кали. Он показал на
одну   из  фотографий,   которую   заметила   и   Холли:   высокий  стройный
латиноамериканец  с  худощавым  лицом  и  ястребиным  носом,  лет  сорока  с
небольшим. Мужчина носил усы, был одет в дорогой костюм и полон высокомерия.
     -- Да, -- сказала Холли.
     Бьюкенен обратился к молоденькой продавщице и указал на фотографию.
     --  Este hombre.  Como se llama,  роr  favor?  [Этот человек.  Скажите,
пожалуйста, как его зовут? (исп.)]
     -- Quien? Ah,  si.  Esteban Delgado. El Ministro de Asuntos Interiores.
[Который? А, вижу. Эстебан Дельгадо. Министр внутренних дел (исп.)]
     -- Gracias, [Спасибо (исп.)] -- поблагодарил Бьюкенен.
     Покупая какую-то книжку, он задал продавщице еще несколько вопросов,  и
пять минут спустя,  когда они с Холли вышли из магазина, Бьюкенен  уже знал,
что  человек,  который  изнасиловал  и  убил  Марию Томес,  "не просто
министр внутренних дел, он -- второй по  могуществу человек в Мексике, имеет
шансы стать следующим президентом".
     --  Продавщица  говорит,  это все знают,  --  заметил  Бьюкенен.  --  В
Мексике, когда  уходящий президент  подбирает себе  преемника,  его избрание
становится не более чем формальностью.
     Удивленная тем, что он заговорил с ней, Холли воспользовалась случаем в
надежде, что его отношение к ней смягчилось.
     -- Если только у кого-то не окажется видеопленки, где  он  предстает  в
таком  отвратительном виде, что  его карьера тут  же рухнет, не  говоря уж о
том, что он сядет в тюрьму.
     --  Или будет  казнен. -- Бьюкенен потер лоб, за  которым  пульсировала
боль. -- Такой человек, как  Дельгадо, отдаст все на свете за то, чтобы  эта
пленка не стала достоянием гласности.  Но что именно,  вот вопрос? Что хочет
получить Драммонд?
     -- И что случилось с Хуаной Мендес?



     Во взгляде Бьюкенена отражалась напряженная работа мысли.
     -- Да. В конце концов все возвращается к этому. Хуана.
     Это слово ужалило ее своим скрытым смыслом: не ты.
     -- Не нужно меня просто  терпеть, -- попросила  Холли. -- Не нужно меня
просто держать  рядом из боязни, что я  пойду  против тебя. Я  не враг тебе.
Пожалуйста. Располагай мной. Позволь помогать тебе.

2
     -- Меня зовут Тед Райли, -- сказал по-испански Бьюкенен. Вместе с Холли
он  стоял в устланном ковром и  обшитом панелями офисе,  на  двери  которого
красовалась дощечка  с  надписью  "Ministro  de  Asuntos  Interiores".
Министр  внутренних  дел.  Седая  секретарша  в очках  кивнула  и  выжидающе
посмотрела на него.
     --  Я переводчик  сеньориты Маккой. --  Бьюкенен  сделал  жест  рукой в
сторону  Холли.  -- Как  вы  можете  видеть по ее  документам,  она является
репортером "Вашингтон пост".  Она пробудет в Мехико недолго, ей  нужно
взять интервью у важных должностных лиц правительства --  узнать их мнение о
том,  как  США могут улучшить отношения  с вашей  страной.  Если это  вообще
возможно, не согласится ли сеньор Дельгадо уделить несколько минут разговору
с ней? Это было бы весьма ценно.
     Сочувственно  посмотрев  на  них,  секретарша развела  руками с  жестом
сожаления.
     -- До конца этой недели мы не ожидаем сеньора Дельгадо в министерстве.
     Бьюкенен разочарованно вздохнул.
