очень теплого - умеренным или суровым. Материки  подымались,  моря
отходили и мелели. Высоко поднялись горные цепи и  гигантские  вершины.  Над
планетой носились сухие, злые ветры. Древние растения, изнеженные  теплым  и
влажным, совсем как в оранжерее, климатом, оказались неприспособленными  для
жизни в новых условиях и погибали одно за другим, как  погибли  когда-то  до
них многочисленные ящеры-гиганты с переменчивой,  непостоянной  температурой
тела.
   Но эти великие перемены происходили в  кратере  потухшего  вулкана  очень
замедленно, с отставанием на десятки и, может быть, сотни тысяч лет.  Многие
из древних растений не погибли и дожили до наших дней,  заботливо  укутанные
теплым туманом.
   С геологической стороны кратер является как  бы  открытым  музеем.  Самые
древнейшие  слои   Земли   в   результате   вулканической   деятельности   и
горообразования оказались здесь перемешанными с поздними осадочными породами
и продуктами извержений. Усков помнил, что весь  северо-восток  Азии  уже  в
триасовом периоде  мезозойской  эры  находился  под  морем.  Но  раньше,  до
опускания,   материк   в   этих    широтах    представлял    собой    уголок
царственно-богатых тропиков. Отсюда ведут  происхождение  богатейшие  запасы
каменного угля, солей и нефти на суровом севере Азии.
   Если  большая  северная  стена  кратера,   мрачно   охраняющая   впадину,
представляла собой  почти  монолитный  гранит,  то  южная  стена,  сложенная
разными породами и потому уже сильно разрушенная временем,  просто  удивляла
своим  многообразием.  Слои  желтоватого  песчаника  чередовались  с   белым
базальтом;  красный  камень  морей  выступал  на  фоне  известняков;   серый
зернистый гранит залегал рядом  с  черными  сланцами.  Стена  таила  в  себе
множество загадок; сотни пещер дырявили ее. Сквозная пещера,  через  которую
когда-то попал сюда Сперанский, была именно в этой стене.
   То здесь, то  там  сквозь  камень  просачивались  источники.  Атмосферные
осадки,  уходя  в  глубь  земли,  нередко  оставались   там   очень   долго,
тысячелетиями бродили по трещинам  глубин  и  постепенно  приобретали  новые
свойства. Вода насыщалась солями, газами,  могла  стать  отчаянно  холодной,
вонючей, дьявольски горячей, шипучей, маслянистой  или  невероятно  жесткой,
радиоактивной. Сперанский знал шесть разных источников, в их числе нарзан  и
сероводородный ручей, уже знакомые нашим разведчикам.

   Все источники и ручейки, какие были в кратере, текли под уклон в большое,
красивое озеро, на берегу которого и жил Сперанский.
   Теперь остается выяснить, как попали в кратер и остались  до  наших  дней
такие представители давно вымерших животных, как мамонты, волосатый  носорог
и некоторые другие, с которыми мы познакомимся дальше.
   Сперанский объяснил это так:
   -  В  третичном  периоде  началась,  как  известно,  новая  геологическая
революция. Поднимались многие материки, в частности по всей Северо-Восточной
Азии. Климат здесь быстро и резко изменился и стал очень суровым, похожим на
современный. Ящеры и многие млекопитающие,  которые  жили  в  теплых  морях,
конечно, вымерли или ушли на  юг.  Остались  только  самые  приспособленные,
которым не был страшен ни холод, ни снег. В поисках  корма  и  хороших  мест
некоторые из них наткнулись на знакомую нам пещеру. Видно, она в те  времена
была более просторной и высокой. Многие животные, в их числе мамонты, прошли
через пещеру и очутились в кратере. Здесь они  нашли  пищу  и  более  теплый
климат. Вполне попятно, что здесь они и остались.
   Так, дорогие друзья, в кратере в те далекие времена появились и люди. Да,
люди! Я это могу теперь  утверждать  с  полным  основанием,  ибо  скоро  вам
представится возможность увидеть в одной  из  здешних  пещер  места  древних
стоянок.
   Сколько тут было мамонтов, сказать трудно.  Кладбище  гигантов  находится
недалеко от того места, где вы спустились в кратер.  Там  лежит  целая  гора
костей и бивней, полузасыпанных щебнем, песком и камнями.
