.  Донью Марианну  унесли  в  ее  комнату,  а пеонов  маркиз
приказал распустить  по домам. Их наградили деньгами и чарками  мексиканской
водки, что довершило радость этих добрых людей. Тигреро отклонил предложение
дона Руиса  переночевать  в замке. К  великому удовольствию Бигота,  Мариано
освободил  пса от  противного груза, и они вместе  отправились домой. Стояла
чудесная ночь.  С  ружьем  за  плечами в  прекрасном настроении  тигреро шел
домой,   насвистывая  веселую  песенку.  На  опушке  леса  из-за  кустарника
неожиданно вынырнул, в двух шагах от Мариано, Твердая Рука.
     -- А, это вы! -- воскликнул тигреро.-- Где пропадали?  Что за нелепость
-- ни с того ни с сего вдруг скрыться! Охотник пожал плечами.
     -- У меня, откровенно говоря, не было охоты стать предметом любопытства
толпы. Ради чего? Ведь я ничего особенного не совершил...
     -- У всякого, конечно, свои причуды. Но я бы на вашем месте не сбежал.
     -- Как знать?.. А мне сдается все  же,  что  вы гораздо  скромнее,  чем
хотите казаться; я убежден, что в  подобных обстоятельствах вы поступили  бы
так же, как и я.
     -- Возможно, хотя не думаю... Во всяком случае, благодарю за то, что вы
открыли во мне  качество, о  существовании  которого  я и не подозревал.  Но
куда, черт возьми, вас несет в такое время?
     -- Я поджидал здесь вас.
     -- Вот  как? Хорошо, что я не остался ночевать в  асиенде... Зачем же я
вам понадобился, позвольте полюбопытствовать?
     -- Хочу просить вас приютить меня на несколько дней.
     -- Сделайте одолжение. Дом, правда, не  очень велик, но место для гостя
всегда найдется, особенно для такого гостя, как вы.
     -- Благодарю  вас,  друг мой. Я  не  стану  долго злоупотреблять  вашим
гостеприимством. Мне,  видите ли, надо пробыть несколько дней в этих местах,
а ночи сейчас холодные, и я  предпочитаю  проводить их под крышей,  а не под
открытым небом.
     -- Располагайтесь как дома в нашем скромном ранчо. А зачем и почему вам
надобно  пробыть здесь  -- это  меня нисколько не  интересует. Гостите у нас
сколько вздумается; доставите нам одну только радость.
     --  Благодарю, Мариано! На  этом разговор  окончился,  и  оба  охотника
зашагали нога в ногу к ранчо...
     Прошло  несколько  дней.  За это  время  Твердой Руке  довелось не  раз
увидеть -- правда,  мельком  --  донью  Марианну;  но  сам  он  старался  не
попадаться  ей  на  глаза. А  между  тем  молодая девушка  была  бы не прочь
встретиться  с ним  и  втайне,  сама  того не  сознавая,  даже желала этого.
Однажды, примерно через неделю  после  истории с ягуарами, в жаркий  полдень
охотник  наслаждался  сиестой,  растянувшись на земле  в частом  кустарнике,
совершенно скрывавшем его от посторонних глаз. Вдруг ему послышалась тяжелая
поступь коня.  Он мгновенно приподнялся на локтях и, чуть  раздвинув  кусты,
стал  внимательно  осматриваться  по  сторонам.  Твердая  Рука едва  подавил
возглас удивления, увидев всадника, который остановился у того самого места,
где  он  отдыхал. Осмотревшись по сторонам, всадник соскочил  с коня с видом
человека, прибывшего к месту своего назначения. Это был Кидд.
     "Зачем пожаловал  сюда  этот плут? -- мысленно спросил себя  охотник.--
Наверно,  затевает  какую-нибудь  пакость.  Какое  счастье, что  я  случайно
оказался здесь! За этим бандитом надо следить в оба".
