- Еще бы!  - отозвался  профессор  Бернштейн.  -  Он  всегда  был
примером  для  меня.  Он  создавал  средство защиты Америки,  но после
совершенно  неоправданного,  ненужного  взрыва  бомбы  в  Хиросиме   и
бессмысленного уничтожения сотен тысяч людей он отказался от участия в
создании более мощного атомного оружия - термоядерной бомбы.
     - И не побоялся комиссии антиамериканской деятельности.
     - Да, не побоялся ничьих обвинений.
     - А вы, проф? Вы тоже не побоялись бы?
     - Я боюсь,  Тросс,  очень боюсь.  С того самого часа,  как поджег
облако на этом проклятом параде.
     - Чего же вы боитесь?
     - Себя,  его,  вас...  я  все  еще не сделал нужного шага,  чтобы
довериться вам. Вот и боюсь себя...
     - Я тоже боюсь, - сказал Тросс. - Боюсь за вас.
     - Я постараюсь во всем разобраться.  Непременно разберусь. Обещаю
вам...
     Звезды светили так ярко,  что казалось,  погасни на яхте огни, от
звезд легли бы тени.


Глава II. ГАЗООБРАЗНОЕ ПИВО



     Ганс Шютте  и  профессор  Бернштейн   медленно   поднимались   по
ржаво-желтой естественной лестнице. Внизу, у подножия скалы, виднелась
шлюпка с двумя матросами.
     Ганс Шютте  покачивался из стороны в сторону,  тяжело придавливая
сапогами выветренную,  рассыпающуюся под ногами породу.  Сквозь стекла
противогаза  он  посматривал  на  фиолетовый  силуэт  ушедшего  вперед
профессора,  который выстукивал рукой в  воздухе  какую-то  затейливую
дробь.
     Они поднялись уже  довольно  высоко.  Позади  на  спокойной  воде
замерла  яхта.  Края  вогнутой  чаши  острова  были хорошо видны.  Они
поднимались все выше по мере приближения к океану,  где  заканчивались
обрывами.
     Остров повсюду был абсолютно гол.  Не только деревца или кустика,
но   даже  признака  мха  нельзя  было  найти  на  этих  кочкообразных
пузыристых скалах.
     Фиолетовый газ  с  шипеньем выделялся из многочисленных расселин,
по всем направлениям пересекавшим каменный массив острова.
     Обходя эти   расселины   и  прислушиваясь  к  треску  и  шорохам,
сопровождавшим  их  шаги,  Ганс  и  Бернштейн  осторожно  продвигались
вперед.
     - О том,  чтобы устроиться на острове,  и не приходится думать, -
донесся до профессора приглушенный противогазом голос Ганса.
     Бернштейн обернулся и увидел,  как Ганс  покачнулся,  но  устоял,
широко расставив ноги.
     - Вы совершенно правы, уважаемый герр Шютте. Нам придется жить на
яхте.
     Становилось совсем темно.  Солнце зашло за горизонт,  и цвет газа
из фиолетового превращался в густо-черный.
     - Вот уж действительно родина сатаны!  - вздохнул  Ганс,  странно
кружась на месте.  - Кстати, герр профессор, становится слишком темно.
Не пора ли нам вернуться?  Или,  может быть,  лучше вытащить  яхту  на
берег?
     Профессор удивленно обернулся к своему спутнику:
     - Ах,  темно?  Вы совершенно правы,  уважаемый герр Шютте. Что ж,
отправимся, пожалуй, обратно.
     - Что за проклятый газ!  У меня до сих пор стоит шум в голове. Я,
право, чувствую себя как после пяти дюжин пива. Уверяю вас, герр проф,
совершенно так же заплетается язык и земля качается под ногами!