   Шли тысячелетия. Единственный проход, соединяющий кратер с внешним миром,
стал уменьшаться, оседать. Выход был отрезан, и в кратере  обособилась  своя
жизнь. Здесь всегда было много корма, и время мало изменяло  фауну  и  флору
этого замкнутого мирка. Свободно приходили и уходили через  низкую  и  узкую
пещеру только небольшие животные.
   Мамонты остались,  но  условия  кратера,  видимо,  не  способствовали  их
размножению. Дик и Лас, мои помощники и друзья, являются последними. Они оба
еще молоды, им нет даже  по  восьмидесяти  лет.  Вместе  с  мамонтами  здесь
обитает еще один исполин  -  двурогий  носорог  -  злой  разрушитель  всего,
созданного моим трудом. И я никак не могу от него избавиться, ибо мое  ружье
безмолвствует уже много лет...
   - Вашего врага больше нет, Владимир Иванович,  -  сказал  Любимов.  -  Он
наткнулся на нас в лесу и потерпел поражение, он погиб.
   - Вот как?! Так, значит, гром выстрелов, который заставил меня  задрожать
от радости и надежды, возвестил конец  носорога?!  Ну  что  ж...  От  этого,
конечно, несколько пострадает наука, зато нам всем будет много  спокойнее...
Но мы отвлеклись. Позвольте мне закончить мысль. Я хочу  сказать,  что  ушли
или погибли первые люди, долгое время обитавшие здесь.  Животные  не  сумели
выбраться. И вот тому назад двадцать шесть лет пещера, при уже известных вам
обстоятельствах, окончательно обрушилась, совершенно изолировав кратер с его
особой жизнью от остального мира. Виновник катастрофы - ваш покорный  слуга.
Волею судьбы я остался лицом к лицу со многими  загадками  природы  и  начал
новую жизнь. Если вы не устали слушать, я могу рассказать.
   - Что вы! Что вы! - воскликнули наши разведчики. - Это  вы,  быть  может,
устали говорить. Сперанский не без юмора ответил;
   - Я двадцать шесть лет молчал. Теперь я могу двадцать шесть лет  говорить
без передышки и не устану...

   Глава восемнадцатая,
   в которой Сперанский продолжает свой удивительный рассказ
   - ...Ночь застала меня на возвышенной площадке около пещеры. Я хотел  тут
же отправиться в обратный путь через гору к Никите Петровичу, ведь  он  так,
должно быть, беспокоился теперь, а может быть, считал меня уже погибшим  при
обвале. Встать, собрать свои пожитки было делом нескольких  минут.  Но  куда
идти? Я взглянул вверх.  Над  пещерой  висела  бесконечно  высокая  отвесная
стена. Ясно, что в этом месте хода назад не было.  Тогда  я  прошел  немного
вдоль стены влево: все тот же огромный отвес,  забраться  на  который  никак
невозможно. Пришлось вернуться. Попробовал счастья на другой стороне,  пошел
вправо от пещеры, но с таким же успехом.
   Тем временем темнота сгустилась, повеяло холодом. Близкий лес  в  темноте
дышал таинственно и сумрачно, Ни звука  не  раздавалось  в  ночном  воздухе.
Высоко надо мной мерцали ясные зимние звезды.
   Убедившись в бесплодности ночных поисков, я решил  развести  огонь  около
входа в пещеру и уснуть, чтобы хоть немного восстановить утраченные силы,  а
утром с новой энергией взяться за поиски выхода назад. Скоро костер  у  меня
весело горел, бросая на стены пещеры  красноватые  блики.  Свет  вырывал  из
темноты кусок каменистой земли, какое-то ветвистое растение; дальше за  этим
кустом в темноте притаилась настороженная долина. Сон не приходил. Мысли  об
Иванове, о нашей с  ним  странной  судьбе,  наконец,  об  этой  долине  и  о
неизвестном будущем теснились в голове. Проекты,  один  другого  заманчивее,
возникали, как карточные домики, и тут же  гибли,  столкнувшись  с  жестокой
логикой. Нервное возбуждение еще будоражило потрясенный организм и не давало
покоя воспаленному мозгу. Я  пытался  отогнать  от  себя  неприятные  мысли,
крепко зажмуривался, всячески старался  уснуть,  но  что-то  словно  толкало
меня, и в непонятном страхе я снова и снова открывал глаза.