     Тем временем Кидд разнуздал  коня и пустил его  пастись на воле. Сам же
он уселся на ближайший  камень  и, свернув маисовую пахитоску, стал курить с
благодушным спокойствием  человека, которого  никогда не  посещают угрызения
совести. Твердая Рука знал, что здешние края далеки от  тех мест, где обычно
орудует Кидд. Что же могло привести сюда бандита? Охотник  тщетно ломал себе
голову над  этой загадкой. Но  сама судьба, явно расположенная к нему в этот
день, преподнесла ему ключ к разгадке тайны.
     Снова раздался  конский топот, а вскоре показался и всадник,  трусивший
мелкой  рысцой. Это  был изысканно одетый  тучный мужчина  с багровым лицом.
Кидд, почтительно поклонившись, помог ему сойти на землю.
     -- Уф! -- сказал толстяк.-- Кончилась, наконец, эта проклятая тряска по
жаре!
     -- Пеняйте на себя, дон Руфино. Вы сами этого хотели. Будь я так богат,
как  вы,  я  бы ни за  какие  блага не стал рыскать по  прерии в такую жару.
Разрази меня дьявол на этом месте, если я говорю неправду!
     --  Человек сам  себе  судья, маэстро Кидд,--  сухо ответил дон Руфино,
утирая тонким батистовым платком пот, струившийся с его лица.
     -- Возможно, что и так. А все же  имей я честь  называться доном Руфино
Контрерас,  какого  дьявола  стал бы я гоняться за  каким-то  бродягой! Я бы
пренебрег даже  великим  наслаждением, которое  доставляет  беседа  с  таким
достойным кабальеро, как маэстро Кидд.
     -- Ха-ха!  -- прыснул со смеху  сенатор.-- Вы, кажется, пронюхали,  что
пахнет жареным, мошенник!
     -- Черт возьми! --  без всякого смущения  отвечал  бандит.-- Я не строю
себе на этот  счет никаких иллюзий.  Конечно, вы не стали бы затруднять себя
только для того, чтобы насладиться беседой со мной.
     -- Ты угадал, парень. Итак, слушай меня внимательно.
     -- Ого! Обращаться ко  мне на "ты"!  Предупреждаю, за это  удовольствие
плата  за услуги  повышается. А впрочем, говорите. Мне нравится такой крутой
подход к делу: значит, дельце будет выгодное.
     Сенатор пренебрежительно пожал плечами.
     -- Хватит! Довольно  болтовни! -- сказал он.--  Перейдем к делу. Скажи,
Кидд, ты любишь деньги?
     -- Я предпочитаю золото!
     -- Отлично. А ты способен ради него убить человека?
     -- Что вы сказали?
     т"  --  Я  спрашиваю тебя,  мошенник: возьмешься ли  ты за плату  убить
одного человека?
     -- Ну, это-то я сразу понял.
     -- Зачем же было переспрашивать?
     --  А  зачем было обижать меня подобными  вопросами?  Убить человека --
невелика штука, все дело в оплате.
     -- Останешься доволен.
     -- Деньги вперед?
     -- Если хочешь.
     -- Сколько?
     -- Предупреждаю: человек этот не робкого десятка.
     -- Поэтому-то он вам и мешает. Дальше.
     -- Что -- "дальше"?
     -- Сколько?
     -- Тысячи пиастров будет довольно?
     -- Не скажу, чтоб это было много.
     -- Черт возьми, ты парень с запросом!
     -- Не спорю; зато работаю на совесть. Выкладывайте все же имя человека,
которого надо убрать с вашей дороги.
     -- Хосе Паредес.
     -- Управитель асиенды дель Торо?
     -- Он самый.
     -- Ну,  знаете, с этим  парнем не так-то просто  справиться. Он здорово
насолил вам?
     -- Я его даже не знаю.
