я в виду  стада,  как  все  бараны  по  сигналу  вожака
срывались с места и в мгновение ока исчезали в ущельях.
   Остановки  иногда  делали  среди  дня.  Хватай-Муха   в   таких   случаях
осведомлялся:
   - Плановая?
   - Местная разведка, плановая, - следовал ответ. Это  означало,  что  надо
только снять вьюки с лошадей, пустить их недалеко пастись и на  скорую  руку
при-готовить у костра пищу. Разведчики немедленно расходились  по  сторонам.
Усков с Борисом вооружались геологическими молотками и брезентовыми  сумками
для образцов и отправлялись в ближайшие ущелья, к  обнажениям  горных  пород
или на берег ручья; агроном и Петя, закинув за спину ружья, уходили в редкий
прозрачный лес или в  долину,  где  собирали  гербарий,  исследовали  почву,
измеряли температуру воды в ручье и делали зарисовку местности.
   Но иногда Усков объявлял "особый"  привал.  Тогда  Хватай-Муха  вместе  с
проводником раскрывали и раскатывали основные вьюки, быстро ставили  палатку
из серого брезента, натягивали растяжки, и у партии номер  14-бис  появлялся
свой дом. К палатке незамедлительно приносили два толстых сухостойных бревна
и устраивали рядом с  жилищем  "вечный  огонь".  Загоревшись  от  маленького
костра, два сухих бревна могут тлеть очень долго. И стоит только  подбросить
в этот очаг несколько сухих щепок, как костер ярко разгорается  в  несколько
минут.
   - Не иначе, як той примус, - любил говорить по этому  поводу  Лука  Лукич
Хватай-Муха.
   На длительных остановках он отпускал лошадей без пут, поручая  их  охрану
Каве, Тую и жеребцу Гордому. Надо  сказать,  что  Гордый  вполне  оправдывал
оказываемое ему доверие. Он ревностно, даже,  пожалуй,  чересчур  ревностно,
оберегал своих подопечных. Нередко то одна, то другая  лошадь  приносила  на
своем крупе следы его острых зубов. Лука Лукич огорченно  разглядывал  раны,
смазывал их березовым дегтем и ругал Гордого:
   - Шо ж ты киняку кусаешь, бис твоему батьке! Мо-же, це твой ридний дядько
або брат, а ты его зубами! 3-заноза!
   И давал Гордому кнута - впрочем, добродушно. А в  душе  и  сам  завхоз  и
проводник Любимов уважали Гордого и были ему благодарны: верный жеребчик  не
потеряет ни одной лошади, можно быть спокойными.
   "Особые"   остановки   означали,   что   геолог   "нащупал"    интересные
месторождения и хочет их изучить детальнее. Объявлялся  аврал.  К  поисковым
работам привлекались все разведчики. Рыли  узенькие  шурфы,  делали  пробную
промывку песка и толченой руды. Усков часто прибегал к микроскопу,  проводил
несложный химический анализ руд, подбирал коллекционный  материал.  Работали
целый день, не разгибая спины. А вечером перед сном кто-нибудь спрашивал:
   - Что нашли на дне лотка, Василий Михайлович?
   - Так, небольшое месторождение, - отвечал геолог. - Есть золото. Но  вряд
ли оно имеет промышленное значение.  Опять  "кочки",  то  есть  не  сплошное
залегание песков, а так... Это все не то.
   Разведчики вздыхали. "Не то"... Как хотелось, чтобы было "то",  чего  они
ждут, чего ждут от них! А вот не дается золото в руки, и только!
   Ничего не поделаешь... Отправляли очередную радиограмму в  трест  о  том,
что работа продолжается, все живы-здоровы и шлют приветы. И группа снималась
с места.
   Однажды отряду пришлось долго и трудно подниматься в горы  по  совершенно
голым,  каменистым  сопкам.  Почти  целый  день  шли  по   ущелью,   которое
становилось все уже и уже.
