мер,  всегда   отбрасывают   тень.  Но   тени,
заинтересовавшие Альберта, находятся  в северной  низменной  части  Юкатана.
Слово говорит само за себя. Низменность. В  этом районе  нет никаких холмов.
Но даже если бы и были,  то отбрасываемые ими тени были  бы бесформенными. А
эти тени симметричные. И занимают  довольно  большую площадь.  Делани быстро
посчитал.  Тридцать  квадратных  километров? В центре совершенно,  абсолютно
ровного участка  влажного  тропического  леса  на полуострове Юкатан? Что за
чертовщина такая?

4
     "И  в  заключение  нашего   выпуска:  тайны  глубокого   прошлого
раскрываются  с  помощью  современной  техники.  На  прошедших  компьютерную
обработку  снимках,  полученных  с  космического  челнока  "Атлантис",
обнаружен,  по-видимому,   большой  район   с  остатками  построек  майя,  о
существовании которых никто до сих пор не подозревал. Этот район находится в
отдаленной  части  мексиканской  территории, на полуострове Юкатан.  Влажный
тропический  лес там  настолько  густ и  непроходим,  что на предварительное
обследование  находки   может  уйти   несколько  месяцев,   но,  как  заявил
представитель  мексиканского   правительства,   очевидный  масштаб   древних
сооружений   дает  основание   полагать,  что   они  могут  конкурировать  с
пирамидами,  дворцами  и храмами легендарной Чичен-Ицы. Перефразируя  Скотта
Фицджеральда, можно  сказать: итак, мы все дальше продвигаемся вперед  --  в
прошлое. Дэн Рейзер, для новостей Си-би-эс, всего доброго".

5
Виргинские острова
     Посетитель  заметил,   что   коллекция  пополнилась   еще   несколькими
предметами  -- фигурками, керамическими  изделиями,  масками.  Все  это были
подлинные, дорогостоящие и приобретенные незаконным  путем образчики  работы
древних мастеров майя.
     -- Эта женщина исчезла.
     --   Что  такое?   --   Старик,  занятый   подсоединением  трубки   для
внутривенного вливания к  введенной в  руку игле,  резко вскинул голову.  --
Исчезла? Ты же уверял меня, что это невозможно.
     -- Я так  считал,  -- ответил светловолосый  человек. Голос  его звучал
удрученно. -- Ей так хорошо платили,  с ней обращались, как с  принцессой...
Мне казалось маловероятным, что у нее появится желание уйти.
     Глаза старика злобно сверкали, худое тело напряглось  от ярости. Сидя в
кожаном кресле в  кают-компании принадлежавшей ему двухсотфутовой яхты среди
витрин с  экспонатами своего  теперешнего увлечения  -- образцами  искусства
майя,  он  старался держаться  как можно прямее. Очки делали его  взгляд еще
острее,  а густая  седая  шевелюра подчеркивала  впечатление  изможденности,
производимое его лицом. Казалось, он заполняет собой всю каюту, хотя высоким
назвать его было нельзя.
     --  Человеческая  природа!  Проклятье, это  всегда  было  твоим  слабым
местом.  Ты превосходен  там, где дело касается тактики. Но  в эмоциональном
плане ты настолько ограничен, что не понимаешь...
     -- Ей было одиноко, --  сказал  молодой человек с приятным лицом. --  Я
предвидел нечто подобное. Мои люди следили за ней, чтобы при случае помешать
ей  сделать какую-нибудь  глупость.  Ее горничная,  ее дворецкий, ее  шофер,
консьерж в доме  на Манхэттене, где она жила, --  все работали  на меня. Все
выходы  из  этого  здания были  под  постоянным  наблюдением.  В  тех редких
случаях, когда ей разрешалось выйти из дома, ее сопровождали.
     -- И тем не менее ей удалось скрыться, -- прошипел старик, и ноздри его
раздулись от злого сарказма.  Его белые волосы контрастировали  с  землистым
оттенком  кожи,  который, в  свою  очередь, становился еще заметнее  на фоне
серого халата, левый рукав которого был закатан, чтобы можно было подвести к
руке трубку от аппарата для внутривенного вливания.
     --  Ты.  Это  ты  во всем  виноват. --  Он  ткнул в сторону собеседника
костлявым указательным пальцем правой руки. -- Все зависит от нее. Как, черт
возьми, это случилось?
     Хорошо одетый молодой человек удрученно развел руками.
     --  Я  не знаю. Мои люди  тоже  не  знают. Это произошло прошлой ночью.