     -- Может быть,  он примет нас, если мы съездим к нему? Газета сеньориты
Маккой придает особое значение его взглядам. Ведь все знают, что он, по всей
вероятности, станет следующим президентом.
     Секретарше  было  явно  приятно  слышать,  что  американец  признает ее
причастность к великому будущему. Бьюкенен продолжал:
     -- И я уверен, что сеньору Дельгадо принесет пользу лестный отзыв о нем
в газете, которую каждое утро читает  президент Соединенных Штатов. Министру
представляется  прекрасная  возможность  сделать   несколько  конструктивных
замечаний,  которые подготовят американское правительство  к восприятию  его
взглядов, когда он станет президентом.
     Секретарша взвесила полученную информацию, прикинула значимость Холли и
кивнула.
     -- Одну минуту, пожалуйста.
     Она зашла в соседний кабинет и закрыла за собой дверь. Бьюкенен и Холли
обменялись взглядами. Из-за двери доносился шум шагов проходящих по коридору
людей,  а  из  многочисленных  служебных  помещений  вокруг   --  неумолчное
бормотание голосов.
     Вернулась секретарша.
     -- Сеньор Дельгадо находится у себя дома в Куэрнаваке, это в  часе езды
отсюда. Я объясню вам, как туда ехать. Он приглашает вас на ленч.

3
     -- Можно задать тебе вопрос?
     Холли ждала  ответа,  но Бьюкенен молчал, глядя прямо перед собой, ведя
взятую напрокат машину по скоростному шоссе Инсурхентес в направлении на юг.
     -- Правильно, на что еще я могу рассчитывать? -- вздохнула Холли. -- Ты
стал неразговорчив  с  тех пор,  как... Ладно,  замнем этот вопрос. Я просто
хотела спросить, как ты это делаешь?
     И опять Бьюкенен не отозвался.
     --  Например,  в  офисе  у  Дельгадо,  --  продолжала  Холли.  --  Ведь
секретарша  с легкостью  могла  бы  от нас  отделаться. Каким-то образом  ты
заставил ее позвонить  Дельгадо.  Я все пытаюсь  сообразить, как это у  тебя
получается. Ничего особенного ты вроде бы не говорил. Это как...
     -- Я забираюсь в мозги другого человека.
     Холли нахмурилась.
     -- Этому тебя обучили в ЦРУ?
     Голос Бьюкенена зазвучал жестко.
     -- Опять из тебя лезет репортер.
     -- А ты все бдишь. Может, хватит? Сколько раз я должна это повторять? Я
-- на твоей стороне. Я не собираюсь вредить тебе. Я...
     --  Скажем так: я тренировался  в этом направлении.  -- Бьюкенен крепче
сжал руль  и продолжал не отрываясь  следить за оживленной  дорогой. -- Быть
глубоко  законспирированным  агентом   не  значит  просто  иметь   фальшивые
документы и правдоподобную легенду. Для того чтобы перевоплотиться в другого
человека, я должен уметь внушить всем окружающим  абсолютную убежденность  в
том, что я именно тот, за кого себя  выдаю. А это значит, что  я  сам должен
абсолютно  в  это верить.  Когда я разговаривал с  секретаршей, я  был Тедом
Райли, и что-то от  меня передалось ей. Вошло в  ее сознание. Расположило ко
мне.  Помнишь, мы  говорили о  выуживании  информации? Дело не только в том,
чтобы  умно  задавать   вопросы.  Нужно  еще  суметь  повлиять  на  человека
определенным к нему отношением, эмоционально привлечь его на свою сторону.
     -- Это похоже на гипноз.
     -- Ну, а с тобой я совершил ошибку. -- Голос Бьюкенена изменился, в нем
теперь звучала горечь.
     Холли замерла.
     --  Я  перестал  концентрироваться  на   управлении  тобой,  --  сказал
Бьюкенен.
     -- Я все же не понимаю.
