было  личности,  чтобы ее иметь, эту жизнь. Не было ничего, кроме
всех этих чужих личин.
     Именно поэтому ты сейчас здесь. Именно это дало тебе возможность пройти
весь  этот путь.  Потому что ты соблюдал это  правило  отстраненности, когда
работал с Хуаной, --  несмотря на силу своего чувства к ней. И вот теперь ты
ищешь ее, чтобы загладить свою вину.
     Не собираешься ли ты повторить ошибку снова, на этот раз с Холли?
     "Что такое со  мной делается? -- подумал он. -- Ищу одну женщину,
в то время как  меня влечет к другой? Наведи-ка, брат, порядок в собственных
мыслях".
     Он выбрался из постели, надел  халат и подошел к креслу, возле которого
сложил книги и папки, добытые Холли. Поставив  лампу на  пол,  чтобы свет не
разбудил ее, Бьюкенен откинулся в кресле и погрузился в чтение.
     Спустя два часа Холли подняла голову, протерла  глаза  и  посмотрела на
него.
     -- Привет. -- Она улыбнулась, прекрасная даже сразу после пробуждения.
     -- Привет.
     -- Как ты?
     -- У меня такое чувство, будто я только что видел привидение.
     -- Не понимаю.
     -- Материал, который ты мне дала. Кажется, я знаю, что происходит. Я не
из пугливых, но от этого кровь стынет в жилах.
     Холли села на постели.
     -- О чем ты говоришь?
     --  Фотографии  в  этих книгах.  Тут что-то  такое...  Холли  встала  с
постели, завязала пояс халата и быстро подошла к нему.
     --  Покажи.  -- Она придвинула кресло и  заглянула в  книгу, лежавшую у
него на коленях. -- Что за фотографии?
     -- Это биография Марии Томес. Я не успел  всего прочесть, но ясно одно:
Фредерик Малтин не просто открыл  ее и стал вести ее дела. Он в самом прямом
смысле слова создал ее.
     Холли смотрела на него с интересом, ожидая продолжения.
     -- Я ни разу не был  на ее выступлении, но, судя по прочитанному, Мария
Томес  не просто хорошо  поет, она поет страстно. Именно такова ее репутация
-- это  дива  с огненным, страстным  темпераментом.  Ни один оперный  критик
никогда не зашел  бы так далеко, но, если называть  вещи  своими именами, то
Мария Томес...
     -- Очень сексуальна, так? -- подсказала Холли.
     -- Именно. Но посмотри на эти ранние фотографии. -- Бьюкенен перелистал
несколько страниц книги. -- Вот Мария Томес в самом начале своей карьеры. До
встречи  с  Фредериком Малтином. Когда она пела в Мексике и Южной Америке  и
никто из ведущих критиков не обращал на нее внимания.
     Бьюкенен   ткнул   указательным   пальцем   в   фотографию   маленькой,
толстенькой, смуглой молодой  женщины с неуверенным взглядом, широким носом,
уродливой прической, пухлыми щеками и неровными зубами.
     -- Эти ее волосы, собранные в кучу на  макушке, -- произнесла Холли. --
И этот костюм  слишком  большого для нее  размера  просто висит  на ней, как
будто ей нужно скрыть лишний вес.
     --  Ранние  обзоры  единодушны  во мнении  о  качестве  ее  голоса,  но
очевидно, что критики недоговаривают, стараются быть помягче, комментируя ее
неуклюжую манеру держаться на сцене, -- сказал Бьюкенен. --  Фактически  они
говорят, что  она  слишком непривлекательна, чтобы  серьезно принимать ее  в
расчет как певицу, способную выступать на большой сцене.
     -- Высказывание дискриминационное, но  верное, --  отозвалась Холли. --
Большие  деньги притягиваются к женщинам,  которые  обладают и  великолепным
голосом, и магнетизмом.
     -- В  тот вечер, когда Малтин увидел ее  в роли  Тоски в  Мехико, Мария
Томес даже не стояла в программе. Она была дублершей, и ей пришлось выйти на
сцену, когда заболела примадонна.
     -- Интересно, что Малтин нашел в ней.
     --  Он увидел в ней человека, над  которым мог властвовать.  Того, кого
мог  взять  и  лепить. Если бы  Малтин  услышал  ее  исполнение  при  других
обстоятельствах, то не ассоциировал бы ее с  такой сексапильной фигурой, как
Тоска.  Но  раз  уж  так  получилось,  то  он  и  использовал  открывавшиеся
возможности.  Если верить этой биографии, никто  никогда не  проявлял к  ней
такого интереса. Ее карьера никуда не двигалась. Что ей было терять? Вот она
и вручила себя ему. На условиях абсолютного повиновения.