Между двумя  часами  ночи,  когда  горничная  видела ее в  последний раз,  и
двенадцатью часами дня, когда  горничная решила посмотреть,  что она делает,
эта дама успела  выбраться из квартиры и  из  здания. Неизвестно, как ей это
удалось. Узнав о случившемся, я решил, что лучше  доложу вам  лично, а не по
телефону. Прилетел первым  же рейсом, на  который смог попасть. -- Он  повел
рукой в  сторону расположенных по правому борту иллюминаторов каюты; за ними
были  видны  многочисленные яхты,  которые заполняли  окаймленную  ожерельем
отелей и подсвеченную лучами заходящего солнца гавань острова Сент-Томас.
     Старик прищурился.
     -- Готовность признать вину -- это достойно уважения. У нее есть доступ
к банковскому счету?
     --  Нет.   Поскольку  ей  предоставлялось  все,   что  она  хотела,  то
необходимости  тратить деньги у нее не было. Поэтому она не подозревала, что
суммы заработной  платы,  фигурирующие в  банковских  ведомостях, которые ей
показывали, поступали на особый счет, откуда она могла снять деньги лишь при
наличии еще одной подписи -- моей. Подступиться к деньгам она не может.
     -- А драгоценности?
     -- Она забрала их все. Одно  бриллиантовое колье стоит четыреста  тысяч
долларов.  Теоретически.  Но камни,  разумеется, не настоящие. И все-таки во
всем Нью-Йорке лишь считанным заведениям под силу купить такую вещь, не будь
она копией. А поскольку ей неизвестно, что это копия, то она будет вынуждена
обратиться к ним. Мои люди наблюдают за этими заведениями.
     Старик нахмурился.
     -- Если  допустить, что ей  удастся достать денег --  а  я полагаю, что
удастся, судя по тому, как ловко она ускользнула от твоих людей, -- куда она
может пойти? Что может
     предпринять?
     -- Она будет дурой, если  вернется к прежнему образу жизни. Ей придется
исходить из того, что мы будем сле-
     дить за ее родственниками, друзьями и прежними деловыми партнерами, что
будем прослушивать  их  телефоны  и  так  далее. Если она умна,  а это можно
считать  доказанным,  то  должна  будет  затаиться. Меньше  всего  ей  нужны
неприятности от нас.
     -- От нас?
     -- От вас.
     Старик  сделал  жест морщинистой рукой,  во  взгляде его  было  жесткое
неодобрение и одновременно блеск превосходства.
     -- Опять человеческая натура. Ты так и не выучил  урока. Если  причиной
бегства было одиночество, то  как раз затаиваться она  и не  будет. Ей будет
нужен партнер. Она  захочет  чувствовать  себя  в  безопасности  и  получать
удовлетворение от жизни, создаваемой ею самой, а не навязываемой со стороны.
Она не променяет одну клетку на другую.
     -- Тогда что же она?..
     Старик размышлял, не отводя глаз от своей внутривенной трубки.
     -- Она обратится за помощью.
     -- К кому?
     --  Есть только  две причины,  по  которым один  человек будет помогать
другому, -- сказал  старик. -- Деньги  и любовь. Мы не можем знать  заранее,
кто  придет  ей  на  помощь. Но я  очень сомневаюсь,  чтобы  она  доверилась
человеку, которого не знает и который был бы готов  служить ей исключительно
ради  денег.  Полагаю,  что  человек,  оказавшийся  в  ее  ситуации,  скорее
предпочтет  положиться на любовь или, по меньшей мере,  на дружбу. Кто из ее
окружения способен помочь ей?
     -- Как  я  сказал  вам,  ее  родственники,  друзья  и  прежние контакты
находятся под наблюдением.
     --  Нет, не то. Надо копать глубже. Она не сбежала бы, если бы у нее не
было плана. Где-то есть  некто  искушенный  в  таких делах, к кому она может
обратиться за помощью, точно зная, что ей не откажут. Кто-то вне нашего поля
зрения. Кто-то, кому она доверяет.
     -- Я приступаю к делу немедленно.
     -- Ты  разочаровал меня, -- вздохнул старик. --  Твой успех в Чикаго  и
Гватемале был таким впечатляющим, что я собирался наградить тебя. Боюсь, что
теперь с этим придется подождать.
     На столике рядом с креслом старика раздался зуммер интеркома.  Он нажал
кнопку.
     -- Я же просил не беспокоить меня.
