Вячеслав Пальман.
   Кратер Эршота.


   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   БЕЛОЕ ПЯТНО НА КАРТЕ

   Глава первая,
   без которой читателю многое было бы неясно в дальнейшем
   - А теперь дай мне  ружье  и  смотри...  Борис  взял  двустволку  из  рук
смущенного Пети и ловко вскинул ее к плечу.
   - Бросай! - крикнул Борис.
   Черепок взлетел в воздух и блеснул глазурью на солнце. Раздался выстрел -
черепок разлетелся на мелкие куски.
   - Видал? Вот как надо! В тайге некогда раздумывать.  Охотник  бьет  птицу
влет и с ходу. Одна секунда может решить все. Будешь раздумывать  да  водить
стволами - тогда плохо твое дело... Знаешь быстроту полета дикой утки?
   - Кажется, сто километров...
   - Вот именно "кажется". До двухсот!.. Не всякий самолет  догонит.  А  ну,
пробуй...
   Петя перезарядил ружье и поднял стволы.
   - Раз, два, три! - крикнул Борис, и второй черепок взвился вверх.
   Петя весь сжался и, ведя стволами вслед черепку,  рывком  надавил  спуск.
Выстрел! Дробь шурша зацепила черепок уже при падении. Стрелок покраснел.
   Борис досадливо крякнул.
   - Опять опоздал! Правда, это уже получше, но еще далеко не то, что нужно.
Больше подвижности, Петька! И  вообще  -  больше  уверенности.  Нельзя  быть
нерешительным! Верь в себя! Не вышло раз, пробуй в  другой.  Если  опять  не
так, еще раз действуй, пока не добьешься своего. Упрямства в тебе  маловато,
Петька.
   - Давай еще раз попробуем. А ну, подкинь...
   - Нет уж, хватит на сегодня. Патроны все вышли. Да и домой пора.
   И они пошли от речки медленным шагом людей, окончивших трудную работу.
   Улицы молодого города начинались  у  подножия  покатого  склона  горбатой
сопки, от маленькой говорливой речки Хамаданки, по имени которой назывался и
город. Он вырос за какие-нибудь десять  -  двенадцать  лет  и  теперь  носил
высокое и обязывающее имя города не зря.  Тут  и  там  подымались  заводские
трубы; со стороны бухты, где раскинулись портовые строения, часто доносились
волнующие басовитые гудки морских пароходов.  Ровные  улицы  были  застроены
красивыми каменными домами, окрашенными в белые и сероватые тона, под  стать
северному небу и серым гранитным скалам, нависшим над южной  частью  города,
где начинался суровый массив Ак-Чекана.
   Если чем и уступал Хамадан другим, более  старым  городам  востока  нашей
страны, так это отсутствием зелени. Не получалось тут с озеленением.  Каждый
год жители сажали на улицах и скверах  сотни  деревьев,  окружали  их  самым
любовным вниманием, а вот не хотели приживаться в городе деревья! И чего  им
не хватало? Растут же лиственницы и даже  березки  на  пло-щадке  городского
парка. И довольно высокие. Говорят, там когда-то был густой таежный лес,  но
теперь этот
   чудом уцелевший кусочек леса - единственное зеленое пятно на строгом фоне
северного приморского города.
   Юноши шли вверх по Шоссейной улице к  дому  Уско-вых  и  продолжали  свой
разговор.
   - Мало научиться бить верно в цель, - сказал Борис. - В походе все нужно:
ты и радист, ты и охотник, ты и рыболов, ты и повар и ездовой, и даже  брюки
починить умей.
   - Ну уж, и брюки... - Петя недоверчиво посмотрел на старшего товарища.
   - Бывает всякое... Еще когда я  был  на  первом  курсе,  послали  нас  на
практику в поисковую партию, под Большой Невер. Я тогда  рассуждал,  как  ты
сейчас. Вот и хлебнул... Однажды ехали мы  верхами.  Ну,  сам  понимаешь,  -
чаща, тайга. Зазевался, сучок поддел меня за карман  и  выбросил  из  седла.
Спасибо, лошадь умная попалась, сразу остановилась. Всем было смешно. А  мне
и обидно и стыдно; ни иголки, ни нитки, а брюки от кармана до коленки -  как
ножницами... Сел в седло, одной рукой держусь за повод, другой - за- остатки
брюк. А они расползаются...
   - Слушай, Борис, - заговорил вдруг Петя, почему-то  понизив  голос.  -  А
вдруг дядя Вася откажет? Вы уедете, а я останусь...
   Борис молчал.
