олезни.  Никакой  механик не  мог прокричать. Просто
почудилось...
     Но "Шторм" -  другое  дело.  В  сущности,  он  -  как подлодка.  Только
необычная,  покрытая  газовой оболочкой,  имеющей твердость  стали. Давление
внутри парохода понижено. Должно быть, газом можно дышать. Иначе бы  девушка
не поднялась  живая.  Отсюда вывод,  он  прямо  напрашивается: если  девушка
выпрыгнула не последняя, то там, в корабле, остались живые люди.
     Можно ли  их спасти? Их спасти  невозможно.  Ведь "Шторм"  все-таки  не
подлодка: он не имеет собственных средств, обеспечивающих спасение. Шлюзовой
камеры там нет,  чтоб вывести  людей. И  колокол к нему не подведешь. К нему
вообще нельзя  подступиться.  Только  в  одном случае  спасение может  иметь
пользу: если поднять пароход, сохранив все как есть. Поэтому главное, что ты
выделяешь  сейчас и на  чем  останавливаешься окончательно: подъем "Шторма".
Только не говори об этом Маслову, водолазному специалисту отряда. Но Маслова
здесь нет.
     Итак, цель: поднять "Шторм".
     Вес  "Шторма"...  Весовой журнал,  чертеж остались в  нем. Можно  найти
схожую  модель.  Справочник,  графа:  "Лоцманские,  рыболовные  суда".  Есть
"Волна",  затонувшая  на  косе.  "Шторм"  намного  тяжелей.  Примерно   тонн
девятьсот. Но это лишь вес болванки, которая давит на воду. Л пароход теперь
слит с глубиной. Запись глубиномера:  "120  метров". Ровная глубина каньона.
Выяснили наконец. И получается... Если грубо, приблизительно, полторы тысячи
тонн. Отрывной вес "Шторма"... Где ты найдешь такую силу?  Нужно как минимум
два  понтона по девятьсот  тонн. Нужен  килектор  -  спусковая  база.  Нужно
собрать  половину   глубоководников  страны,  чтоб   успеть  вовремя.  Нужен
технологический проект. Ничего этого у тебя нет.
     Выхода  нет?  Выход  будет,  если появится идея судоподъема.  Такая  же
фантастическая, как и сам "Шторм". И направление к ней есть. Выход хотя бы в
том, что никакие понтоны тебе не нужны.
     Почему?
     Ну хотя бы такой вопрос:  а как ты привяжешь понтон к "Шторму"? Ведь он
уже с понтоном лежит... Затонувший, он  лежит в  таком  виде, что позавидует
любой  надводный кораблик:  чистый, опрятный,  сухой.  "Шторм", захороненный
заживо,   имеет  собственные  силы,  чтоб  себя   поднять.  Несчастье,  этот
дьявольский пузырь, в который попал, и есть надежда "Шторма".
     Какая в нем подъемная сила, в  пузыре? Должно быть,  недостаточная  для
отрыва. Прибавим присос дна  - грунт, если взял,  просто так не  отдаст. Вот
если  б что-то, чем-то его  потянуть... "Волна"!  Лежит на отмели ровненько,
только продуть. А как ты привяжешь "Волну" к "Шторму"?
     Пузырь надо прорвать.
     Прорвали пузырь - затопили "Шторм". Потеряли подъемную  силу. Допустим,
не  затопили.  Лишь освободили место, чтоб привязать буксир. Продули  баржу,
потянула "Шторм" - оторвался. А  когда пароход отрывается, он всплывает. Это
аксиома судоподъема.
     Всплывает по  аксиоме?  Черта  с два!  Он  застревает в  этой  яме, где
барахтается  течение.  Будет раскачиваться в Полынье, то взлетая на  гребень
волн, то опадая до  капель. Вылететь с нижней водой он  не успевает. Почему?
