Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
разилось неподдельное изумление.
Над холмом поднималось и медленно плыло ослепительное огненное
облако, оставляя за собой густой стелющийся дым. Края летящего пламени
были окрашены в фиолетовый цвет, оттеняя огненную середину облака.
Люди молча смотрели на это страшное явление природы.
- Что это такое?.. Что?
Но никто не мог дать объяснения.
Хозяин молчал, пристально наблюдая за своими гостями.
Все, над чем прошло огненное облако, было превращено в пепел.
Погиб и лес. Только обуглившиеся стволы деревьев продолжали дымиться.
Улетавшее облако красноватым цветом освещало лица стоящих на
холме людей.
Хозяин молчал.
Глава V. ЭКСПЕДИЦИЯ ЗА ДЫМОМ
Худой, блеклый, как выгоревшая ткань, Карл Шютте вернулся домой
раздраженный и злой. Он вздохнул, глядя на мать, ничего ей не сказал,
провел рукой по расчесанным на прямой пробор жиденьким волосам и
поднялся на второй этаж.
У двери в комнату отца Карл остановился, чтобы отдышаться.
Прислушался к каким-то гремящим звукам. Потом поправил черный галстук
бантиком и толкнул дверь.
Быстрота, с какой старик открыл глаза, никак не вязалась с
храпом, напоминавшим рев отягченного угрызениями совести льва.
- Ну что? - спросил он хриплым басом.
- Опять...
Карл опустился на стул и закрыл ладонями лицо.
Отец вскочил. Это был великан. К тому же при росте белого медведя
он приобрел с годами толщину нефтяного бака.
- Это в девятнадцатый раз! - пробасил он.
- Убита Эльза... У нее осталась девочка. Ланьер едва ли
выживет... Ланге случайно остался жив...
- А сам?
- Сам? Что ему!.. Сказал, что опыты переносятся в лабораторию
номер двадцать девять... в подвале. Из Дании уезжает Бернштейн.
Освобождается его лаборатория. Хозяин хочет, чтобы мы работали там.
- Куда же уезжает Бернштейн?
- Не знаю. - Карл, опустив между коленями руки, внимательно
рассматривал их. - Вместе с Троссом.
- В девятнадцатый раз! - снова загудел старик. - Если считать,
что Ланьер не выживет, значит, еще двое. Это ничего! В прошлом году
было семеро, а всего, всего... Дай мне вон тот блокнот. Тут я веду
счет. Так... А всего теперь будет пятьдесят три штуки.
- Пятьдесят три жизни!
- Из них одиннадцать женщин: две француженки, три англичанки, две
немки, шведка, две еврейки и одна американка.
- Отец, я устал! Все бесполезно. Наука непогрешима. Ее нельзя
обмануть. Нельзя опровергнуть положений, однажды установленных
авторитетами. Фантазия - это род безумия. Можно ли в течение
десятилетий пытаться воплотить в жизнь чью-то безумную мечту! Нельзя
сосредоточить Ниагару в чайном блюдце, расплавлять горы аппаратом
величиной с консервную банку. Безумие! Нового в мире ничего нет. Надо
только изучать, только познавать, только повторять. Для человечества
достаточно атомной энергии.
- Э, Карл, нет! Я рассуждал бы так же, если бы сам не видел этого
собственными глазами дважды. Уверяю тебя: оба раза было на что
посмотреть.
- Я не верю в это. Я не могу! У меня нет больше сил!
- Карл, - заревел гигант, - придется тебе перевести рычаг на
другую скорость.
Сын умолк, еще ниже опустив между коленями руки с тонкими
синеватыми пальцами.
- Ты должен благодарить хозяина, что он сделал тебя ученым и ты
сидишь в лаборатории, а не за рулем. Тебе нужно найти только то, что
уже было найдено, и ты станешь знаменитым. Иди и успокойся. Вели
матери принести мне пива.
Карл безнадежно покачал головой, встал и, волоча ноги, вышел из
комнаты.
Вот уже двенадцать лет, как он работает в этой ненавистной ему
лаборатории. Ну хорошо, каждый немец может углубиться до самого дна
узенького колодца своей специальности, посвятить себя только одному
вопросу, разработать его обстоятельно, методично, исчерпывающе. Но
двенадцать лет!.. Сколько за двенадцать лет можно сделать неудачных
опытов только в одном направлении? Нет! На это он больше не способен.
