корость,  чтоб  вывести  минуты до точки. Получалось  около пяти
минут, и он отложил их на часах, защелкнутых на манжете рубахи.
     Теперь надо было наполниться воздухом, но рефлекс не приподнял руки. Он
понял, что рука завернута,  прижата  к  спине, и медленно  вывел ее  впереди
себя, дотянулся до шлема  и отвинтил клапан. Воздух стал  поступать, отделяя
костюм  от тела.  Он  ослабил  тяжелый  пояс  из хромовой  кожи  с  зашитыми
свинцовыми пластинами, чтоб воздух  протек свободно, окутал ноги. Освежился,
сделав перед лицом ветерок, и увидел, что излишек не улетел, а собрался  над
головой, перекатываясь, как голубые шары.
     Нужно  было   поймать  шарик,  чтоб  понять  плотность  течения.  После
нескольких попыток ухватил, но шар проскользнул между рук и поднялся на свое
место.  Этот  шарик,  который  он  из  себя  выдохнул, был  по твердости как
железное  ядро,  но вода,  размытая  скольжением, казалась легкой, создавала
ощущение невесомости. Течение держало его как бы независимо от того, сколько
воздуха  в  костюме,  и  это было опасно. Он не  мог заранее приспособиться,
подготовить себя к той воде, которая была  под ним. Осложняло  и  то, что он
сидел в каком-то завихрении, то сдвигаясь к краю течения, то  соскальзывая к
его  середине. Выброситься  из  течения  мешал трущийся  слой  воды, который
двигался противоположно. В этом месте,  когда течение  наваливалось  массой,
вихрь спеленывал по рукам  и ногам и начинал  крутить.  К середине  вращение
убывало, уходя вглубь, к острию. Ему удалось поймать вращение на себя, но из
вихря  не  выкрутило, как  он  рассчитывал. Эти  гладкие  струи, на  которых
держались вихри, закупоривали наглухо.
     Оставалось ждать, что произойдет.
     Сейчас  глаза  отразили воду, похожую на ночное небо, где как бы горели
несколько звезд,  излучая пульсирующие вспышки.  Эти звезды тоже крутились в
вихрях:  то  разгорались, когда  сносило  к краю потока, то убывали  светом,
когда проходило  сжатие.  По-видимому,  какие-то  глубоководные  существа  с
органами свечения. Зная, что электричество действует в воде как  проявитель,
он направил  на них луч фонаря. Свет преломился,  ушел  в  сторону. Лишь  от
одной звезды,  не  мигающей, как  планета, отлетело золотистое  пятно. Потом
разглядел самого себя, с грузами, искрящимися от электричества,  похожими на
драгоценные слитки. Представление о ночном небе и звездах постепенно вызвало
иллюзию, что он сидит  в самолете. Иллюзия  была  полной,  с  фосфорическими
кругами приборной доски - отражением водолазных часов, сдвоенных с компасом.
Такое   представление   опасно,   как   любое   другое,  не  соответствующее
действительности. Но оно мобилизовывало приготовлением, как пилота, готового
катапультироваться  из  кабины.  Поэтому он не сразу выполнил приказ  Гриши:
закрыть  циферблаты  крышками, чтоб  не  выдавило стекла.  Смотрел  на  них,
круглые,  с  пульсирующими  стрелками,  похожие  на  живые  лица,  и не  мог
решиться. Наверное, то, что он сейчас испытывал, называется одиночеством. Но
он не думал о нем, так как и вода не знает, что это такое. Ни радости у него
не было, что плыл, ни страха, что произойдет на точке.
     Пора готовиться к прыжку.
     Перед тем как завинтить  циферблаты, обжег  напоследок фосфором кабину,
словно хотел убедиться,  что ничего не  забыл. Внезапно почувствовал, что не
один.  Повернул   голову  и  остолбенел:  рядом   с   ним   сидела  девушка,
неестественно  большая,  в  цветастой юбке.  Она  смотрела  прямо  на  него.
Ошеломленный,  протянул  к  ней  руку,  но  ничего не  обнаружил.  Возможно,
какая-то галлюцинация  глубины.  Отражение девушки  раскачалось  в блестящем
мраке.   Теперь  она  сидела  слева  от  него.  Направление  ее  взгляда  не
изменилось: она смотрела, ничего не  видя, как  слепая.  Он видел девушку до
мельчайших черточек, и  его, знающего, что у  видений глубины знакомые лица,
сейчас удивляло,  что  он  девушки  не  знал.  Он  не имел  о  ней  никакого
воспоминания.