     - Неужели это так, герр Шютте? - забеспокоился профессор. - Вам в
таком  случае  не  следовало  бы сюда ходить.  Ведь я не ощущаю этого,
поскольку первым надел противогаз.  На меня  не  подействовала  закиси
азота,  образованию которой способствует фиолетовый газ. А ведь закись
азота, как вам, наверное, известно, не что иное, как веселящий газ!
     - О  герр профессор!  Право,  все это чепуха.  Раз мы стоим уже у
черта на спине и нюхаем его дыхание,  на все  можно  наплевать!  И  на
всякую там закись азота, и даже на босса вместе с его яхтой!
     Бернштейн испугался:
     - Я не вполне понимаю вас, уважаемый герр Шютте.
     - Пустое все!  Немного кругом идет голова.  А может,  это  остров
крутится?  Может  быть,  это  ему  нравится?  Впрочем,  меня  ничем не
удивишь.  Ничем! Я видел собак, летающих по воздуху. Да-да-да, удивить
меня ничем нельзя!
     Ганс стал сильно качаться.
     - Не   присядете   ли  вы,  уважаемый  герр  Шютте,  вот  на  это
возвышение? Здесь меньше всего газа.
     - Я  с удовольствием сел бы на предложенное вами кресло,  если бы
не был уверен, что это - забытое здесь чертово копыто. Но если вы меня
так просите,  то я могу сесть даже на рога.  Особенно если меня просит
образованный человек.
     - Присядьте,  я  очень  прошу  вас,  герр  Шютте,  а  я  схожу за
матросами, чтобы помочь вам дойти.
     - О  нет!  Притормозите,  проф!  Еще не было случая,  чтобы Гансу
Шютте кто-нибудь помогал!  Мы просто посидим здесь и немного отдохнем.
Я могу подвинуться и одолжить вам кусочек этого чертова уха.
     - Разрешите все же сходить за матросами.
     - Если  вы  не  знаете,  что такое кулак Ганса,  то,  пожалуйста,
идите!  Если вдобавок вы  можете  ходить  по  этой  вертящейся  адской
чашке...
     - Н-нет... Тогда уж лучше я посижу.
     - Приятно,  не правда ли,  сидеть в самом аду гостем и знать, что
ты еще не умер и сюда еще не попал!  Скажите, герр проф, откуда взялся
этот проклятый остров?
     - Видите ли,  уважаемый  герр  Шютте,  это  относится  к  области
гипотез.   Есть   основания   предполагать,  что  остров  космического
происхождения.
     - О,  герр проф,  у меня сейчас плохо варит голова, я неважно вас
понял...  Вот у  меня  есть  сын,  прекрасный  сын!  Он  почти  доктор
физических наук. Он бы вас сразу понял!
     - Я имею честь быть знакомым с доктором Ланге и  его  ассистентом
Карлом Шютте.
     - Прекрасный сын! Уверяю вас, герр проф, прекрасный сын!
     Язык Ганса  основательно  заплетался,  и  он сам сильно напоминал
пьяного.
     - Наука   знает   несколько  случаев  падения  на  землю  крупных
космических тел.  Например, гигантский метеорит упал где-то в Сибири в
1908 году. Возможно, что остров Аренида представляет собой подобное же
космическое тело.
     - Ах, значит, этим чертовым камешком господь бог загустил в землю
из рая!..  Очень приятно. А скажите, что это за газ, который должны мы
собирать  здесь  для  нашего  босса  - обожаемого мистера Вельта,  для
Фредерика,  для Фреда? Я знаком с ним больше полувека... Но что это за
дым  такой,  ничего не знаю.  Ничего!  Вы тоже возитесь с этим газом с
мальчишеских лет.  О!  Я знаю,  проф,  - Ганс погрозил пальцем,  -  вы
когда-то мыли колбы у Ирландца!
     Профессор опустил голову, как бы задумавшись.
     - Единственно,  что я об этом газе узнал,  герр проф, в некоторой
дозе его вполне можно применять вместо пива. Газообразное пиво! Право,
недурно!  Я  мог  бы  взять  на  это  патент  и начать конкурировать с
хозяином по сбыту этого газа. Скажем, открыть газовый кабак.