     -- Перестал лицедействовать. Какое-то время, находясь  рядом с тобой, я
переживал  нечто  совершенно необычное.  Я отказался  от  чужой  личины.  Не
отдавая себе в  этом отчета, я стал человеком,  о котором давно забыл. Самим
собой. Я вел себя с тобой как... я.
     -- Может, именно этим ты и привлек меня. Бьюкенен презрительно фыркнул.
     --  Я  успел перебывать  множеством  людей,  которые  были лучше  меня.
Фактически я -- единственная личность, к которой я не испытываю симпатии.
     -- Так  что теперь ты  избегаешь себя самого, существуя как... кем  ты,
говорить, был однажды? Питером Лэнгом?.. Как Лэнг, который ищет Хуану?
     -- Нет, -- покачал головой Бьюкенен. -- С тех  пор как я встретил тебя,
Питер Лэнг все больше и больше  отступал на  задний план.  Хуана для меня --
это  особый человек, потому что... в Ки-Уэсте я сказал  тебе, что  ничего не
могу загадывать на будущее,  пока не проясню прошлое. -- Он наконец взглянул
на нее. -- Я не дурак. Знаю, что  нельзя вернуться назад на шесть лет  и Бог
знает  сколько вымышленных жизней, чтобы снова начать с того места, где мы с
ней остановились. Это все  равно как... Очень  долгое  время  я притворялся,
лицедействовал, переключался с  одной  роли  на  другую  и  встречал  людей,
которых  не мог себе позволить полюбить, потому что  играл  эти роли.  Очень
многим из  этих людей  нужна была  моя помощь, а я  не мог вернуться,  чтобы
помочь им.  Многие из них  погибли, а  я не  мог вернуться,  чтобы отдать им
последний долг. Моя жизнь, похоже,  состоит из каких-то фрагментов. Я должен
соединить их. Я хочу стать...
     Холли молча слушала.
     --  ...человеческим существом.  Вот почему я зол на тебя. Потому что  я
раскрылся, а ты предала меня.
     -- Нет,  -- отозвалась Холли и коснулась  его  правой руки, лежавшей на
баранке.  -- Теперь уже  нет. Клянусь  Богом  -- я  не представляю  для тебя
угрозы.

4
     После  шума   и  удушливой  атмосферы  Мехико  покой  и  чистый  воздух
Куэрнаваки были  особенно приятны. Небо  было чистое, солнце ярко светило, и
под его  лучами вся долина  нарядно  сверкала. Бьюкенен,  следуя  полученным
указаниям,  нашел нужную  улицу  и оказался перед высокой каменной стеной  с
большими железными воротами, позволявшими разглядеть сад, тенистые деревья и
большой дом в испанском стиле. Красная черепичная крыша блестела на солнце.
     Бьюкенен проехал мимо, не останавливаясь.
     -- Нам разве не сюда? -- спросила Холли.
     -- Сюда.
     -- Тогда почему же?..
     -- Надо еще кое-что обдумать.
     -- Например?
     -- Может, уже  пора  рубить  трос.  Холли вздрогнула:  се  испугали эти
слова.
     -- Может случиться все, что угодно. Не хочу впутывать тебя,  -- пояснил
Бьюкенен.
     -- Но я уже впутана.
     -- Тебе не кажется, что  в погоне за  материалом для газеты  ты слишком
увлекаешься?
     -- Слушай,  ну что мне  сделать, чтобы вернуть твое  доверие?  Дельгадо
ожидает  репортера-женщину.  Без  меня  ты не сможешь  попасть  к  нему.  Ты
придумал  легенду.  В  соответствии  с  ней ты  -- мой  переводчик.  Будь же
последовательным.
     -- Последовательным? -- Бьюкенен побарабанил  пальцами по баранке. -- И
то верно. Для разнообразия.
     Он развернул машину в обратном направлении.
     За решеткой ворот стоял вооруженный охранник.