Он бросит все и уедет в Германию. Карл Шютте не верит в эту идею и не
может больше видеть ни жидкого гелия, ни трупов... Нужно быть не
человеком, а дьяволом, чтобы все еще заставлять искать эту поистине
сатанинскую мечту, от которой даже сам автор ее отказался.
Внизу захлопали двери, послышались голоса. Поднялся переполох. На
лестнице показалась мать. На ее морщинистом лице был испуг.
- Карлхен, зови скорей отца! Приехал он!
Карл замер. Синеватые тонкие пальцы быстро бегали по борту
пиджака.
- Хэлло, Ганс! - послышался снизу голое. - Не заставляйте себя
ждать!
Ступени заскрипели под тяжестью старого Ганса Шютте.
Внизу у лестницы со стеком в руках, расставив ноги в желтых
гетрах, стоял старый человек, затянутый в костюм. Он был совершенно
лыс. Желтая кожа черепа резко граничила с дряблым, морщинистым лбом.
Под презрительно прищуренными глазами темнели мешки, но сухое тело
держал он подтянуто и прямо.
Ганс Шютте вытянулся перед гостем.
- Убрать лишних. Мне нужны вы.
- Мать, Карл, оставьте нас одних да подайте пива! Пожалуйста, вот
сюда! Как запомнить мне этот день? Великий бог! Как могли вы утруждать
себя? Достаточно было лишь крикнуть мне: "Хэлло, Ганс!"
- Довольно болтать!
- Слушаюсь...
- Зря я бы не заехал. Мне нужны преданные люди. Вы знаете, что я
не верю никому. Я хочу послать вас в экспедицию вместе с профессором
Бернштейном. И с Троссом, конечно. Но он молод. Нужен ваш опыт и
хватка.
- С химиком Бернштейном?
- Да. Он способнее вашего сына и закончил работы Ирландца. Теперь
их надо реализовать в широком масштабе. Вы отправитесь вместе с ним. В
случае чего, можете размозжить ему голову. Надеюсь, вы еще способны на
это? Я помню, вы ломали прежде двери в моем замке как спичечные
коробки.
Великан крякнул и ударил кулаком по столу. Гость вздрогнул, а
старуха, вносившая пиво, чуть не уронила на пол кружки.
- Пожалуйста! Прошу вас, сэр!
- Что?
- Трещина...
- Я так и думал. Можете поставить стол мне в счет... Будете
следить за химиком. Ни шагу от него! Поедете на остров Аренида. Это
напоминает вам что-нибудь? Организуете добычу газа в большом масштабе.
Газ выделяется там из расщелин. Создадите газосборочный завод.
Возьмите мою старую яхту. Она только что вышла из ремонта. Можете
собираться! Кстати, о вашем сыне: больших, чем он, неудачников я не
видел! Предупредите эту бледную немочь, чтобы смотрел, с кем водится.
- Слушаюсь! Могу ли я узнать, что за работы будет проводить там
химик?
Гигант в присутствии гостя старался сделаться возможно меньше. Он
прятал голову в плечи и сгибал спину, отчего руки его почти доставали
до земли.
- Что будет делать там химик? Вы много хотите знать. С вами будет
мистер Тросс. Надежный человек. Уж он-то присмотрит за профессором. Не
то, что вы...
- Полно, босс. Кто старое помянет...
- Молчать! Кто старое забудет! Вот то-то! - В некоторой
грубоватой фамильярности обращения хозяина к Шютте сказывались их
полувековые отношения.
- Слушаюсь, - с привычной готовностью отозвался Шютте.
- Отправляйтесь в экспедицию за дымом! Вы поняли меня? Экспедиция
за дымом, подобная той, которую предпринял когда-то старый моряк
Вильямс. Кстати, вы должны взять себе в помощники моряка вроде него. У
него есть племянник или сын, подходящий парень... А для чего мне
понадобится этот фиолетовый газ, вы, может быть, догадываетесь!
Хе-хе-хе!
- Я радуюсь...