     - Газ этот существует в единственном месте на земле,  - задумчиво
начал  профессор  Бернштейн.  -  Он  принадлежит   к   числу   веществ
самораспадающихся,   или,   как   их   в   науке   принято   называть,
радиоактивных.  Вещества эти  на  нашей  планете  встречаются  лишь  в
твердом виде,  и то исключительно редко и в малых количествах.  Теперь
их получают искусственно.
     - Ну,  этого я,  герр проф,  не понял! У меня сейчас неподходящая
для этого голова.  Она у меня легка,  как пух,  и тяжела,  как свинец.
Уверяю  вас,  проф,  я  не  знаю,  чего в ней сейчас больше - пуха или
свинца!
     - Вам не лучше, герр Шютте?
     - Нет, мы еще посидим и... поболтаем.
     Стемнело. Газ стал невидимым.  В небе появились звезды.  Особенно
ярким было созвездие Южного Креста.
     В темной воде бухты отразились зажженные на яхте огни. Самой яхты
не было видно, и два ряда огней казались висящими в воздухе.
     - Герр  Шютте,  я  хочу  воспользоваться вашей откровенностью,  -
обратился к Гансу профессор. - Что вы думаете о мистере Троссе?
     - О,  мистер Тросс!..  Это хит-трая бес-стия!.. Он обведет вокруг
пальца кого угодно - меня, вас, но только не босса, только не его...
     - Вы думаете, ему нельзя доверяться?
     - Ему? Да вы что? Можно довериться старому Гансу, хоть он и готов
всегда свернуть вам голову, проф. Но старый Ганс говорит свои слова, а
не чужие...
     - Чужие?
     - Старый Ганс не поет с чужого голоса.
     - Значит, никому нельзя доверяться?
     - Вот это вы  в-в-верно  сказали,  проф!  Ни-ко-му...  Никогда  и
никому.  Старый  Ганс  тоже  доверяет только себе самому.  И цену всем
знает! В-в-всем!..
     - Значит, все решать должен я сам?
     - Вот уж н-н-не знаю...  Н-н-но сам - это  лучше,  чем  другие...
Другие - это... черт з-з-знает, что выкинут эти д-д-другие...
     Издалека донеслись  крики.  Эхо  повторило  их,  и  нельзя   было
догадаться, откуда кричат.
     Ганс поднялся и рявкнул:
     - Эй, не дерите глотки! Мы здесь заняты!
     Десятки голосов захохотали и заквакали со всех  сторон.  Странное
эхо делало их нечеловеческими.
     Ганс тяжело  опустился  на  скалу  и,  запинаясь,  путая   слова,
обратился к профессору:
     - Скаж...жите, герр проф... ведь вы ученый?
     Бернштейн удивился.
     - Я вот этими руками передавил бы всех ученых! Эх-хе!
     Профессор испуганно отодвинулся:
     - Почему же, уважаемый герр Шютте?
     - Потому что все вы... под-ле-цы, герр проф!
     - Простите,  герр Шютте...  Почему вы... почему столь необычайная
манера разговора? - заволновался профессор.
     - Подлецы!  - упрямо твердил Ганс.  - Я  бы  вас  сжег  вашим  же
огненным облаком! Эх, и попахло бы гарью!..
     Профессор вскочил,  но Ганс схватил его за  хобот  противогаза  и
усадил обратно.
     - Сколько я ни знал ученых,  все они...  работали  над  тем,  как
лучше отправлять нашего брата на тот свет.
     - Что вы! Что вы, герр Шютте!
     - Конечно.  Вот Кленов был...  Подлейший человек!  Придумал такую
штуку,  чтобы целые острова со всем на...  на... со всем населением...
