пройти
сквозь все это громадное стадо.
   - Не мешало бы закрепить шлюпку, - сказала Мод.
   Она уже стояла на берегу рядом со мной, и я с изумлением посмотрел на
нее.
   Она решительно кивнула.
   - Ну да, я пойду с вами. Втащите шлюпку повыше на берег  и  вооружите
меня какой-нибудь дубинкой.
   - Давайте лучше вернемся назад, - уныло проговорил я. -  Обойдемся  в
конце концов и травой.
   - Вы же знаете, что трава не годится, -  последовал  ответ.  -  Может
быть, мне пойти вперед?
   Я пожал плечами, но в глубине души был восхищен ее смелостью  и  горд
за нее. Я дал ей сломанное весло, а сам взял другое. Не без страха  дви-
нулись мы вперед. Мод испуганно вскрикнула,  когда  какая-то  любопытная
самка потянулась носом к ее ноге, да и я не раз ускорял шаги по  той  же
причине. Из обоих гаремов доносилось предостерегающее ворчание, но  дру-
гих признаков враждебности мы не замечали. Это  лежбище  еще  не  видало
охотников, и поэтому котики здесь были не напуганы и довольно  добродуш-
ны.
   В гуще стада шум стоял неимоверный. От него голова шла кругом. Я при-
остановился и ободряюще улыбнулся Мод. Мне  удалось  быстрее  преодолеть
свою боязнь, она же все еще не могла побороть страха и, подойдя  ко  мне
ближе, крикнула:
   - Я боюсь, ужасно боюсь! А я не боялся. Мне еще было не по себе,  од-
нако мирное поведение котиков значительно умерило мою  тревогу.  Но  Мод
вся дрожала.
   - Я боюсь и не боюсь, - лепетала она трясущимися губами.  -  Это  мое
жалкое тело боится, а не я.
   - Ничего, ничего! - ободрял я  ее,  инстинктивно  обняв  за  плечи  в
стремлении защитить.
   Никогда не забуду, какой прилив мужества я тогда ощутил.  Изначальные
инстинкты заговорили во мне, и я почувствовал себя мужчиной,  защитником
слабых, борющимся самцом. Но драгоценнее всего было сознание, что я  за-
щищаю любимое существо. Мод опиралась на меня,  нежная  и  хрупкая,  как
цветок, и дрожь ее утихала, а я чувствовал, как крепнут мои силы. Я  го-
тов был сразиться с самым свирепым самцом из стада, и если бы в ту мину-
ту он набросился на меня, я встретил бы его бестрепетно и наверняка одо-
лел бы.
   - Все в порядке, - проговорила Мод, с благодарностью подняв  на  меня
глаза. - Пойдемте дальше!
   И сознание, что она почерпнула силы во мне и полагается на меня,  на-
полнило мое сердце ликованием. Сквозь все наслоения цивилизации  во  мне
все отчетливее звучало что-то унаследованное от моих далеких  и  забытых
предков, живших на заре человечества, бивших зверя и спавших под  откры-
тым небом. А ведь мне, пожалуй, следует благодарить за это Волка  Ларсе-
на, подумал я, пробираясь вместе с Мод по дорожке между гаремами.
   Углубившись на четверть мили от берега, мы дошли до лежбища "холостя-
ков" - молодых самцов с гладкой лоснящейся шерстью, - которые  в  одино-
честве копили здесь силы в ожидании того дня, когда они с боем  проложат
себе дорогу в ряды счастливцев.
   Теперь у меня все сразу пошло на лад. Можно было подумать, что я  всю
жизнь только тем и занимался, что бил котиков. Крича, угрожающе размахи-
вая дубинкой и даже подталкивая ею более медлительных, я быстро  отогнал
в сторону десятка два "холостяков".  Когда  какой-либо  из  них  пытался
прорваться назад к морю, я преграждал ему путь. Мод принимала в этом са-
мое деятельное участие и помогала мне, крича и размахивая сломанным вес-
лом. Я заметил, однако, что наиболее тщедушным и неповоротливым она поз-
воляла ускользнуть. Но я видел также, что, когда  какой-нибудь  особенно
воинственно настроенный зверь делал  попытку  прорваться,  глаза  у  нее
вспыхивали и она ловко ударяла его дубинкой.
   - А ведь это увлекает! - воскликнула она, останавливаясь в  изнеможе-
нии, чтобы передохнуть. - Но я, кажется, должна присесть.