   В один из таких моментов между сном и бодрствованием мне почудилось,  что
кто-то тяжко дышит совсем рядом со мной. Я быстро  вскочил  и  схватился  за
ружье. Костер мой еле тлел. За  кустом,  там,  где  стояла  густая  темнота,
что-то колыхалось, огромное и  черное.  Что  это?!  Зверь,  птица  или  игра
воображения? Стрелять? Шум дыхания исходил примерно с высоты трех метров,  и
мне показалось, что там сидит какая-то большая и лохматая птица. Но деревьев
в этом месте не было, это я хорошо помнил. Подавив вполне понятный страх,  я
нагнулся, выхватил из костра тлеющую  головешку  и  с  силой  швырнул  ее  в
темноту, в эту дышащую  неизвестность.  Пламя  вспыхнуло,  на  миг  осветило
огромную косматую голову, блеснули белые зубы или еще что-то,  раздался  рев
испуганного чудовища и тяжкий топот удаляющихся ног. Сердце у меня  забилось
отчаянно громко. Чудо? Бред? Но мне ясно виделась голова слона, в этом я мог
присягнуть... Сон сняло как рукой. Весь дрожа, я сел у костра, положил ружье
между ног и так решил бодрствовать до утра, прислушиваясь к малейшему шороху
вокруг.
   Прошел час. Далеко в лесу послышался раз или два голос какого-то сильного
зверя, шум движения, крик птицы, но потом все стихло.  Костер  мой  то  чуть
тлел, то разгорался ярким пламенем.
   Когда я уже начал успокаиваться,  из  темноты,  правее  меня,  послышался
быстрый бег, испуганный крик и в  освещенный  круг  влетел  и  упал  молодой
горный баран. Словно пуля, за ним стремительно метнулся волк и  безбоязненно
рванул  на  моих  глазах  беззащитное  животное.  Баран  дико  вскрикнул   и
захлебнулся кровью. И тут же в грудь волку  впилась  моя  картечь.  Еще  эхо
выстрела перекатывалось по долине, когда я стащил труп  волка  в  сторону  и
осмотрел его жертву. Баран был мертв. Все закончилось в несколько секунд.  Я
убил наглого убийцу и получил пищу.
   Подкрепившись жареным мясом, я наконец уснул за выступом пещеры и проспал
до самого утра.
   Утром я  убедился,  что  нахожусь  в  западне.  Долина  всюду  замыкалась
отвесными стенами.
   Еще два  дня  я  безуспешно  бродил  вдоль  стен,  без  отдыха  отыскивая
какой-нибудь лаз. Стрелял в воздух, полагая, что Иванов мог быть  где-нибудь
наверху. Но понемногу я убедился в наивности моих предположений,  и  мне  не
оставалось ничего более, как оплакать своего дорогого  товарища  и  свою  не
менее печальную судьбу. Я мысленно простился с моим  другом  и  спутником  и
стал думать о серьезной  работе,  которая  позволила  бы  мне  выбраться  из
западни, если не сразу, то хотя бы через какой-нибудь промежуток времени.
   Но чтобы быть способным работать, надо прежде добыть себе  пищу  и  найти
кров. Я выбрал небольшую пещеру в южной стене над  лесом  метра  на  три  от
земли, соорудил легкую лесенку, натаскал в пещеру дров и остался ночевать  в
этом безопасном месте. Между прочим, первое мое жилище в дальнейшем  оказало
мне неоценимую услугу в приручении мамонтов. Именно с этого удобного  уступа
гиганты привыкали брать заготовленную для них пищу и мало-помалу признали во
мне своего хозяина.
   Но об этом дальше.
   Уже в первые дни заточения мне стало  ясно,  что  я  нахожусь  в  кратере
потухшего вулкана. Почвенное тепло,  горячие  источники,  отвесные  стены  и
наличие вулканических изверженных пород на  каждом  шагу  говорили  за  это.
Приглядевшись к растительности, я увидел здесь и  современные  и  реликтовые
растения, живущие вперемешку. Скоро мне бросилось в глаза  и  другое:  здесь
был свой, довольно теплый климат, который вполне  обеспечивал  жизнь  многих
южных растений.  Будто  кусочек  среднерусской  природы,  закрытый  в  горах
сурового приполярья.
   Мало-помалу, изучив каждый метр отвесных скал, я понял,  что  без  помощи
извне мне отсюда не выбраться, От Иванова вестей  не  приходило.  Ждать  их,
зная, в каком положении он  остался,  теперь  было  просто  наивным.  Трудно
мириться с мыслью о вечном одиночестве, но мысль эта постепенно  становилась
все более и более ясной и отчетливой, и мне не  оставалось  ничего  другого,
как только привыкать к ней.