   Любимов забеспокоился и, остановив караван, уехал вперед  один  на  своем
резвом коньке. Вернувшись через час, проводник с озабоченным  видом  доложил
Ускову:
   -  Какая-то  западня...  Дальше   никакого   хода   нет.   Придется   или
возвращаться, или вылезать вот по  той  узкой  тропке...  -  Он  показал  на
боковой карниз, отлого поднимавшийся вверх.
   - Что советуешь, Николай Никанорович?
   - Конечно, подниматься. Правда, опасно, но не  идти  же  нам  назад.  Это
больше двадцати километров! Разве мыслимо? Ничего, лошади  у  нас  привычные
ходить по скалам. Людям придется слезть, идти за  лошадьми  и  держаться  за
хвосты. Левые вьюки подтянуть выше!
   Скоро цепочка людей и лошадей втянулась на  горную  тропинку  и  медленно
тронулась по ней, выбираясь из ущелья. Кони похрапывали,  но  шли  уверенно,
низко нагнув головы и обнюхивая дорожные камни.  Все  молчали.  Шли  десять,
пятнадцать минут. Тропинка все подымалась. Вот  уже  Гордый  победно  заржал
наверху. Вышел!.. За ним поднялись вторая и третья лошади.
   И тут случилось нечто непредвиденное. Откуда-то  из  темной  щели,  прямо
перед пятой лошадью камнем вылетела ослепшая на дневном свете  сова.  Лошадь
от неожиданности шарахнулась, дернула за повод,  которым  была  привязана  к
другой лошади, и натянула его как струну; ремень больно  ударил  Бориса.  Он
пошатнулся, оступился и, не удержавшись, соскользнул вниз.
   - Ох!.. - вырвалось у Пети, и он от ужаса закрыл лицо руками.
   Но студент не растерялся. Падая, он все же  не  выпустил  из  рук  хвоста
лошади и повис над пропастью на руках.  Умное  животное  присело  на  задние
ноги.  Еще  секунда-другая,  Борис  сорвется  и  полетит   вниз.   А   Петя,
растерявшийся и испуганный, стоял рядом и не знал, что делать.
   Любимов, шедший чуть  сзади,  быстро  крикнул:  "Держись!",  прополз  под
ногами остановившихся лошадей, мимо дрожавшего Пети,  нагнулся  к  Борису  и
быстро схватил его  за  плечи.  Силы  проводнику  не  занимать  было!  Через
мгновение побледневший Борис стоял на тропинке,  тяжело  дыша  и  растерянно
озираясь.
   Усков этого не видел, но почувствовал, что случилось что-то неладное, и в
тревоге крикнул сверху:
   - В чем дело?
   - Ничего, все в порядке... - откликнулся Любимов. Спокойным голосом,  как
будто действительно  ничего  не  произошло,  он  скомандовал:  "Пошел!"  Все
гуськом потянулись вперед.
   Ноги у Бориса противно дрожали; он не в силах был сдержать  эту  дрожь  и
сердился теперь уже на себя.
   - Вы что замешкались? - спросил геолог, когда все выбрались наверх. -  Ты
бледен, Петя, что с тобой?
   Мальчик вдруг отвернулся и зарыдал... Любимов вполголоса передал Ускову о
происшествии. Борис, оправившийся от испуга, понял, наконец, кому он  обязан
спасением и кто так малодушно спасовал  перед  лицом  беды.  Он  пожал  руку
проводнику, подошел к Пете и резко сказал:
   - Размазня!..
   - Отставить! - властно выкрикнул Усков. - Подойди сюда,  Фисун.  Это  что
еще за выходка, Борис Алексеевич? Нельзя требовать  от  новичка  ловкости  и
геройских поступков. Возможно, что и ты поступил бы на  его  месте  так  же.
Сейчас же извинись перед ним...
