вышалась безобразная нефтяная вышка с
очертаниями пирамиды;  она  стояла на том  месте, где когда-то располагалось
святилище, храм, каменная пирамида, фокусируя на себя энергию Вселенной.
     Если не считать  треска пламени, здесь царила неестественная,  пугающая
тишина. Вокруг лежали тела строительных рабочих.
     -- Боже правый, -- пробормотала Холли.
     Вдруг до слуха Бьюкенена донесся тонкий металлический вой. Потом возник
и стал усиливаться звук "вамп-вамп-вамп". Потом взревел двигатель.
     "Вертолет",  -- сообразил Бьюкенен. Драммонд и  Дельгадо все-таки
добрались до него. С трудом подняв  голову  и  морщась  от боли,  он силился
рассмотреть что-нибудь за языками пламени, которые со свистом взвивались над
деревьями впереди него. Вон там. Он увидел взлетевший вертолет.
     Но что-то с ним  было  неладно. Его трясло,  он  никак  не мог  набрать
высоту.  Бьюкенен  всмотрелся, напрягая  зрение, и увидел, что  на  полозьях
шасси гроздью  повисли люди в последней  отчаянной попытке  улететь с  этого
места.  Кто-то изнутри битком  набитого  вертолета открыл люк и ударами ноги
пытался сбить висящих на стойках людей.
     Вертолет раскачивался, пытаясь набрать высоту.
     И вдруг рухнул  вниз, в пылающие деревья.  Секундой позже среди пламени
пожара полыхнул и ударил по барабанным перепонкам сильный взрыв, разбрасывая
во  все  стороны  тела людей  и  обломки.  Звук  взрыва прокатился  по  всей
строительной площадке и замер в глубине джунглей.
     Бьюкенена  и Холли отбросило назад, их накрыли  клубы  дыма. В ужасе от
случившегося, кашляя, стирая  с лиц  смешанный с  сажей пот,  они  наблюдали
сцену  крушения. В  стальную  пирамиду угодил огромный  вращающийся  обломок
вертолета, перебивший одну из опорных  балок. Вышка дрогнула,  накренилась и
опрокинулась  с  визгом   и  скрежетом.   Строительные  механизмы  оказались
погребенными под грудой искореженных металлических конструкций. Лишь останки
некогда величественных  памятников, руины руин,  оставшиеся после Драммонда,
казались вечными.
     Мужской голос позвал:
     -- Помогите.
     Бьюкенен огляделся  вокруг  и заковылял на голос,  доносившийся  сквозь
дымную пелену.
     -- Сюда. Ради Бога, помогите.
     Бьюкенен узнал голос еще до того, как увидел самого человека. Дельгадо.
Он   лежал   на  спине,  а  из   груди  у  него  торчало  копье.  Лицо  было
пепельно-серым.
     --  Помогите.  --  Он слабым  жестом  указал  на копье. --  Я  не  могу
пошевелиться. Вытащите это.
     -- Вытащить? Вы уверены, что так надо? -- Да.
     --  Ну,  если  таково ваше  желание,  --  сказал  Бьюкенен.  Зная,  что
произойдет, он крепко взялся за копье и дернул.
     Дельгадо дико закричал. И сразу же его крик  превратился в  клокотание,
так как  резкое удаление копья вызвало у него  внутреннее кровоизлияние. Изо
рта выплеснулась кровь.
     --  За то,  что  ты  сделал с Марией  Томес,  -- сквозь зубы  выговорил
Бьюкенен, -- ты заслуживаешь в тысячу раз худшего.
     Холли  крепко держалась  за него -- так же,  как он  держался за Холли.
Солнце садилось. В багряных лучах заката затянутая дымом  площадка  казалась
совершенно безлюдной.
     -- Господи, --  прошептала  Холли, -- неужели  они все  погибли? Все до
одного?
     -- А майя? Я их не вижу, -- огляделся по сторонам Бьюкенен. -- Куда они
подевались?
     Стук упавшего бревна  разрушил  иллюзию. Бьюкенен настороженно повернул
голову направо.