     Внезапно он  почувствовал  волнение:  почему  он ее  не знал?  Где  она
находится, в пароходе?
     Течение начало поворачиваться по  плоскости, как самолет, кренящийся на
крыло. Подводная  река изгибалась волнами, которые прокатывались как вздохи,
а  с  выдохами  река опадала, и он видел, как внизу стремительно  проносится
дно. Теперь вода не воспринималась как нечто целое.  В ней проступили струи,
отскакивавшие   рикошетом;   начали  сдвигаться  пласты,  смещая  отражение:
отделялась  верхняя  часть  тела или отлетала  рука.  Вода  разделялась  так
быстро, что он  еле успевал проскакивать  отлетающие пласты. Потом она стала
распадаться  на  водовороты,  и  притяжение  ослабло.   Внезапно  в  воде  с
ослепительной вспышкой света  пронесся удар.  Вихрь  вылетел  из-под ног, oн
оказался  на  свободе. Прямо  перед  ним  с мощнейшим  толчком  выплеснулась
водяная гора. Она  бы неминуемо опрокинула его, если б течение не поддержало
сзади. Вода тут  же начала поднимать, обтекая невидимую  преграду,  вставая,
как водопад. Понимая, что вода вынесет его сама, подчиняясь ей, глянул вниз,
и свет корабля, ясно обозначившегося на дне, привел его в чувство.
     Нажав на травящий клапан,  как на гашетку, он  выпустил длиннющую струю
пузырей, почти весь запас,  и бросился  с водной  кручи, прорываясь через ее
заслон. Неизвестно, прорвался б он или нет, если б ему не помог второй удар,
грянувший из-за спины. Кручу срезало, как ножом, вода всосала со свистом. Он
упал  в раскачивание каких-то волн,  смутно понимая,  что если не задержится
здесь,  то ему  конец.  Однако автомат в  нем сработал  мгновенно: он поймал
воздух  и  каким-то  чудовищным  маневрированием во  всплесках  притормозил.
Давление  воды, пенившейся вокруг фланца  рубахи,  ослабло. Он проскочил под
пласт  и, слыша, как наполняется костюм, сообразив,  что пронесло, отчего-то
остался цел, остановил скольжение совсем.

11

     "Шторм" лежал под ним.
     Пароход  был деревянный, с ледовыми укреплениями, с корпусом  из сосны,
не  дающей   химического   соединения  с  водой.   А  по  этой  обшивке  шла
металлическая, из  нержавеющей стали. Красивы были поручни из  сплава меди и
латуни, медью обиты трапы. Хороша была  и  рубка с выпуклой грудью, от борта
до борта,  в  просветах толстых, отливавших серебром стекол. Но  лучше всего
были мачты: сосновые  стволы, набранные из  слоев, отполированных, на  клею.
Такой ствол  не  гниет  в  воде,  только  темнеет,  становясь  крепче.  Ясно
проступала палуба в разлиновке узких,  прошпаклеванных варом и  привинченных
медью досок. Все на палубе лежит  на месте:  и то, что закреплено, н то, что
набросано. Даже женское платье,  окрутившее проволоку на корме. Как будто не
в воде висит - удивительное дело - не шелохнется. Эта нижняя вода с погасшим
электричеством  светила  хуже,  чем   на  отмели,  и   казались  непонятными
увеличение и желтый свет, окружавший корабль. Впрочем, не было смысла ломать
голову над тем, что уже не представляло загадки.

     Пароход под ним. Точнее рассчитать приземления невозможно.
     Сейчас он спустится.
     В этот момент раздался голос водолаза на телефоне.
     - Жора, - сказал Ковшеваров полувопросительно.
     - Нет, - ответил Суденко.
     Это был код, шифровка по-узбекски: если есть пароход, значит, "нет".
     - Добро,  -  произнес  Ковшеваров, и в  телефоне стало слышно, как он с
облегчением вздохнул. - Ну, Жорка! - признался он. - Ты так спускался, что я
чуть не описался.
     - Юрка сухой?
     Тут встрял Ильин.
     - Жора,  если "нет", если  "нет"... век буду... сволочь буду... - понес
он тарабарщину.
     - Отступи на шаг... Гриша!
     - Слушаю.
     - Сейчас я продиктую. Бери карандаш.
     - Ты на "нет"?
     - Сейчас я сяду на "нет" - н начнем.
     - Понял, хорошо.
     Старшина  стравил   воздух  для   прямолинейного   спуска.  Видя,   что
приближаются мачты, расставил ноги, чтоб принять удар палубы. Видел дерюжку,
как будто сухую, прямо на половичок... и каким-то образом промахнулся.