взрывать...  Да  такого  человека надо...  - Ганс сделал выразительный
жест.  - Жаль,  что он тогда  вырвался!  Пожалел  я  его,  герр  проф,
все-таки  это  был слабоумный.  Не люблю вспоминать...  Я тогда еще не
понимал,  что это за птица.  И еще этот японец... Ох, шельма!.. Я бы с
ним посчитался! Я боссу-то не рассказывал...
     - Простите,  герр Шютте.  Мы,  ученые,  работаем над  разрешением
научных проблем. Мы далеки от мысли причинять вред людям.
     - Эге,  что он поет!  А ты...  А что ты всю  жизнь  при-ду-мывал?
Что?..
     - Я работал над известной  вам  химической  реакцией,  полученной
впервые в 1914 году.
     - О-хо-хо-хо!..  - пьяно засмеялся Ганс. - Химическая реакция! Да
этой огненной реакцией хотят выжечь все коммунистические страны,  герр
проф! Топливом будет человечина!..
     - Что-о?  -  попытался вскочить профессор,  но Ганс снова потянул
его обратно.
     - Не   прикидывайтесь...  дур-рачком.  Мы  приехали  сюда,  чтобы
запасти побольше фиолетового газа.  Ведь он  нужен  для  вашей  там...
реакции.   Босс   уговаривает   все   государства   пойти   войной  на
коммунистическую заразу, выжечь дотла их земли вашим огненным облаком,
проклятый вы проф!..
     - Оставьте...  Откуда у вас такие чудовищные фантазии?  Я работал
над  проблемой  "вездесущего  топлива",  а вовсе не над идеей сожжения
людей или  городов!  Я  достиг  цели,  теперь  меня  ждет  слава...  и
независимость,  наконец...  Мне  нет никакого дела до коммунистических
стран?
     - Бросьте,  проф? Не мелите ерунды?.. Какая там независимость? Вы
на службе у босса. Вы - раб! Вы работаете на бос-са. А он продает ваше
открытие.  Вы  здесь  ни  при  чем.  Вашей реакцией будут жечь красные
страны,  и только. Вы, ученые, все убийцы. А с виду тихонькие, мухи не
обидите. А миллионы людей уничтожить - это им тьфу!..
     Ганс забыл,  что  он  в  противогазе,   и   сплюнул.   Бернштейн,
пораженный словами Ганса, испуганно смотрел на него.
     - Но если так, то что мне помешает прекратить работу?
     - Дур-рак,   а  еще  профессор!  Вы  -  раб.  Я  имею  инструкцию
размозжить вам голову, как только вы заартачитесь! Спросите у Тросса.
     - Я...  я - раб?  Если правда то,  что вы говорите о цели мистера
Вельта,  то никто не сможет заставить меня работать!  Ни вы, ни мистер
Тросс!
     - Подумаешь! Очень это кому-то надо! Босс уже знает вашу реакцию.
И без вас обойдутся,  проф.  Не надо было выдумывать. Теперь все равно
миллионам людей крышка.  Я вам скажу откровенно, проф. Я и сам не стал
бы  участником этого дела.  Не люблю я людей убивать.  Так ведь вместо
меня он пошлет другого.  Тот же Тросс здесь!  А это - бестия. Ничего я
не остановлю.  А жена моя будет сидеть голодная. То-то? Вы не думайте,
что я пьян, что язык у меня заплетается...
     Профессор встал.
     - Какой  ужас!  -   схватился   он   за   голову.   -   Смерть...
Действительно,   это   ужасное   смертоносное  средство,  а  вовсе  не
вездесущее топливо.
     - Ха-ха-ха! - пьяно захохотал Ганс.
     Снова дико захохотали скалы, камни, звезды.
     С яхты  со  свистом взвилась ракета и рассыпалась в небе огненным
узором.
     Ганс вскочил  и  заорал  что-то  несуразное.  Потом  уставился на
Бернштейна, тыкая перед собой пальцем:
     - Никто...  никто  теперь не помешает боссу!  Все у него в руках!
Вы, я - ничто для него, дешевые слуги...
