ть рискованный залп!
     Гул пропеллера,  сопровождающийся  какими-то странными перебоями,
слышался над самой головой.
     Вдруг Зыбко схватил Молнию за руку. Оба упали. Гигантский паролет
со свистом пронесся  над  ними  и  с  размаху  ударился  в  радиорубку
аэродрома.
     Молния уже бежал к изуродованному самолету.  В голове его  тяжело
стучала мысль: "Связь прервана... прервана... прервана!.."
     Из обломков паролета выскакивали люди. Молния увидел Матросова.
     Второй пилот  и  штурман  вынесли из кабины чье-то бесчувственное
тело и положили его на песок.
     Мертвенно-бледное лицо оттенялось огненными бакенбардами.  Молния
склонился над раненым.
     - Вот  радий-дельта,  черт  ему в крыло...  - пролепетал Баранов,
протягивая тяжелую коробочку.
     - Товарищи,  -  сказал  Молния,  -  до выстрела осталось десять с
половиной минут! Из-за аварии связь прервана.
     - У нас тоже не работало радио, - сказал Матросов.
     - Надо предотвратить губительную  трату  энергии  на  рискованный
залп. С центральным постом никаких сообщений. Туда надо бежать!..
     Никто не ответил майору.

     Три фигуры побежали по песку. Это были Молния, Зыбко и Матросов.
     Они не  держались  друг за другом,  как делают на стадионах.  Они
бежали рядом.
     Ураганный ветер   дул  им  в  бок,  заставляя  противоестественно
наклоняться.  Он валил с ног,  выхлестывал глаза,  засыпал песком уши,
нос, рот.
     Молния взглянул на  хронометр,  сбросил  плащ  и  прибавил  темп.
Спутники  его  не  отставали.  При  каждом шаге нога глубоко уходила в
песок.  Глаза почти ничего не видели. Рот судорожно открывался. Дышать
было  нечем.  Легкие  готовы  были  вывернуться наизнанку.  От сердца,
казалось, отваливались кусочки. Кровь перестала циркулировать.
     А Молния  все  прибавлял и прибавлял теми.  Трудно было поверить,
что это человек.
     Перед глазами   прыгали  мутные  круги;  из-за  них  нельзя  было
разглядеть вырисовывающиеся в песчаном тумане силуэты орудий.
     Ноги подгибаются,  тело  готово  упасть вперед,  в затылке что-то
хрустит  и  накапливается  тупая   боль,   сердце   останавливается...
Воздуху!..  Воздуху!..  Это не бег - это безумное ныряние под водой! В
ушах всезаглушающий,  разрывающий мозг шум...  В кулаке зажато  что-то
клейкое,  липкое...  Это  кровь  из-под  ногтей.  Земля  кружится  под
ногами... Если б не "подземная гимнастика", то...
     Нет! Не сдавать!  Держаться...  Держаться! Сейчас придет дыхание,
второе дыхание... Неужели Молния опять прибавляет темп? Это безумие...
Но кто-то должен добежать, приостановить залп, приостановить во что бы
то ни стало! Где же силы? Воздуху... хоть каплю!

     Марина увидела  в  окно  бегущего  человека  и  вскрикнула.  Рука
министра, дававшего предупредительный сигнал, дрогнула.
     Человек, не добежав двух десятков шагов, упал.
     Министр быстро открыл дверь и выбежал на улицу.
     В комнату ворвался вихрь. Марина, задыхаясь, бежала за министром.
Она  видела  его  широкую  спину.  Оба  склонились  над бесчувственным
человеком.
     - Я не знаю его, - сказал министр, тяжело дыша.
     - А я где-то видела... и не могу вспомнить!
     В это время подбежал доктор;
     - Ба! Кого я вижу! Чемпион комплексного бега Зыбко!
     Лежащий на песке открыл глаза и прошептал:
     - Матро... Матро... сов... привез радий...
     - Что? - закричала Марина, вскакивая с колен.
     - Нужно перенести его, - сказал министр.
     Девушка снова опустилась на колени:
     - Где... где Дима? Где Димочка?
     - Сзади...  Отстал...  - прошептал Зыбко,  и едва заметная улыбка
скользнула по его измученному лицу.
     Марина уже бежала в пустыню. Платье ее развевалось по ветру.
     Доктор тщетно  пытался  догнать  Марину.  Когда  же  наконец   он
подбежал  к  ней,  то  смущенно отвернулся и сказал сидевшему на песке
Молнии:
     - Вы,  может  быть,  думаете,  что  здесь нужна медицина?  Ничего
подобного!