     --  Шейх Хазим... В ответ  на ваш звонок, профессор,  -- сказал женский
голос.
     -- Соедините.
     Старик положил руку на телефонную  трубку рядом с интеркомом. Но прежде
чем снять ее, он сказал посетителю суровым, жестким голосом:
     -- Больше  не разочаровывай меня.  --  Он  отрегулировал струю  красной
жидкости, поступавшей из внутривенной капельницы ему в руку (это была кровь,
обработанная гормонами,  взятыми  от неродившихся ягнят). -- Найди эту  суку
прежде, чем она все  погубит. Если Дельгадо  узнает,  что она разгуливает на
свободе, если он узнает,  что она вышла из-под контроля, он начнет охоту  на
нее, а может быть, и на нас.
     -- Я смогу справиться с Дельгадо.
     -- В этом я не сомневаюсь. Но без Делъгадо дело не выгорит. Я не получу
доступа к развалинам. А это очень испортило бы  мне  настроение.  Ты ведь не
хочешь попасться мне под руку, когда я в дурном настроении?
     -- Нет, сэр.
     -- Убирайся вон.

ГЛАВА 2
1
Канкун, Мексика
     Все отели здесь были построены в стиле храмов майя и представляли собой
ряд  уступчатых  пирамид,  протянувшийся вдоль  шоссе  с  четырьмя  полосами
движения,  которое  рассекало надвое  песчаную косу,  бывшую необитаемой еще
каких-нибудь двадцать пять лет  назад. Бьюкенен не  смотрел ни на них, ни на
вымощенный  красным  кирпичом тротуар, по которому он усилием воли заставлял
себя  идти с видимым спокойствием,  коего совсем не  ощущал.  С приближением
ночи, по мере  того как сумерки сгущались,  его  внимание привлекали  только
туристы,  если  они  оказывались  слишком близко  впереди или  позади  него,
устрашающий  рев и ослепительный свет фар автомобилей, проносившихся справа,
и зловещие тени пальм, окружавших отели слева от него.
     Что-то тут  было не так. Все инстинкты, вся интуиция предупреждали  его
об этом.  Желудок  судорожно сжался. Он попытался внушить  себе, что  это не
более  чем обычный  страх актера перед  выходом  на  сцену. Но  в  жизни ему
довелось выполнить  столько  опасных заданий,  что он на собственном горьком
опыте  научился  доверять  тем  сигналам  тревоги,  которые посылал ему  его
организм, когда что-то было не совсем так, как должно быть.
     В  чем  же  дело сейчас? Бьюкенен  напряженно  думал.  Подготовка  была
исчерпывающей. Приманка  для объекта --  лучше  не  бывает. Откуда  же, ради
всего святого, эта нервозность?
     Перегорел он,  что  ли? Чересчур много заданий? Слишком  много  прожито
чужих жизней? Слишком много каска-дерских трюков на краю пропасти?
     Нет, мысленно решил Бьюкенен. Я знаю, что делаю. Прошло уже восемь лет,
и если я до  сих пор жив, то, должно быть, умею отличить разыгравшиеся нервы
от...
     Расслабься. У тебя все  схвачено.  Дай себе перевести дух. Здесь жарко.
Здесь большая  влажность. Все  на тебя давит. Ты  же  проделывал это  прежде
сотни  раз. Твой  план вполне надежен. И хватит, наконец,  перебирать всякие
"а если..." Обуздай сомнения и делай свое дело.
     Все верно, думал Бьюкенен.  Но убедить  себя не мог. Сохраняя все ту же
обманчиво  беззаботную походку  вопреки  стеснению в  груди, он переместился
левее, подальше от таящего угрозу  уличного движения. Мимо не менее пугающих
теней,  которые  чудились  ему  в  гуще  пышных,  осыпанных  яркими  цветами
кустарников, окаймляющих подъездную аллею, он, осторожно ступая,  направился
по  ней  к сверкающему  огнями  зданию отеля  "Клуб  интернасьо-наль",
построенному в стиле храма древних майя.

2
     Встреча была назначена на девять тридцать, но Бьюкенен намеренно пришел
на   десять  минут  раньше,   чтобы  понаблюдать   за   местом   встречи   и
удостовериться, что там все  по-прежнему и ничто не  внушает  опасений.  Три
последних вечера подряд он  приходил  сюда точно  в  этот час  и каждый  раз
убеждался, что место выбрано отличное.