   Борис молчал. Сумрачное лицо его  постепенно  становилось  более  мягким,
задумчивым. Ошибся? Погорячился?  Разве  мог  Петя  сообразить...  Ведь  все
произошло в одну секунду, мальчик  просто  ошалел  от  страха  за  него,  за
Бориса...
   Юноша повернулся, подошел к Пете и запросто сказал:
   - Прости меня. Я... погорячился, Петя.
   Инцидент казался исчерпанным. Но горечь поступка осела на сердце Пети,  и
он хмуро ехал на своей лошади, раздумывая о случившемся. Обидное слово, хоть
и стертое извинением, долго не давало ему покоя. И как это он  не  сообразил
сразу поспешить на помощь товарищу! Опешил... Именно опешил. Слово-то  какое
странное.  Опешил...  От  слова  "пешка"   наверное.   Да,   мало   в   тебе
решительности, друг Петя. А еще левый нападающий.
   Выйдя из ущелья и сверившись с маршрутом, пошли  быстро,  чтобы  засветло
добраться до какого-нибудь лесного ручья, где можно будет сделать остановку.
По ровному каменистому валу лошади шли  бойко,  и  через  час  отряд  достиг
вершины водораздела.
   Но что это?
   Люди увидели перед собой  совершенно  неожиданную  картину.  Прямо  перед
ними, в красноватом свете заката, в глубокой зелени берегов, далеко внизу, в
долине, неслась стремительная, широкая и  сильная  река.  Однако,  достигнув
подножия горы,  на  вершине  которой  стоял  отряд,  река...  исчезала.  Да,
исчезала! Сколько ни всматривались люди в просторную котловину  у  себя  под
ногами - вправо, влево, - нигде больше реки  не  было  видно.  Она  исчезала
каким-то таинственным образом. Прислушавшись, разведчики уловили глухой шум,
напоминающий рев водопада.
   - Что это может быть? - задумчиво обронил гео-лог. - Река падает вниз? Но
куда?..
   Уже накапливались вечерние тени и  медленно  ползли  вперед,  все  больше
закрывая этот непередаваемый  се-Верный  пейзаж,  как  закрывает  ревностный
художник Свою картину перед равнодушным глазом профана.
   - Вперед! - скомандовал Усков, и караван тронулся дальше.
   Гора покато спускалась в долину. Чем ниже, тем  сильней  становился  шум,
идущий словно из-под земли. Проводник с геологом прошли метров сто пешком  и
позвали к себе остальных:
   - Сюда!..
   Внизу, метрах в двухстах, кипела и пенилась  поистине  сумасшедшая  река.
Ударившись всей своей силой о  каменную  грудь  горы,  вода,  буйно  ревя  и
грохоча, отскакивала назад и  опять  падала  в  русло,  создавая  гигантскую
воронку,  над  которой  кипела  клочковатая  белая  пена  и  висели  мириады
блестящих брызг. В центре вода кружилась с ужасающей быстротой: ее втягивало
вниз с каким-то гудящим и всхлипывающим звуком.
   - Поток уходит в пропасть?! Вот  это  настоящее  чудо  природы!  Какая-то
аномалия, товарищи! - воскликнул Усков. - Невероятно! Если это  так,  то  мы
имеем здесь дело с вулканическим провалом. Пласты, поднятые вверх... Древние
эры, выставленные природой для общего обозрения...  Вот  где  нам  предстоит
серьезная работа, друзья! Не будем все-таки терять дорогого времени. Давайте
скорее спускаться...
   Они сделали большой крюк вправо, спустились в долину и с азартом  взялись
за дело. Скоро возле густых черемух выросла палатка. Задымил костер.
   Петя не пожелал терять даром ни минуты, пока еще было светло. Он  закинул
ружье за спину и пошел. У  одинокой  скалы  он  остановился  и  прислушался.