   - Он так странно мне ответил, - продолжал Петя, - не  отказал,  но  и  не
обнадежил. Когда я передал ему письмо  от  мамы,  он  прочитал  и  почему-то
вздохнул. А потом спрашивает: "Не боишься? В походе трудно".
   - Нет, - перебил Борис. - Он сказал: "В походе все-таки трудно".
   - Верно, - подтвердил Петя, смеясь, - ведь  у  него  через  два  слова  -
"все-таки"... А я говорю: "Что ж, дядя Вася, раз я хочу стать геологом, надо
приучить себя ко всему. Вот похожу с вами сезон, мне и учиться  тогда  будет
легче". Он, кажется, повеселел. Поговорил со  мной  о  семье,  расспросил  о
Владивостоке. Ведь он там родился и жил до института с бабушкой и с сестрой,
то есть с моей мамой. Ему, наверное, вообще-то нравится,  что  я  тоже  хочу
стать геологом. Но не знаю... Он все молчит, присматривается ко мне...
   - Ладно, не унывай! Я с ним поговорю,  -  пообещал  Борис.  -  В  полевой
партии тебе дело найдется. Да и силенок хватит.
   Он, улыбаясь, взглянул на подтянутую фигуру подростка.
   - Футболист? Защита?
   - Правый нападающий! - ответил Петя и все же не без зависти посмотрел  на
своего старшего товарища: хорошо Борису, он  -  студент-геолог,  приехал  на
практику. Когда его  отец,  геолог  Алексей  Александрович  Фисун,  попросил
Василия  Михайловича  Ускова  взять  Бориса  в  свою  партию,  Усков   сразу
согласился.
   - Студиозуса возьму, - сказал он. - И с  превеликим  удовольствием.  Люди
нужны, а с молодежью в походе все-таки веселей...
   Так что насчет Бориса дело  было,  что  называется,  в  шляпе.  А  вот  с
Петей... Усков призадумывался не раз. прежде чем решиться.
   - Все-таки, - говорил он жене,  -  мальчик...  Правда  -  крепыш,  парень
боевой,  спортивный,  сметливый,  не  неженка.  Но  как  не  толкуй  -  едва
пятнадцать лет.
   Усков действительно не знал, как быть. Мальчик приезжал на  каникулы  уже
третий год в надежде, что дядя когда-нибудь возьмет его  в  экспедицию.  Он,
как говорится, спал и видел тот счастливый день, когда услышит: "Ну,  Петро,
давай едем!"
   С каждым годом эта мечта становилась сильней. Глаза мальчика  смотрели  с
мольбой на дядю, на двоюродную сестру Веру, десятиклассницу, которая  почему
то всегда насмешливо называла его "кузеном".
   Наконец - и, быть может, это было  самое  главное  -  мать  Пети  просила
своего брата Василия Михайловича непременно взять мальчика в экспедицию. Она
приводила доводы, мимо которых пройти было трудно. Она напоминала, что  отец
Пети погиб на войне, и мальчик живет в одном только женском обществе:  мама,
бабушка, сестры...
   "А я бы хотела, - писала она, - чтобы  он  попал  в  обстановку,  которая
пробуждает любознательность к воспитывает мужество. Я бы  хотела,  чтобы  он
стал геологом, как ты, как его отец, как наш отец, как все в нашей семье".
   - Все-таки, - сказал Усков после долгих колебаний, -  придется  мальчишку
взять!
   - И правильно сделаешь, - поддержала его Варвара Петровна, жена Ускова.
   Однако, как  человек  осторожный  и  сдержанный,  Василий  Михайлович  не
торопился объявить Пете свое решение. Да, собственно говоря, еще  и  обещать
было нечего: Усков пока и  сам  не  получил  назначения.  Он  был  одним  из
наиболее опытных и заслуженных работников треста "Севстрой".  На  его  счету
числилось немало крупных открытий, три из  них  были  отмечены  орденами.  В
нынешнем году Усков ждал какое-то особенно интересное  назначение,  но  дело
почему-то затягивалось...
   - Я вот тебя обнадеживаю, - вдруг сказал Борис, - а почему, скажи мне, мы
до сих пор не едем?
   - Не знаю. Дядя Вася мне не докладывает, - буркнул Петя.
   Навстречу  юношам  неторопливо  шел  довольно  высокий  человек  в  сером
щеголеватом костюме и модных туфлях. Сразу  видно  было  приезжего:  местные
жители предпочитают сапоги и  свитеры.  Незнакомец  часто  останавливался  и
внимательно осматривал деревца, посаженные совсем  недавно  вдоль  тротуара.
Остановится,  возьмет  веточку,  задумчиво  ее  осмотрит,  потом   выпустит,
покачает рукой стволик...