     Из  готовых  рухнуть дымящихся  останков времянки,  служившей  конторой
строительного лагеря, выбрался, спотыкаясь, Алистер Драммонд. Сейчас  он уже
не выглядел моложе своих лет. Казался даже старше, чем был па самом деле. Он
сгорбился,   съежился,  щеки   втянулись,  глаза  ввалились   --   Бьюкенену
показалось,  что  старше  этого  человека  ему  никого  еще  не  приходилось
встречать.
     Заметив Бьюкенена, старик вздрогнул и, хромая, попробовал скрыться.
     От слабости Бьюкенен был вынужден тоже ковылять, как  бы  передразнивая
Драммонда. Тот  несколько раз падал. Бьюкенен тоже.  Но  неумолимо продолжал
преследование среди покрытых  иероглифами  каменных блоков, стоявших рядом с
упавшими искореженными фермами.
     Драммонд  остановился  перед  каким-то  препятствием.   Повернувшись  к
Бьюкенену,  он  попытался  встать  в  гордую  позу,  но  у  него  ничего  не
получилось. Бьюкенен подошел к нему вплотную.
     -- Я думал, вы погибли вместе с вертолетом.
     -- Они не взяли меня на борт. --  Белые волосы Драммонда сгорели.  Кожа
черепа была в  ожогах.  --  Вы можете себе представить?  -- Голос  Драммонда
задрожал. -- Они так торопились улететь, что не взяли меня в машину.
     -- Скажите, а  почему вы все-таки думали, что вам все это сойдет с рук?
-- спросил Бьюкенен.
     -- Думал? Я знал. Кто и  как  может  наказать  такого старого и  такого
могущественного человека, как я? И не забывайте, что я очень богат.
     -- Я не забываю, что ты -- подонок.
     Бьюкенен протянул правую руку и толкнул Драммонда указательным пальцем.
Этого легкого толчка оказалось достаточно, чтобы  старик потерял равновесие.
Он взмахнул узловатыми руками. Покачнулся. Пронзительно вскрикнул. И полетел
вниз.
     Препятствием, перед которым он  остановился,  когда пытался убежать  от
Бьюкенена, была  глубокая и широкая  яма,  над которой древние майя  возвели
свою каменную  пирамиду,  чтобы  спрятать и держать в  узде бога  Тьмы, бога
черной  воды,  бога,  сочащегося  из-под  земли.  Стальная пирамида, которую
Драммонд  поставил на  месте  древней, рухнула в яму,  а  на дне  ямы  вязко
колыхалась нефть, издавая отвратительный запах.
     Драммонд упал прямо в нефть.
     И она поглотила его.
     -- Он рвался к этой нефти как тысяча дьяволов. Теперь он ее получил, --
сказал Бьюкенен.
     Он опустился на землю. В глазах у него все поплыло и закружилось.

11
     Он неясно различал склонившееся к нему лицо Холли.
     Ему  казалось,  что  рядом с  ней он видит предводителя воинов-майя,  с
которым он стоял  лицом  к лицу на площадке для  игры в мяч, и  яркие перья,
украшающие  его головной убор, переливаются  в алых лучах заходящего солнца.
Появились другие воины, сжимающие в руках  окровавленные копья и мачете. Ему
казалось, что Холли не замечает опасности.
     Бьюкенен  попытался поднять  руку,  чтобы предупредить ее.  Но не  смог
двинуть рукой. Он попытался открыть рот, но губы не двигались. Слова не шли.
Он  чувствовал, будто  земля  вертится  под ним,  затягивая его  в  какую-то
воронку.
     Предводитель  майя наклонился, и его широкое круглое лицо искажалось по
мере приближения к Бьюкенену.
     В  беспамятстве Бьюкенен  чувствовал, что  его поднимают  и  кладут  на
носилки. Было ощущение, что он плывет. Ему виделись какие-то образы. Высокая
пирамида.  Скульптуры, изображающие  гигантские  змеиные  головы.  О  чем-то
напоминающие иероглифы. Величественные дворцы и храмы.
