орящим  деревом.  С   этим   запахом   всегда   связано
представление о необычайном. Сон исчез.  Медведь  поднялся,  встал,  вытянул
морду вверх и шумно засопел. Сомнения нет, где-то в его владениях  появилась
опасность.
   Сквозь черные тучи на востоке пробилась светлая полоска  зари.  Наступило
утро. Медведь стал осторожно подниматься вверх  по  склону  сопки.  Кончился
лес-Зверь пошел между огромных камней, забираясь все выше и выше. "Скоро  он
достиг перевала. Отсюда, со склона каменистой сопки, медведь увидел то,  что
заставило его покинуть нагретое место под выворотом: в километре от него, на
берегу речки горел большой костер. У огня шевелились фигуры. Фыркали лошади,
звякало железо, лаяла собака.
   Тогда медведь, недовольно отфыркиваясь,  пошел  дальше,  не  оглядываясь,
перевалил вершину сопки и покинул приветливую, но опасную теперь долину.
   В ней появились люди.
   ...Шли вдоль Бешеной реки почти целый день  и  только  к  вечеру  увидели
первый крупный приток.
   - Здесь? - неуверенно спросил Усков и поглядел на Любимова
   Проводник не спешил с ответом. Приток был  глубокий.  Даже  в  прозрачной
воде не было видно дна. Берега крутые, отвесные. Не здесь ли упал  Иванов  в
воду много лет тому назад? И как быть дальше -  идти  на  северо-запад?  Или
круто свернуть по этому притоку на север?
   - Зимние наледи! - в раздумье сказал Любимов -  Не  на  каждой  реке  они
бывают. Больше всего их на мелководье. А тут...
   - Тут глубокая  вода  и  к  тому  же  в  крутых  берегах.  Она  долго  не
промерзает. Но уж когда замерзнет, то прочно. Ты это хочешь сказать, Николай
Никанорович? - перебил его Усков.
   - Именно. По-моему, здесь наледь образоваться не может. Вот в чем дело.
   - Все реки в районе вечной мерзлоты способны давать зимой наледи. Так, по
крайней мере, говорят учебники, - вступил в разговор  Борис  и  выжидательно
поглядел в лицо Любимову.
   - Так, да не совсем так... Если река мелкая и  течение  спокойное,  тогда
промерзание  воды  идет  быстро.  Лед  нарастает  сверху   и   смыкается   с
вечномерзлой подпочвой. Река  промерзает  целиком.  А  где-нибудь  выше,  от
источника, еще продолжает поступать вода. Она ищет себе проход, течет  вниз,
выходит наверх, покрывает лед и снова замерзает и  опять  льется  сверху.  В
результате получается многослойный лед с тонкими  корочками  и  водой  между
ними. Это и есть наледи. Очень опасные  для  путника  места.  Но  если  река
глубокая, а берега крутые, то  полного  промерзания,  по  крайней  мере,  до
середины зимы не будет. Наледей на таком месте нет, или они возникают только
в марте, в конце зимы, когда мороз прохватит и глубокие  слои  воды.  Так-то
вот... Иванов шел осенью. Нет, это не та речка.... Могу уверенно сказать: не
та.
   - Тогда вперед!.. - скомандовал геолог, и разведчики пошли дальше.
   К вечеру второго дня они снова подошли к ручью, бурному и капризному.  Он
бежал сломя голову откуда-то с гор, словно спешил броситься в спокойные воды
большой реки и найти себе долгожданный покой. Ручей растекался по  множеству
русел, огибал острова, заросшие тальником и  тополями,  петлял,  возвращался
назад, создавал  по  отлогим  берегам  заводи,  озера  и  заливы,  шумел  на
каменистых перекатах.
   Остановились. Проводник тщательно обошел все устье. Да! Вот здесь  зимой,
конечно, будет неразбериха и лед, и вода, и запруды, и озера. Перейти  зимой
этакую  причудливую  и  веселую  долину  нелегко.   Она   вся   окажется   в
предательских лужах. Русло тут не-сомненно  промерзает  в  первый  же  месяц
зимы, а сверху наступает вода и создает огромные наледи.
   - Хлопотливая речка, -  усмехнулся  геолог.  -  Такая  к  весне  способна
наморозить не одну ледяную  плотину  на  своем  пути.  А  потом  обязательно
разольется. Я встречал настолько толстые наледи, вот в подобных долинах, что
они не могли растаять даже к июлю месяцу. Лето, жара  -  а  в  долине  лежит
толстенный пласт льда. И все-таки не тает...