Потому что не хватит  подъемной силы. Иначе бы он не опустился на дно. Можно
всегда подкачать воздухом, до нужных пропорций... А как вырвать его наверху,
из потока?
     Нет, непроста твоя  затея со  "Штормом!" А главное, ничего не докажешь.
Кто тебе поверит?  Ответ: был без сознания... Подняли девушку? Выпрыгнула из
парохода:  бывают  и  незатопленные отсеки...  Крайне редко! И  не  в  таких
пароходах,  как "Шторм".  Все же  такое  объяснение более  доказательно, чем
вылет в газовом шаре. Что  же остается? Остаются научные материалы. Остается
причина сходить в Полынью. Правда, поиск материалов -  другая тема. Ввяжется
бухгалтерия:  договорные  условия. Сбор  информации, изучение  метеоусловий,
водного режима... Пройдет год-полтора, чтоб выяснить, что никаких материалов
достать нельзя.
     Что же делать?
     "Шторм" должен  лежать на  косе вместо  "Волны".  Тогда  отряд на  него
клюнет.  Отряду нужен план, ученым -  материалы, гидробазе -  "Шторм". Такое
решение всех устроит.
     Сделав  набросок отчета, старшина перечитал его и  сократил наполовину.
Завтра  этот отчет  по  фототелеграфу  будет передан в  отряд.  Должно быть,
придется делать еще один, для гидробазы. Но с ней  проще. А эти листочки  из
голубой папки надо сохранить. На всякий случай. И старшина аккуратно  сложил
их:  листок  визуального  осмотра "Шторма",  уточненный, с правками, планшет
отмели и планшет каньона, срисованный с грифельной доски.
     Поднялся.
     Вышел в качающийся коридор, хватаясь за поручни. Там  мыл пол Трощилов,
следя  за ведром,  чтоб  не опрокинулось,  опираясь  на  переборку, чтоб  не
упасть, и, успевая, когда коридор выравнивался, провести по линолеуму мокрой
тряпкой. Суденко  хотел его обойти,  но вспомнил, что случилось  сегодня при
подъеме.  Этот  паренек первым  бросился  к  нему на помощь,  когда подняли:
открутил иллюминатор  и был сбит с ног струей сжатого воздуха.  По-видимому,
впервые  обслуживал  водолазов  и  не  сумел  определить,  что старшина  без
сознания. Но  в принципе  был виноват  старшина,  не убравший давления через
клапан...  Суденко наклонился к нему, рассматривая ободранное лицо. Трощилов
поднял голову,  и  его глаза озолотились.  Отпрянув в  ужасе, он  налетел на
ведро,  побежал по коридору и исчез  в санузле. Недоумевая,  что  произошло,
Суденко повернул было за ним. Но тут его окликнул старший механик Микульчик,
приоткрыв дверь каюты.
     - Еханы баба! - Это было его словечко. - Ну, заходи.
     Стармех  Микульчик  был  маленький, в  кольцах смоляных  волос. Смотрел
прямо, но отрешенно. Когда он разговаривал с человеком, то, по  обыкновению,
не слушал его. Да и  сам порой говорил что попало. Это объяснялось тем,  что
"Кристалл"  имел  непростую  машину  с самолетной  системой  управления,  на
которую  переходили  новейшие  корабли. Суденко знал его по "Агату",  где он
тоже работал старшим механиком. Таких людей, которые самостоятельно покинули
морской спасатель, в отряде было двое: Микульчик и Суденко. Это их сближало.
     - Масло залили водой, - сказал он.
     - Кто?
     -  Боцман с  матросами,  когда  окатывали  палубу... А теперь  глянь на
трубу: дым черный.  А  должен  прозрачный идти! Это даже  Кокорину  понятно.
Думаешь,  на мостике  кого-нибудь  волнует? Им жми, давай скорость,  дай  от
шторма убежать. Да ведь  не  убегут, еханы баба! Пролежали...  Ну, а мне все
равно: мне домой надо, к жене. Она тоже лежит,  а  ее даже на бок  повернуть
некому.