     Молния улыбался...

     - Уважаемая Марина Сергеевна,  - говорил министр час спустя,  - я
вас прошу,  вы сами проследите за тем,  чтобы все снаряды были покрыты
вторым защитным слоем с радием-дельта.
     Марина кивнула и вышла.
     Министр остался  один.  Он  долго  ходил из угла в угол,  чему-то
лукаво улыбался. Потом к нему забежал взволнованный доктор.
     - Понимаете,  Василий  Климентьевич,  у них был необычайный бой с
неизвестным  гидросамолетом!  Противник  вывел  из  строя  их  силовую
станцию и радио... Правда, при этом он разбился сам... Вы, может быть,
думаете, что они погибли? Ничего подобного! Их понес ураган. Они стали
планировать!
     Министр кивал.
     - Понимаете?  Радио  у  них  выбыло,  моторы  испортились!  А  их
несет... Занесло куда-то на остров в океане. Сесть же на обратном пути
нигде не могли. Во-первых, населенных мест не было, во-вторых, шасси у
них в бою было повреждено. Вот они и полетели сюда.
     - Знаю.  Все  это уже знаю.  Мне докладывали,  - говорил министр,
тепло улыбаясь.
     - Ах, знаете? Ну тогда я побегу кому-нибудь еще расскажу.
     Доктор исчез,  а Сергеев опять стал ходить,  все  так  же  лукаво
улыбаясь.
     Вдруг доктор вернулся:
     - Послушайте, Василий Климентьевич! Я забыл у вас просить, что за
таинственную фиолетовую бутылку прислал вам какой-то Ганс Шютте? Что в
ней такое?
     - Газ, - спокойно ответил министр.
     - Почему же он в пивной бутылке?
     Василий Климентьевич улыбнулся:
     - Ганс  Шютте  собрал  в  бутылку  для  личного употребления.  Он
уверяет, что это лучшее в мире газообразное пиво.
     - Затем же вам этот газ? - удивился доктор.
     - Чтобы сделать его химический анализ.
     - А!  - хлопнул себя по лбу доктор. - Вы хотите производить такай
газ, чтобы использовать его замечательное свойство?
     - Да,  некоторые из его замечательных свойств, - уклончиво сказал
министр.

     Залп был отложен на двое суток. Через два дня в одиннадцать часов
пятьдесят  минут  по  московскому  времени  министр  снова обратился к
членам комиссии:
     - Товарищи,  назначенная  правительством  комиссия в лице всех ее
членов,  кроме скончавшегося  заслуженного  деятеля  науки  профессора
Ивана Алексеевича Кленова, полностью в сборе. Через десять с половиной
минут будет произведен залп  из  орудий  сверхдальнего  боя  по  очагу
воздушного пожара. Все ли готово, по мнению комиссии, для этого залпа?
     - Все.
     Министр первым  подписал  протокол залпа.  Поставили свои подписи
Марина,  Молния,   Матросов,   несколько   военных   и   представитель
Министерства  здравоохранения  доктор  Шварцман.  Затем  все встали по
своим местам.  В абсолютной и торжественной  тишине  прошло  несколько
минут.
     Василий Климентьевич  дал  по   строительству   предупредительный
сигнал. Долго и тревожно выли сирены.
     За тридцать секунд до двенадцати часов Молния подошел  к  огневым
приборам.
     - Приготовиться! - скомандовал министр.
     - Есть приготовиться! - отозвался Молния.
     Сергеев смотрел на стенной хронометр.
     - Огонь! - скомандовал он.
     - Есть огонь!
     Молния нажал кнопку.
     Затряслась будка  центрального  поста  управления.   Заколебалась
почва под ногами людей.
     Взметнувшееся вверх песчаное облако насыпало новые холмы за много
десятков километров от места выстрела.
     Каждое из ста двадцати орудий  сверхдальнего  боя  напрягло  свое
магнитное   поле;  через  каждый  снаряд,  ринулся  колоссальной  силы
электрический ток,  исказивший  магнитное  поле,  превративший  его  в
чудовищную  взведенную  пружину.  И  сто  двадцать  магнитных пружин с
непревзойденной силой выбросили в черное песчаное  небо  сто  двадцать
снарядов.
     Это не сопровождалось оглушающим звуком. Выстрел был бесшумен. Но
отдача   фантастических   лафетов  прокатилась  подземным  гулом,  как
страшное  землетрясение.  Удар  этот  был  отмечен  сейсмографическими
станциями даже в Мексике.