     -- Рассказывайте!  -- недоверчиво произнес бандит.--  Вы платите тысячу
пиастров за убийство человека, которого даже не знаете?
     -- Невероятно, но факт.
     -- Не  верю! Хотя я и бандит, но знаю, что человек  не курица, его так,
здорово живешь, не убивают.
     -- Только что  ты сам высказал предположение, что человек этот стал мне
поперек дороги.
     --  А! Это  другое  дело,--  сказал бандит.  Этот довод  показался  ему
достаточно убедительным, чтобы убить человека.
     -- Слушай же меня внимательно и запомни раз и навсегда мои слова.
     --У меня отличная память.
     -- Дня через два-три Паредес отправится в Эрмосильо. Он повезет векселя
на довольно крупную сумму.
     --Превосходно! -- воскликнул Кидд, потирая от  удовольствия руки.-- Ему
-- пуля, мне -- векселя.
     -- Ничего  подобного!  Ты дашь ему спокойно проехать.  А убьешь  его на
обратном пути, когда он будет возвращаться с деньгами.
     -- Верно! Что за идиотская у меня башка! Ну конечно, так будет лучше.
     --  Да,  но  ты  отдашь  эти деньги  мне,--  насмешливо  глядя на него,
произнес дон Руфино.
     -- А сколько с ним будет денег?
     -- Пятьдесят тысяч пиастров.
     -- Vivo Dios! И вы хотите, чтоб я отказался от таких денег? Да я скорее
удавлюсь!
     -- И все же тебе придется вернуть их мне.
     --Ни за что!
     -- Полно врать! -- сказал сенатор.-- Ты ведь в моих руках и отлично это
знаешь... Значит,  отказываешься?  Тем  хуже для тебя:  теряешь  две  тысячи
пиастров.
     -- Вы сказали: "тысяча".
     -- Я оговорился.
     -- Когда можно будет их получить?
     -- Да хоть сейчас.
     -- Разве они у вас при себе?
     --Разумеется.  Внезапно  в глазах бандита сверкнул зловещий огонек,  он
весь  напружинился и с ножом  в руке бросился  на сенатора.  Но на этот  раз
бродяга наткнулся на достойного ему противника: дон Руфино знал, с кем имеет
дело,  и, ни на минуту не спуская  глаз с  бандита, следил  за малейшим  его
движением.  Он  успел  предупредить  молниеносное нападение  Кидда,  схватив
бродягу за  руку своей левой рукой, а правой  наведя дуло  пистолета почта в
упор на грудь разбойника.
     --  Гей,  маэстро!  --  произнес  сенатор,  сохраняя  при  этом  полное
спокойствие.-- Ты что, взбесился? Какая муха укусила тебя?
     --  Пустите  меня,--  угрюмо   пробурчал  бандит,   пристыженный  своей
неудачей.
     -- Не раньше, чем ты бросишь нож, парень. Бандит разжал руку,  нож упал
на траву; дон Руфино мгновенно наступил на него ногой.
     --  Я думал, ты работаешь лучше,--  иронически  заметил  дон  Руфино.--
Жаль, что я не размозжил твою башку,-- это научило бы тебя в другой раз бить
без промаха.
     -- Я не всегда даю промах! -- с затаенной угрозой пробормотал Кидд.
     Наступило  короткое молчание.  Твердая  Рука,  явно  заинтересовавшийся
разговором, внимательно  следил  за  ними,  ловя  каждое слово  и  каждое их
движение.
     -- Ну как? Решился наконец? -- прервал молчание сенатор.
     -- На что?
     -- Принять мое предложение.
     -- Разве оно еще в силе?
     -- Конечно!
     -- В таком случае, принимаю.
     -- Но на этот раз придется  вести честную игру,-- сказал сенатор,-- без
жульничества. Понятно?
     -- Понятно,-- кивнул головой Кидд.