   - Знаешь, кто это? - шепнул  Петя.  -  Орочко!  Ученый-агроном,  кандидат
наук. Он у нас во  Владивостоке  работает,  в  филиале  Академии  наук.  Его
вызвали сюда по делам совхозов.
   Петя шагнул к агроному, как к хорошо знакомому:
   - Здравствуйте, товарищ Орочко! Скажите, будет расти это дерево?
   - Расти? Гм... Если хорошенько  потрудиться,  тогда  будет  расти.  И  не
только это простенькое деревце, но и нечто другое...
   - Например?
   - Ну,  скажем,  яблоки.  Недурно  бы,  а?  Вечная  мерзлота  -  и  "ренет
Симиренко"...
   Он засмеялся, отчего лицо его сразу помолодело.
   - Откуда ты меня знаешь?
   - Я из Владивостока, вы у нас в школе бывали...
   - А-а, земляк!.. Очень приятно встретить... Весело хлопнув Петю по плечу,
Орочко зашагал вниз по улице.
   - Фантазия какая-то... - сказал Борис, проводив его взглядом, - У  нас  в
Томске, куда южнее, и то только недавно начали разводить  кизюринские  сорта
яблонь А в здешних местах об этом и думать  не  стоит...  Веч-ная  мерзлота,
шестьдесят вторая параллель!
   Он умолк, но после небольшой паузы прибавил:
   - А впрочем, кто его знает...
   - То-то, что "кто его знает"! Ты не был в  совхозе  "Сайчан".  Мы  как-то
ездили с Верой. Какие там цветы, арбузы,  дыни!  Правда  -  под  стеклом,  в
теплице, но все же... А занимается этим все тот же Орочко.
   Возле деревянного дома их встретила, усиленно работая  хвостом,  большая,
лохматая, белая с желтыми  подпалинами  собака.  Видно,  не  желая  покидать
своего поста, она ждала друзей у ворот и теперь вся извива-лась, повизгивая,
и даже приплясывала от радости.
   - Вот Каву-то  дядя  в  экспедицию  всегда  берет,  а  меня  -  дудки!  -
полушутливо, полусерьезно сказал Петя и вздохнул.
   Борис и Петя вошли в дом. Там сборы были  в  разгаре.  Варвара  Петровна,
хорошо знавшая, что муж не любит  задерживаться  и  тратить  время  попусту,
готовилась к отъезду  главы  семьи  заблаговременно.  Она  чинила,  штопала,
укладывала  белье.  Вера  помогала  ей,  просматривала  инструмент,  одежду,
ремонтировала  рюкзак  Во   всем   доме   чувствовалось   волнение,   обычно
предшествующее дальним проводам; всюду стояли чемоданы. тюки, ружья.
   - Наконец-то припожаловали, - деланно сердитым  голосом  сказала  Варвара
Петровна. - А ну-ка, за работу! Нечего тут с ружьями расхаживать!
   Пока хозяйка усаживает наших юношей за  дело,  мы  покинем  дом  Усковых,
чтобы встретиться с самим Ва-силием Михайловичем Усковым.
   В  геологический  отдел  треста  "Севстрой",  где  он   ра-ботал,   вошел
секретарь:
   - Василий Михайлович, вас просит управляющий
   Усков поднялся.
   В приемной управляющего сидели еще несколько  по-сетителей.  С  одним  из
них, агрономом Орочко, Усков уже встречался.
   - И вы по вызову?
   - Да... Кажется, нам вместе. Они едва успели перекинуться парой слов, как
их обоих пригласили в кабинет.
   Управляющий встретил геолога и агронома,  как  старых  друзей,  и  крепко
пожал им руки.
   - Прошу, - сказал он и указал  на  кресла.  -  Садитесь,  у  нас  с  вами
серьезный разговор.
   Он помолчал с минуту, затем обернулся к стене и отдернул белую занавеску.
Открылась большая стенная карта всего края. Знакомые очертания!  Усков  стал
всматриваться. Где только не побывал он за эти годы! Извилистые  линии  рек.
Красные точки геологических баз. Черная лента дороги, на  тысячу  километров
уходящая  в  глубь  материка.  Кружочки  поселков,  приисков,   якутских   и
ороченских колхозов и стойбищ. Пунктирные линии аэроразведки...
   Но вон там, ближе к левому краю карты, - большое белое пятно. Ни кружков,
ни точек, ни линий.  Пересекая  многосоткилометровое  пространство,  темнеют
горные хребты, отходящие от массива Терского.  Словно  щупальца  гигантского
спрута, тянутся во все стороны горы, полные таинственности и  неизвестности.