     Во многих городах близлежащих  стран  остановились  потревоженные
настенные часы.
     Снаряды пробили слой атмосферы,  как броню,  и понеслись в  почти
безвоздушном   пространстве   по   заранее   с   идеальной   точностью
рассчитанным кривым.
     Наконец они снова вернулись к Земле и помчались к кроваво-красным
бушующим волнам Тихого океана.
     Отблеск воздушного  пожара освещал клочковатую пену,  делал океан
похожим на расплавленную медь.
     В центре  ослепительного  и  в  то же время густого зарева чернел
пылающий остров Аренида.
     Снаряды приближались  к  нему.  Еще  мгновение - и они врежутся в
буро-желтые скалы...
     Но ни один снаряд не попал на остров. Ни один!
     Что это? Неверный расчет?
     Правильным кольцом   легли   снаряды  вокруг  очага  пожара.  Они
углубились в  толщу  вод  и  там  взорвались,  выделив  все  несметное
количество  запасенной в них энергии.  Электрические орудия обеспечили
не только точность попадания, но и одновременность погружения в воду и
взрыва снарядов.
     И тогда вскипел и покрылся язвами Великий океан.
     Над каждым снарядом родилась воронка, похожая на кратер вулкана с
бешено крутящимися стенами.  С шипением вырвались  из  кратера  столбы
алебастрового  пара и врезались в небо удивительной колоннадой.  Ветер
рушил, валил эти колонны, но они неуклонно рвались в небо...
     Миллионы тонн  воды,  десятки  кубических километров ее мгновенно
превратились в туман, темной толщей придавивший океан.
     Ураган повлек  его  тяжелыми,  низкими тучами,  срывавшими пену с
остатков океанских вод. Помчался мутный ураганный туман.
     Над пылающим  островом  тучи столкнулись.  Блеск ударивших молний
затмил воздушный пожар.  Раскололись ржаво-желтые скалы...  Чудовищный
взрыв  грома  закачал  космическую глыбу,  и на дрожащий остров рухнул
испаренный океан.
     Это не был ливень,  это было повисшее в воздухе море. На короткий
миг водяной горой поднялся в этом месте океан.  Остров  и  раскаленная
атмосфера над ним погрузились на мгновение в воду.
     Сокрушительная тяжесть воды опрокинула остров,  и он  скатился  в
черную пучину. Сомкнулись над ним клокочущие воды...
     Гением человека созданный  ливень,  какого  не  знала  Вселенная,
потушил воздушный пожар и начисто смыл и налеты серого окисла азота, и
сам пылавший остров.
     Все электрические  станции  прогрессивных стран уже отдавали свою
энергию на восстановление атмосферы.
     А люди? Что сталось с ними? Дышать могли все, но...
     Люди сами определяют свою судьбу.  Каждый  герой  нашего  романа,
каждый  человек спасенной Земли почувствовал,  как никогда глубоко,  в
какой части мира он живет.

ЭПИЛОГ

     Солнце стояло высоко; его почти вертикальные лучи палили, готовые
выжечь землю, превратить ее в пустыню.
     Но у самой земли было совсем не жарко, скорее сыро.
     Мальчик лежал,  притаившись у корней. Пахло прелью. Перед глазами
качалась былинка. Чуть выше висела лиана.
     Из лиан можно делать веревки и забраться на неприступные горы.
     Мальчик осторожно,  отвел лиану в сторону. Теперь в проеме листвы
стала  видна,  огромная  агава.  Она  походила  на  фонтан  с зелеными
мясистыми струями. За агавой серебрилась вода.
     Мальчик осторожно   двинулся.  Он  полз  как  ящерица.  Настоящие
ящерицы проворно мелькали мимо него.  Мальчик рванулся и схватил  одну
из них,  быструю, зеленую, с выпуклыми глазами. Может быть, раньше она
жила здесь в песках...
     Мальчик сунул ее себе за пазуху,  рядом с толстой книжкой.  Потом
он лег на спину и стал смотреть вверх.
     Растительность, буйная,  тропическая,  была  так густа,  что небо
виднелось только в просветах - без единого облачка, густо-густо-синее,
как пролитые чернила.
     Мальчик думал  о  книге,  которую  прочитал.  Небо  казалось  ему
черно-фиолетовым,  и  рядом  с  ослепительным  солнцем  на нем "горели
звезды", как в стратосфере.
     Потом мальчик вертел воображаемые маховички и, сощурив один глаз,
смотрел на решетчатую ферму "электрического орудия".
     Когда орудия   строили,  здесь  вокруг  была  пустыня.  А  теперь
настоящие джунгли.