- Что "радуюсь"? Вы мало знаете! Наш старик со своим "идейным"
Ирландцем могли бы завертеться в своих гробах, если бы лежали в них, а
не рассеялись в воздухе по милости одного нашего общего друга.
Хе-хе-хе!.. Кстати, Ганс, я никогда не прощу вам его бегства.
- Сэр...
- Молчать! Я не хочу возвращаться к этому свинству. Довольно мы
имеем теперь хлопот. Ваш сын до сих пор не может разобраться.
- Сэр, мой сын прилагает все усилия, чтобы вновь решить задачу.
- Здесь мало усилий. Надо иметь талант. Довольно! Итак, из двух
идей, достойных бога или дьявола, одна возвращена к жизни.
Ганс Шютте встал и прошелся по комнате. Половицы скрипели от
каждого его движения. Он задумчиво посмотрел на аккуратные
занавесочки, пощелкал пальцами перед канарейкой, потом, спохватившись,
повернулся к своему патрону, неестественно прищурившему левый глаз.
- Смею заметить... идеи мертвых обгоняют идеи еще живых, -
многозначительно сказал он.
- К черту живых! Я плюю на них! Пусть трясется над своей тайной,
спасая человечество! Во всяком случае, я сохранил над ним власть. Мы
займемся с вами, Ганс, вещами попрактичнее, как и подобает
американцам. И у нас есть еще такие парни, как Тросс!
Босс стукнул своего слугу по спине, потом с гримасой отодвинул
кружку:
- Возьмите пиво, оно горчит... Подробные инструкции получите на
яхте. Заметьте, мы должны спешить. События нарастают. Я сам ускоряю их
ход. Мой замок полон гостей... - Босс стукнул стеком по желтым гетрам
и еще больше наморщил лоб. - Кстати, Ганс, катушка, кажется, опять
фыркнула. Наверно, сегодня кто-то там умрет. Позаботьтесь, чтобы это
не попало в газеты. В моем замке - мое государство!
- Будет исполнено.
- Ганс! Вам доверено большое дело. Скоро мы начинаем великую
очистительную войну. По этому поводу сегодня в моем замке прием.
- Вы можете надеяться на своего старого Ганса. Он еще в состоянии
перейти на любую скорость...
Великан, низко кланяясь, провожал своего властного и желчного
гостя.
Из-за хорошеньких коттеджей поселка поднимались шпили Ютландского
замка.
На дороге к замку близ вновь выросшей буковой рощи автомобиль
Вельта остановился. В него сел ожидавший здесь Тросс.
Вельт нажатием кнопки поднял звуконепроницаемую стеклянную
перегородку, отгородившись ею от шофера.
- Итак, - сказал он, - мы с вами приняли условие этого лохматого
психопата. Пусть едет на Арениду. Разумеется, с вами. Я дам вам Ганса,
пусть воображает себя начальником экспедиции, перевалите на него всю
черную работу, а сами займитесь одним - обработкой Бернштейна.
- "Воздушная спичка", сэр?
- Вы догадливы, как всегда. Этот секрет мне нужен любой ценой.
Понятно? Любой! Без него не возвращайтесь.
Автомобиль въехал во двор замка.
Глава VI. ЗАГАДКА СТРАННОГО ПАЦИЕНТА
По галерейному тротуару, поднятому в этом узком переулке до
уровня второго этажа, чтобы расширить проезжую часть, шел высокий,
горбящийся старик с немного вьющейся седой бородой и расставленными
локтями.
Он вошел в мезонин ветхого, словно оставленного здесь как
памятник старины, дома прямо с тротуара и стал спускаться по довольно
крутой лестнице, пока не остановился перед дверью со старомодной
дощечкой: "Заслуженный деятель науки профессор..."
Старик открыл дверь и вошел в темную переднюю. Раздеваясь,
обнаружил, что был без шляпы.
- М-да... - отрывисто произнес он, покачав головой.
Профессор жил в комнате, где властвовали и враждовали, как два
противоположных начала, книги и картины.
Книгам удалось захватить все пространство внутри комнаты.