   - Тут мы повернем, Василий Михайлович,  и  пойдем  на  север.  -  Любимов
вытянул руку к  горам,  близкие  контуры  которых  четко  вырисовывались  на
вечернем небе.
   - Она?
   - Она. Именно в этой речке Иванов и мог провалиться.
   - Да, это близко к истине. Идем на север. А сейчас привал и ночлег.
   Уже в темноте разведчики стали на отдых.  Под  дождем  натянули  палатку,
отпустили лошадей и зажгли костер.
   Дым от этого костра и спугнул медведя, хозяина долины Шаловливого ручья.
   Утром Лука Лукич достал из тюков жесткие, стоящие колом брезентовые плащи
и резиновые сапоги с четкими рубчиками на толстой подошве.
   - А ну, хлопчики, скидайте летнюю форму. Приказом по нашей части  с  сего
числа для рядовых и командного состава вводится зимняя форма  одежды.  Нехай
нам будет хуже. А летние курточки поховаем - сгодятся весной.
   В плащах и резиновых сапогах все выглядели неуклюжими. Усков  походил  на
богатыря. А Пете новая форма определенно понравилась. Главное, в ней сухо. А
что тяжеловато, так и привыкнуть можно.
   Разведчики вышли в путь. Местность заметно повышалась. Облака проносились
низко над головами.
   Скоро река круто повернула на  запад,  а  потом  и  на  юго-запад.  Отряд
остановился. Любимов подъехал к Ускову:
   - Пора уходить из долины на север. Склон здесь не особенно крутой,  можно
начать подъем.
   Через час отряд стоял на высоком взгорье Перед людьми возвышались  совсем
близкие теперь скалистые горы. Внизу  оставалась  долина,  леса,  сверкающие
разводья. Почему-то не хотелось уходить из этих, казалось, обжитых мест.
   Черные горы впереди навевали непонятную тревогу.

   Глава седьмая,
   из которой видно, что  дерево  может  иногда  служить  источником  важной
информации
   Проходили дни, партия 14-бис шла вперед. Плоскогорье... Высоко  поднятая,
огромная, в несколько десятков квадратных  километров,  относительно  ровная
площадь, заваленная камнями и  обломками  разрушенных  скал.  Растительности
никакой. Ни деревьев, ни травы. Куда ни бросишь  взгляд  -  всюду  по  краям
высокие темные горы. Скалистые цепи поднимаются амфитеатром с  трех  сторон.
Отряд идет строго на север, на сближение с мрачными каменными громадами.
   Орочко поглядывал вокруг и сокрушенно покачивал головой.
   - Создается впечатление, - сказал он, - что первобытный  хаос  сохранился
здесь в полной неприкосно-венности. Обратите внимание - скалы из  гранита  и
базальта едва только тронуты разрушением. Никакого намека на почву.  Да  что
говорить о почве, когда нет даже мелкозема.  А  ведь  начальной  ступенью  к
созданию почвы в великой лаборатории природы является  образование  песка  и
глины. Так,  вероятно,  выглядела  наша  прекрасная  планета  в  первые  дни
мироздания.
   - Возможно, возможно!.. - рассеянно откликнулся Усков и, вскинув бинокль,
стал всматриваться в какую-то заинтересовавшую  его  точку.  -  Возможно,  -
повторил он еще раз, подал бинокль агроному и показал рукой вперед.
   Орочко увидел  впадину,  словно  высохшее  мелкое  озеро  среди  каменных
россыпей. Там что-то темнело. Агроном удивленно опустил бинокль и,  не  веря
себе, проговорил
   - Там что-то зеленое... Представьте себе, кусты. Среди диких камней  -  и
вдруг такая прихотливая растительность!
   Подъехали ближе. На плоской равнине, в  чуть  заметном  понижении,  росла
мелкая полярная  березка,  тут  же  багульник  с  плотными,  будто  кожаными
листочками и - о чудо! - смородина! Настоящая смородина!..
   - Ягоды! Спелые! - воскликнул Петя  и  бросился  к  кусту.  -  А  вкусные
какие!..
   Он обеими руками стал обрывать ягоды. Борис последовал  его  примеру.  Но
что это? Руки у него вдруг стали грязными и липкими.
   -  Вот  это  здорово!  Смола..  Интересное  дело,   товарищи!   Смолистая
смородина! Честное слово! Как  лиственница  или  кедр.  Смотрите!  Что  это,
Александр Алексеевич? Гибрид смородины с елкой?..
   Орочко  сорвал  лист,  потер,  понюхал.  Резкий,  приятный   запах,   так
напоминающий родные сады  Подмосковья.  Сомнения  нет,  это  была  настоящая
черная смородина.