     И он вообразил себя в джунглях. Вокруг него были заросли бамбука.
Если захотеть,  можно сделать из него  хижину.  Настоящую  хижину,  на
сваях.  Но без дверей.  Внизу,  в полу,  будет люк,  под который можно
подплыть на лодке.  Он привезет добычу:  плетеную корзину рыбы,  шкуру
убитого  тигра,  тушу  злого  и  глупого  кабана.  Мама спустит сверху
веревку,  и он,  ничего не говоря,  привяжет свои охотничьи  трофеи  и
прислушается.  Мама  вскрикнет,  потому  что  в корзине окажется целый
тигр...  или чучело тигра,  которое он успеет  сделать  в  лесу.  Мама
подойдет  к  передатчику  "обратной  волны",  чтобы радировать папе на
ракетодром.
     А потом на хижину нападут дикари...  нет,  не дикари!  Дикарей не
бывает.  Нападут крокодилы.  Это будут очень умные и хитрые крокодилы.
Они  станут грызть бамбуковые сваи и сломают свои острые зубы,  потому
что сваи будут сделаны не из бамбука,  а из самой  лучшей  авиационной
стали...  Есть такие стальные трубы.  У него дома, в Москве, запрятана
одна папина труба.  Вот это труба!  Ее невозможно согнуть,  сколько ни
бей молотком.
     Крокодилы сломают свои проклятые зубы,  и из  глаз  у  них  будут
катиться  слезы.  Слезы  из  глаз крокодила катятся не потому,  что он
добрый.  Чует запах мяса - вот и выделяется слюна. Только слюна у него
течет и из глаз тоже...
     Потому крокодил и "плачет", когда пожирает свою добычу.
     Всех напавших   на   хижину   крокодилов  он  бы  перестрелял  из
сверхаккумуляторного ружья, целясь из люка в их выпуклые глаза.
     Мальчик достал  из  кармана увеличительное стекло и вытащил из-за
пазухи ящерицу.  Он  стал  рассматривать  ее,  увеличенную,  огромную,
воображая ее крокодилом.
     Через морду тянулся шрам, и один выпуклый глаз был сощурен.
     "Ах, вот это кто!  Проклятый хищник!  Не выплачешь пощады!  Беги,
спасайся! Все равно тебя догонит "видящая стрела".
     И мальчик  выпустил  ящерицу.  Она шмыгнула,  вильнув хвостом.  А
мальчик натянул воображаемую тетиву...
     "Стрела нагнала  хищника,  и  он  упал  меж  камней...  И  от его
скрюченной руки с отвращением отпрянула морская волна,  успев  лизнуть
коробочку с самым тяжелым в мире металлом".
     "Тысяча три морских черта. Пусть кошка научится плавать!"
     Мальчик смотрел  сквозь  листву  на озеро,  противоположный берег
которого едва был виден. Оно казалось ему морем.
     "Якорь мне   в  глотку!  Пусть  не  зайду  я  ни  в  один  кабак!
Брам-стеньги! Кливера! Фок-мачта! Гитовы!"
     Он управляет   парусами.  Босиком  стоит  на  палубе.  Доски  так
накалились, что сейчас задымятся. Брызги попадают в лицо.
     На губах соль.  Ветер рвет паруса.  Шхуна,  накренившись и черпая
воду бортом, с тихим шипением летит по волнам.
     Он сделает  такое судно,  которое будет совсем бесшумно скользить
по воде,  лодку с электрическим насосом  и  сверхаккумулятором.  Насос
будет  отбрасывать назад струю,  а реактивная сила - толкать лодку.  И
она беззвучно станет скользить... Ну прямо вот так...
     И мальчик,  лежа на животе, показал сам себе, как будет скользить
его лодка.
     Он выполз   из   зарослей,   но   продолжал  двигаться  к  берегу
по-пластунскн.
     Над водой  с  веточкой  в руке задумчиво склонилась женщина.  Она
была молода или казалась молодой, несмотря на седую прядь в волосах.
     Мальчик тихо подкрадывался к ней.
     Вот если бы мама упала в воду.  Он бы  нырнул  и  вытащил  ее  на
берег.
     Но мама сидела спокойно, погруженная в свои мысли.
     "Неслышно подползти  и  положить  ей  на  колени цветок,  который
сорвал по пути!  Это замечательно красивый цветок, как бабочка, только
не летает".
     Цветок был положен на колени,  и мама ничего  не  заметила  -  ни
цветка, ни сына.