     Бьюкенен  вышел  из  машины,  подошел  к  нему,  показал  журналистское
удостоверение Холли и  объяснил по-испански,  что  его  и  сеньориту  Маккой
ожидают.  Нахмурившись, охранник перешагнул порог деревянной будки, стоявшей
справа  от  ворот, и поднял  трубку  телефона. В это время  его  напарник не
сводил с Бьюкенена глаз. Первый охранник вернулся с еще более мрачным лицом.
Бьюкенен  внутренне  напрягся. Видно,  что-то пошло  не  так,  как надо.  Но
угрюмый  страж открыл ворота и жестом показал Бьюкенену, чтобы тот снова сел
в машину.
     Брендан поехал по извилистой аллее  мимо тенистых деревьев, цветников и
фонтанов,  направляясь  к  трехэтажному особняку.  Бросив взгляд  в  зеркало
заднего  вида,  он увидел, что охранник  запер  ворота, и заметил,  что  еще
какие-то вооруженные люди патрулируют участок, вышагивая вдоль стены.
     -- Мне сейчас гораздо  страшнее, чем когда я ездила на  яхту Драммонда,
-- призналась Холли. -- Неужели ты никогда не чувствуешь?..
     -- Каждый раз.
     -- Тогда почему, скажи на милость, ты продолжаешь этим заниматься?
     -- У меня нет выбора.
     -- В этом случае, может, и нет. Но в других...
     -- Нет выбора,  --  повторил Бьюкенен.  -- Если ты военный человек,  то
подчиняешься приказам.
     -- Но ведь сейчас  ты никому не  подчиняешься. И, кроме того, у тебя не
было необходимости поступать на военную службу.
     --  Ты  не  права,  -- возразил  Бьюкенен,  думая  о том, как  им тогда
овладело это навязчивое стремление  наказать себя за убийство  брата. Он тут
же отогнал эту мысль, встревоженный тем, что позволил себе отвлечься. Хуана.
Надо быть внимательнее. Вместо Томми надо все время думать о Хуане.
     --  Знаешь,  мне  кажется,  что  я  никогда  еще  так  не  боялась,  --
проговорила Холли.
     -- Это нервы --  как  перед выходом на сцену. Постарайся  расслабиться.
Для нас это только прикидка, -- успокоил ее Бьюкенен. -- Мне надо разведать,
как  охраняют   Дельгадо.  А  твоя  роль  не  должна  представить  особенной
трудности. Просто  бери интервью, и все.  Ты ничем  не рискуешь.  Чего никак
нельзя  будет  сказать о положении,  в  котором окажется  Дельгадо,  когда я
вычислю, как к нему подобраться.
     Не выдавая своего волнения, Бьюкенен припарковался  перед  домом. Выйдя
из машины,  он заметил и других охранников,  не  считая садовников,  которые
явно  интересовались  больше  посетителями,  чем  своими   непосредственными
обязанностями. Можно было заметить  телекамеры внутренней  системы слежения,
проходящие  по  окнам провода,  металлические  ящики в  кустах  -- детекторы
охранной сигнализации.
     Подавив эмоции, Бьюкенен назвал Холли и себя слуге, вышедшему встретить
их.  Тот  проводил  гостей   в  прохладный,  затененный,  гулкий   мраморный
вестибюль.  Они прошли мимо широкой  закругленной лестницы,  потом дальше по
коридору  и  оказались  в  кабинете, отделанном  панелями  красного  дерева.
Кабинет, в котором пахло воском и политурой, был обставлен кожаной мебелью и
украшен охотничьими трофеями; за  сверкающими стеклами шкафов и витрин можно
было видеть множество винтовок и ружей.
     Бьюкенен   сразу   узнал  Дельгадо,   как  только  тот  поднялся  из-за
письменного стола. Он казался еще более крючконосым, более надменным, чем на
видеопленке  и фотографиях. Кроме того, он  выглядел  очень бледным и худым,
его щеки ввалились, словно у тяжело больного человека.