     -- Я рассчитываю на твою добросовестность, Кидд. Пусть сегодняшний урок
послужит  тебе на пользу.  Я  не всегда такой сговорчивый, и, если  подобное
недоразумение возникнет между  нами еще раз, оно будет  иметь для тебя самые
серьезные последствия.
     Внушительный тон, которым  были произнесены эти слова,  и выразительный
взгляд,  которым они  сопровождались, произвели свое  действие  и  заставили
призадуматься бандита.
     -- Ладно,-- сказал он.-- К чему эти угрозы? Ведь мы договорились.
     -- Тогда давай кончать.
     -- Где же я вас найду после "дела"?
     -- Это уж не твоя забота; я сам тебя найду.
     -- Отлично. Деньги?
     -- Вот они. Но только знай: если вздумаешь обмануть меня...
     --Хватит! Сказано уговор-и баста! Сенатор  вытащил из  кармана  длинный
вязаный кошелек, сквозь зеленые петли которого просвечивало золото, и, под
     бросив его несколько раз на ладони, швырнул кошелек шагов на двадцать в
сторону от себя. В воздухе зазвенел чистый металлический звук.
     -- Ступай  подбирай,-- сказал сенатор, а сам, воспользовавшись тем, что
бандит кинулся за деньгами, вскочил в сед
     ло.-- Прощай и помни! -- крикнул он бандиту, послав коня галопом.
     Кидд, занятый пересчетом золотых, молчал.  "Счет верен",--  подумал он,
облегченно вздохнув.  Опустив  кошелек  за  пазуху,  Кидд  злобно  следил за
удалявшимся во всю прыть сенатором.
     "Берегись,  дьявол! --  мысленно грозил  он дону Руфино.-- Сегодня твоя
взяла. Но  настанет же день, когда и я дознаюсь о каком-нибудь темном  пятне
на  твоем прошлом, и ты в свою очередь будешь в моих  руках! Уж я-то маху не
дам! Так и знай: пощады не жди!"
     Выразительно плюнув вслед  умчавшемуся сенатору, бандит взнуздал своего
коня, подтянул подпруги, вскочил в седло и ускакал в другом направлении.
     "Так вот оно что!  -- поднимаясь с земли,  подумал Твердая Рука.-- Нет,
не станет дон  Руфино убивать Паредеса с целью грабежа. Совершенно ясно, что
задуманное убийство должно ударить по маркизу. Ну нет, я это дело расстрою!"
Читатель уже знает, как свято выполнял Твердая Рука свои обещания.

Глава XXIV ОТЕЦ И СЫН
     Теперь,  когда  мы посвятили  читателя в события, разыгравшиеся  в дель
Торо,  мы продолжим  наш рассказ  с того  эпизода, на котором прервали  его.
Иначе  говоря,  мы  будем  присутствовать  при  разговоре Огненного  Глаза и
Твердой Руки.  Если читатель помнит,  этот разговор начался еще  в пирамиде,
тотчас же после заседания совета сашемов. Отец и сын, следуя друг за другом,
поднялись  на  вершину  левой  пирамиды,  затем  прошли  по  мосту  из лиан,
перекинутому  на  огромной   высоте,  проникли  в  правую  пирамиду,  откуда
спустились  в нижний этаж,  почтительно  приветствуемые  по  пути встречными
индейцами. Здесь Огненный  Глаз легонько  стукнул два раза  в  дверь,  перед
которой  они остановились. Изнутри прогремел засов, и показавшаяся на пороге
молодая служанка пропустила их мимо себя.
     Отец и сын  мгновенно перевоплотились.  Куда девалась  их  подчеркнутая
индейская сдержанность! Всякая  натянутость бесследно исчезла, уступив место
непринужденности людей, привыкших вращаться в европейском обществе.
     --  Мария,-- обратился  Огненный  Глаз  к  индианке,--  доложите  своей
госпоже, что ее сын вернулся.