     Потом перед ним встали джунгли, и его внесли через проход,  расчищенный
среди деревьев и кустарника, и  этот коридор все не кончался; его носильщики
двигались по широкой дороге, вымощенной серым камнем и поднятой  над уровнем
лесного грунта.  Ему чудилось, будто повсюду, кроме дороги, земля шевелилась
от змей.
     На них спустилась ночь,  но они  продолжали  свой путь; Холли держалась
возле носилок, а предводитель майя шел во главе отряда.
     "Вот так все и было тысячу лет назад", -- подумал Бьюкенен.
     Они пришли в деревню, где за  воротами и частоколом в человеческий рост
мерцали факелы, освещая хижины. Стены хижин были сплетены из тонких  молодых
деревьев, а крыши  -- из пальмовых листьев. Разбуженные прибытием  процессии
свиньи  и куры  с шумом  разбегались в разные стороны. Жители деревни молча,
ждали.   Это  были  низкорослые  круглолицые  люди   с  темными  волосами  и
миндалевидными глазами; на женщинах были призрачно-белые платья.
     Бьюкенена  внесли в  одну из  хижин и уложили в гамак. "Это чтобы
змеи не добрались до меня", -- подумал он.  Женщины сняли с него одежду. При
свете костра вождь стал внимательно осматривать его раны.
     Холли закричала и  попыталась остановить его, но жители ее не  пустили.
После того как вождь снова зашил ножевую рану Бьюкенена, наложил компресс на
почти  зажившую  пулевую  рану  и смазал мазью  порезы и ушибы, он  осмотрел
выпиравшие из орбит глаза Бьюкенена и ножом сбрил волосы с одной стороны его
головы.
     Потом поднес  к голове,  в которой жила боль, деревянную дрель с ручным
приводом.
     Проникновение заточенного острия причиняло мучительную боль.
     И вдруг как будто  вскрыли огромный  нарыв -- Бьюкенен потерял сознание
от бурно нахлынувшего на него чувства облегчения.

12
     --  Сколько времени я был без сознания? -- с трудом спросил Бьюкенен. В
голове у него стоял туман. Тело казалось совершенно  чужим. Слова ворочались
во рту, словно камни.
     -- Две недели.
     Это  так удивило  его,  что мысли  получили толчок и  в  голове немного
прояснилось. Он поднес правую руку к повязке на голове.
     -- Не трогай, -- остановила его Холли.
     -- Что со мной было? Я ничего не помню.
     Холли не ответила. Она намочила чистую тряпицу в дождевой воде, которую
собрала  в  выскобленную  половинку  скорлупы  кокосового  ореха.  Полуголый
Бьюкенен лежал снаружи хижины  в гамаке, и лучи предзакатного солнца приятно
грели его раны. Холли стала мыть его.
     -- Рассказывай. -- Он облизнул свои сухие распухшие губы.
     -- Ты чуть не умер. Потерял много крови, но  знахарю удалось остановить
кровотечение.
     -- А голова? Что у меня с головой?
     -- Ты бредил. Корчился в конвульсиях. У  тебя так выкатились глаза, что
я испугалась,  как бы они не выскочили совсем. По-видимому, что-то давило на
них изнутри. Он тебя прооперировал.
     -- Что ты сказала?
     --  Он сделал операцию  на черепе. Просверлил  дырку  у тебя в  голове.
Кровь брызнула фонтаном через всю хижину, как будто...
     Силы изменили Бьюкенену. Его веки опустились.  Он снова  облизнул сухие
губы.
     Холли достала еще одну половинку кокосовой скорлупы и стала  поить  его
дождевой водой.
     Вода текла у него по подбородку, но ему все же удалось проглотить почти
всю воду и насладиться ее прохладной свежестью.
     -- Просверлил дырку в голове... -- пробормотал он.
     --  Первобытная  хирургия.  Тысячелетней  давности.  Будто время  здесь
остановилось.  Электричества нет.  Все необходимое эти люди добывают в лесу.
Одежду делают сами. А  мыло... Они  жгут стержни кукурузных  початков, чтобы
вскипятить  воду.  Потом кладут оставшуюся от  стержней золу в воду и в этой
воде  стирают грязную  одежду. Потом  ее прополаскивают в других  горшках  с
кипящей  водой. Одежда становится необыкновенно чистой.  А воду выливают  на
свои посевы, чтобы зола послужила еще и удобрением.