   Пока она отдыхала, я отогнал маленькое стадо, в котором, по мягкосер-
дечию Мод, осталось около двенадцати голов, шагов на сто  дальше.  Когда
она присоединилась ко мне, я уже кончил бой и начал свежевать туши.  Час
спустя, нагруженные шкурами, мы гордо шествовали назад по дорожке  между
гаремами и дважды еще спускались к морю, сгибаясь под тяжестью своей но-
ши, после чего я решил, что на крышу нам теперь шкур  хватит.  Я  поднял
парус, вывел шлюпку из бухты, лег на другой галс и  ввел  судно  в  нашу
бухточку.
   - Точно в родной дом возвращаемся! - проговорила  Мод,  когда  шлюпка
врезалась в берег.
   Ее слова взволновали меня - они прозвучали так естественно и вместе с
тем интимно, - и я сказал:
   - А мне уже кажется, что я никогда и не жил другой жизнью. Мир книг и
книжников припоминается мне сейчас так смутно, словно это был сон, а  на
самом деле я всю жизнь только и делал, что охотился и совершал набеги на
лежбища зверей. И словно вы тоже всегда участвовали в этой жизни.  Вы...
- я чуть не произнес: "моя жена, моя подруга", но вовремя спохватился  и
закончил: - отлично переносите трудности.
   Но чуткое ухо Мод уловило фальшь в моем голосе. Она поняла, что я ду-
мал о чем-то другом, и бросила на меня быстрый взгляд.
   - Это не то. Вы хотели сказать...
   - ...что американская миссис Мейнелл ведет жизнь  дикарки,  и  притом
довольно успешно, - непринужденно произнес я.
   - О! - протянула она, но я мог бы поклясться, что вид у нее был разо-
чарованный.
   Слова эти - "моя жена, моя подруга" - звучали в моей душе весь день и
еще много дней. Но никогда не звучали они так настойчиво, как в тот  ве-
чер, когда я, сидя у очага, наблюдал, как Мод снимает мох с углей,  раз-
дувает огонь и готовит ужин. Верно, крепка была моя связь с моим  перво-
бытным предком, если эти древние слова, прозвучавшие впервые  в  глубине
веков, так захватили и взволновали меня. А они звучали во мне все громче
и громче, и, засыпая, я повторял их про себя.
 
 
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
 
   - Да, от шкур будет попахивать, - сказал я, - зато они сохранят в хи-
жине тепло и укроют вас от дождя и снега.
   Мы стояли и рассматривали крышу из котиковых  шкур,  которая  наконец
была готова.
   - Она неказиста, но своей цели послужит, а это главное,  -  продолжал
я, жаждая услышать похвалу из уст Мод.
   Она захлопала в ладоши и объявила, что страшно довольна.
   - Но ведь внутри совсем темно, - добавила она секунду  спустя  и  не-
вольно передернула плечами.
   - Почему же вы не предложили сделать окно, когда мы складывали стены?
- сказал я. - Хижина строилась для вас, и вы могли бы  подумать  о  том,
что вам нужен свет.
   - Но я как-то не привыкла задумываться над тем, что  кажется  очевид-
ным, - засмеялась она в ответ. - А кроме того, в стене ведь  можно  про-
бить дыру в любое время.
   - Совершенно верно. Вот об этом я не подумал, - отозвался я, глубоко-
мысленно покачивая головой. - Ну, а вы позаботились уже заказать оконные
стекла? Позвоните в магазин - Рэд-44-51, если не ошибаюсь, - и  скажите,
какой сорт и размер вам нужен.
   - Это значит?.. - начала она.
   - Это значит, что окна не будет.
   Темно и неприглядно было в этой хижине. В цивилизованных условиях та-
кое сооружение могло бы послужить разве лишь свиным хлевом, но нам, поз-
навшим все тяготы скитаний на шлюпке, оно казалось весьма уютным приста-
нищем. Отпраздновав новоселье при свете пенькового фитиля, плававшего  в
вытопленном котиковом жире, мы занялись заготовлением  мяса  на  зиму  и
постройкой второй хижины. Охота казалась нам теперь простым делом. С ут-
ра мы выезжали на шлюпке, а к полудню возвращались  с  грузом  котиковых
туш. Затем, пока я трудился над постройкой хижины. Мод вытапливала жир и
поддерживала огонь в очаге, над которым коптилось мясо. Я слышал о  том,
как коптят говядину в центральных штатах, и мы делали так  же:  нарезали
мясо котиков длинными тонкими ломтями, подвешивали их над костром, и они
превосходно коптились.