     --  Добро   пожаловать,  --  приветствовал  он  гостей.  Бьюкенен  живо
представил  себе  запечатленные на пленке  сцены, где  Дельгадо  насилует  и
убивает  Марию  Томес. Как  только  он получит  нужную  ему  информацию,  он
покончит с Дельгадо.
     Дельгадо  подошел ближе. Его английский был очень хорош, хотя и страдал
некоторой вычурностью.
     --  Всегда  приятно беседовать с представителями  американской  прессы,
особенно  когда  речь идет о  столь известном издании, как  "Вашингтон
пост".  Сеньорита?..  Простите  меня.  Я  забыл  имя,  которое   назвал  мой
секретарь...
     --  Холли Маккой.  А  это  мой переводчик Тед  Райли. Дельгадо пожал им
руки.
     -- Прекрасно. -- Он  игнорировал  Бьюкенена, сосредоточив свое внимание
на Холли, внешность которой явно произвела на него впечатление. -- Поскольку
я говорю по-английски, ваш переводчик нам не нужен.
     --  Я  также  и  фотограф,   --  улыбнулся  Бьюкенен.  Дельгадо  сделал
отстраняющий жест.
     --  Фотографии  можно   будет  сделать  потом.  Сеньорита  Маккой,  что
предложить вам выпить перед ленчем? Может быть, вина?
     -- Благодарю вас, но, по-моему, чуть-чуть рановато...
     -- Чудесно, -- перебил ее Бьюкенен. -- С удовольствием выпьем вина.  --
У  него  не было времени научить Холли  не отказываться  выпить  с объектом.
Такой  отказ подавляет  у собеседника желание  быть  общительным, вызывает у
него подозрение,  что у вас есть причина во что  бы  то  ни  стало сохранить
контроль над собой.
     -- А впрочем, почему бы нет? -- подхватила Холли. -- Перед ленчем.
     -- Красного или белого?
     -- Пожалуй, белого.
     -- "Шардонне"?
     -- Замечательно.
     -- Мне то же самое, -- добавил  Бьюкенен.  Продолжая игнорировать  его,
Дельгадо повернулся к
     слуге в белой куртке, стоявшему возле двери.
     -- Ты слышал, Карлос?
     -- Да, сеньор Дельгадо.
     Слуга пятясь вышел за дверь и удалился по коридору.
     --  Садитесь, пожалуйста, -- Дельгадо подвел  Холли к одному  из мягких
кожаных кресел.
     Бьюкенен, который последовал  за ними, заметил во внутреннем дворике за
стеклянной дверью,  ведущей  оттуда в кабинет,  какого-то  человека. Это был
явный  американец, лет тридцати пяти, хорошо одетый, светловолосый, приятной
наружности.
     Заметив, что заинтересовал Бьюкенена,  человек кивнул ему  и  улыбнулся
мальчишеской улыбкой.
     Дельгадо между тем говорил:
     -- Я знаю, что американцы любят жить и работать по насыщенному графику,
так что  если вы  хотите задать  мне какие-то  вопросы перед ленчем,  то  не
стесняйтесь.
     Через стеклянную дверь из патио вошел тот человек.
     -- А, Реймонд, -- обратился к  нему  Дельгадо. --  Вернулся с прогулки?
Входи.  У меня тут  гости, с которыми я хочу тебя познакомить. Эта сеньорита
Маккой из "Вашингтон пост".
     Реймонд почтительно наклонил голову и подошел к Холли.
     -- Очень рад. -- Он пожал ей руку.  Что-то в этом рукопожатии заставило
ее вздрогнуть.
     Реймонд повернулся к Бьюкенену.
     -- Здравствуйте. Мистер?..
     -- Райли. Тед.
     Они обменялись рукопожатием.
     Бьюкенен сразу ощутил, как что-то ужалило его в правую ладонь.