     Бьюкенен силился сосредоточиться, но не мог держать глаза открытыми.
     -- Первобытная хирургия, -- сказал он в некотором замешательстве.
     Это произошло два дня спустя, когда он проснулся в следующий раз.
     Холли  объяснила ему,  что,  пока  он лежал без  сознания,  ей  удалось
заставить  его глотать жидкость --  воду  и  куриный бульон, чтобы  избежать
обезвоживания  организма, но  все  же  он  ужасно  похудел,  и ему  придется
попробовать поесть, даже если его желудок будет против.
     -- Я готов, -- согласился Бьюкенен.
     Холли деревянной ложкой зачерпнула  из глиняной миски  тыквенного супа,
попробовала, не слишком ли горячо, и поднесла ложку ему ко рту.
     -- Восхитительно.
     -- Я тут ни при чем. Не я готовлю. Есть женщина, которая приносит пищу.
Она жестами объясняет мне, что я должна с тобой делать.
     -- А тот, кто вылечил меня?
     -- Он приходит два раза в день и дает тебе выпить ложку густого, сладко
пахнущего сиропа. Может, именно  поэтому ты  не получил заражения крови. Как
жаль,  что я  не  понимаю  их  языка.  Я  пыталась  обойтись  своими крохами
испанского, но они явно не реагируют на этот язык. Мы объясняемся знаками.
     -- Интересно, почему они с нами возятся? Почему оставили нас жить?
     -- Не знаю, -- пожала плечами Холли. -- С тобой они обращаются так, как
будто ты -- герой. Непонятно.
     -- Это как-то  связано с игрой. Когда я был противником Реймонда. И то,
что мы явно были врагами Драммонда. Эти  люди решили, что  мы на их стороне.
--  Бьюкенен задумался. --  Я проиграл  игру, и  все-таки... Может  быть,  в
древности майя так жалели проигравшего, что брали на себя заботу о нем?
     -- А почему они должны были его жалеть?
     -- Потому  что победившего приносили в  жертву и он занимал место среди
богов.
     -- Реймонд не среди богов.
     -- Нет.  Как и Драммонд. Он в аду, где  ему и надлежит быть, --  сказал
Бьюкенен. -- Он напоминает мне полковника.
     -- Полковника?
     Бьюкенен помолчал, задумавшись.
     -- Все, что  случилось  на  буровой площадке, -- твое.  Напиши об этом.
Только меня не впутывай. Но то, что я сейчас тебе скажу, не для прессы.
     --  Послушай, если  ты  до  сих  пор  недостаточно меня  знаешь,  чтобы
доверять...
     Бьюкенен опять заколебался, потом принял решение.
     --  Может, доверие  -- это  еще  одна частичка того, что  означает быть
человеком. Я определенно доверял тебе
     тогда,  на  площадке.  Ты  все  делала  убедительно,  и  все  же  я  не
сомневался,  что  ты разыгрываешь роль, когда ты сказала, будто  осталась со
мной только ради сбора материала для статьи.
     -- Я тоже доверяла тебе, даже когда ты сказал Драммонду, будто тебе все
равно, что станет со  мной.  Я только  верила, что ты играешь  спектакль,  и
подыгрывала тебе, хотя и не знала, для чего это  делалось. Чего ты  надеялся
этим добиться?
     -- Реймонд кое-что просек правильно. Я хотел сбить их с толку, чтобы им
пришлось оставить  нас в  живых  вплоть  до выяснения,  кто  из нас  говорит
правду.  В конце концов  они  бы  не удержались и позвонили бы по телефонам,
которые мы им  дали,  и тогда  автоматическая  система слежения  привела  бы
ударную группу  полковника  в этом направлении. В  случае  везения мы к тому
времени все еще были бы живы.
     -- Очень рискованно.
     -- Да уж! В подобной ситуации ничего нельзя спланировать заранее. Но из
нас с тобой определенно получилась неплохая команда.