     Тогда он положил в рот четыре пальца и  свистнул  так,  как  папа
учил, а сам папа научился свистеть у американских индейцев, с которыми
жил маленьким.
     Мама вздрогнула,  испугалась. Но мальчик уже повис у нее на шее и
целовал ее в ухо, в щеку, в волосы...
     - Смотри,  какой  я  тебе  принес  цветочек!  - сказал он,  и она
рассмеялась. - А ящерицу я отпустил. У нее тоже дети есть.
     - Где же ты пропадал,  Андрюша?..  Спасибо за цветок.  Идем. Папа
ждет.
     У мальчика забилось сердце.  Вчера,  когда они прилетели с мамой,
он видел отца лишь мельком, не успел с ним поговорить. Он был для него
высшим авторитетом, героем, товарищем и другом...
     Если бы можно было,  Андрюша помчался бы сейчас  бегом.  Но  мамы
бегом, не бегают, а бросить маму нельзя.
     Они пошли по берегу озера.
     Здесь был  чудесный  пляж.  На  песке  оставались  мамины  следы.
Андрюша отстал и крался по этим  следам,  воображая,  что  он  кого-то
выслеживает.  И  вокруг  - тоже песок...  Нет ни зеленых зарослей,  ни
бамбука. И конечно, никакого белого города, только песок, барханы, как
раньше, когда здесь строили электрические пушки...
     Потом он стал ставить ноги в мамины следы.  Никто не  догадается,
что здесь проходили двое!
     Наконец он догнал маму, но не в пустыне, а на красивой набережной
молодого  города  с  домами - высокими и легкими,  улицами - прямыми и
тенистыми. У воды росли стройные кипарисики.
     Мама сказала, что кипарисикам столько же лет, сколько Андрюше.
     - Почему столько же  лет?  Почему  построили  здесь,  в  пустыне,
город? Почему?..
     Мама терпеливо отвечала,  что город построили потому, что Великий
канал прошел здесь через пустыню,  наполнил водой озеро, оживил пески.
Но еще раньше проведены были сюда шоссе и железная дорога,  водопровод
и высоковольтная линия. А кипарисики посадили позже.
     - А почему здесь построили ракетодром?  А почему...  - начал было
мальчик, но мама сказала:
     - Не приставай.
     Они дошли  до  центральной  площади  города.  Высоко  над кронами
деревьев  поднималась  ажурная  ферма.  Казалось,   в   небо   нацелен
фантастический мост, продолжением, которого могла быть радуга.
     Мальчик застыл в восхищении.  Он крепко прижал к себе хранившуюся
за пазухой книжку,  в которой он прочитал обо всем, в память чего было
оставлено на городской площади это сооружение.
     В следующее мгновение мальчик вместе с книжкой взлетел на воздух.
     Папа, огромный и сильный, держал сына на вытянутых руках.
     Растопырив руки,    сын   превратился   в   самолет.   Книжка   и
увеличительное стекло вывалились на землю. Мама подобрала их.
     Оказывается, папа  ждал  их  здесь  в  машине,  чтобы  отвезти на
ракетодром.  Мама должна будет  проверить  сверхаккумуляторы,  которые
будут нагревать вылетающие назад газы реактивного двигателя.  Мама еще
вчера объяснила сыну,  что это выгоднее, чем даже использовать атомную
энергию,  потому  что  нет  опасной  радиации.  А  потом  все вместе с
генералом Молнией поедут к нему и к тете Наде пить чай.
     Мама села  за руль,  а Андрюша с папой уселись на заднем сиденье.
Мама вернула сыну книжку и лупу.
     Машина помчалась по глазурному шоссе,  которое было проложено еще
перед строительством пушек.
     - Папа,  правда,  это  про  тебя  написано?  -  спросил  Андрюша,
показывая книжку. - И про маму? Правда, ты видел Вельта?
     Отец усмехнулся:
     - Вельт - это капитализм. Только таким его и можно увидеть.
     - Значит, его догонит стрела?
     - Очень может быть,  что ее  выпустят  гансы  и  джимсы,  недавно
служившие ему.
     - Так и будет.  Во время катастрофы всем стало  ясно,  какие  они
есть,  эти капиталисты,  - сказал Андрюша,  а потом спросил: - А разве
могла быть мировая катастрофа?
     - Могла.  Угроза  катастрофы  долгое  время  висела  над головами
людей. Грозило страшное бедствие...
     - Капиталисты все равно бы погибли.
     Отец рассмеялся,  взял  книжку  и  показал  ее   мальчику   через
увеличительное стекло.
     - Эта  книга  -