Много лет назад русский путешественник Терский вместе с женой, своей  верной
спутницей,  и  с  группой  казаков  пересек  безмолвные  просторы   дальнего
северо-востока Сибири и дал миру  первую  схематическую  карту  этого  края.
Давно нет в живых смелого исследователя. Многие разведчики уже прошли по его
следам, дополнили и  уточнили  первые  зарисовки  хребтов,  долин  и  речек.
Воздушные трассы пролегли через темные горы. Но здесь -  вот  в  этом  левом
углу карты - все так же пустынно  белеет  неизвестное.  Ничья  нога  еще  не
ступала в пределы загадочного пятна. Даже местные жители - якуты -  избегают
вступать в эти дикие горы, с которыми связано много  легенд.  Стоит  завести
разговор о массиве Терского, как якут закачает головой,  зацокает  языком  и
нахмурится: "Плохо, очень плохо, брат... Не надо туда ходить..."
   Рука управляющего легла на белое пятно.
   - Приказом по тресту  организована  поисковая  партия  номер  14-бис,  на
которую возложена очень ответственная задача: за один сезон, до  наступления
зимы, изучить этот горный массив. - Он открыл стол и достал какие-то бумаги.
- Дело в том, что трест  получил  недавно  интересные  материалы  из  архива
города Верхне-Алымска. Незадолго до революции  политические  ссыльные  и  их
друзья якуты случайно обнаружили в этом районе золотоносные руды  и  алмазы.
Слухи передавались из уст в уста  и  были  наконец  кем-то  записаны  Записи
сохранились в архиве. Никаких попыток  серьез-ных  изысканий,  а  тем  более
эксплуатации месторождений  не  делалось.  К  тому  же  все  данные  окутаны
таинственностью,  переплетаются  с  суевериями,  и  вообще  трудно  сказать,
насколько они достоверны. Однако они крайне  заманчивы  и  в  конце  концов,
может быть, правдоподобны. Надо проверить этот район. Но пройти его  быстро,
методом рекогносцировки, сделать  геологическую  схему  и  дать  заключение.
Начальником партии 14-бис назначаетесь вы, Василий Михайлович. Работа  очень
трудная, но вам она по плечу.
   - Я готов...
   - Вот и отлично.
   Управляющий отошел  от  карты,  и  глаза  его  встретились  с  удивленным
взглядом агронома: разговор касается чисто геологических  проблем,  при  чем
здесь агроном?
   - Я понимаю вас, Александр Алексеевич. Вы сидите и  недоумеваете,  зачем,
собственно, я вас-то побеспокоил?
   - Да, признаюсь, мне не совсем ясно...
   - Сейчас узнаете... Я почему-то уверен, что наши  сведения  верны  и  что
Василий Михайлович найдет много интересного. Стало быть,  надо  думать  и  о
будущей эксплуатации этого района. А как мы можем  практически  организовать
разработку полезных ископаемых за триста - пятьсот километров  от  дорог,  в
глухих горах?
   Необходимо организовать  базу  продовольствия  на  месте.  Где  возникнет
прииск, там должен вырасти и совхоз. Так что вам надо уже сейчас  определить
возможности растениеводства и оленеводства в том районе, составить почвенную
карту, собрать гербарий. В общем, не мне вас учить, как  и  что  делать.  Вы
едете с Усковым... Вот, товарищи, почти все. Прошу  вас  пройти  к  главному
геологу и в деталях ознакомиться с заданием.

   Глава вторая,
   в которой читатель знакомится с героями повести и отправляется  вместе  с
ними в путь
   Поисковая партия, с которой вышел Усков, состояла всего из шести человек.
   Скажем сразу: не только Борис, но и Петя попал в их число.
   Все вышло именно так, как он мечтал: дядя Вася пришел из треста в веселом
настроении и не успел войти, как уже прогудел его бас.
   - Ну, Петушок, собирайся, едем!
   Он тут же подарил племяннику прекрасное ружье  -  "ижевку"  шестнадцатого
калибра. Если бы не было здесь насмешницы Веры, Петя, конечно,  показал  бы,
как он умеет ходить колесом. Но он сдержался, с достоинством принял  подарок
и вышел во двор. И только здесь, прижимая ружье  к  груди,  дал  волю  своим
чувствам.
