ра дышала природным  изящест-
вом.
   - Вы ловите рыбу? - спросила она матроса.
   Он не отвечал. Глаза его, внимательно оглядывавшие  море  за  кормой,
внезапно расширились.
   - Акула, сэр! - крикнул он.
   - Тащи! Живо! Берись все разом! - скомандовал Волк Ларсен и сам, опе-
редив других, подскочил к тросу.
   Магридж услыхал предостерегающий крик УфтиУфти и дико заорал.  Я  уже
мог разглядеть черный плавник, рассекавший воду и настигавший кока быст-
рее, чем мы успевали подтаскивать его к шхуне. У нас и у акулы шансы бы-
ли равны - вопрос решали доли секунды. Когда Магридж был уже  под  самой
кормой, нос шхуны взмыл на гребень волны. Корма опустилась, и  это  дало
преимущество акуле. Плавник скрылся, в воде мелькнуло белое брюхо.  Волк
Ларсен действовал почти столь же стремительно. Всю свою силу он вложил в
один могучий рывок. Тело кока взвилось над водой, а  за  ним  высунулась
голова хищника. Магридж поджал ноги. Акула, казалось, едва коснулась од-
ной из них и тут же с всплеском ушла под воду. Но в этот миг Томас  Маг-
ридж издал пронзительный вопль. В следующую секунду он, как пойманная на
удочку рыба, перелетел через борт, упал на четвереньки и  перекувырнулся
раза два.
   На палубу брызнул фонтан крови. Правой ступни Магриджа как не бывало:
акула отхватила ее по самую щиколотку. Я взглянул на Мод Брустер. Ее ли-
цо побелело, глаза расширились от ужаса. Но она смотрела  не  на  Томаса
Магриджа, а на Волка Ларсена. Он заметил это и сказал с обычным коротким
смешком:
   - У мужчин свои развлечения, мисс Брустер. Может, они грубее, чем те,
к которым вы привыкли, но это наши, мужские развлечения. Акула не входи-
ла в расчет. Она...
   В этот миг Магридж приподнял голову и, оценив размеры  своей  потери,
переполз по палубе и со всей мочи впился зубами в ногу капитана.  Ларсен
спокойно нагнулся и большим и указательным пальцами сдавил ему шею  чуть
пониже ушей. Челюсти кока медленно разжались, и Ларсен высвободил ногу.
   - Как я уже сказал, - продолжал он, будто ничего не произошло, - аку-
ла не входила в расчет. То была... ну, скажем, воля провидения!
   Мод Брустер словно не слышала его слов, но в глазах у  нее  появилось
новое выражение - гнева и отвращения. Она хотела уйти, сделала шага два,
пошатнулась и протянула ко мне руку. Я подхватил ее и усадил  на  палубу
рубки. Я боялся, что она лишится чувств, но она овладела собой.
   - Принесите турникет, мистер Ван-Вейден! - крикнул Волк Ларсен.
   Я колебался. Губы мисс Брустер зашевелились, и, хотя она не могла вы-
молвить ни слова, ее глаза ясно приказывали мне прийти на помощь постра-
давшему.
   - Прошу вас! - собравшись с силами, пробормотала она, и я не мог  ос-
лушаться.
   Я уже приобрел некоторый навык в хирургии, и Волк Ларсен, дав  мне  в
помощь двоих матросов и сделав несколько указаний, тут же занялся другим
делом - он решил отомстить акуле. За борт  бросили  на  тросе  массивный
крюк, насадив на него в качестве приманки жирный кусок солонины. Я  едва
успел зажать Магриджу все поврежденные вены и артерии, как матросы,  по-
могая себе песней, уже вытаскивали провинившегося хищника из воды.
   Я не видел, что происходило у грот-мачты, но мои "ассистенты"  пооче-
редно  бегали  туда  поглядеть.  Шестнадцатифутовую  акулу  подтянули  к
грот-вантам. Рычагами ей до предела раздвинули челюсти, вставили в пасть
заостренный с обоих концов крепкий кол, и челюсти  уже  не  могли  сомк-
нуться. После этого, вытащив из пасти засевший там крюк, акулу бросили в
море. Все еще полная сил, но совершенно беспомощная, она  была  обречена
на медленную голодную смерть, которой заслуживала куда меньше, чем чело-
век, придумавший для нее эту кару.
 
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
 
   Когда Мод Брустер направилась ко мне, я уже знал, о чем пойдет  речь.