   - Но почему смола? - Не унимался юноша.
   - А потому, что смола - защитное приспособление. Смородина выработала  ее
здесь сама, в течение многих поколений. Зимой в этих местах почва промерзает
быстро и полностью, так что корни не могут подать в стебель ни грамма  воды.
Но некоторые многолетние растения Севера нашли способ обезопасить себя:  они
запасают воду в клетках в виде смол. Смола - коллоидное вещество, она трудно
отдает связанную воду и  сберегает  ее  до  первых  дней  лета.  Как  только
потеплеет, растение спешно распустит листья и начнется жизнь, хотя корни еще
некоторое время будут спать в мерзлой почве.  Все  многолетние  растения  на
Севере смолисты: кедр, тополь, лиственница, багульник...
   Короткие дни. Вереница трудных дней...
   Лошади идут длинной цепочкой, одна  за  другой.  Горные  кряжи  обступают
плоскогорье все плотнее и ближе. Темные  каменные  стены  словно  расходятся
перед людьми, пропускают их вперед  в  свои  таинственные  недра  и  тут  же
смыкаются.
   Вечером в высоком темном небе замерцали крупные, чистые звезды.  Потянуло
холодным ветром. У людей сразу замерзли уши
   Проводник с тревогой оглядел товарищей, вздохнул:
   - Первый мороз! Зима на разведку  вышла.  На  ночь  разбили  палатку,  на
случай ветра укрепили края ее камнями и собрались внутри. Тесно, зато тепло.
Утром все ахнули: каменная площадка, дальние и близкие горы,  вьюки  и  даже
палатка - все побелело.
   На землю лег обильный иней.
   - Надо спешить! - угрюмо сказал Усков, увидев эту феерическую картину,  и
задумался - геологу  нужны  открытые  места,  голые  сбросы,  свежие  изломы
камней. А теперь что? Отгребай снег, добирайся до  почвы.  -  Поработаем  не
более трех дней, - объявил начальник партии, - и назад. В  этом  сезоне  мы,
должно быть, ничего не добьемся. Конец сентября. До основной  базы  все-таки
не меньше двадцати дней пути. Итак, считаем эти три дня решающими... Куда ты
сегодня? - обратился он к Любимову. - Мы с Борисом обойдем еще две вершины к
востоку.  Там  огромное  плоскогорье  на  высоте  восьмисот  метров,  дальше
понижение. Осмотрим его.
   ...Они ушли до света. К полудню Усков и Борис  стояли  на  краю  крутого,
почти отвесного обрыва.  Ниже,  метрах  в  ста,  текла  быстрая  речка,  уже
прихваченная на краях первым ледком.
   Борис наморщил лоб.
   - Дайте-ка, Василий Михайлович, тетрадку Иванова. Что-то мне кажется...
   Усков живо обернулся и с минуту глядел на юношу широко открытыми глазами.
   - Река Иванова? Точно, Боря! Мне тоже кажется, что мы на верном пути.
   Они спустились вниз, прошли вдоль берега и оказались у небольшого  леска.
Усков остановился. Прямо перед ним в  окружении  молодых  тонких  лиственниц
стоял пень. Что тут удивительного?  Мало  ли  пней  в  тайге?  Но  этот  был
особенный. Дерево уже полусгнило. Но еще можно было видеть, что оно не упало
от старости и не свалено ветром, а срублено. Да, срублено топором,  и  чисто
по-русски:  со  стороны,  куда  его  хотели   свалить,   -   надруб,   а   с
противоположной - ши-рокая рана от топора.
   - Интересно! Крайне интересно все-таки! - сказал Усков -  Ну-ка,  узнаем,
когда тут были лесорубы.
   Он быстро вытащил из-за пояса топор. Ловко, в два удара,  срубил  молодое
деревце у пня и стал рассматривать свежий срез.
   - Двадцать шесть колец! Ты понимаешь, Борис, двадцать шесть!.
   Он улыбнулся, глаза его заблестели.
   - Это сделали они. Только они! Ты прав. Именно по  этой  долине  пролегал
путь Иванова и Сперанского. Все ясно!  Сегодня  же  переведем  сюда  лагерь.
Работы продолжаются...
   Той же ночью, когда маленький лагерь  уснул,  над  горами  поплыли  серые
тучи. Они опускались все ниже и ниже. Холодный ветер  пронесся  над  землей.