     -- И что же?
     -- Посмотри на несколько следующих фотографий. Что-нибудь замечаешь?
     -- Ну, она становится все стройнее и стройнее. И ее костюмы удачно  это
подчеркивают. -- Холли взяла книгу  в  руки,  чтобы  рассмотреть  фотографии
повнимательнее. -- Видно,  что она поменяла прическу.  Уже не  громоздит все
волосы на  макушку,  а  зачесывает  назад.  Они  у  нее  длинные  и  густые.
Распущенные  и подвитые. В них есть -- или выражен? -- какой-то дикий порыв,
что ли.
     -- Как будто они развеваются по ветру, -- подтвердил Бьюкенен. -- Будто
она стоит на вершине скалы,  и морские волны разбиваются  у ее ног. Как  это
говорят? Бурный, неистовый  ветер? Я  тоже это  заметил. Прическа  говорит о
страстной натуре. А теперь взгляни на этот снимок.
     Холли посмотрела и покачала головой.
     -- Я не знаю, что  тут... -- начала она  и вдруг  ткнула пальцем. -- Ее
нос. Он стал уже и прямее.
     -- Сравни-ка с этой фотографией, сделанной тремя месяцами позже.
     -- На этот раз я действительно ничего не нахожу.
     -- Она улыбается.
     -- Верно.
     -- А на предыдущей улыбается?
     -- Нет.
     -- А до нее?
     -- Тоже нет. На этой она улыбается  впервые и... О Боже, -- воскликнула
Холли, --  ее зубы! Они другие. Раньше они были какие-то кривые, а теперь...
Ей их выпрямили и поставили коронки.
     -- Это могло быть сделано  по  инициативе Фредерика Малтина, --  сказал
Бьюкенен. -- Он  обещал ей,  что через два года ее  карьера будет  выглядеть
совершенно иначе.  Вся  эта реклама, разумеется, умалчивает о том, как много
физических  недостатков пришлось корректировать.  На следующей фотографии --
еще через три месяца -- у нее другие брови. На снимке, идущем вслед за этим,
видно, как с  помощью химии или хирургии что-то было сделано  с ее волосами,
так  что  их линия  приподнялась, лоб стал  выше и остальные черты  и лицо в
целом стали смотреться более пропорционально.
     -- И  все это время  она худела, -- возбужденно произнесла Холли. -- Ее
гардероб становился все более модным. Ей  подбирают такие  модели одежды, от
которых она кажется  выше ростом. Она  носит дорогие колье и серьги, которые
сверкают  и  хорошо  смотрятся.  Именно  эти  изменения  привлекают  к  себе
наибольшее  внимание,  так что другие изменения,  постепенные, каждодневные,
делаются  менее заметными.  Они  едва  уловимы,  хотя  столь  же  важны,  но
поскольку совершаются на протяжении достаточно длительного времени, то никто
и не замечает, до какой степени ее реконструировали.
     -- Ее известность еще не была широкой, -- сказал Бьюкенен. -- К ней еще
не так  близко присматривались,  как  это было бы,  находись  она на вершине
славы,  так что  многие  из этих изменений проходили незамеченными, пока она
перемещалась из одного  оперного театра в другой, из одной страны в  другую.
Посмотри-ка на эти фотографии более позднего периода,  сделанные  уже тогда,
когда  она стала сенсацией.  Изменения продолжались.  Вот смотри. Если я  не
ошибаюсь, ей сделали какую-то косметическую операцию  вокруг глаз, чтобы они
казались более выразительными. А на  этой фотографии мочки  ее ушей  кажутся
короче, верно?  Они  в чем-то стали другими, и от этого ее  лицо  производит
впечатление более пропорционального.
     -- И это  еще не  все. Например,  ее груди  кажутся выше,  --  заметила
Холли.  --  Наверно, здесь была тоже какая-то  операция.  Ее  талия  кажется
длиннее. Это поразительно. Сначала просто думаешь,  что она становится более
зрелой,  расцветает  от  своего  успеха.  Но  ты,  видимо,  прав.  Ее ваяли,
придавали ей форму. Фредерик Малтин в самом деле создал ее.