     На этот раз Огненный' Глаз  отказался от  наречия  команчей, которым он
пользовался  до  сих пор:  распоряжение было  отдано на чистейшем  испанском
языке.
     -- Но это уж известно сеньоре, ми амо,-- ответила молодая девушка.
     -- Вот как! -- удивился Огненный Глаз.-- К ней ктонибудь заходил?
     -- Фрай Серапио; он и сейчас у сеньоры.
     -- Прекрасно. Доложите о нас, дитя мое.
     Девушка  поклонилась  и порхнула словно  птичка за портьеру,  но,  едва
исчезнув,  снова появилась  и  пригласила их войти.  Они прошли за портьеру,
приподнятую  служанкой,  и  очутились в просторной  комнате в четыре окна; в
окна  были  вставлены  деревянные  рамы  с  настоящими стеклами  --  роскошь
неслыханная в  этих краях!  С потолка вдоль окон свисали занавеси из плотной
красной камки'.
     Стены комнаты  были обиты  тисненой кожей,  и вся она была обставлена в
том  хорошем  испанском вкусе,  секретом  которого  еще  обладают одни  лишь
родовитые кастильцы. Аналой  в  углу с  висевшим над ним крестом из слоновой
кости,

     пожелтевшей от  времени, картины  Мурильо и Сурбарана2  на евангельские
темы придавали этой  комнате вид  молельни, тогда как удобные диваны, столы,
заваленные  книгами,  и кресла делали  ее похожей на гостиную. У  серебряной
жаровни, в  которой  догорал  ароматный сандал, сидели  женщина и  'Камка --
шелковая цветная ткань с узором.
     М у р и л ь  о Бартоломео -- знаменитый  испанский живописец XVII века.
Сурбаран Франсиско -- испанский живописец, современник  Мурильо. монах.  Оба
были уже не молоды, точнее говоря -- приближались к пятидесятилетию.
     На  женщине  был  старомодный   наряд   времен  ее  молодости.  Седина,
пробивавшаяся  в волосах, несколько глубоких морщин, коснувшихся ее лица, не
в силах были  уничтожить следы редкой былой красоты. Резко  очерченные черты
смугловатого лица выдавали в ней представительницу чистой расы ацтеков. Взор
черных,  чуть  раскосых глаз  излучал  какое-то  необыкновенное тепло;  лицо
дышало  добротой;  ее худощавая  фигура  не  была  еще  тронута временем,  а
красивые руки и ноги были до странности маленькими.
     фрай   Серапио   представлял  собой   совершенный   тип   дородного   и
представительного испанского монаха; казалось, он сошел с  одного из полотен
Сурбарана.
     При входе мужчин женщина и монах встали со своих мест.
     --  Добро  пожаловать,  дорогой  сын! -- воскликнула женщина, раскрывая
сыну свои объятия.
     Мы не  станем описывать нежную встречу  матери  и  сына, продолжавшуюся
несколько минут.
     --  Простите, падре  Серапио,-- сказал  Твердая Рука,  освобождаясь  из
нежных объятий матери,-- но я так давно не целовал свою  мать, что  никак не
мог насытиться ее ласками.
     -- И целуйте ее на здоровье,-- ответил монах.-- Ласки матери по крайней
мере никогда не оставляют после себя горьких воспоминаний.
     -- Что это, падре, уже покидаете  нас?  -- обратился к  монаху Огненный
Глаз.
     --  После   такой  долгой  разлуки  людям  хочется   побыть  наедине  и
посторонний человек оказывается всегда лишним. К  тому же по случаю  приезда
сюда бледнолицых охотников и трапперов у меня  с братией довольно много дела
в селении.
     -- А как обстоят дела с новообращенными? Довольны ими?
     Монах печально покачал головой.
     -- Нет; правда, благодаря  вашему покровительству  индейцы относятся  к
нам с уважением, синьор дон...