     Маленький профессор гордо выпрямился:
     - Напрасно вы так  думаете,  герр  Шютте.  В  моих  руках  больше
власти, чем вы полагаете.
     Ганс покачал головой:
     - Что  это  вы придумали?  Все напрасно!  Надо подчиняться,  герр
проф.  Пойдемте.  Вы меня поддерживайте - камни здорово вертятся. Надо
идти, а то и вправду я проболтаюсь... Эх-хе!
     Профессор шел  понуро.  Необыкновенная  обстановка   и   болтовня
опьяневшего Ганса пробудили неожиданные и страшные мысли.
     Приблизившись к шлюпке,  Бернштейн и Ганс услышали шум.  Опередив
Ганса,  профессор  поспешил  вниз.  Там  с пьяными криками дрались два
матроса. Один из них повалил на землю другого и пытался сорвать с него
противогаз.
     - Проклятый газ! Они невменяемы! - прошептал профессор и бросился
разнимать дерущихся.
     Однако оказавшийся наверху матрос  был  силен.  Одним  ударом  он
повалил  щуплого  Бернштейна  на  землю,  потом  ухватил  его за хобот
противогаза, силясь стащить маску.
     Но тут  подоспел Ганс.  Матрос полетел кубарем.  Послышался плеск
воды.  Профессор бросился вытаскивать матроса,  боясь,  что он утонет.
Ганс  в это время дубасил для порядка и второго матроса.  В результате
скорой расправы оба гребца в бесчувственном состоянии были брошены  на
дно шлюпки. Один из них, мокрый и жалкий, мелко дрожал.
     За весла сел Ганс, править стал профессор.
     - Удивляюсь,  - сказал Ганс, - не тому, что они опьянели, я и сам
пьян.  Но вот люди  не  умеют  владеть  собой.  Мне  это  незнакомо...
Обязательно они или передерутся, или наговорят лишнего. Уд-дивительно!
     Профессор правил молча.  Тяжелые мысли давили его.  Иной  раз  он
вздрагивал,  как  от  озноба.  По  мере  приближения шлюпки к яхте все
отчетливее становились какие-то странные звуки.
     Хмель у Ганса понемногу стал проходить, и он приналег на весла.
     Они подплыли к борту яхты и стали кричать,  но трапа им никто  не
спускал.
     Ганс выругался и встал на ноги,  теперь уже  не  шатаясь.  Сверху
доносились приглушенные крики и возня.
     - Доннерветтер!  Что там случилось?  -  прошептал  Ганс  и,  сев,
несколькими ударами весел подвел шлюпку к носу яхты.
     Профессор перестал править и сидел, погруженный в свои мысли.
     Ганс приставил  к  борту  судна  весла,  с  неожиданной быстротой
забрался по ним и схватился за якорную цепь раньше,  чем шлюпка успела
отойти   от  яхты.  Потом  подтянулся  на  руках  и  точным  движением
перебросил свое грузное тело на палубу.
     Весла упали  в воду,  но профессор Бернштейн не сделал попытки их
выловить.  Он неподвижно смотрел на двух людей,  бесчувственно лежащих
на дне шлюпки, но едва ли видел их.
     Гулко прозвучали  тяжелые  шаги  Ганса.  Донесся  хрюкающий  звук
неправильно работающего выхлопного клапана его противогаза.
     На палубе было очень темно.  Верхние огни оказались  погашенными.
Странные звуки слышались из салона. Гигант обрушился на запертую дверь
и вбежал в коридор, словно двери и не было.
     Люстра в  кают-компании  ярко  сверкала.  На  столе из редчайшего
железного дерева в беспорядке громоздились колбасы, консервы, копченые
окорока.  В  креслах  и  на полу сидели или валялись пьяные горланящие
люди. Они то и дело отдирали резину своих противогазов, чтобы засунуть
под  нее  куски пищи.  Все это походило на пьяную оргию,  хотя не было
видно ни одной бутылки.