Минут десять я наблюдал, как она толкует о чем-то с механиком, и  теперь
молча поманил ее в сторону, подальше от рулевого. Лицо ее было бледно  и
решительно, глаза, расширившиеся от волнения, казались особенно большими
и смотрели на меня испытующе. Я почувствовал  какую-то  робость  и  даже
страх, так как знал, что она хочет заглянуть в душу Хэмфри  Ван-Вейдена,
а Хэмфри Ван-Вейден едва ли мог особенно гордиться собой, с тех пор  как
ступил на борт "Призрака".
   Мы подошли к краю юта, и девушка повернулась и взглянула  на  меня  в
упор. Я осмотрелся: не подслушивают ли нас.
   - В чем дело? - участливо спросил я, но лицо ее оставалось все  таким
же решительным и суровым.
   - Я готова допустить, - начала она, - что утреннее происшествие  было
просто несчастным случаем. Но я только что говорила с  мистером  Хэскин-
сом. Он рассказал мне, что в тот день, когда нас спасли, в то самое вре-
мя, когда я спала в каюте, двух человек утопили, преднамеренно  утопили,
попросту говоря - убили.
   В голосе ее звучал вопрос, и она все так же смотрела на меня в  упор,
словно обвиняя в этом преступлении или по крайней  мере  в  соучастии  в
нем.
   - Вам сказали правду, - ответил я. - Их действительно убили.
   - И вы допустили это! - воскликнула она.
   - Вы хотите сказать, что я не мог этого предотвратить? - мягко возра-
зил я.
   - Но вы пытались? - Она сделала ударение на "пытались"; в  голосе  ее
звучала надежда. - Да нет, вы и не пытались!  -  тут  же  добавила  она,
предвосхитив мой ответ. - Но почему же?
   Я пожал плечами.
   - Не забывайте, мисс Брустер, что вы еще совсем недавно попали сюда и
не знаете, какие тут царят законы. Вы принесли с собой некие высокие по-
нятия о туманности, чести, благородстве и тому  подобных  вещах.  Но  вы
скоро убедитесь, что здесь им нет места. - И, помолчав, я добавил с  не-
вольным вздохом: - Мне уже пришлось убедиться в этом.
   Она недоверчиво покачала головой.
   - Чего же вы хотите? - спросил я. - Чтобы я взял нож, ружье или топор
и убил этого человека?
   Она испуганно отшатнулась.
   - Нет, только не это!
   - Так что же? Убить себя?
   - Почему вы все говорите только о физическом воздействии? - возразила
она. - Ведь существует еще духовное мужество,  и  оно  всегда  оказывало
свое влияние.
   - Так, - улыбнулся я. - Вы не хотите, чтобы я убивал его или себя, но
хотите, чтобы я позволил ему убить меня.
   И, не дав ей возразить, я продолжал:
   - Духовное мужество - бесполезная добродетель в этом крохотном плаву-
чем мирке, куда мы с вами попали. У одного из убитых, Лича, это мужество
было развито необычайно сильно. Да и у второго, у Джонсона,  -  тоже.  И
это не принесло им добра - наоборот, погубило их. Такая же судьба ждет и
меня, если я вздумаю проявить то небольшое мужество, которое еще во  мне
осталось.
   Вы должны понять, мисс Брустер, понять раз и навсегда, что  Ларсен  -
это не человек, а чудовище. Он лишен совести. Для него нет ничего свято-
го. Он не останавливается ни перед чем. По его прихоти меня насильно за-
держали на этой шхуне, и только по его прихоти я пока еще цел. Я  ничего
не предпринимаю и не могу предпринять, потому что я раб этого  чудовища,
как и вы теперь его рабыня, потом, что я хочу жить, как и вы хотите жить
и еще потому, что я не в состоянии бороться и победить  его,  как  и  вы
этого не можете.
   Она молчала, ожидая, что я скажу еще.
   - Что же остается? Я в положении слабого. Я молчу и терплю  унижения,
как и вам придется молчать и терпеть. И это разумно. Это лучшее, что  мы
можем сделать, если хотим жить. Победа не всегда достается  сильному.  У
нас не хватит сил, чтобы открыто  бороться  с  ним.  Значит,  мы  должны
действовать иначе и постараться победить его хитростью. И вы, если захо-
тите последовать моему совету, должны будете поступать так. Я знаю,  что
мое положение опасно, но ваше, скажу вам откровенно, - еще опаснее. И мы
должны стоять друг за друга и действовать сообща, но хранить наш союз  в
тайне. Может случиться, что я не смогу открыто поддержать вас; точно так
же и вы должны молчать при любых оскорблениях, которые могут выпасть  на
мою долю. Нельзя перечить этому человеку и раздражать его.  Как  бы  это
нам ни претило, мы должны улыбаться и быть любезны с ним.