     Вся беда в том, что  этот вечер  не шел ни в какое сравнение ни с одним
из  предыдущих.  План,  прекрасно  существовавший  до  сих  пор  на  бумаге,
предстояло  воплотить в  жизнь,  совместить с "реальным миром", а этот
реальный  мир имел  опасную  привычку  изменяться день ото  дня.  Пожар  мог
повредить здание. Или место могло оказаться  таким необычно многолюдным, что
компрометирующий, хотя и осторожный разговор  можно  будет легко подслушать.
Один из  выходов  может  оказаться  блокированным. Слишком много  переменных
величин. Если что-то покажется Бьюкенену  подозрительным, то  он, не подавая
виду, что встревожен, снова  растворится в ночной темноте. Тогда,  как  было
заранее оговорено, человек, который придет в девять тридцать и не увидит там
Бьюкенена,  поймет,  что   идеальных  условий  для   встречи  не  получилось
(эвфемистическое выражение, означающее "сваливай отсюда в темпе"), что
встреча переносится на следующий день и состоится за завтраком в восемь утра
в другом отеле. Разумеется, у Бьюкенена был готов еще один запасной план  на
тот случай, если  и  вторую встречу  пришлось бы переносить.  Ведь  Бьюкенен
должен был убедить того, кто придет, что приняты все меры предосторожности и
что его безопасность является для Бьюкенена основным соображением.
     Неторопливым  шагом Бьюкенен  прошел мимо  двух швейцаров-мексиканцев в
"Клуб   интернасьональ".   В   холле   он   проскользнул  за   группой
жизнерадостных  американских  туристов,   направлявшихся  в  "Хард-рок
кафе", и постарался задержать  дыхание, ощутив  едкий, несмотря на  отдушку,
запах инсектицида, который периодически распыляли  в коридорах отеля,  чтобы
отпугивать тараканов,  в изобилии водившихся  в  округе.  Бьюкенен спрашивал
себя, что больше ненавидели проживающие в отеле гости -- мерзкий запах этого
средства  или  самих  вездесущих  насекомых,  которые  через какое-то  время
начинали казаться столь же  обычными, как и многочисленные местные  ящерицы.
Горничная, не привлекая к себе внимания, заметала трупики мертвых насекомых.
Бьюкенен  задержался в глубине холла, пока  не увидел, как  в дверь  рядом с
сувенирным киоском, расположенным  с левой  стороны, вошел  какой-то японец.
Бьюкенен  знал,  что  эта дверь ведет к  балконам, номерам  и лестницам,  по
которым  можно  спуститься на  пляж.  Один из многих  выходов. Функционирует
нормально. Пока все тут хорошо.
     Повернув направо,  он прошел  коротким  коридором  к ступеням,  ведущим
вниз, в ресторан. Как и в предыдущие вечера, посетителей в ресторане было не
слишком  мало  -- достаточно, чтобы Бьюкенен и тот, кто  придет на встречу с
ним, не привлекли к себе внимания, но и  не слишком много, чтобы их разговор
могли подслушать.
     И  здесь пока  все  хорошо. Возможно,  я  ошибаюсь,  подумал  Бьюкенен.
Возможно, все пройдет без сучка без задоринки.
     Не обманывай себя, настаивал внутренний голос.
     Ну  уж  нет,  я  не  собираюсь  отменять  встречу  только  потому,  что
пошаливают нервишки.
     Он  почувствовал себя несколько  увереннее,  когда  официант-мексиканец
согласился посадить  его за тот столик,  который он просил. Этот  столик был
расположен  идеально  --  в правом  дальнем  углу,  в  отдалении  от  других
обедающих гостей  и  рядом с выходом в сад  отеля.  Бьюкенен сел так,  чтобы
оказаться  спиной к стене и  лицом  к  лестнице,  по  которой  спускались  в
ресторан.  В  кондиционированном  воздухе  зала  ему  стало  прохладнее.  Он
взглянул  на  часы. Девять двадцать пять. Тот, с кем он должен  встретиться,
будет здесь  через  пять минут.  Делая вид,  что изучает меню,  он  старался
казаться спокойным.
     Вдруг пульс его участился: на верхней ступеньке лестницы появились двое
мужчин.
     Но Бьюкенен ожидал встречи лишь с одним человеком.