     --Тсс!.. Падре, молчок! -- прервал его Огненный  Глаз.--  Помните: меня
зовут Огненным Глазом, и никак иначе.
     -- Простите, я  все забываю,  что вы отказались  от  имени, которое вам
дали при крещении. Да, сеньор, миновало то доброе старое время, когда мы так
легко обращали индейцев в христианство. С тех пор как мы стали мексиканцами,
индейцы  перестали  верить в  могущество  испанского  бога...1  Да,  к слову
сказать: у  меня  к  вам серьезная  просьба. Донья Эсперанса,  с  которой  я
говорил уже об этом, обнадежила меня в том, что вы не откажете.
     -- Вы как-то  мне  сказали, падре, что донья Эсперанса всегда  приносит
вам удачу. Что ж, вероятно, так будет и на этот раз.
     -- Вот в чем дело, друг мой,-- вмешалась в  разговор донья Эсперанса,--
наш падре просит разрешить ему и еще одному монаху участвовать в готовящейся
военной экспедиции.
     --  Какая странная  мысль! А зачем  это вам? Надеюсь, вы не собираетесь
сражаться в наших рядах, падре?
     -- Нет, конечно! -- улыбаясь,  отвечал монах.--  Я страдаю  отсутствием
каких бы то ни было воинственных наклонностей.  Но ведь это будет, если я не
ошибаюсь, серьезная экспедиция?
     -- И весьма,-- словно отвечая своим мыслям, сказал Огненный Глаз.
     -- А известно,-- продолжал монах,--  что в  такого рода походах раненых
бросают,  не  оказав им помощи. Ну, вот я и  желал бы сопровождать индейских
воинов, чтобы оказывать помощь раненым.
     --  Хорошо,  падре,  я  удовлетворю   вашу  просьбу;  но   должен   вас
предупредить,  что   вы   многим  рискуете.  А  если  вы   попадете  в  руки
мексиканцев?!  Они расправятся с  вами  как  с бунтовщиком.  Об  этом  стоит
подумать.
     --  Думать тут не  приходится:  либо исполнить свой  долг  и умереть  с
честью,  либо оказаться подлым  трусом. Другого выбора нет. Так, значит,  вы
разрешаете?
     -- Разрешаю и благодарю.
     --  Бог ниспошлет  вам  за вашу  доброту! А теперь  да пребудет с  вами
Господь, а я удаляюсь.
     Когда они остались наконец втроем, донья Эсперанса ласково  привлекла к
себе сына и,  усадив его подле себя  на низенькую  скамеечку  из сандалового
дерева, отвела  своими  пре' Эмар намекает тут на  то, что  индейцы  считали
Христа испанским богом и, с тех пор как мексиканцы покончили с  владычеством
испанцев, перестали верить в его могущество.
     лестными  руками  вьющиеся  кудри  со   лба   и   долго  и  внимательно
вглядывалась в его лицо.
     -- Что  с тобой, Диего? -- произнесла она ласковым голосом, проникнутым
нежной материнской  заботой.--  Ты  какойто  грустный,  выглядишь  бледным и
утомленным... Вот и в глазах затаилась какая-то мрачная дума. Что случилось?
     --  Да  ничего  особенного,  дорогая,--  ответил  он  с  плохо  скрытым
смущением.-- Я,  как всегда, много охотился... ну  и устал немного, потому и
побледнел.
     Она недоверчиво покачала головой.
     -- Мать,  дитя мое, трудно обмануть,-- ласково произнесла  она.-- С тех
пор  как ты стал мужчиной, я не один раз встречала тебя после возвращения из
твоих долгих и,  увы,  опасных  странствий. Иногда  ты выглядишь утомленным,
иногда больным, но никогда таким грустным и встревоженным, как сегодня.
     --Мать!
     --  Не  спорь!  Ты все равно не переубедишь  меня.  Просто ты не хочешь
открыться мне. Ну что же! Помоги тебе Бог найти человека, кот