   - Все же я не понимаю... - сказала она и с растерянным видом  провела
рукой по лбу.
   - Послушайтесь меня, - решительно произнес я, заметив, что Волк  Лар-
сен, который расхаживал по палубе, разговаривая с Лэтимером, начал  пог-
лядывать в нашу сторону. - Послушайтесь меня, и вы  очень  скоро  убеди-
тесь, насколько я прав.
   - Так что же мне все-таки делать? - спросила она,  заметив  тревожный
взгляд, брошенный мною на Волка Ларсена, и, по-видимому, поддавшись силе
моих убеждений, что не могло не польстить мне.
   - Прежде всего оставьте мысль о духовном мужестве, - поспешно  сказал
я. - Не восстанавливайте этого зверя против себя. Держитесь с  ним  при-
ветливо, беседуйте о литературе и искусстве - такие темы он очень любит.
Вы увидите, что он внимательный слушатель и отнюдь не дурак. И ради  са-
мой себя старайтесь не присутствовать при всевозможных зверствах,  кото-
рые частенько повторяются на этом судне. Тогда вам  легче  будет  играть
свою роль.
   - Так я должна лгать? - с возмущением произнесла она. - Лгать словами
и поступками?
   Волк Ларсен отошел от Лэтимера и направлялся к нам. Я был в отчаянии.
   - Умоляю вас, поймите меня, - торопливо проговорил я, понизив  голос.
- Весь ваш жизненный опыт здесь ничего не стоит. Вы должны все  начинать
сызнова. Да, я знаю, я вижу, что вы привыкли взглядом подчинять себе лю-
дей. Я читаю в ваших глазах большое духовное мужество, и вы уже подчиня-
ли себе меня, повелевали мной. Но не пытайтесь воздействовать таким  пу-
тем на Волка Ларсена, - он только посмеется над вами. Скорее вам удалось
бы укротить льва. Он станет... Я всегда гордился тем,  что  открыл  этот
талант, - поспешно свернул я разговор на другое, заметив, что Ларсен уже
поднялся на ют и приближается к нам. - Редакторы побаивались его,  изда-
тели слышать о нем не хотели. Но я оценил его сразу и не ошибся: его ге-
ний показал себя в полном блеске, когда он выступил со своей "Кузницей".
   - И подумать только, что это газетные стихи! - ловко подхватила  мисс
Брустер.
   - Да, они действительно впервые увидели свет в газете,  -  подтвердил
я, - но отнюдь не потому, что редакторам  журналов  не  удалось  заранее
познакомиться с ними.
   - Мы толковали о Гаррисе, - пояснил я, обращаясь к Волку Ларсену.
   - А! - проронил он. - Помню я эту "Кузницу". Всякие красивые  чувства
и несокрушимая вера в иллюзии. Кстати, мистер Ван-Вейден,  заглянули  бы
вы к нашему коку. Он воет от боли и мечется на койке.
   Так меня бесцеремонно спровадили с юта  к  Магриджу;  Магридж  лежал,
погруженный в крепкий сон после хорошей дозы морфия, которую  я  сам  же
ему дал. Но я не стал торопиться обратно на палубу, а когда поднялся, то
почувствовал некоторое удовлетворение, увидев, что мисс Брустер оживлен-
но беседует с капитаном. Значит, она все-таки последовала моему  совету.
Повторяю, я был доволен. И вместе с тем  несколько  огорчен  и  уязвлен:
итак, она оказалась способной на то, о чем я ее просил и  что  так  явно
претило ей!
 
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
 
   Крепкий попутный ветер дул ровно и гнал "Призрак" к северу, прямо  на
стада котиков. Мы встретились с ними почти у самой сорок  четвертой  па-
раллели, в бурных холодных водах, над которыми  ветер  вечно  терзает  и
рвет густую пелену тумана. Иногда мы целыми днями не видели солнца и  не
могли делать наблюдений. Потом ветер разгонял туман,  вокруг  нас  снова
искрились и сверкали волны, и мы могли определять  свои  координаты.  Но
после двух-трех дней ясной погоды туман опять стлался над морем и, каза-
лось, еще более густой, чем прежде.