     --  Как  только   ее   физический   облик  стал   соответствовать   тем
темпераментным ролям, для которых готовил ее Малтин,  критики стали обращать
больше внимания  на  ее  голос, -- добавил Бьюкенен.  --  За один  вечер она
добилась сенсационного успеха,  для которого потребовалось два  года  и  Бог
знает  сколько визитов к дантистам и хирургам. И  она вдруг  сразу перестала
быть неуклюжей на  сцене -- потому  что больше не стеснялась своего внешнего
вида. Ее  сделали  красивой, и  ей понравилось быть  обожаемой.  Чем  больше
публика ей аплодировала, тем  искуснее  она держалась на сцене,  зарабатывая
аплодисменты. Ее голос достиг  расцвета.  Она стала  богатой.  Вернее, она и
Малтин стали богатыми. Частью этой сделки было то, что она должна была выйти
за  него  замуж. Не думаю, что Малтина в этом браке  привлекал  секс.  Я  бы
сказал,  что он  хотел  контролировать  ее  финансы, а  это гораздо  удобнее
делать, будучи не только менеджером, но и мужем. Пятнадцать лет он держал ее
в ежовых рукавицах.  Возможно, угрожал ей, что откроет истинную подоплеку ее
успеха, опубликует  фотографии  "до" и  "после",  что-то  в этом
роде.  Потом,  в  один прекрасный день в начале  этого  года,  она больше не
выдержала  и  в  конце  концов оставила  его. На  каком-то благотворительном
вечере  в  Монако она  встретила Драммонда.  Между  ними завязалась  дружба.
Драммонд  стал повсюду сопровождать ее.  Может, он казался Марии безобидным,
ведь по возрасту  он  ей в дедушки годился. И был  в  тысячи раз богаче  ее.
Секс, вероятно,  ему  был не нужен. Фактически па первый взгляд она не могла
дать ему ничего такого,  в чем он нуждался бы  или чего еще не имел. Так что
она  продолжала  с  ним встречаться, но  фоторепортеры  светской хроники  не
давали  им   покоя,  и  Драммонд  предложил  ей...  предоставил  возможность
удалиться  от общества, отдохнуть и  прийти  в себя, пожить без обязательных
фотографий  в журналах,  не говоря  уже о том, чтобы побыть вне досягаемости
этого ничтожества, с которым она  разводилась. Драммонд самолетом переправил
ее на  свою  яхту, курсировавшую  у западного побережья Мексики. Каникулы на
родине.  Она провела на  борту три  недели,  самолетом вернулась в Нью-Йорк,
купила квартиру, оставила певческую карьеру и, как в свое время Грета Гарбо,
по существу, заявила всему миру, что хочет, чтобы ее оставили в покое.
     -- А несколько месяцев спустя  она исчезает. -- Холли нахмурилась. -- И
твоя приятельница, которая иногда охраняла  ее, тоже исчезает. Что случилось
две недели назад? Что происходит сейчас?
     --  Не  думаю,  что это  случилось  две недели назад.  Холли замерла на
какой-то момент, потом выпрямилась.
     -- Я думаю, это произошло на яхте, -- решительно произнес Бьюкенен.
     -- Что произошло? Я все еще не понимаю...
     -- На фотокопиях последних статей, которые ты дала мне, не очень хорошо
получились фотографии. Но вот на этой странице из вчерашней "Вашингтон
пост" снимки очень четкие. Фото Малтина  на пресс-конференции. Недавнее фото
Марии  Томес во время одного из ее редких появлений на публике. Темные очки.
Шляпа, скрывающая лицо.
     -- Скажи мне, куда ты клонишь?
     --  Похоже,  Марии Томес  подправили  линию  подбородка.  Она чуть-чуть
другая. И ключицы у нее выступают чуть-чуть иначе.
     --  Исправить нос  -- это одно дело, --  отозвалась Холли. -- Но менять
линию  подбородка?  Или  конфигурацию  ключицы?  Такое  требует  радикальной
реконструкции.
     -- Да, именно, -- согласился Бьюкенен. --  Вот последняя фотография.  Я
думаю,  что  это  не Мария Томес.  Чем дольше  я  смотрю  на нее, тем больше
убеждаюсь -- это Хуана выдает себя за нее.

7
     --  Но  как  такое возможно? -- Голос Холли выражал крайнее недоумение.
Она  вела  машину  на  большой  скорости  по  автомагистрали  с  интенсивным
движением.  На  встречной  полосе ослепительно  вспыхивали  фары.  -- Да,  у
фельдмаршала Монтгомери во время второй мировой
     войны  был  двойник.  Кинозвезды  всегда имеют дублеров.  В наше  время
театральный  грим так  совершенен,  что актерам удается  вполне  убедительно
изменять свой  внешний  вид.  Но  Монтгомери  не ходил  на благотворительные
мероприятия.  Что касается кино, то там  с  помощью  камер можно  устраивать
какие угодно  фокусы.  Здесь  же совсем другое дело. Речь идет об известной,
признанной  критиками оперной певице. Каким бы  замечательным  ни был  грим,
никто не может сымитировать этот голос --  такой встречается  только раз при
жизни одного поколения.