Медленно, как парашют, спустилась на землю одинокая сне-жинка,  покружилась,
легла и растаяла. За ней упали еще и еще. Снег закрутился быстрее,  снежинок
становилось все больше и больше. Теперь, уже осмелев, несметным роем  вместе
с ветром понеслись они из серых низких туч. Дохнуло настоящей зимой, а через
какой-нибудь час на камни, на горы и  долины  повалил  настоящий,  густой  и
пышный снег.
   Глубокий снег - значит, новые трудности, новые препятствия.

   Глава восьмая
   Золотое ущелье найдено. - Пещера Сперанского
   Рано утром разведчики, не удаляясь от ручья, пошли на  юго-восток.  Здесь
было как-то веселей, чем в глубине гор.  То  там,  то  здесь  стояли  группы
деревьев: среди них попадались не только лиственницы, несколько  мрачноватые
в зимней наготе своей, но и широкие, размашистые тополя, невысокие ивняки  и
кучно растущие тальники белого и красного цвета. Чувствовалась жизнь, только
чуточку притихшая под ранним снегом.
   Погода устоялась. Всюду лежал  искристый  снег,  но  был  он  неглубок  и
пушист, так что лошади без труда добывали себе на стоянках  траву,  привычно
разгребая копытами нетолстый его слой. Умеренный мороз бодрил, ясное  солнце
и  безветрие  царили  над  долиной.  Все  в  природе  настраивало  людей  на
приподнятость духа, и наши разведчики горели желанием возможно скорее  найти
бесценный клад, когда-то обнаруженный Сперанским и его товарищем.
   Боясь пропустить распадок, в который свернули из  долины  двадцать  шесть
лет тому назад первые  путешественники,  отряд  разделился  на  две  группы.
Основной вьючный караван шел по самому берегу реки.  С  лошадьми  оставались
Хватай-Муха, Орочко и Петя Остальные верхами отъехали к краю  долины  и  шли
параллельным курсом возле крутых и мрачных оснований сопок. Сюда, в  долину,
чуть ли не через каждый километр спускались узкие ущелья,  распадки  и  даже
широкие лесистые мари,  несущие  в  долину  мелкие  притоки  Усков  и  Фисун
останавливались около каждого такого ручья и  подолгу  бродили  в  резиновых
сапогах по  мелководью,  исследуя  дно  и  камни  в  воде.  Геолог  рассудил
правильно: если в верховьях речки есть металл, то в ее устье  он  встретится
обязательно, и поэтому внимательно изучал дно всех притоков,  надеясь  найти
хотя бы следы золота.
   Ночлег выбрали у входа в распадок. Перед  разведчиками  лежала  неширокая
долина, почти без растительности. По дну ее бежал  ручей.  Чистейшая  горная
вода. Последний раз перед сном  путники  окинули  взглядом  веселую  долину,
которую оставляли, и уснули.
   Их ожидал решающий день.
   Рано утром отряд выступил в путь. "И вот опять начались скалистые ущелья,
редкие деревья, тяжкие переходы,  после  которых  вечером  ноют  натруженные
ноги, болит спина, болит все тело и хочется бросить  все,  лечь  на  снег  и
больше не вставать... Должно быть, ничего не изменилось за четверть  века  в
этом узком горном проходе. Те же темные горы давили с боков и сверху, сжимая
долину своими тяжелыми, холодными объятиями; стремительно бежала  по  камням
вода, журча и балуясь. Отполированная галька устилала дно ручья  и  даже  на
глубинах вода просвечивала насквозь, выставляя напоказ свои донные тайны.
   Василий Михайлович шел по самому берегу. Время от  времени  он  входил  в
воду, нетерпеливо зачерпывал со дна песок, а Борис быстро промывал пробу.
   - Следы! Несколько крупинок...
   - Пошли дальше! - разочарованно  говорил  Усков.  Через  несколько  минут
опять остановка.
   - Снова следы. Один самородок. Горошина...
   - Покажи... Гм... Обкатан слабо: видно, очень  недавно  сброшен...  Пошли
дальше!
   Любимов уехал  верхом  далеко  вперед.  Распадок  петлял,  сворачивал  то
вправо, то влево, все время заметно подымаясь вверх. Но  с  какого-то  места
высота перестала возрастать. Долина расширилась,  горы  слегка  отступили  и
стояли теперь в сторонке, хмурые и настороженные. Ручей уже  не  скакал.  Он
тек медленно, вода словно остановилась.
   И опять пробы и пробы .. Сидя на корточках, Борис  осторожно  поворачивал
лоток  вправо,  влево,  вниз;  вправо,  влево,  вниз.   Деревянное   корытце
наполняется породой, в него зачерпывают воду, встряхивают лоток:
   Тяжелое оседает на дно, что полегче - смывается  водой.  Постепенно  вода
уносит из лотка  песок,  мелкие  камни,  на  дне  остаются  только  крупинки
тяжелого металла...