     Только два человека из всей компании не имели противогазов.  Один
из них был негр-кок.  С налитыми кровью белками,  едва стоя на  ногах,
прислуживал он буйным гулякам.  Пинки и удары сыпались на него со всех
сторон.
     Другой человек  без противогаза был боцман Вильямс.  Он связанный
лежал у двери, так что Ганс при первом же шаге споткнулся о его тело.
     Никто из  пирующих  не  заметил  Ганса.  Несколько секунд в немой
ярости он наблюдал их,  потом заревел так, что зазвенели хрусталики на
люстре:
     - Эй, вы! Отродье свиней и сусликов! Встать!
     - Клянусь  приливом,  это  корабельный  бунт,  мистер Шютте!  Эти
пираты опьянели и решили обожраться  один  раз  за  всю  свою  морскую
жизнь! - отозвался связанный боцман. - Они связали мистера Тросса.
     Кое-кто поднялся, но большинство остались лежать.
     Вдруг здоровый  рыжий  детина  прыгнул на Ганса.  В тот же момент
тело  его  отлетело  в  сторону,  сбив  с  ног  еще   двух   матросов,
приготовившихся к нападению.
     После этого нельзя было ничего разобрать.  Все двадцать  человек,
кроме  пяти-шести  мертвецки пьяных,  бросились на Ганса.  Послышались
хрип, стоны, звон и рычание.
     Стол перевернулся. Рыжий схватил окорок и начал дубасить им Ганса
по голове.  После пятого удара Ганс почувствовал,  что  его  бьют.  Он
вырвал  окорок  едва  не  вместе  с  рукой  рыжего  и стал действовать
окороком, как дубиной.
     Скоро уже  не пять,  а десять человек лежали на полу.  Оставшиеся
нападали с меньшим пылом и вскоре отступили.
     Ганс, хрипло  дыша,  стоял посреди салона и продолжал размахивать
окороком. Хобот его противогаза был оторван, в резине зияла дыра.
     - Мистер  Шютте,  развяжите пару морских узлов,  которыми стянуты
мои руки! Тогда ноги я распутал бы сам, - попросил боцман.
     - Хэлло,  дядя Эд,  мне не до этого! - сказал Ганс и увернулся от
полетевшего в него кресла. Одновременно в голову ему попала тарелка, а
в нос - консервная банка. С противогаза стекало прованское масло.
     С яростным ревом Ганс вырвал  впившуюся  в  руку  вилку  и  снова
бросился  на  врагов.  Он  отломил от стола ножку - получилась дубинка
тяжелейшего железного дерева.
     Когда еще трое были повергнуты наземь, бунтовщики сдались.
     Ганс развязал Вильямса  и  приказал  ему  сходить  за  веревками.
Вскоре  боцман вернулся в сопровождении мистера Тросса в перепачканном
белом костюме,  и они принялись деловито и с мрачным  видом  связывать
пленников.
     Ганс наблюдал эту процедуру,  опираясь на ножку стола и  держа  в
руке  окорок.  Потом  вместе  с боцманом и Троссом они растащили своих
пленников по разным каютам.
     Боцман зажег  огни  и  вышел  на палубу.  Там стоял обеспокоенный
Ганс.  Как ни вглядывался он в полумрак бухты, шлюпки с Бернштейном он
не увидел.
     Ганс Шютте испугался не на шутку.
     К нему  подошел Тросс,  а вслед за ним дядя Эд,  протягивая новый
противогаз:
     - Пусть  заставят  меня  провести  на этом острове остаток жизни,
если я когда-нибудь слышал о столь странном корабельном бунте!  Хорошо
еще,   что   нет   на  свете  такого  алкоголя,  который  бы  на  меня
подействовал!
     Ганс смущенно посмотрел на Тросса:
     - Мистер Тросс,  я потерял своего ученого.  Босс отвинтит мне мою
старую голову! Да и вам нес