   Складывать вторую хижину было легче, так как я пристраивал ее к  пер-
вой и для нее требовалось только три стены. Но и на это надо было  упот-
ребить много упорного, тяжелого труда. Мы с Мод работали весь  день  до-
темна, не щадя сил, а с наступлением ночи еле добирались до своих посте-
лей и засыпали как убитые. И все же Мод уверяла меня, что никогда в жиз-
ни не чувствовала себя такой здоровой и сильной. Про себя я мог  сказать
то же самое, но Мод была хрупкая, как цветок, и я все время боялся,  что
ее здоровье не выдержит такого напряжения. Сколько раз видел я, как  она
в полном изнеможении ложилась навзничь на песок,  раскинув  руки,  чтобы
лучше отдохнуть, а потом вскакивала и трудилась с прежним  упорством,  и
не переставал дивиться, откуда только берутся у нее силы.
   - Ну, нам еще надоест отдыхать зимой, - отвечала она на все мои  уго-
воры поберечь себя. - Да мы будем изнывать от безделья и радоваться  лю-
бой работе!
   В тот вечер, когда и над моей хижиной появилась  крыша,  мы  вторично
отпраздновали новоселье. Третий день яростно бушевал  шторм;  он  шел  с
юго-востока, постепенно перемещаясь к северо-западу, и сейчас дул на нас
прямо с моря. Прибой грохотал на отлогом берегу внешней бухты, и даже  в
нашем маленьком глубоком заливчике гуляли изрядные волны. Скалистый хре-
бет острова не защищал нас от ветра, который так ревел и завывал  вокруг
хижины, что я опасался за ее стены. Крыша, натянутая, казалось мне,  ту-
го, как барабан, прогибалась и ходила ходуном при каждом порыве ветра; в
стенах, плотно, как полагала Мод, проконопаченных мхом,  открылись  бес-
численные щели. Но внутри ярко горела плошка с котиковым  жиром,  и  нам
было тепло и уютно.
   Это был удивительно приятный вечер, и мы с  Мод  единогласно  решили,
что ни одно из наших светских мероприятий на Острове Усилий еще не  про-
ходило столь успешно. На душе у нас было спокойно. Мы не только примири-
лись с мыслью о предстоявшей нам суровой зиме, но и подготовились к ней.
Котики могли теперь в любой день отправляться в свое таинственное  путе-
шествие на юг - что нам до того! Да и бури нас не страшили. Мы не сомне-
вались, что нам будет сухо и тепло под нашим кровом, а у нас к  тому  же
имелись еще роскошные, мягкие тюфяки, изготовленные  из  мха.  Это  было
изобретение Мод, и она сама ревностно собирала для них мох. Мне предсто-
яло сегодня впервые за много ночей спать на тюфяке, и я  знал,  что  сон
мой будет еще слаще оттого, что тюфяк этот сделан руками Мод.
   Направляясь к себе в хижину. Мод обернулась ко мне и неожиданно  про-
изнесла следующие загадочные слова:
   - Что-то должно произойти! Вернее, уже происходит. Я чувствую. Что-то
приближается сюда, к нам. Вот в эту самую минуту. Я не знаю, что это, но
оно идет сюда.
   - Хорошее или плохое? - спросил я.
   Она покачала головой.
   - Не знаю, но оно где-то там.
   И она указала в ту сторону, откуда ветер рвался к нам с моря.
   - Там море и шторм, - рассмеялся я, -  и  не  позавидуешь  тому,  кто
вздумает высадиться на этот берег в такую ночь.
   - Вы не боитесь? - спросил я, провожая ее до двери.
   Вместо ответа она смело и прямо посмотрела мне в глаза.
   - А как вы себя чувствуете? Вполне хорошо?
   - Никогда не чувствовала себя лучше, - отвечала она.
   Мы поговорили еще немного, и она ушла.
   - Спокойной ночи. Мод! - крикнул я ей вслед.
   - Спокойной ночи, Хэмфри! - откликнулась она.
   Не сговариваясь, мы назвали друг друга по имени, и это  вышло  совсем
просто и естественно. Я знал, что в эту минуту я  мог  бы  обнять  ее  и
привлечь к себе. В привычной для нас обоих обстановке я бы,  несомненно,
так и поступил. Но здесь наши отношения не могли перейти известной  гра-
ни, и я остался один в своей маленькой хижине, согретый  сознанием,  что
между мною и Мод возникли какие-то новые узы, какое-то новое  молчаливое
взаимопонимание.
 
 
   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
 
   Мое пробуждение сопровождалось  странным  гнетущим  ощущением  беспо-
койства. Словно мне чего-то недоставало, словно исчезло  что-то  привыч-
ное. Но это ощущение скоро прошло, и я понял, что ничто не изменилось, -
не было только ветра. Когда я засыпал, нервы у меня были напряжены,  как
бывает всегда при длительном воздействии на них звука или  движения,  и,
пробудясь, я в первое мгновение все еще находился в этом состоянии  нап-
ряжения, стараясь противостоять силе, которая уже перестала действовать.