   Кроме известных читателю геолога  Василия  Михайловича  Ускова,  агронома
Александра Алексеевича Орочко, Бориса и Пети, был в  экспедиции  некий  Лука
Лукич, по фамилии Хватай-Муха, приглашенный на должность  завхоза  и  сам  о
себе говоривший, что он и швец, и жнец, и на дуде игрец. Петя впервые увидел
его, когда грузили экспедиционную  полуторку.  Коренастый,  весь  как  будто
литой, рыжеусый человек лет тридцати ловко забрасывал  в  кузов  трехпудовые
ящики и мешки. Шея этого неутомимого товарища покраснела от  напряжения,  со
лба стекали струйки  пота.  Он  работал  жарко,  ловко,  весело  покрякивая.
Окончив погрузку, он вздохнул, встал  на  ветерке,  широко  расставив  ноги,
вытер подолом рубахи лицо и закурил. Глубоко затянувшись, он деловито  полез
в кузов. Не успела машина проехать и пяти километров,  как  Лука  Лукич  уже
крепко спал, положив кудрявую русую голову на локоть.
   Шестым участником экспедиции был проводник. Но он подсел в машину  уже  в
пути, далеко от города.
   А уж Кава, конечно, прыгнула в кузов первой. Она прекрасно понимала,  что
это за приготовления идут в доме и почему грузят полуторку. Не считая нужным
скрывать нетерпение, она только ждала минуты, когда погрузка будет  кончена,
и сразу заняла  свое  место.  Собака  привыкла  к  поездкам  на  машине.  Не
впервой...
   И вот все уселись, задернули полог брезентового  кузова  и  постучали  по
кабине: трогай! Загудел стартер, чихнул мотор, и  машина  понеслась.  Фигуры
провожающих становились все меньше, вот уже не видно голубой кофточки Веры и
белого платка в руке Варвары  Петровны,  мелькают  дома,  и  город  остается
позади. Из-под колес машины вынырнул мостик,  сбоку  проплыло  серое  здание
телеграфа, и через  несколько  минут  перед  водителем  стала  разматываться
бесконечная, вся в поворотах и подъемах каменистая лента таежного шоссе.
   В машине молчали. Усков с минуту поворочался в полутьме кузова на  мешках
и ящиках, подозвал к себе Каву и  задумался.  Орочко,  уставший  от  сборов,
привалился к тюку и дремал. Борис шумно и часто вздыхал. Он тяжело переживал
разлуку. С кем? Догадаться было нетрудно. Все, о чем бы он сейчас ни подумал
- о парке с тенистыми деревьями, о светлой и широкой бухте, об уютном домике
Усковых, о далеком Томске, где остались друзья и товарищи, -  все  почему-то
обязательно связывалось с  образом  Верочки  Усковой.  То  он  видит  ее  на
волейбольной площадке парка, веселую и подвижную... То она бежит по шуршащей
гальке на берегу бухты, и волны ласково тянутся к ее ногам...  То,  наконец,
всплывают  минуты  прощания:  нежный  взгляд,  напускное  веселье  и  долгое
рукопожатие... Борис огорченно вздыхает, благо, за шумом машины это остается
незамеченным.
   Петя, кажется, только в машине  успокоился.  Теперь  все  страхи  позади.
Теперь он полноправный член  экспедиции!  Он  сидел,  обняв  свое  ружье,  о
котором даже Борис сказал, что это "прекрасный экземпляр".
   Петя выглянул из кузова. Автомобиль мчался уже  по  тайге,  раскинувшейся
среди невысоких округлых сопок.
   Много труда затратили люди, прокладывая сквозь леса и хребты  эту  важную
для жизни края дорогу. Перед строителями то и дело  вставали  горы,  и  люди
пробивали путь по их крутым склонам. Все вперед и выше в -горы  змейкой  шел
серый,  отполированный  шинами  серпантин,  пока  не   достигал   очередного
перевала, чтобы так  же  извилисто  и  осторожно  разматываться  вниз,  мимо
провалов, под утесами и нависшими скалами, куда-то в  новую  долину.  А  там
снова начинались густые леса. Замшелые столетние лиственницы чернели  внизу,
подымались на террасы, заселяли склоны. На  опушках,  на  солнышке  нежились
гибкие вечнозеленые стланики - стелющиеся кедры, которые ложатся на зиму под
надежное укрытие снега на самую землю, чтобы весной, с первым теплом,  шумно
встать,  распрямиться  свечой,  отряхивая  со  своей   чуть   помятой   хвои
намороженный льдистый снег.
   Строители этой дороги вели жестокую борьбу с неподатливой  природой.  Они
рубили леса, корчевали,  стаскивали  деревья.  Сыпали  на  обнаженный  грунт
гравий и песок. И так, шаг за шагом, прорубались вперед, распугивая зверей и
птиц. Кончался лес, и перед строителями внезапно открывалась огромная ровная
по