   Охота была опасной. Но каждое утро шлюпки спускались на  воду,  туман
тут же поглощал их, и мы уже не видели их до самого вечера, а  то  и  до
ночи, когда они, одна за другой, появлялись наконец из серой мглы, слов-
но вереница морских призраков. Уэйнрайт -  охотник,  захваченный  Волком
Ларсеном вместе со шлюпкой и двумя матросами, - воспользовался туманом и
бежал. Как-то утром он скрылся за плотной пеленой тумана вместе со свои-
ми людьми, и больше мы их не видели. Вскоре мы узнали, что они, переходя
со шхуны на шхуну, благополучно добрались до своего судна.
   Я твердо решил последовать их примеру,  но  удобного  случая  все  не
представлялось. Помощнику капитана не положено выходить  на  шлюпке,  и,
хотя я всячески пытался обойти это правило. Волк Ларсен не изменил заве-
денного порядка. Если бы этот план мне удался, я так или иначе сумел  бы
увезти с собой и мисс Брустер. Ее положение на шхуне все более  усложня-
лось, и я со страхом думал о том, к чему это может привести. Как ни ста-
рался я гнать от себя эти мысли, они неотступно преследовали меня.
   В свое время я перечитал немало морских романов, в которых  неизменно
фигурировала женщина - одна на корабле среди матросов, - но  только  те-
перь я понял, что никогда, в сущности, не вдумывался в эту ситуацию, хо-
тя авторы и обыгрывали ее со всех сторон. И вот я сам столкнулся с таким
же положением лицом к лицу и переживал его чрезвычайно остро. Ведь геро-
иней была Мод Брустер - та самая Мод Брустер, чьи книги уже давно очаро-
вывали меня, а теперь я испытывал на себе и всю силу ее личного обаяния.
   Трудно было представить себе существо, более чуждое этой грубой  сре-
де. Это было нежное, эфирное создание. Тоненькая и гибкая, как  тростин-
ка, она отличалась удивительной легкостью и грацией движений. Мне  чуди-
лось, что эта девушка совсем не ступает по земле, - такой  она  казалась
невесомой. Когда Мод Брустер приближалась ко мне, у меня всякий раз соз-
давалось впечатление, что она не идет, а скользит по воздуху, как пушин-
ка, или парит бесшумно, как птица.
   Нежная и хрупкая, она походила на дрезденскую фарфоровую статуэтку, и
было в этом что-то необычайно трогательное. С той минуты, когда я,  под-
держивая ее под локоть, помог ей спуститься в каюту, мне постоянно каза-
лось, что одно грубое прикосновение - и ее не станет. Никогда я не видел
более полной гармонии тела и духа. Ее стихи называли утонченными и  оду-
хотворенными, но то же самое можно было сказать и о ее внешности.  Каза-
лось, ее тело переняло свойства ее души, приобрело те же качества и слу-
жило лишь тончайшей нитью, связующей ее с реальной жизнью. Воистину лег-
ки были ее шаги по земле, и мало было в ней от сосуда скудельного.
   Она являла разительный контраст Волку Ларсену. Между ними  не  только
не было ничего общего, но они во всем  были  резко  противоположны  друг
другу. Как-то утром, когда они гуляли вдвоем по палубе, я, глядя на них,
подумал, что они стоят на крайних ступенях  эволюции  человеческого  об-
щества. Ларсен воплощал в себе первобытную дикость. Мод  Брустер  -  всю
утонченность современной цивилизации. Правда, Ларсен обладал  необычайно
развитым для дикаря интеллектом, но этот интеллект был целиком направлен
на удовлетворение его звериных инстинктов и делал его еще более страшным
дикарем. У него была великолепная мускулатура, мощное тело, но, несмотря
на его грузность, шагал он легко и уверенно. В том, как  он  поднимал  и
ставил ногу, было что-то напоминавшее хищника в джунглях. Все его движе-
ния отличались кошачьей мягкостью и упругостью, но превыше всего  в  нем
чувствовалась сила.  Я  сравнивал  этого  человека  с  огромным  тигром,
бесстрашным и хищным зверем. Да, он, несомненно, походил на тигра,  и  в
глазах у него часто вспыхивали такие же свирепые огоньки, какие мне  до-
водилось видеть в глазах у леопардов и  других  хищников,  посаженных  в
клетку.
   Сегодня, наблюдая за Ларсеном и мисс Брустер, когда они прохаживались
взад и вперед по палубе, я заметил, что не он, а она положила конец про-
гулке. Они прошли мимо меня, направляясь к трапу  в  каюткомпанию,  и  я
сразу почувствовал, что мисс Брустер чем-то крайне встревожена,  хотя  и
не подает виду. Взглянув на меня, она  произнесла  несколько  ничего  не
значащих слов и рассмеялась довольно непринужденно, но глаза ее,  словно
помимо воли, обратились на Волка Ларсена, и, хотя  она  тотчас  опустила
их, я успел заметить промелькнувший в них ужас.