   И вдруг Борис ахнул:
   - Василий Михайлович, смотрите!..
   Он передал лоток геологу и растерянно умолк, сам не веря своим глазам. Во
все днище лотка  лежал  ровный  слой  матово-желтых  крупиц!  Золото  тускло
поблескивало, отливая слабой зеленью.
   Геолог достал платок и вытер вспотевший лоб.
   - Вот он, советский Клондайк!.. -  торжественно  проговорил  Усков  -  Ты
только посмотри, ведь на дне ручья песок местами чуть не на десятую часть  с
металлом. Помнишь - "мы спали на золоте"!.. Теперь все ясно.  Это  именно  и
есть тот ручей, подо  льдом  которого  некогда  провели  ночь  Сперанский  и
Иванов.
   Глаза геолога влажно блеснули. Он поднял вверх руку и заявил:
   - Здесь мы постоим! Надо очень внимательно  изучить  эту  россыпь  и  всю
местность. Возможно, удастся найти и те алмазоносные породы,  которые  видел
Сперанский. Во всяком случае, Золотое ущелье, о  котором  упоминает  Иванов,
рядом с нами.
   Пока разбивали палатку, пока готовили дрова и возились с лошадьми,  Борис
успел закончить работу по  описанию  проб.  Он  сидел  на  большом  камне  и
рассеян-но наблюдал игру света на вершинах сопок. Одна из  них  казалась  не
совсем обычной. Борис взял бинокль. На самой вершине в  беспорядке  валялись
огромные каменные глыбы, а среди них возвышался каменный столб.
   И тут Борис вспомнил: "...Мы добрались  до  вершины  и  сложили  каменный
столб. Узкая часть его повернута в сторону Золотого ущелья..."
   - Василий Михайлович! Товарищи!.. - закричал  Борис.  -  Каменный  столб!
Вон, на сопке, прямо на юг! Смотрите, да  смотрите  же  в  бинокль!  Это  их
столб!
   Все бинокли устремились в сторону сопки. Сомнения быть не могло.  Природа
вряд ли создаст такое сооружение.
   - Значит, где-то здесь и Золотое ущелье. Кто пойдет? - спросил Усков.
   - Я! Я! - воскликнули Петя и Борис одновременно.
   - Отлично! Но не пойдете ли  и  вы,  Александр  Алексеевич?  -  предложил
Усков. - Здесь километров пять - шесть. Захватите Туя.
   У самого подножия  горы  трое  разведчиков  увидели  странное  пятно.  На
большой площади в десять или пятнадцать гектаров снега не было. Как ни в чем
не бывало зеленела брусника, серый мох покрывал землю. Тут же рос мелкий, но
довольно густой стелющийся кедр, полный зрелых шишек с орехами.
   - Странно!. - пробормотал Орочко. -  Очень  странно.  Был  бы  это  южный
склон, тогда бы еще понятно. Но северный?! Почему же здесь стаял снег? И нет
зимы...
   Маленький  ручеек  стекал  в  этом  месте  со  склона.  Когда  разведчики
поднялись чуть выше, ручеек исчез. И сразу началась граница снега.
   - Где же вода? - недоуменно спросил Петя. - Вот только была  и  вдруг  ее
нет?!
   Группа остановилась. Да, ручеек  пропал.  Агроном  спустился  чуть  ниже.
Внезапно он услышал из-под камней слабое журчание.  Тогда  он  сорвал  пласт
мха, разгреб камни и обнаружил, что ручей выбирается из глубины  горы.  Вода
оказалась теплой. Недоумение рассеялось.
   - Теплый ключ! Вот в чем дело! Видите, друзья, здесь то же явление, какое
мы наблюдали в долине Бешеной реки. Еще раз подтверждается  правота  Ускова:
мы находимся в центре вулканического очага. И этот очаг далеко еще не остыл.
Теплые ручьи - первое подтверждение. Где-то под гигантской толщей гранитов и
вечномерзлых грунтов живет и бодрствует Огонь.  То  ли  это  подземное  море
неостывшей  лавы,  то   ли   непрестанное   выделение   тепла   каким-нибудь
распадающимся радиоактивным веществом -  сказать  трудно.  Но  стоит  такому
ничтожному ручейку пробиться  наружу,  и  зима  сразу  отступает.  Смотрите:
теплая вода смыла снег и дала жизнь растениям. Какие  чудеса  может  сделать
энергия подземного тепла! Но мы еще  вернемся  сюда,  я  не  сомневаюсь.  М