту  Твердая  Рука  испытующе
смотрел на Марианну и, наконец решившись, сказал:
     -- Дело в том, сеньорита, что вы должны дать мне одно обещание.
     -- Я слушаю вас.
     -- Если когда-либо,  по какому-нибудь  случаю, который нам обоим трудно
сейчас предвидеть, вам понадобится помощь или совет друга, вы должны обещать
мне, что ничего не предпримете, прежде  чем не увидите меня и не  расскажете
мне без утайки,  что  заставило  вас  прибегнуть ко мне.  Донья  Марианна на
минуту задумалась. Охотник внимательно следил за выражением ее лица.
     -- Хорошо, я согласна и клянусь поступить так,  как вы мне советуете,--
твердо произнесла она.-- Но как же я найду вас?
     --  Я уж говорил вам, сеньорита, что  ваш молочный брат, Мариано,-- мой
друг. Вы попросите его проводить вас ко мне, и он это сделает. Или известите
меня через него, куда я должен явиться для свидания с вами.
     -- Хорошо.
     -- И вы сдержите свое слово?
     --   Разве   я  не  поклялась  вам?  Внезапно   из  чащи  донесся  шум.
Расстроенному воображению  Марианны  показалось,  что  это  мчится  какой-то
хищник. Вздрогнув, она инстинктивно прижалась к Твердой Руке.
     -- Не бойтесь, сеньорита,-- сказал он.-- Разве не слышите? Это друг.
     В то же  мгновение из кустов выбежала собака тигреро,  Бигот.  Пока пес
бурно выражал свой восторг, показался и сам тигрер