     Оба были  латиноамериканцы. На обоих мятые,  как  того требовала  мода,
бежевые полотняные  костюмы и открытые  на  груди желтые шелковые рубашки. У
обоих  золотые  часы  фирмы "Ролекс" и по  несколько золотых цепочек и
браслетов. Оба были худощавого телосложения, обоим было за тридцать, у обоих
были  узкие лица  с  точеными,  жесткими  чертами  и густые, темные,  гладко
зачесанные назад  и  собранные  в  пучок  волосы.  Их  глаза  под  нависшими
складками век были такими же темными, как и волосы, и так же блестели. Глаза
хищного зверя или  хищной птицы. Безжалостные глаза. Эти двое  были gemelos,
близнецы.  Спускаясь  по  лестнице  в   ресторан,   они  расправляли  плечи,
выпячивали грудь и излучали такую уверенность в себе, словно владели миром.
     Бьюкенен пытался  казаться  спокойным, хотя внутренне весь  подобрался.
Близнецы  направились  прямо к нему.  Бьюкенен  понял, что у  них  было  его
описание. Более того, люди, которым было поручено следить за  ним, наверняка
тайно сфотографировали его. А он этого больше всего боялся.
     Когда  близнецы подошли к  его столику, Бьюкенен поднялся, чтобы пожать
им  руки. Он намеренно  не надел пиджак,  так как  хотел, чтобы  сразу  было
видно,  что он не вооружен. Они  увидят, что его  синяя рубашка заправлена в
брюки, а не надета навыпуск, чтобы под ней можно было спрятать пистолет. Они
также увидят, что рубашка сидит на  нем в обтяжку, так что если бы он прятал
на себе магнитофон или  передающее устройство, то это сразу было бы заметно.
Правда, самые современные специальные передатчики настолько  миниатюрны, что
один  из  них можно  было бы легко замаскировать под пуговицу на его рубашке
точно так же, как небольшой пистолет можно было бы  прикрепить  над лодыжкой
под  брючиной.  Впрочем,  на  таком  близком  расстоянии  Бьюкенену вряд  ли
понадобился бы пистолет. Шариковая ручка  в нагрудном карманчике его рубашки
могла быть столь же  эффективной. И  все же  Бьюкенен  знал,  что эти люди с
хищными глазами по достоинству оценят его жест очевидной открытости. В то же
время  он  нисколько  не  сомневался,   что,   несмотря  на  излучаемую  ими
уверенность, они не ослабят  настороженности, которая до  сих пор служила им
хорошую службу.
     Они поздоровались с ним по-английски.
     Бьюкенен ответил по-испански:
     --  Спасибо,  что  пришли.  -- Он употребил  слово  "ustedes"  --
"вы" в форме вежливого обращения.
     -- De nada  [Не  за что,  не стоит  благодарности  (исп.).],  -- сказал
первый и показал жестом, что Бьюкенен может сесть.
     Они огляделись, место встречи, казалось, их удовлетворило, и тоже сели.
Можно не сомневаться, подумал Бьюкенен, что перед приходом сюда они поручили
состоящим у них на службе  людям проверить пригодность ресторана  для  такой
встречи. Вероятно, они также скрытно  расставили  охрану вокруг  отеля  и  в
коридоре,  ведущем в  зал. В  качестве еще  одной  меры предосторожности они
взяли  со  стола  салфетки,  разложили  их  на  коленях,  а  ловкое,  хорошо
отработанное  движение  их  правых рук  сказало  Бьюкенену, что  под  каждой
салфеткой теперь имеется по пистолету.
     Устроившись наконец как надо, они принялись изучать его.
     --  A  cojones [Яйца  (исп., груб.).] у тебя на месте, -- бросил первый
близнец.
     -- Gracias [Спасибо (исп.).].
     --  Еще и  везет, как дурачку,  --  добавил  второй.  --  Мы  бы  могли
успокоить тебя раз и навсегда в любое время.
     --  Claro  que  si  [Конечно   (исп.).],  --  согласился  Бьюкенен.  --
Разумеется. Но я надеялся, что  вы прислушаетесь к голосу  рассудка. Уверен,
что дело, которое я собираюсь вам предложить, стоящее.
     -- Наши дела и так идут неплохо, -- сказал первый близнец.
     -- Что  заставляет тебя думать, что ты можешь сделать их еще  лучше? --
Второй близнец прищурился.
     Бьюкенен негромко ответил:
     -- То, что  вам известно, насколько хороши теперь мои дела. Я исхожу из
того,  что  разговариваю с  опытными  деловыми  людьми.  С  профессионалами.
Доказательством служит то,  что в ответ на  мои попытки вы не стали,  говоря
вашими же словами, успокаивать меня раз и навсегда. Вы видели, как...
     Бьюкенен предупреждаю