     - Такая больная?
     - Лежит с двойней, ей  что? -  Микульчик подавил  обиду  на жену. - Так
вот, я хочу знать: ты берешься за пароход?
     - Это ведь не только от меня зависит.
     - Я понимаю. Но ты видел "Шторм". Стоит он того?
     - Пароход ничего.
     -  А  если  так... если ты поднимаешь и придется его  тащить в условиях
тяжелого плавания, то я  должен иметь идеальную машину.  Если самолетная, то
"Кристалл" должен летать! А как я могу этого достичь, если кругом вредители?
     - Не бери в голову.
     -  Ладно, думай  про  свое...- Микульчик тотчас  о  нем  забыл, раскрыл
книгу.
     На палубе обдало  сильным ветром. Ветер  был не  собственно  свой, а от
течения, в котором они  шли. Вода неслась, сильно  наклоняясь, и по всей  ее
ширине ложились отблески заката.  По мрачному облику моря, по электричеству,
струившемуся  от металлических снастей, из остриев  мачты,  было  ясно,  что
гроза приближалась. А  точнее, они приближались к грозе. В той стороне, куда
сворачивало течение,  так гремело,  что по  воде  шли отголоски.  Все вокруг
опустело, если не считать чаек, планировавших под разными углами к ветру. Но
потом он  увидел что-то:  зверобойную шхуну, раздвоенную рефракцией, похожую
на царского орла.  Хотя  она  была бог  знает  где,  в сгущавшемся  воздухе,
дававшем  оптическое  расширение,  проступила  как  в двух шагах:  несколько
бородатых,  нечеловеческого  роста  фигур,  летящих на  громадной  двуглавой
птице.  А когда огибал  надстройку, успел захватить маячок острова Рудольфа,
установленный на деревянной башне. Маячок мигнул, расставаясь, и пропал.

17

     В   рулевой  было   на  удивление  тихо.  Сам  Просеков  сидел   здесь,
погрузившись в капитанское кресло, положив больную ногу на электрогрелку. На
помосте, перед  компасом, стоял Леша Шаров, игрушечно  откатывая  штурвал. У
его  ноги, почти не  сдвигаясь при качке, сидел Дик. Он хоть и был щупл, но,
видно,  притерпелся  к  морю и  сейчас  терпеливо дожидался, когда  рулевой,
одержав  рыскавший,  несущийся  "Кристалл",  наклонится к нему.  Когда Шаров
гладил  Дика,  тот  повизгивал от наслаждения  и  ударял по решеткам настила
своим куцым хвостом.  Сменившись с вахты, собрались  у бокового окна молодые
механики. Еще был тут  молодой штурман Сара по прозвищу Витамин  - полный, с
белой рыхлой  шеей,  с  гривой желтых волос,  остриженных под  скобочку.  Он
склонился в штурманской нише, прикладывая к  карте схему циклона,  сделанную
на целлулоиде.
     Обычно  старшина редко  сюда заходил. Но вот отчего-то зашел и  сейчас,
из-за  спины  Сары,  посмотрел  на  карту Полыньи, придавленную  циркулем  и
двусоставной штурманской  линейкой.  Вся  в  кругах магнитных  склонений,  в
отметках  подводных кратеров,  испещренная  вдоль  и поперек  корректорскими
чернилами,  она  выглядела  зловеще. И поэтому линейно-прямой курс  капитана
Просекова казался чересчур вызывающим и даже внушал опасение. Этот курс,  по
которому Микульчик уже собирался  вести  "Шторм",  пролегал  по Арктическому
течению,  а  потом шел в  коридоре двух  течений,  когда  возле  Земли  Верн
подступало Гренландское, опасное  из-за частых туманов и  дрейфующего  льда.