     Всплыв  опять, держа в голове угол отклонения, он  строже отрегулировал
прямую (в  этой стоячей воде можно было  передвигаться,  пригребая с боков),
нажал  на клапан  и, когда увидел, что  мачты близко,  сильно стравил воздух
еще,  хотя  мог ушибиться,  и... опять  съехал  мимо корабля,  как будто  по
какой-то округлой стене. Не успел вовремя убрать вес, врезался в грунт, чуть
не перевернулся. Обалдев от того, что произошло, он пощупал землю. Он  стоял
на морском дне, держал в  руке  настоящий камень -  это несомненно.  Значит,
зрение не виновато.
     Опять  поразила полная неподвижность вещей на  пароходе: дерюжка лежала
на месте,  платье не  качалось,  батометры (научные приборы  для взятия проб
воды)  висели без движения. А ведь  эти приборы, полые внутри, находясь  под
таким давлением, прострелили бы воду, как гарпунные снаряды. Все вещи лежали
не так, как  на утонувшем корабле. Появилось  чувство, что он видит объемную
фотографию. Замирая от страха, что он видит мираж, старшина позвал  водолаза
на телефоне.
     - Диктуй, - сказал тот.
     - Гриша, как я?
     - Не понял.
     - Задай вопрос, что-нибудь.
     - С какой девчонкой виделся в последний раз?
     - Поглубже, Гриша, - пристыдил его старшина. - Сожми желе.
     -  Кончай,  в баржу полезем, - ответил  тот. -  Или  голодняком обратно
идти?
     - Отступи...
     Теперь oн  спускался  медленно и,  как только поскользнулся, пнул ногой
то, что его отклоняло. Ощущение возникло такое, что пнул  в железо. Попал во
что-то, а во  что?  Что-то прозрачное, оранжевое, круглое. Не  поддалось, не
вогнулось. Что это может быть?
     Может быть, сфера?
     Сфера - воздух?  Вряд  ли. Под  таким давлением  воздух давно  бы  стал
водой.
     Сфера - стекло? Фантазия.
     Сфера  -  газ?  Откуда ей  здесь  быть,  газовой  сфере?  Неужели  море
сотворяет газ? Что же получается? "Шторм" приземлился на нем? Спуск  корабля
в газовом шаре... А как он забрался туда?
     Какая-то ерунда.
     Почувствовал  холод в левой  руке и пошевелил пальцами.  Казалось, рука
распухает,  раздувается, как бревно. Присмотрелся против  фонаря: из костюма
выходили пузырьки... Порвана рукавица! Теперь, если случайно поднимешь руку,
костюм   выстрелит,   как  духовое   ружье.  Надо  плотнее  завязать  кисть.
Перевязывая ремешки, он боялся выронить часы, переживал из-за боли,  которую
не привык терпеть, и  мучился  тем,  что время  уходило.  Пузырьки перестали
выходить. Наверное, искололи рыбы.
     Хорошо, что заметил вовремя.
     Оплывая вокруг  "Шторма", выбрал за центр симметрии трубу, архитектурно
красивую,  с серпом и молотом на  красной полосе. Труба  была открыта, он не
видел в ней воды. Это доказывало,  что  пароход попал в сферу до затопления.
Впрочем,  вода могла испариться...  Что  же получается? Везде сухо, ничто не
пострадало, запускай винты и плыви.  Только надо вначале в  пароход залезть.
Все законопачено, нигде не просунешь пальца. Да, игрушечка есть, поставлена,
да не взять!..
     Нe так-то просто было представить объем оболочки. Выяснил, что сфера  -
не  идеальный  шар. Она расплющена морем и вытянута по диаметральной  линии.
Над рубкой какое-то вздутие  вроде  головы.  И толщина  оболочки  убывает  к
корме. Буквы  названия над винтом проступали очень близко. Посреди  названия
трещина, и еще несколько нитеобразных трещин. Не похоже, что корабль разбит,
но трещины вызвали подозрение.
     Опустился на грунт, решив осмотреть корпус.
     Рядом  что-то   зашевелилось,  вылезло,  всплыло.  Что-то  зобатое,  па
ходулеобразных  ногах, с  отростком на голове,  напоминающим антенну.  Не то
зверь,  не то  рыба  - какое-то  неведомое  существо.  Даже  не  проплыло, а
протекло медленными пульсирующими  движениями.  К иллюминатору подплыло  еще
одно, больше  похожее на  рыбу,  плоское,  с  дышащими боками,  где  у  них,
глубоководных  рыбок,  находятся  органы  чувств,  которыми  они  узнают  об
остальных  обитателях  все:   где  кто  находится,  ест  или  просто  дышит.