Впереди что-то зашуршало: на ветке лиственницы сидел  большой  черно-красный
глухарь и, склонив голову набок, глупо смотрел на охотника своими  круглыми,
чуть удивленными глазами, что-то бормоча и  приседая,  как  они  это  всегда
делают, собираясь взлететь.
   Грохнул  выстрел.  Черная  птица,  цепляясь  за  ветви  и  теряя   перья,
шлепнулась на землю. Эхо подхватило звук  выстрела,  и  он  понесся  во  все
концы, перекатываясь и замирая. Вся огромная  долина  прислушалась  к  этому
незнакомому звуку.
   - Эге-ге-ге!.. - послышалось от лагеря. - Кто стрелял? В чем дело?
   "Вместо ответа взволнованный и радостный Петя через минуту положил  перед
Хватай-Мухой свой трофей.
   На следующий день утром Орочко, взобравшись на высокую  скалу,  зарисовал
реку и всю долину и определил, что долина имеет километров сорок в  длину  и
не менее тридцати  в  ширину.  С  севера  и  востока  ее  закрывали  высокие
скалистые горы. Над ними все время клубился туман. Сквозь его  серую  пелену
проглядывали мрачные высоты.
   - Салахан-Чинтай! - пояснил Любимов. - В этой стороне где-то есть большое
горное плато. Дурная слава ходит о нем.  Оттуда  часто  срывается  ураганный
ветер, и уж как сорвется - жди беды! Бывает, среди лета все поморозит,  даже
ледок на воде появляется, а лиственница сразу чернеет и осыпается.
   - Занятное место, - откликнулся агроном. - Такие места  называют  "кухней
погоды". Именно здесь  "готовятся"  ураганы,  снегопады  и  прочая  подобная
прелесть.
   - Этих мест никто не посещал. А  может,  они  и  есть  самые  богатые?  -
задумчиво произнес Любимов.
   Днем долина выглядела веселой и нарядной. В лесу  Петя  обнаружил  озеро.
Оно блестело, голубизной своей соревнуясь с небом.
   При первой же разведке  Усков  набрел  еще  на  несколько  озер  размером
поменьше и установил, что некоторые очень глубоки.  В  довершение  ко  всему
оказалось, что вода в них совсем теплая. Это уж было совершенно удивительным
для такого края, где грунты всегда  проморожены  на  много  десятков  метров
вглубь. В озерах водилось много рыбы.
   Лука Лукич пригласил Петю:
   - Айда, хлопче, на рыбалку!
   - С удовольствием!
   Не успел Петя забросить крючок с наживкой,  как  поплавок  сразу  ушел  в
воду, а через секунду на берегу уже плескалась порядочная рыбешка.
   - Попалась! - крикнул рыболов и с  радостью  схватил  добычу.  -  Хариус!
Ого!..
   За какие-нибудь полчаса наловили их чуть ли не с полсотни. Жадные  стайки
темных хариусов и серебристой красноперой мальмы сгрудились около крючков  и
шли на них с какой-то веселой жадностью; они брали даже голый крючок, просто
из любопытства. А  когда  солнце  стало  садиться,  над  тихой  гладью  воды
начались акробатические номера. Рыба, как выразился Лука Лукич, "прямо сошла
с ума". Она веселилась и играла. Ловкие  хариусы  десятками  выпрыгивали  из
воды и, красиво изгибаясь в воздухе, ныряли в озеро,  чтобы  снова  и  снова
взметнуться вверх.
   - Танцуют! - воскликнул Петя. - Смотрите, смотрите,  Лука  Лукич,  они  и
вправду танцуют...
   - Побачишь, як они у меня на сковородке затан-цують...
   Когда за ужином Петя рассказал о рыбной ловле, Усков улыбнулся и  хлопнул
себя по лбу:
   - Ну вот, а мы гадали-придумывали здесь без вас, какое  имя  дать  самому
большому озеру. Петя, тебе, как первооткрывателю, предоставлено право... Как
ты думаешь?