Почти на всем расстоянии  определиться можно было  лишь по счислению. Только
на оконечности пути были радиомаяк Хейса, маячок Рудольфа, да на перекрестке
стоял ледовый буй с подводным колоколом - возле мыса Святой Нос, на повороте
в шхеры  Минина.  Отыскивался  он  по акустическому телефону,  что  было  не
просто. Но если даже их  не затронет лед  и  они  найдут проход  в шхеры, то
одолеть  этот  каменный  лабиринт,  держа  на  поводке  "Шторм",  будет  для
"Кристалла"  дохлый  номер. Разве что "Агат"  пожалеет  их: взвалит на плечи
"Кристалл" и заодно "Шторм".
     Просеков скользнул по нему холодными глазами:
     - Все для себя выяснил?
     - Кое-что прикинул, - признался Суденко.
     - Что именно?
     - Пока об этом нечего говорить.
     - Разрешаю молчать, - небрежно бросил капитан.
     В  это время в  широком лобовом стекле,  разбегаясь перед "Кристаллом",
показалась  целая  стая  авангардных  облаков, обточенных ветром, похожих на
какие-то старые посудины.
     Между механиками из-за них разгорелся спор.
     - Суда  типа  "Т",  морские  капустники*,  - определил один  из них,  с
широкими бакенбардами, почти закрывающими щеки.

     * Тип постройки устанавливается по  заглавной букве  судна, первого  из
серии.

     - Это  логеры, переделанные тральцы,  - высказал  свое мнение  другой.-
Суда типа "И".
     - Всех  логеров давно пустили на иголки, -  не согласился третий. - Это
фантомасы, типа "П".
     Просеков прервал разногласия:
     - Это суда типа "Б", - сказал он.
     Тут эта  туча  типа "Б", покрутившись, как  присела  на месте, и  поток
воздуха, с размаху наткнувшись на нее,  разбрызгал  облако в массу  висящих,
крутящихся,  трущихся между собой, засветившихся изнутри капель. А потом эта
разъединенная  на  частицы  масса,  крутясь  еще  больше,   внезапно  родила
громадную  искру,  которая,  пронзая   атмосферу,  захватывая  вокруг   себя
воздушный  слой,  ударила прямо перед носом  "Кристалла",  проломив  воду  с
треском,  как  пласт тяжелого  льда.  Проникая все глубже,  воздушная  масса
сузилась до крошечного пятна, а  потом  из глубины море  стало светлеть,  и,
когда пятно  растеклось  на поверхности,  Просеков потянул телеграф, а Шаров
круто  переложил  руль, и в  тот момент, когда судно  притормозило, из моря,
вытолкнутая   всосавшимся  воздухом,   вырвалась  колонна  воды  размером  с
высоковольтную опору.  Наверное,  такая масса  взрывного  воздуха,  попав  в
"Кристалл", могла вогнать его  в  море метров на пятьдесят как минимум. Да и
сейчас, вырвавшись водой, она превратила бы "Кристалл" в лепешку, но ветер в
нее уперся, наклонил, и опора, пошатавшись, упала впереди, даже не забрызгав
стекол. Просеков тут же  перевел  "Кристалл" на полный  ход, а Леха выровнял
судно.
     - Держи окружность  так,  чтоб она легла  на счислимое место, -  сказал
капитан Саре, который  все еще никак не мог пристроить на карте  целлулоид.-
Направление к центру циклона, - пояснил он.