     Ладонь горела.
     Рука постепенно немела.
     Встревоженный, он  взглянул на Холли, которая в  ужасе смотрела на свою
правую руку.
     -- Эта штука быстро действует? -- спросил Дельгадо.
     -- Мы называем  это  "двухступенчатым  парализан-том", -- ответил
Реймонд. Снимая  с  пальца  кольцо  и укладывая  его  в  небольшую ювелирную
коробочку, он по-прежнему улыбался, но его голубые глаза остались бездонными
и холодными.
     Холли упала на колени.
     Правая рука Бьюкенена потеряла всякую чувствительность.
     Холли рухнула на пол.
     Словно  обруч  сжимал  грудь  Бьюкенена. Сердце  бешено  колотилось. Он
растянулся на полу.
     Сделал отчаянную попытку встать.
     Не смог.
     Не смог даже пошевелиться.
     Тело сделалось чужим. Руки и ноги не повиновались.
     Смотря прямо  над собой обезумевшими глазами, он  заметил самодовольную
ухмылку Дельгадо.
     Светловолосый  американец пристально  вглядывался  в Брендана  со своей
механической улыбкой, от которой кровь стыла в жилах.
     -- Это  снадобье с полуострова Юкатан. Эквивалент кураре, который был в
ходу у майя.  Сотни  лет назад туземцы пользовались им,  чтобы  парализовать
свои жертвы, лишить их возможности сопротивляться, когда им  будут  вырезать
сердце.
     Не в силах повернуть  голову, не в  силах  взглянуть на Холли, Бьюкенен
слышал, как она хватала ртом воздух.
     --  И ты не вздумай сопротивляться,  -- сказал Реймонд. --  Твои легкие
могут не выдержать напряжения.

5
     Вертолет  с  грохотом  перемещался по небу. Его  "вамп-вамп-вамп"
отдавалось по  всему фюзеляжу. Не то  чтобы Бьюкенен ощущал  эти сотрясения.
Его тело по-прежнему  ничего не чувствовало.  Жесткий пол кабины мог с таким
же успехом быть и  пуховой  периной. Такие  понятия, как "жесткое" или
"мягкое", "горячее"  или  "холодное",  "острое"  или
"тупое", потеряли всякое значение. Все было одинаковым -- никаким.
     Зато  его слух  и зрение неимоверно  обострились. Каждый звук в кабине,
особенно мучительное хриплое дыхание Холли, усиливался многократно. За окном
небо  было  почти  невыносимо  яркого  бирюзового цвета.  От такого  сияния,
казалось,  можно  было  ослепнуть, если  бы не спасительное помигивание век,
которые --  наряду с  сердцем и легкими  -- действовали как  бы  отдельно от
остального тела, находившегося под воздействием яда.
     Напротив,  его  сердце  работало  в  чудовищно  усиленном  режиме,  что
вызывало сильную тошноту; оно бешено колотилось -- без сомнения, в том числе
и  от  страха. Но если начнется  рвота (допуская, что  его желудок  тоже  не
парализован),   то   он   обязательно  захлебнется  и   умрет.   Он   должен
сосредоточиться и побороть страх.  Должен держать себя в руках. Чем  быстрее
колотилось сердце, тем больше  воздуха  требовали легкие.  Но  грудные мышцы
отказывались повиноваться, и он  чуть не поддался  панике,  испугавшись, что
сейчас задохнется.
     Соберись, подумал он. Соберись.
     Он  силился  заполнить  сознание какой-нибудь  успокоительной  мантрой.
Пытался найти единственную всепоглощающую мысль, которая давала бы ему цель.
Хуана, подумал он.  Хуана. Хуана.  Я  должен выжить, чтобы помочь ей. Должен
выжить, чтобы найти ее. Должен выжить, чтобы спасти ее. Должен...
     Его  взбесившееся сердце  продолжало  неистовствовать.  Его  охва