   - Озеро Танцующих хариусов. Подойдет?
   - Красиво... Ну как? Возражений нет? Тогда решено... А долину?
   Все задумались. Борис поднял голову:
   - Долина Бешеной реки. Ведь нигде такой речки нет,  как  эта.  Она  имеет
начало, по никуда не впадает...
   - Удачно! Примем? Пусть будет долина Бешеной  реки.  Река  в  самом  деле
бешеная. Да и судьба  ее  необычна.  Она  собирает  воду  с  гор  и  тут  же
пропадает,  прячет  воду  в  земных  глубинах,  а  потом  вновь  выходит  на
поверхность в виде  источников  или  родников.  Но  не  это  все-таки  самое
интересное, дорогие мои друзья. Вы посмотрите, сколько здесь кварца! А среди
кварцевого песка нашлось кое-что...  Придется  разобраться  в  происхождении
металла. Откуда он, где взяла его река? Надеюсь, труд наш  на  этот  раз  не
будет напрасным.
   - И у меня есть славные вести, - вставил Орочко. - Я  сегодня  определял,
глубоко ли оттаивает здесь вечная мерзлота.  Представьте  -  в  одном  месте
более чем на два метра прорыл и не встретил мерзлого  слоя.  А  ведь  по  ту
сторону перевала мерзлота везде лежит на сорок - сорок пять  сантиметров  от
поверхности. А вот что дало измерение температуры  почвы:  почти  пятнадцать
градусов тепла! Вода в озере - семнадцать градусов! Невероятно, по это  так!
Похоже, что мы напали на своеобразный оазис  в  приполярных  горах.  Как  вы
думаете, Василий Михайлович, чем все это можно объяснить?
   - Я уже и сам задавал себе такой вопрос, - ответил геолог. - И,  кажется,
нашел ответ. Если Бешеная /река  проложила  себе  ход  в  глубины  земные  и
уносится туда, то почему не может быть обратного явления: выходов  глубинной
воды на поверхность? Вы ви-дали,  сколько  здесь  щелей  и  разломов  горных
пород? Это позволяет предположить, что в некоторых  местах  теплая  вода  из
больших глубин подымается наверх и нагревает почву. Она же, глубинная  вода,
в течение веков, возможно, сумела  растопить  вечную  мерзлоту  в  долине  и
превратила мерзлые грунты в сплошной талик. Вот вам и теплые озера и  теплая
земля на шестьдесят шестой параллели...
   - Но это же находка! Вы  представляете?  В  такой  большой  долине  можно
создать прекрасную пашню,  выращивать  овощи,  картофель,  травы.  Все,  что
нужно! Кругом мрачные голые горы, а в центре - этакое богатство!
   - Огромное  поле  деятельности  для  агронома.  Иссле-дуйте,  проверяйте,
намечайте, Александр Алексеевич! Нет ничего удивительного, если именно здесь
- ваши будущие поля и огороды.
   Любимов сидел молча и с усердием  разбирал  и  смазывал  свой  старенький
карабин. Петя внимательно следил за его работой. Борис, намаявшись за  день,
уснул. Хватай-Муха возился с посудой.
   - Николай Никанорович, - тихо спросил Петя. - Вы так тщательно смазываете
оружие... Думаете, карабин пригодится вам здесь?
   Любимов улыбнулся:
   - А что же... Пожалуй, может и пригодиться.
   - Вы что-нибудь видели? - насторожился Петя. - Сегодня на песчаной отмели
я нашел чьи-то свежие следы. Пять пальцев, с круглой пяткой. Это медведь?
   - Следы медведя и я видел. И еще кое-что. Если  бы  Борис  Алексеевич  не
предложил раньше меня название для нашей реки, я дал бы ей другое  имя.  Ну,
скажем, Волчья река. Сегодня мне пришлось видеть сразу две пары волков.  Они
сейчас больше парами ходят, а к зиме пойдут стаями. Так-то вот...