     Вошли  под  свод   грозы,  который  образовывало  несколько  гигантских
облаков, крутившихся против часовой стрелки. Просеков велел Лехе не обходить
облака, а идти под их прикрытием.  Эти облака,  похожие на черные дирижабли,
были  такие  тяжелые,  что  ветер только  поворачивал  их,  просвечивая  как
рентгеном.  Дирижабли  крутились,  поразительно  похожие   на  планеты  -  с
долинами, горами, реками. Но вот один из  них,  воспламенившись,  просквозил
чудовищным  сердечником  искры  и,  вытягиваясь  в колонну,  вращая хоботом,
ввалился  в  море  с таким грохотом, что все оглохли.  А море, отыграв удар,
выбросило  столб  воды,  величиной с  водонапорную башню. Теперь  дирижабли,
переворачиваясь на воздушных волнах, зажигались и взрывались один за другим,
выстраивая впереди  и  по сторонам  "Кристалла" столбы  кипящей  воды, между
которыми  он   проходил,  сотрясаясь  переборками,  звеня  стеклами;  нырял,
пропадал  в  пене,  и  казалось  невероятным,  что оставался  цел.  Казалось
безумием идти прямо под облаками, пикировавшими на них, но  во всем этом был
филигранный расчет прохождения фронта грозы. Ветровой барьер, дующий поперек
ведущего потока, находился на большой высоте. А следовательно, возникал угол
отклонения  взрывной   волны.  Действовал  лишь  оптический  обман   прямого
попадания, а  всякий  раз  они  оказывались  в стороне.  А  потом  наступило
затишье, и над ними,  почти над самыми мачтами "Кристалла", открылось  нечто
светлое, круглое,  похожее на женский  лик, и заскользило, ведя по воде, как
лучом фонаря, - "Глаз бури", о котором Суденко слышал, но видел впервые.
     -  "Мона  Лиза", - сказал Просеков, усаживаясь, и приказал  рулевому: -
Ложись на "Лизу" и лежи, пока не поднимется барометр.
     - Coy-coy.
     Сара, который выходил, сказал:
     - Облака на востоке опали.
     - Это не облака,  - объяснил  ему капитан.  - Это  воздух держал  воду.
Теперь она пошла.
     Механики теперь стояли  притихшие,  и Просеков обратился к ним,  как бы
продолжая начатый перед грозой разговор.
     -  Я ведь тоже  сдавал экзамен,  -  сказал он.  -  Пришел старик, целый
эполет нашивок, посмотрел -ставит девять пятерок и одну четверку. Спрашиваю:
"Четверку  зачем?"  -  "А ты что, все знаешь на пять?" - "А почему же нет?"-
Просеков покрутил головой, довольный воспоминанием.
     - Ну и что он?
     - Поставил пять!..
     Сара, глядевший на капитана с восторгом, сказал:
     - Мы ваши курсы, Станислав Ефимович, проходили в мореходке...
     Просеков не ответил.
     Помрачнев, подтащил к себе Дика и  развернул на ладони собачье ухо, как
бархатный лепесток.
     -  Семь лет сегодня исполнилось,  это как  парню  сорок... - Мучительно
напрягаясь,  сдвинул  больную ногу  с  места.  -  А  раньше  дичь  не  брал,
брезговал.  Только найдет, и приноси за него сам.  А как бегал!-говорил  он,
возбуждаясь. -  Раз пошел с ним на лыжах, километров на пятьдесят. Так я  по
прямой,  а сколько он набегался?  Упал дома  на пол, как бросают кости... со
стуком! А если уйдет за гулящей сукой, то суток на пятнадцать.
     - Ефимыч, а как Дик показывает дичь? - спросил механик с бакенбардами.
     -  А так... - Просеков повернулся к нему.  - Лапу вытянет и показывает:
вот она...
     Механик обиделся:
     - Я серьезно...
     - Сделает  стойку. Лапу подожмет вот так... - Капитан подогнул  руку. -
Весь вытянется в струнку: хоть убей - ни с места! А сейчас ему надо прыгнуть
и лечь, чтоб не попасть под выстрел...