Гигантские шкафы высились по стенам, как книжные крепости. Втиснутый
между стенами стол полонен был книгами. Книги захватили и кресла, и
маленький шахматный столик. Они лежали всюду аккуратно связанными
стопками. Книги владели и воздухом комнаты, наполняя его особым
запахом бумаги в старинных переплетах; книги насыщали воздух, делали
его пыльным и душным.
Картины хотели раздвинуть комнату и растворяли стену, на которой
висели, в тихих, печально-спокойных пейзажах. Они наполняли
пространство свежим воздухом березовых рощ и мягким, просеянным сквозь
облачную дымку солнечным светом. И если в комнату не проникали шорохи
листьев и трав, то лишь потому, что на всех картинах царила тишина.
Только ее да мечтательную задумчивость природы изображал на своих
полотнах художник.
Поглядев на часы и обнаружив, что уже час ночи, профессор стал
укладываться спать. Через четверть часа он уснул. Но, как и обычно,
очень скоро проснулся с чувством, как будто бы совсем и не спал.
Полежав немного с открытыми глазами, профессор встал и, не зажигая
электричества, подошел к письменному столу.
С улицы проникал свет фонарей, и комната казалась наполненной
рыхлым серым веществом. В том месте, где стояли кровать или книжный
шкаф, вещество сгущалось до совершенно черного тона.
Иногда начинало казаться, что оно сгущается там, где заведомо
было пусто. Тогда профессор принимался умножать в уме друг на друга
шестизначные числа. Это было трудно и никому не нужно, но это убивало
мучительно долгое время привычной бессонницы. Просидев так, может
быть, час, ни о чем не думая или предаваясь бесполезному занятию,
профессор встал и зажег свет. Он подошел к картинам. Это были картины
Левитана. Профессор методично рассматривал каждую, задерживаясь
подолгу около тех, где качались верхушки деревьев или в синем небе
плыли прозрачные облака.
Осмотрев все тридцать девять картин, профессор начал одеваться.
При этом обнаружил, что одна пуговица оторвалась. Он достал из ящика
шахматного столика иголку и нитку, надел очки и принялся вдевать нитку
методично, долго и упрямо. Вдалеке кто-то не спеша поднимался по
лестнице и кашлял. Затем наступила тишина. Вероятно, поздний
посетитель звонил. Наконец хлопнула дверь.
- М-да!.. - сказал профессор, вздыхая.
Долгая жизнь в одиночестве приучила его разговаривать с самим
собой. Днем он этого себе не разрешал, но ночью допускал скидку на
бессонницу.
- Я позволю себе справедливо заметить, что этот способ вдевания
нитки совершенно нерационален. Чтобы так поступать, надо "нот ту ноу э
би фром э балс фут", как говорят американцы, - не знать ни аза в
глаза. Необходимо завтра же приобрести двадцать... нет, пятьдесят
иголок и заготовить столько же ниток разной длины. М-да... Затем
обратиться к кому-нибудь, обладающему хорошим зрением, с покорнейшей
просьбой вдеть пятьдесят ниток в пятьдесят иголок. М-да!.. Хранить их
в определенном месте. Вот, скажем... ну, хотя бы здесь.
Раздался звонок. Профессор удивился и вместе с тем обрадовался.
Все-таки какое-то происшествие в его однообразной бессонной ночи.
Спешно натянув на себя брюки и накинув на плечи одеяло, он зашаркал в
переднюю. Звонили уже второй раз.
- Кто бы это мог быть?
Профессор пошел было к двери, но вернулся и почему-то
предусмотрительно потушил свет. И только потом снова направился к
двери. Оказалось - телеграмма. Профессор поглядел на почтальона поверх
очков, отчего взгляд его казался сердитым.
- Вам "молния" - так что извините... Поди разбудил вас?
- М-да!.. Нет, что вы, я очень рад! Все равно не спал. Где же тут
расписаться, осмелюсь спросить?..
Закрыв дверь, профессор не торопясь подошел к столу и при свете
уличных фонарей распечатал депешу. Телеграмма была из-за границы.
Профессор поправил очки, прочел бланк и нахмурился.
Потом он тяжело опустился в кресло и, обхватив голову руками,
покачал головой.