   Впервые за долгие месяцы я провел ночь под кровлей,  и  мне  хотелось
понежиться еще под сухими одеялами, не ощущая  на  лице  ни  тумана,  ни
морских брызг. Я лежал, размышляя над тем, как странно подействовало  на
меня прекращение ветра, и испытывая блаженство от сознания, что я  поко-
юсь на тюфяке, сделанном руками Мод. Одевшись и выглянув наружу, я услы-
шал шум прибоя, который все еще бился о берег и свидетельствовал  о  не-
давно пронесшемся шторме. День был яркий и солнечный. Я изрядно заспался
и теперь с внезапным приливом энергии шагнул за порог.  Я  был  исполнен
решимости наверстать упущенное время, как и подобало  обитателю  Острова
Усилий.
   Но, выйдя из хижины, я остановился как вкопанный. Я не  мог  поверить
своим глазам; то, что я увидел, ошеломило меня. На берегу,  в  каких-ни-
будь пятидесяти футах от хижины, уткнувшись носом в песок, лежал  лишен-
ный мачт черный корпус судна. Мачты и гики, перепутавшись  с  вантами  и
разодранными парусами, свисали с его борта. Я был поражен  и  глядел  во
все глаза. Вот он, камбуз, который мы сами построили, а вот  и  знакомый
уступ юта и невысокая палуба рубки, едва возвышающаяся над  бортом.  Это
был "Призрак".
   Какой каприз судьбы занес его именно сюда, в  этот  крохотный  уголок
земли? Что за чудовищное совпадение? Я оглянулся на неприступную  камен-
ную стену за моей спиной, и безысходное отчаяние охватило  меня.  Бежать
было некуда, абсолютно некуда. Я подумал о Мод, спящей в хижине, постро-
енной нашими руками, вспомнил, как она сказала: "Спокойной  ночи,  Хэмф-
ри", и слова "моя жена, моя подруга" вновь зазвенели в  моем  мозгу,  но
теперь - увы! - они звучали погребальным звоном. У меня потемнело в гла-
зах. Быть может, это продолжалось лишь долю секунды - не знаю.  Когда  я
очнулся, передо мною по-прежнему  чернел  корпус  шхуны;  ее  расколотый
бушприт торчал над песчаным берегом,  а  обломанные  части  рангоута  со
скрипом терлись о борт при каждом всплеске  волны.  Я  понял,  что  надо
что-то предпринять. Надо было немедленно что-то предпринять!
   Внезапно меня поразило, что на шхуне незаметно никаких признаков жиз-
ни. Это было странно. Видимо, команда, измученная борьбой со  штормом  и
перенесенным кораблекрушением, все еще спит. У меня мелькнула мысль, что
мы с Мод можем спастись, если успеем сесть на  шлюпку  и  обогнуть  мыс,
прежде чем на шхуне кто-нибудь проснется. Надо разбудить  Мод  и  тотчас
двинуться в путь! Я уже готов был постучаться к ней, но тут же вспомнил,
как ничтожно мал наш островок. Нам негде будет укрыться на нем.  Нет,  у
нас не было выбора - только безбрежный, суровый океан. Я подумал о наших
уютных маленьких хижинах, о наших запасах мяса и жира, мха и дров и  по-
нял, что мы не выдержим путешествие по океану зимой в  бурную  штормовую
погоду.
   В нерешительности, с поднятой рукой, я застыл у двери Мод.  Нет,  это
невозможно, совершенно невозможно! Безумная мысль пронеслась в моем моз-
гу - ворваться к Мод и убить ее во сне. И сейчас же возникла другая:  на
шхуне все спят; что мешает мне проникнуть туда - прямо в каюту  к  Волку
Ларсену - и убить его? А там... Там видно будет. Главное - убрать его  с
дороги, после чего можно будет подумать и об остальном. Все  равно,  что
бы ни случилось потом, хуже, чем сейчас, не будет.
   Нож висел у меня на поясе. Я вернулся в хижину за дробовиком,  прове-
рил, заряжен ли он, и направился к шхуне. Не без труда, промокнув по по-
яс, взобрался я на борт. Люк матросского кубрика был открыт.  Я  прислу-
шался, но снизу не доносилось ни звука - я не услышал даже дыхания  спя-
щих людей. Неожиданная мысль поразила меня: неужели команда бросила  ко-
рабль? Я снова напряженно прислушался. Нет, ни звука. Я начал  осторожно
спускаться по трапу. Кубрик был пуст, и в нем стоял затхлый запах  поки-
нутого жилья. Кругом в беспорядке валялась рваная одежда, старые резино-
вые сапоги, дырявые клеенчатые куртки - весь тот негодный хлам,  который
скопляется в кубриках за долгое плавание.