   - Лошадей беречь надо.
   - За лошадей-то как раз можно не беспокоиться. Сейчас волки их не тронут.
Да и охрана хорошая: Гордый в обиду своих коней не  даст.  А  вот  нам  всем
нелишне будет иметь па всякий случай добрую картечь в стволах.
   Долину окутала ночь. Разговоры у костра  утихли.  Усталость  брала  свое.
Разведчики улеглись и скоро уснули. Тлел слабым огоньком костер, кругом было
спокойно и не то чтобы светло, но как-то прозрачно, как бывает погожей белой
ночью на Севере, когда вечерняя заря почти сразу же сменяется яркой утренней
зарей.
   Перед самым рассветом тревожно заржал жеребец-Весь табун в одно мгновение
пронесся через луг и сбился в кучу  у  самого  костра.  Лошади  теснились  к
палатке, всхрапывали и дрожали всем телом. Кава и  Туй  вскочили  и,  грозно
ощетинившись, с  загоревшимися  глазами  уставились  на  ближние  кусты.  Но
броситься туда не решались: видно, зверь был им не по силам. Люди проснулись
почти в ту же секунду и схватились за ружья.
   В прибрежных кустах осторожно треснула ветка. Кто-то тяжелый наступил  на
нее. Шесть ружей поднялись. Еще раз треснул валежник, теперь уже ближе.
   Собаки, рыча, попятились. Зоркий глаз проводника на" щупал в зарослях две
черные тени. Он зашептал:
   - Смотрите... Вон в кустах Держать на прицеле... Огонь!..
   Разом грянули выстрелы. Кава и Туй, преодолевая страх, кинулись в  кусты.
Оттуда послышался глухой и грозный рев зверя, потом дикая возня  и  победное
рычание Туя. Разведчики вошли в заросли.
   Огромный бурый медведь бился в предсмертных судорогах. В горло ему впился
Туй. Умный пес был неузнаваем. Дикие инстинкты  вспыхнули  в  нем  при  виде
крови. Он рвал свою жертву и свирепо рычал. Его с трудом отогнали  и  насилу
успокоили. Когда осветили примятые кусты, то  увидели,  что  в  лес  уходила
кровавая дорожка: второй медведь, несомненно тоже ужаленный  пулей,  ушел  в
заросли.
   Преследовать раненого зверя ночью Любимов запретил, да это, собственно, и
не нужно было. Покой был восстановлен, нарушители наказаны,  а  мяса  теперь
хватит надолго. Медведь весил не меньше трех цент-неров. Добычу вытянули  па
поляну. Медведь оказался старым, матерым зверем. Бурая шерсть его  слежалась
и висела клочьями. Огромные, почти  вершковые  когти  и  зубы  пожелтели  от
времени.
   Пока все обсуждали происшествие, Лука Лукич явился на  место  с  ножом  и
веревкой.
   - Мне окорочок треба... - заявил он и стал  быстро  и  ловко  разделывать
тушу. - Утром будут "свиные отбивные" из медвежатины! Идите спать.
   Прошла еще неделя. Палатку перенесли дальше от  берега.  Разведчики  били
глубокие ямы-шурфы  среди  песчаных  отложений  долины,  лазили  по  склонам
террас, промывали пробы. Усков ходил возбужденный и радостный:
   - Будем двигаться вверх по реке. Если уже и здесь  кое-что  имеется,  то,
надо думать, у истоков реки при-рода припасла для  нас  солидные  запасы,  а
может, все-таки и какой-нибудь серьезный сюрпризец...
   Однажды вечером агроном со своим помощником Петей возвращался с очередной
рекогносцировки. Оба они порядком устали и потому говорили мало. Недалеко от
лагеря Петя вдруг остановился и потянул спутника за рукав.
   - Что ты? - шепотом спросил агроном.
   - Там кто-то...
   Впер