   Разгадку этого я прочел в его глазах. Серые, холодные, жестокие, гла-
за эти теплились сейчас мягким, золотистым светом. Казалось, в них  пля-
шут крохотные искорки, которые то меркнут  и  затухают,  то  разгораются
так, что весь зрачок полнится лучистым сиянием. Оттого,  быть  может,  в
них и был этот золотистый свет. Они манили и повелевали, говорили о вол-
нении в крови. В них горело желание - какая женщина могла  бы  этого  не
понять! Только не Мод Брустер!
   Ее испуг передался мне, и в этот миг самого отчаянного страха,  какой
может испытать мужчина, я понял, как она мне дорога. И вместе  с  нахлы-
нувшим на меня страхом росло сознание, что я люблю ее.  Страх  и  любовь
терзали мое сердце, заставляли кровь то леденеть, то бурно кипеть в  жи-
лах, и в то же время какая-то сила, над которой я был не властен, прико-
вывала мой взгляд к Волку Ларсену. Но он уже овладел  собой.  Золотистый
свет и пляшущие искорки погасли в его глазах, взгляд снова стал холодным
и жестким. Он сухо поклонился и ушел.
   - Мне страшно, - прошептала Мод  Брустер,  и  по  телу  ее  пробежала
дрожь. - Как мне страшно!
   Мне тоже было страшно, и я был в полном смятении,  поняв,  как  много
она для меня значит. Все же, сделав над собой усилие, я ответил  спокой-
но:
   - Все обойдется, мисс Брустер! Все обойдется, поверьте!
   Она взглянула на меня с благодарной улыбкой, от  которой  сердце  мое
затрепетало, и начала спускаться по трапу.
   А я долго стоял там, где она оставила меня. Я должен был  разобраться
в происшедшем, понять значение  совершившейся  в  моей  жизни  перемены.
Итак, любовь наконец пришла ко мне, пришла, когда я менее всего ее ждал,
когда все запрещало мне даже помышлять о ней. Раздумывая над жизнью,  я,
разумеется, всегда признавал, что любовь рано или поздно постучится и ко
мне. Но долгие годы, проведенные в одиночестве,  среди  книг,  не  могли
подготовить меня к встрече с нею.
   И вот любовь пришла! Мод Брустер! Память мгновенно перенесла  меня  к
тому дню, когда первый  тоненький  томик  ее  стихов  появился  на  моем
письменном столе. Как наяву, встал предо мной и весь ряд таких же  томи-
ков, выстроившихся на моей книжной полке. Как я приветствовал  появление
каждого из них! Они выходили по одному в год и как  бы  знаменовали  для
меня наступление нового года. Я находил в них родственные  мне  мысли  и
чувства, и они стали постоянными спутниками моей духовной жизни.  А  те-
перь заняли место и в моем сердце.
   В сердце? Внезапно мои мысли приняли  другое  направление.  Я  словно
взглянул на себя со стороны и усомнился в себе. Мод Брустер... Я - Хэмф-
ри Ван-Вейден, которого Чарли Фэрасет окрестил "рыбой",  "бесчувственным
чудовищем", "демоном анализа", - влюблен! И тут же, без  всякой  видимой
связи, мне пришла на память маленькая заметка в биографическом  справоч-
нике, и я сказал себе: "Она родилась в Кембридже, ей двадцать семь лет".
И мысленно воскликнул: "Двадцать семь лет, и она все еще свободна  и  не
влюблена!" Но откуда я мог знать, что она не влюблена? Боль от  внезапно
вспыхнувшей ревности подавила остатки сомнений. В  чем  тут  еще  сомне-
ваться! Я ревную - значит, люблю. И женщина,  которую  я  люблю,  -  Мод
Брустер!
   Как? Я, Хэмфри Ван-Вейден, влюблен? Сомнения снова овладели мной.  Не
то чтобы я боялся любви или был ей не рад.  Напротив,  убежденный  идеа-
лист, я всегда восхвалял любовь, считал ее величайшим благом  на  земле,
целью и венцом существования,  самой  яркой  радостью  и  самым  большим
счастьем, которое следует призывать и встречать  с  открытой  душой.  Но
когда любовь пришла, я не мог этому поверить. Такое счастье не для меня.
Это слишком невероятно. Мне невольно припомнились стихи Саймонс