Увеличение  обезобразило ее,  превратив  в какое-то  чудовище, с ртом вместо
головы. Со всех сторон подплывали такие вот странные рыбки, каких он никогда
не видел.
     В  этом  месте, под корпусом,  было какое-то  углубление.  Ноги ушли  в
массу,  вязкую, как тесто.  Опасно  было  подлезать под  борт:  "Шторм"  мог
накрениться  или осесть  в  пузыре. Пока  он  раздумывал, тесто  прорвалось,
испустив струю оранжевых пузырьков.  Отпрянув  от неожиданности, он  всплыл,
ожидая, когда иссякнет фонтан. По дну двигались отложения,  словно там гулял
ветерок... Что там прорвалось? Откуда что вылетает? Мозги тупели...
     Надо снять планшет места.
     Посвечивая фонарем,  он сделал набросок грифелем  на  доске.  Дно  было
ровное, с пленкой жидкого песка. Ноги уходили по щиколотки. Везде разбросаны
каменные глыбы,  похожие на перевернутые вагоны.  Всплывали какие-то  легкие
куски  в  форме караваев,  напоминающие  пемзу.  От шагов  поднималась муть,
которая долго не могла опасть. Подошел к чему-то - к скале. По инерции начал
всплывать.  Внезапно  в воде, окутанной  мраком, что-то зашаталось. Огромная
тень отделилась сверху. Дно резко упало, потом выровнялось. Ничего не упало,
ничего пе выровнялось.
     Потерял сознание...
     Очнувшись, посмотрел на часы, чтоб отметить время.  Странно, что потеря
сознания случилась так поздно.  Вода казалась легкой: прямо тянула сама. И в
то же время ему было ясно,  что работать здесь на воздухе нельзя. Он обжигал
легкие, как  спирт. Внутри  было раздражено,  словно  там сделали приборку с
песочком.  Во рту скапливалась кровь,  и он  проглатывал ее, когда набирался
глоток. Отважные рыбки  сопровождали его, потом начали отставать, повисая на
разных уровнях, как елочные украшения.
     Что осталось еще?
     Когда наверху,  за столом, он выяснил, что отказаться от спуска нельзя,
а уцелеть будет  очень  сложно, то решил не обдумывать все  заранее. Вначале
надо было  войти в течение.  Потом спуститься к пароходу  и его смотреть.  А
теперь пришла следующая мысль. Пришла, как все тут, неожиданно.
     Надо выбраться отсюда.

12

     Каньон был глубок, ущелье с отвесными стенками.
     Водолаз  всплывал,  придерживаясь  за  скалу,  которую  сотрясали удары
течения.  Повыше появились  выступы,  на  которых  oн  отдыхал,  когда  боль
становилась невыносимой.
     Все эти террасы, площадки были заселены мелкими животными,  питавшимися
обыкновенным  песком,  который  они  выделяли  в  форме  колбасок.  При  его
появлении  грунтоеды  закапывались  в  песок, а  медузы всплывали,  сжимая и
расслабляя  свой зонтик.  И во  все стороны, опираясь на иглы,  расползались
морские  ежи. Некоторые из них  остались лежать, расклинившись  иглами среди
камней.  Эти  ежи были опаснее всего:  если  случайно дотронешься,  рукавица
тотчас покроется обломками игл, легко прокалывавших  резину. Впрочем, ничего
беспомощней, чем эти ежи, в  природе но было; если их опрокидывало водой, то
они не могли  перевернуться и погибали в полной силе,  как водолазы. В одном
месте наткнулся  на родник, бивший из скалистой  почвы, различив две лилии в
пресной воде, желтую  и  красную.  Они были  похожи на  маленьких танцовщиц,
вертевшихся на одной ноге. Наверное, и эти лилии,  и цветных рыбок, и слепых
морских звезд принесло  сюда  течение, и  они как-то прижились и чувствовали
себя как дома.
     По мере того как он  всплывал, в воде прибавлялся свет. Поднял голову и
увидел  над собой  знакомый провал,  похожий на небо с  облаками. Этот мираж
земной  атмосферы,  сотворенный в морской глубине,  был  так  нереален,  что
старшина не  сразу заставил себя думать над тем, что видит. А видел он нечто
вроде полыньи,  растекшейся от течения. Осаживаясь всей массой над каньоном,
словно попадая в яму, течение пыталось выбраться из нее: вздымалось,  росло,
превращаясь  в  гору,  которая неожиданно  разрывалась  на  две волны,  чтоб
пропустить лавину нижней  воды, вылетавшей, как огромное  белое облако.  Под
гребень одной из этих волн он, наверное, поднырнул, когда спускался сюда.