   Как жить? Вопрос требовал немедленного  разрешения.  Всю  зиму  до  конца
марта я провел в своей пещере, подкрепляясь мясом и рыбой, которую я ловил в
ручье обыкновенной вершей из прутьев лозняка. Патроны еще были, я  очень  их
берег.
   Во время охоты я познал животный мир своих владений. О,  это  был  особый
мир, странный и жестокий. В кратере в ту пору  кишели  волки,  они  пожирали
очень много баранов и оленей. Кстати сказать, пока я истребил хищников,  они
успели полностью уничтожить оленей. Много медведей бродило по лесам и жило в
пещерах. Их и сейчас я знаю до двух десятков. Все они - мои хорошие  друзья.
Здесь паслись сотни баранов, бегали зайцы  и  лисы,  шныряли  выдры  и  ежи;
тысячи угок, гусей и лебедей во время  перелетов  делали  у  нас  остановку,
многие из них нашли тут свою родину и даже не улетали на зиму.
   Но вместе  с  известными  нам  животными  в  кратере  жили  некоторые  из
древнейших зверей. Я принял от при-роды на сохранение четырех  мамонтов,  из
которых два старых погибли естественной смертью через три года после  нашего
знакомства; двух волосатых носорогов, одного очень старого пещерного медведя
и трех исполинских оленей.
   В  первые  годы  жизни  здесь  мне  на  память  не  раз  приходил   образ
бессмертного героя Дефо - Робинзона Крузо. Что  ж,  наши  с  ним  судьбы  во
многом оказались сходными.  Он,  как  и  я,  был  тоже  отрезан  от  мира  и
предоставлен самому себе. Правда, Робинзону, по воле автора, как  говорится,
повезло. Он нашел возле своего острова разбитый бурей корабль и снял  оттуда
множество необходимых ему вещей. У меня такого клада не оказалось,
   Все, чем я располагал, -  это  двуствольное  ружье  с  небольшим  запасом
патронов, топор, хороший нож и мой вещевой мешок,  в  котором  оказались,  к
счастью, целыми, в числе прочих мелочей, несколько клубней картофеля и две -
три сотни семян разных овощей, взятых мной из  ссылки  ради  чисто  научного
интереса. Как они мне пригодились позже!..
   Проходили дни и месяцы. На стене пещеры росло число зарубок,  которыми  я
отмечал свой календарь. Я понял, что Иванов погиб, и ждать  помощи  от  него
нечего. Оборвалась последняя нить, еще удерживающая надежду на избавление от
плена.
   И я стал действовать.
   Прежде всего нужно было построить себе дом и создать огород. Приближалась
весна, дни стали  длиннее,  морозы  меньше.  Днем  на  деревьях  уже  висели
сосульки, снег на склонах к полудню подтаивал... Вот тут-то мне и  пришло  в
голову приучить гигантов к труду и воспользоваться их силой  для  устройства
колонии.
   Мамонты оказались животными довольно меланхоличными по  характеру,  очень
наблюдательными и умными. Часто я, укрывшись  в  зарослях,  видел,  как  они
целыми часами стояли все вместе у речки и  грелись  на  весеннем  солнце.  А
потом начинали играть, обдавая друг друга потоками холодной  воды.  Купание,
даже в холод-ное время, оказалось их любимым делом. Это я понял  позже.  Они
никогда  не  расставались,  всегда   ходили   группой,   а   когда   старики
почувствовали близкую смерть, то все вместе они удалились в восточную  часть
кратера, туда, где лежали кости их предков. Один из них, шатаясь,  дошел  до
края осыпи, ноги его подкосились, он повалился на колени,  потом  на  бок  и
скоро умер. Живые не покинули его и остались вместе с ним. Через неделю умер
второй. Молодые мамонты восприняли смерть своих родителей, как самое большое
горе, не отходили от мертвых несколько дней, ревели, перестали  есть  и  все
топтались  вокруг  трупов,  дотрагивались  до  них  хоботами,  подталкивали,
умоляли встать... А потом, рассвирепев, кинулись в  лес,  ломали  и  топтали
деревья, кидали камни, пни, в неистовстве топили свое отчаяние и печаль.
   Мало-помалу мне стала известна в деталях их  жизнь.  и  я  составил  себе
план. Мамонты часто видели меня, но считали, видно, за мелкое, не стоящее их
внимания животное,  хотя  история  с  головешкой  долго  еще  заставляла  их
обходить мой костер.