     --  Но Хуане и  не пришлось  этого делать,  -- сказал Бьюкенен, еще  не
пришедший в себя после своего сногсшибательного открытия.
     Холли быстро обошла грузовик и прибавила скорость.
     --  В газетных  статьях упорно подчеркивалось, -- продолжал Брендан, --
что  Мария  Томес после  возвращения из круиза на  яхте  Драммонда больше не
выступает на сцене. Он ведет уединенный  образ  жизни в  Нью-Йорке,  если не
считать  кратких появлений на публике, причем ни в одном из этих случаев она
не  пела.  В  некоторых  из  интервью она  жалуется  на  то,  что  перенесла
пневмонию,  что ее периодически  мучает  ларингит.  Репортеры отмечают,  что
голос  у  нее  хриплый.  Так как  это  единственное,  чего  Хуана  не  могла
сфабриковать, то она решила эту  проблему, сославшись на проблемы с голосом.
В  остальном же  обе  женщины  латиноамериканки, у  них примерно  одинаковое
телосложение  и сходные  черты  лица.  А потом,  Мария  Томес все это  время
постепенно  меняла  свой  внешний  вид, так что если  Хуане и  не  удавалось
добиться  полного  сходства,  то  это  никому  не  бросалось  в  глаза.  Это
воспринималось как еще один шаг в продолжающейся трансформации  Марии Томес.
Специальный грим Хуаны  гарантировал, что сходства  между ними будет гораздо
больше, чем различий.  Многие  ли близко знали Марию Томес? Ее бывший муж? С
ним она  отказалась встречаться. Другие люди, с  которыми  у нее  также были
деловые контакты? Эти  связи прервались, как только она покинула  сцену.  Ее
ближайшее  окружение?  Его  она,  очевидно,  сменила  после круиза.  Алистер
Драммонд продолжал  встречаться с ней и воспринимал ее,  судя  по всему, как
Марию Томес. То есть с самого начала речь идет о женщине, которая старалась,
чтобы  ей  не  докучали. Хуане  надо было лишь  позванивать время от времени
нескольким людям, жаловаться на простуду, ненадолго показываться на публике,
иногда позволять фотографировать  себя для газеты --  и никто не заподозрил,
что она не та, за кого себя выдает.
     --  Кроме   тебя.  --  Холли  обогнала  еще  одну  машину,   щурясь  от
ослепляющего света встречных фар. -- Ты-то ведь заподозрил.
     -- Потому что у меня были на то причины. Потому что я видел гримерную в
доме Хуаны. Потому что я все больше поражался сходству Хуаны с Марией Томес,
когда рассматривал фотографии. Хуана была у меня на уме, вот  я  и врубился,
что называется. То, что она сделала, просто гениально. Я не могу  отделаться
от мысли о том, какой она потрясающий мастер перевоплощения. Я бы никогда не
смог сделать ничего подобного.
     -- Но остается вопрос: зачем? Для чего Хуане было нужно  выступать в ее
роли?
     --  Общий  знаменатель  здесь  --  Алистер  Драммонд.  Уход  со  сцены,
необходимость вести уединенный образ жизни -- все  это возникло после круиза
на  яхте Драммонда. Драммонд принял Хуану как Марию Томес, и  именно человек
Драммонда заплатил Фредерику Малтину  за  то, чтобы  тот прекратил болтать в
присутствии  репортеров  о своей бывшей  жене. Это исчезновение... Думаю,  я
понял, -- быстро проговорил Бьюкенен.
     Тон, которым это было сказано, заставил Холли вздрогнуть.
     -- Что ты понял?
     -- Что было два исчезновения.
     -- Два?
     -- Несколько  недель  назад исчезла не Мария Томес,  а Хуана.  Драммонд
делает все возможное и невозможное,  чтобы найти ее. Почему? Потому что если
я прав, то девять месяцев назад вовсе не Мария Томес сошла с яхты Драммонда.
Это была Хуана, и Драммонд не хочет, чтобы об этой подмене стало кому-нибудь
известно.
     Холли вцепилась в баранку.
     -- Ради всего святого, что произошло на этой яхте?