   Я поднялся на палубу, не сомневаясь больше в том, что команда покину-
ла шхуну второпях. Надежда вновь ожила в моей груди, и я  уже  спокойнее
огляделся кругом. Я заметил, что на борту нет ни одной шлюпки. В кубрике
охотников моим глазам предстала та же картина, что и у матросов. Охотни-
ки, по-видимому, собирали свои вещи в такой  же  спешке.  "Призрак"  был
брошен. Теперь он принадлежал Мод и мне. Я подумал о судовых запасах,  о
кладовой под кают-компанией, и у меня явилась мысль сделать Мод  сюрприз
- раздобыть что-нибудь вкусное к завтраку.
   После пережитого волнения я ощутил вдруг необычайный  прилив  сил,  а
при мысли о том, что страшное дело, которое привело меня сюда, стало те-
перь ненужным, развеселился,  как  мальчишка.  Перепрыгивая  через  сту-
пеньку, я поднялся по трапу, думая только о том, что нужно успеть приго-
товить завтрак, пока Мод спит, если я хочу, чтобы мой сюрприз удался  на
славу. Огибая камбуз, я с удовлетворением вспомнил о  замечательной  ку-
хонной посуде, которую я там найду. Я взбежал на ют  и  увидел...  Волка
Ларсена! От неожиданности я пробежал с разгона еще несколько шагов, гро-
хоча башмаками, прежде чем смог остановиться. Ларсен стоял на трапе  ка-
ют-компании, - над дверцей возвышались только его голова и плечи, - и  в
упор смотрел на меня. Обеими руками он упирался в полуоткрытую дверцу  и
стоял совершенно неподвижно. Стоял и смотрел на меня.
   Я задрожал. Снова, как прежде, томительно засосало  под  ложечкой.  Я
ухватился рукой за край рубки, ища опоры. Губы у меня сразу пересохли, и
я несколько раз провел по ним языком. Я не сводил глаз с Волка  Ларсена,
и оба мы не произносили ни слова. Что-то зловещее было в его молчании  и
в этой полной неподвижности. Весь мой прежний страх перед  ним  вернулся
ко мне с удесятеренной силой. И так мы стояли и смотрели Друг на друга.
   Я чувствовал, что надо действовать, но прежняя беспомощность овладела
мной, и я ждал, что сделает он. Секунды летели, и вдруг все происходящее
напомнило мне о том, как я, подойдя  к  гривастому  секачу,  позабыл  от
страха, что должен убить его, и только помышлял, как бы обратить  его  в
бегство. Но ведь и сюда я пришел не за тем, чтобы ждать, что  предпримет
Волк Ларсен, а действовать.
   Я взвел оба курка двустволки и вскинул ее к плечу. Если б он попытал-
ся спуститься вниз, если бы он только шелохнулся, я, без сомнения, заст-
релил бы его. Но он стоял совершенно неподвижно и смотрел на меня.  Дро-
жащими руками сжимая двустволку и целясь в него, я успел  заметить,  как
осунулось его лицо. Какие-то тяжелые потрясения  оставили  на  нем  свой
след. Щеки впали, на лбу залегли морщины, а глаза  производили  странное
впечатление. Казалось, его глазные нервы и мышцы были  не  в  порядке  и
глаза смотрели напряженно и слегка косили. И выражение их было тоже  ка-
кое-то странное.
   Я глядел на него, и мозг мой лихорадочно работал. Тысячи мыслей  про-
носились у меня в голове, но я не мог  нажать  на  спусковой  крючок.  Я
опустил двустволку и двинулся к углу рубки, стараясь собраться с духом и
снова - с более близкого расстояния - попытаться выстрелить  в  него.  Я
вскинул двустволку к плечу. Я находился теперь в каких-нибудь двух шагах
от Волка Ларсена. Ему не было спасения. Я больше не  колебался.  Промах-
нуться я не мог, как бы плохо я ни стрелял. Но я не мог  заставить  себя
спустить курок.
   - Ну? - неторопливо промолвил он.
   Тщетно пытался я нажать на спуск, тщетно пытался что-нибудь сказать.
   - Почему вы не стреляете? - спросил он.
   Я откашлялся, но не смог выговорить ни слова.
   - Хэмп, - медленно произнес Ларсен, - ничего у вас н