   Началась наша дружба с тех незабываемых  дней,  когда  в  кратере  уже  в
преддверии весны разразилась последняя зимняя  буря.  Собственно,  настоящая
буря бушевала где-то за пределами  кратера,  но  доставалось  и  нам.  Почти
неделю валил густой снег, и он закрыл луга, леса и  заставил  всех  животных
основательно поголодать. Бараны и олени сумели приспособиться скорее других,
они стали разгребать снег и довольно  хорошо  находили  себе  пищу.  Медведи
неожиданно для всех залегли спать. А мамонтам  пришлось  туго.  Они  взялись
есть ветки деревьев и кору, причем эта пища не  казалась  для  них  особенно
привлекательной. Я уже знал, что они с величайшей  охотой  едят  тростник  и
камыш. Но мелкие болота завалило снегом, а в глубокие топи вдоль  озера  они
ходить опасались. Тогда я начал  приводить  в  действие  свой  план.  Сделав
небольшой плот из десятка легких бревен, я приплыл к  заросшему  острову  на
озере, ножом нарезал огромный сноп зеленого камыша и доставил его  на  уступ
перед своей пещерой. Привлеченные далеко видной  на  снежном  фоне  зеленью,
гиганты пришли к пещере. Молодые мамонты не заставили себя  упрашивать.  Они
смело подошли ближе и хоботами стали доставать лакомую приманку. Разрешив им
немного поесть, я постепенно стал отодвигать  сноп  от  края  все  дальше  и
дальше. Звери не уходили, топтались на месте и все  поглядывали  на  меня  и
пошевеливали хоботами. После нескольких  дней  тренировки  я  стал  возможно
осторожнее выдавать им из рук сочную траву порциями и скоро так приучил их к
организованной кормежке, что мамонты стали ходить  за  мной  по  пятам,  как
комнатные собаки. Даже когда растаял снег и пищи стало вдоволь, они,  увидев
меня, шли за мной, и я старался не скупиться на подарки. Вскоре я осмелел  и
рискнул погладить моих новых  друзей.  Мамонты  обнюхали  меня  и,  кажется,
высказали свое удовлетворение новым знакомством, - по крайней мере,  тот  из
них, какого я впоследствии назвал Ла-сом, довольно весомо пошлепал  меня  по
спине хоботом, обвил и немного приподнял над  землей.  Я  очень  боялся,  не
захочет ли он поиграть со мной, как  с  мячом.  Довольно  невесело  было  бы
упасть из объятий хобота с высоты шести метров... Но  все  обошлось  хорошо.
Немного позже мне было позволено залезать на косматую спину, ездить на  Ласе
и в качестве платы за удовольствие чесать ему палкой за  гигантскими  ушами.
Между прочим, кедровки, каких тут не мало, нисколько не боялись этих могучих
зверей и спокойно трещали по целым дням на их спинах, что-то выискивая там и
копаясь. Судя по довольному виду зверей, птицы  доставляли  великанам  явное
удовольствие. В общем, менее чем через месяц они уже таскали мне  бревна  на
дом и камни для ограды.
   Да, пришлось городить и ограду. Ох, эта ограда!..  Вы  уже  видели  ее  -
трехметровый забор из каменных  глыб,  которым  пришлось  обнести  весь  мой
огород. И все из-за несговорчивого характера носорогов. Вы наблюдали молодых
поросят, когда их выпускают  на  улицу?  Вот  так  примерно  вели  себя  эти
многотонные звери. Страшно неуравновешенные характеры! Настоящие  допотопные
дикари. До поры до времени мы жили, соблюдая строгий нейтралитет. Наши  пути
не перекрещивались. Такое состояние настороженного наблюдения друг за другом
меня устраивало. Но, как я уже сказал, до поры до времени.
   Когда я выбрал хорошую полянку около дома и с большим  трудом  разработал
землю, то  на  второй  же  день  нашел  свой  огород  совершенно  изрытым  и
затоптанным. Налет совершили носороги. Пути наши перекрестились, нейтралитет
оказался нарушенным. Что их привлекало сюда - просто не  знаю.  Может  быть,
следы моего заостренного кола, которым я рыхлил почву, наводил их на мысль о
скрытых здесь вкусных кореньях? Хорошо, что первый набег на поле они сделали
до посева и мои семена остались целы. Но как же быть дальше? Я имел  слишком
мало семян, чтобы рисковать ими. К тому же с  земледелием  у  меня,