8
     Аэропорт Ла-Гуардиа. Чтобы попасть туда, они  предпочли воспользоваться
машиной Холли, а не такси,  потому что, выписавшись из  "Дорсета",  не
хотели привлекать к  себе внимание,  оставив машину  в гостиничном гараже на
неопределенный срок.  На  автостоянке же аэропорта даже  довольно длительная
парковка машин не была чем-то из ряда вон выходящим.
     Им пришлось  все  делать  в  спешке. Они могли успеть  только  в случае
везения  с  билетами  и  дорогой.  Им  удалось-таки достать  два  билета  на
последний  рейс из Ла-Гуардиа до Майами, и, хотя они подбежали к  выходу  на
посадку в самые последние секунды, это уже не  имело значения.  Главное, они
попали в самолет.
     Во  время полета  никто  из них не мог заснуть  --  метало  напряжение.
Аппетита тоже не  было. Все же оба съели то, что предложила им авиакомпания,
для поддержания сил.
     -- Твой маршрут. Канкун, Мерида, Форт-Лодердейл, -- сказала Холли.
     --  Я  никогда не  говорил, что был  в  каком-либо  из  этих  мест,  --
отозвался Бьюкенен.
     --  Но у остальных на этот счет нет сомнений.  Вашингтон, Новый Орлеан,
Сан-Антонио, опять  Вашингтон, Нью-Йорк, а  теперь Майами указывает на юг. И
все это за две недели. Болтаться с  тобой бывает весьма изнурительно. А  для
тебя это нормально.
     -- Ничего, привыкай.
     -- Думаю, мне это понравится.
     Еще в "Дорсете" Бьюкенен спрашивал  себя,  не находится ли причал
яхты  Драммонда  в  том  же  городе,   что  и  штаб-квартира  драммондовской
корпорации.  Зная,  что все  крупные суда должны  подавать  рейсовый план  с
указанием продолжительности и маршрута предстоящего  плавания, он позвонил в
береговую охрану Сан-Франциско. Но там дежурный офицер сказал ему,  что яхта
базируется где-то в другом месте -- у них  нет рейсового плана на нее. Тогда
Бьюкенен попытался связаться с Национальной ассоциацией морского страхования
-- ее головной конторой, находящейся  в Лонг-Бич, Калифорния. Восемь  вечера
на  Восточном  побережье   соответствовали  пяти   вечера  на  Западном.  Он
дозвонился буквально перед самым закрытием офиса.
     --  Меня зовут Альберт Дрейк. -- Он  притворился взволнованным.  -- Мой
брат Рик  работает на... Боже, не могу вспомнить... а, на "Посейдоне".
Точно.  --  Бьюкенен  знал  название  из  материалов  расследования, которые
передала ему Холли. -- Судно  принадлежит Алистеру Драммонду. Двухсотфутовая
яхта. Но Рик не оставил маршрута яхты.  С  нашей  матерью случился удар. Мне
надо  с  ним  связаться,  но  я  не  знаю,  как еще...  В  береговой  охране
посоветовали...
     Крупные  яхты  страхуются   на   такие  огромные   суммы,  что  морские
страховщики хотят знать, где эти суда  будут находиться в то или иное время.
Как только "Посейдон"  перейдет на новую  стоянку, его  капитан должен
будет доложить об этом.

9
     Ки-Уэст. По  прибытии в  Майами вскоре  после полуночи Бьюкенен и Холли
воспользовались  кредитной карточкой  на  имя  Чарльза  Даффи,  чтобы  ваять
напрокат машину, и  отправились в 150-мильную поездку в южном направлении по
якорным стоянкам  Флориды. По пути  они останавливались выпить кофе и меняли
друг друга за рулем, чтобы каждый мог подремать. От света ртутных ламп вдоль
сорока  двух длинных  мостов  на  Приморском  шоссе  у  них  болели глаза  и
прибавлялось усталости.
     Вот-вот должен был забрезжить рассвет, когда они достигли своей цели --
самого  южного  населенного  пункта материковой  части  Соединенных  Штатов.
Ки-Уэст, всего четыре мили в длину и полторы  в ширину,  имел около тридцати
тысяч   человек   постоянного   населения.   Один   из  последних  бастионов
"контркультуры"  в Америке, этот  песчано-коралловый островок  все еще
оставался  синонимом  неортодоксального  образа  жизни  в  стиле  Хемингуэя,
который  когда-то  жил здесь  и  чей дом  --  с его  многочисленным кошачьим
населением,  предположительно восходящим  к тем  домашним любимцам,  которых