     Просеков, подражая  собаке, сделал прыжок, едва не  свалив с  ног Сару,
который  замешкался и  не  успел отскочить.  Дик, наблюдавший за  ним,  тоже
заметался,  не зная,  как ему быть: раз хозяин подражал собаке, то он должен
был  сыграть  охотника... Нужно было найти  выход,  поскольку Просеков лежал
неподвижно,  рассчитывая  на  его  сообразительность,  и  безусловно  ожидал
выстрела.  Неизвестно, какой бы номер отколол  Дик, если  б все  не испортил
радист. Открыв дверь своей каюты, ухмыляясь, он некстати произнес:
     - Ну, Ефимыч! Если ружьишко не пропьем, постреляем мы...
     Просеков, в раздражении поднявшись с пола, угрожающе навис над ним:
     - Ты где бобочку купил?
     - В Гетеборге. Возле ратуши.
     - Плохое место. Сними.
     - Не снимается она.
     - То есть как?
     - Волосы проросли...
     Все засмеялись. Просеков задумчиво спросил:
     - А как же ты... Ты с женой живешь?
     - Ой!  Не пускает к себе... - замахал руками радист.- "Я хочу, говорит,
быть молодой,  и чтоб ты мне этого не делал..." И заторопился: -  Ой, у меня
работы столько!..
     - Стой!.. Значит,  не хочет детей? -  Просеков задумался еще  больше. -
Так и сказала?  -  И он  сделал движение, будто  хотел  погладить радиста по
голове.
     Свинкин, уловив в капитане перемену, начал оправдываться за жену:
     -  Но  ведь  какие  ей дети,  Ефимыч!  Ведь она старая  совсем...  - Он
обеспокоенно  поддернул свои  сползающие брючки.  - В  сущности, если хотите
знать, я собирался жениться на девочке...
     - Эх! - проговорил  Просеков со страданием. - Разве думал, что зубов не
станет, что нога будет болеть!..
     Он  открыл каюту,  загоняя Дика, и дверь за ними захлопнулась. Свинкин,
потолкавшись перед дверью, подался к себе.
     - Задумался, - заметил Сара. - Я раз засекал: целые сутки не выходил из
каюты.
     - Что с ним?
     - Переживает! Вроде бы дочь у него умерла в поселке.
     - В поселке? Откуда ей там быть?
     - Не знаю.
     - Шхеры на чьей вахте?
     - На Кокорина.
     - А Кокорин умеет шхерами ходить?
     - Вряд ли...
     От  этих  слов Судсико  стало  не  по  себе.  Привыкший выполнять любое
задание, в  каких  бы  условиях оно ни отдавалось,  он нетерпимо воспринимал
всякую неуверенность  или незнание в  других  людях,  которым  было положено
отвечать  за  свое. Просеков, если  болен,  должен лечиться,  а  не  править
"Кристаллом". А  Кокорин,  если не  может  его заменить, обязан  потребовать
полноценного  командора.  Состояние  Просекова,  которого  старшина знал  по
"Агату"   совсем   другим,   а  сейчас  увидел  изменившимся,   надломленным
наказанием, подействовало на него угнетающе. "С  таким командором  не то что
"Шторм" тащить - можно и "Кристалл" оставить в Полынье".
     Постоял в рулевой, глядя, как в море, окутанном мглой, скользит светлое
пятно,  по которому правил  Шаров.  Правя, Леха был невозмутим, отстранен от
всего, что  происходило за его  спиной,  и,  казалось,  один  занимал  здесь
положенное место. В  сущности,  это  Леха сегодня спас девушку  со "Шторма",
сумев  каким-то образом выхватить ее из воды при разрыве пузыря. Так  что на
него старшина положился не зря.

18

     Проснулся от крика птиц.
     Отстегнул ремень, которым привязался, чтоб не выпасть из койки. Включил
лампочку на переборке: четыре ночи. Значит, в шхерах...  Судно так  трясло н
так трещал в  рулевой телеграф, что понял, что не  уснет.  Когда одевался  в
темноте, его так прижало между висящих коек, что не мог разогнуться. Опустив
руку, уперся в боцманский живот, как в пух