     -- Ну, у меня был хороший наставник, -- улыбнулась Холли.
     -- Я говорил тебе о своем начальнике. Полковник и Драммонд очень похожи
друг на  друга. Когда перед полковником стоит цель, то, кроме ее достижения,
ничто другое уже не имеет значения.
     -- Но ведь это обычная армейская дисциплина.
     -- Нет. У  военных есть этика.  У  политиков  ее нет.  Именно  политики
ставят  перед  вооруженными  силами  аморальные  цели. Но иногда  появляется
какой-нибудь чин вроде этого полковника, и тогда... -- Бьюкенен был еще слаб
и быстро уставал. Только злость помогала ему держаться. -- Я начинаю думать,
что  это  по его приказу убили Джека  и Синди Дойл.  И Большого  Боба Бейли.
Из-за твоих фотографий, где я фигурирую вместе с полковником. Потому что  он
боялся,  что  его опознают как руководителя  "Виски с содовой", и  это
положит конец его карьере. Я также думаю, что это он  устроил мне удар ножом
в  Новом Орлеане. Чтобы  тебе  некому  было задавать вопросы. Чтобы вся  эта
история умерла вместе со мной. Он повернул против своих,  спасая собственную
шкуру. Может, он  получает свою долю  от  сделок с  торговцами  наркотиками,
которые "Виски с содовой" заключает в  Латинской  Америке.  Кто,  черт
побери,  это знает? Но в  один прекрасный день я узнаю. И в  один прекрасный
день полковнику придется оправдываться передо мной.
     -- А как будет с Хуаной?
     -- Люди Драммонда перестанут ее искать -- Драммонд мертв, и им никто не
платит. Зная, каким  специалистом по изменению своей внешности она  стала, я
не думаю, что когда-нибудь смогу найти ее.
     -- Но продолжать поиски ты собираешься?
     -- Другими словами, по-прежнему ли она что-то значит для меня?
     Холли кивнула.
     -- Да, значит, -- ответил Бьюкенен. Холли опустила глаза.
     -- Но  совсем не то, что ты для  меня значишь. Холли  вскинула на  него
глаза.
     -- Хуана -- друг, который попросил помощи, а я  уже очень давно в своей
жизни не был в состоянии помогать  друзьям,  которых знал, когда был  кем-то
другим. Мне просто  надо знать, что она в безопасности. Думаю, что когда она
узнает  о смерти Драммонда  и Дельгадо, то в  конце концов сама объявится. Я
буду  очень рад  снова ее увидеть. -- Бьюкенен  коснулся  руки  Холли. -- Но
клянусь: она тебе не соперница.
     Холли была взволнована до глубины души.
     -- А что же будет теперь с нами?
     -- Ясно одно: здесь полковник ни за что нас не найдет.
     -- Верно. У тебя определенно оптимистический взгляд на жизнь.
     -- Разве здесь так уж плохо?
     --  С  тобой  --  нет,  -- сказала  Холли. --  Странная вещь.  Хотя  ты
выглядишь  таким  измученным,  у тебя есть  что-то такое... В  глазах.  Даже
несмотря на то, что ты зол на полковника, ты кажешься успокоенным.
     -- Я стал самим собой.
     Холли озадаченно нахмурилась.
     -- Что-то из меня ушло, -- задумчиво проговорил Бьюкенен. -- Может, это
из-за всего,  что нам пришлось пережить. Или, может быть, из-за тебя. Или...
Когда  местный  целитель просверлил  мне череп, он  выпустил вместе с кровью
что-то еще. Что-то, что сидело у меня в голове  и так долго  мучило  меня. Я
расквитался  с прошлым. И хочу двигаться дальше.  Вместе  с тобой. Сейчас не
прошлое, а настоящее имеет для нас значение. -- Бьюкенен сжал руку Холли. --
И  будущее.  Больше  никаких  попыток   убежать   от  самого  себя.  Никаких
перевоплощений.
     -- Мне доставит большое удовольствие познакомиться с тобой.
     -- Мне и самому это будет любопытно.
     -- Да. -- Холли поцеловала его. -- Именно этого я и ждала.