     А как подняться теперь?
     Выравнивая подъем по "Шторму",  увидел, как от него что-то отделилось и
начало  стремительно всплывать.  Отделилось  нечто круглое, похожее на  шар,
который пронесся  так близко,  что на какое-то  мгновение  ослепил.  Немного
повыше  шар  задержался,  поплыл  горизонтально. Опять  начал подниматься  и
пропал.  Не то  от  усталости,  не  то  от  боязни упустить  главное, он  не
воспринял того, что  видел. То есть воспринял,  но не как  нечто реальное, а
как фантасмагорию  при  потере  сознания.  А  когда шар  пропал, решил,  что
сознание вернулось.
     Нельзя терять время.
     Путь   преградила  запруда  из  волн  со  свисающими   гребешками.  Они
оформлялись из массы  несливающихся капель, тяжелых и  блестящих, как ртуть.
Какая-то  тяжелая  вода с  большим составом полиметалла. Войдя в  нее, сразу
почувствовал  облегчение: капли  снимали вес,  гасили толчки течения. Однако
вернулась знакомая  неустойчивость, только теперь притяжение было направлено
к поверхности. Осторожно касаясь шлемом капель, сдвинулся  в ритме к  самому
краю. Здесь  вода притягивала так, что, казалось, если убавишь вес, вылетишь
из капель, как пуля. Такая сильная тяга возникала при разрыве течения. Массы
воды, проносясь, как ураганные  ветры, раскатывали капли до  гладкой полосы.
Надо  были все время  то прибавлять,  то  убавлять  вес, чтоб не вылететь из
капель  или не упасть вниз. Постепенно  он выяснил, что в ритме течения была
остановка. Полоса как бы замирала на какие-то мгновения.  По-видимому,  силы
столкновения уравновешивались в этот момент. Наступала мертвая точка. В этом
была какая-то подсказка.  А также  в  том, что  Полынья  сигналила  светом и
темнотой. Все тут зависело от воды, от ее вздохов и выдохов. Этих секунд ему
не  хватало  для свободного  всплытия. Он не успевал вскочить  в  отлетающее
облако. Но если сработает пост, сможет и успеть.
     Раскачиваясь  в каплях,  он начал подлаживаться  к  облаку, как солдат,
готовый войти в идущий строй.
     Когда же высунул  голову  из  промежутка,  то  не поверил своим глазам.
Полоса  была  занята какой-то  чертовщиной,  летавшей  в прибое: шар, полное
подобие  луны!  Наблюдая  за ним,  водолаз  видел,  что  шар не  долетал  до
всплеска.   Течение,   подсекая  вихрь,   останавливало  его.  Потом   поток
обрушивался  сверху,  придавливая  шар  к  полосе,  и  он, крутясь,  начинал
обратный разбег. Неизвестно, сколько он тут летал и что это такое.
     Ослепив его, шар пронесся мимо. Как показалось, очень быстро. Наверное,
поймал какой-то особенный удар. А в  паузе темноты, орошаемой градом капель,
не покатился обратно.
     Удивляясь,  что  с   ним  стряслось,  водолаз  посмотрел   вверх:  шар,
оторвавшись от полосы, всплывал в облаке, похожий сейчас на солнце.
     Сфера!
     Он внезапно связал се с кораблем и от своей догадки окосел.
     - Гриша!
     - Слушаю...
     - Кто на точке?
     Ковшеваров сделал паузу, чтоб выглянуть.
     - Шаров дежурит там.
     - Ты можешь достать его голосом?
     - А что сказать?
     - Слушай  внимательно:  тянете по команде, одним рывком.  Потом  будете
обслуживать  Шарова. Немедленно  по тревоге спускайте  все лодки. Сейчас  из
воды вылетит человек.
     - Что ты плетешь?
     - Хорош болтать! Делай, что сказал.
     - Ясно.
     Притяжения все-таки не хватало. Матросы сработали дружно, приподняв его
над полосой. На какие-то мгновения  он словно завис в пустоте, чувствуя, как
вода обваливается  вниз, обретя вес  тела, от  которого растягивались шейные
позвонки. Дернули еще раз - вода подхватила...
     Накачиваясь  воздухом,  как сумасшедший, он уже  карабкался  по водяной
стене. Вдруг увидел  шар над головой,  который  крутился в изгибе  потока. С
р