- М-да!.. Фирма отказалась даже вести переговоры с нашим
торгпредством. В лучшем случае он ничего не знает об элементе. А если
знает, то, конечно, никому не уступит, хоть и не догадывается о его
назначении. Ну вот! Теперь я сделал все, что мог. Конечно, этого
следовало ожидать. Даже правительство не смогло помочь. Нет,
почтеннейший профессор, оказывается, вы были правы в своем сумасшедшем
принципе. Надо нести это бремя, пока... пока любезный доктор...
М-да!... По китайскому обычаю, не пойдет в процессии первым!
Профессор поднял очки на лоб и, отодвинув телеграмму в вытянутой
руке, перечел ее еще раз.
Потом, поправив одеяло, он прошаркал по седому полумраку,
наполнявшему комнату, и остановился перед картинами. Обычно он зажигал
при этом свет, но сейчас он делать этого не стал, по-видимому,
удовлетворенный слабым отблеском рассвета. Кроме того, он вообще вел
себя странно. Подойдя вплотную к одной из картин и взявшись обеими
руками за ее раму, он так и остался стоять. Одеяло упало к ногам.
Профессор не заметил.
Раздался мелодичный звук, и рама картины повернулась на нижнем
ребре. В стене открылся темный четырехугольник. Профессор сунул туда
руку и зашуршал бумагами.
- М-да!.. - сказал он и печально пожевал челюстями. Потом прошел
к выключателю и зажег свет.
Теперь потайной шкаф, вделанный в стену, был отчетливо виден.
Профессор стал выкладывать на ставшую горизонтальной обратную
сторону картины какие-то старые рукописи, испещренные формулами. Он
перелистывал некоторые из них, задержался на странице, где был
нарисован женский профиль, вздохнул и стал складывать обратно. В руки
ему попало письмо.
"Уважаемый профессор!
Рад был убедиться, просматривая советский научный обзор, в
соблюдении Вами поставленных мной на "Куин Мэри" условий.
Радиофизика - достойнейшая область для приложения Ваших обширных
знаний и блестящих способностей.
Конечно, Вы могли бы вернуться и к былым своим исследованиям, в
Вашем распоряжении окажется любая из моих лабораторий, где так удачно
повторялись забытые миром открытия, применение которых, напоминаю,
находится в прямой зависимости от дальнейшей заботы Вашей о счастье
человечества.
По-прежнему готовый к дружбе..."
Дойдя до подписи, профессор раздраженно засунул письмо в
секретное бюро.
- Какой иронией звучат ваши слова о дружбе и человечестве!..
М-да!.. Ваше письмо лишь убеждает меня, что вам все еще не удалось
"повторить" открытие моего учителя. Только то, что я жив, мешает вам
воспользоваться в преступных целях тем, что уже в ваших руках. Так
пусть хоть так оправдывается мое жалкое существование в моих
собственных глазах!
Профессор вздохнул и с шумом захлопнул шкаф. Из передней
совершенно отчетливо слышался шорох. Профессор оглянулся, все еще
держась рукой за раму.
- О-о, профессор! Может быть, вы думаете, что на вас купальный
костюм и вы идете купаться в нарисованную Левитаном речку? -
послышался высокий торопливый голос.
- Фу, доктор... Милейший, вы изволили меня напугать!
- Что вы говорите! А я, признаться, испугался сам. Мне
послышался, знаете ли, такой металлический звук...
В комнату вошел маленький подвижный человек. Он быстро
поворачивал свою лысую голову с вьющимися височками. При этом пенсне в
старинной золотой оправе часто слетало, и доктор подхватывал его на
лету и водружал на место.
Криво надев пенсне на нос, доктор, потирая руки, оглянулся:
- Итак, почтеннейший, что это был за металлический звук?
Профессор был в явном замешательстве:
- Вы... смею вас уверить... ошиблись.
- Я? Ничего подобного! Я все понял. Это вы сбросили на пол свои
рыцарские доспехи! - Доктор поднял одеяло с пола и накинул его на
плечи профессору. -Теперь предоставим слово обвинителю, то есть мне.
Слушайте и не защищайтесь! Во-первых, я предложил вам лежать. Сейчас
же ложитесь на скамью подсудимых! Немедленно!..
- Милый доктор, я ложусь... ложусь! Я уже лежу!
- Ах, по-вашему, стоять посреди комнаты и раз