не был аврал.
     Производилась генеральная  мойка мачт,  шлюпок и надстроек. Эта работа,
осуществляемая,  как  и  все,  что  делал  Кутузов,  с размахом,  имела цель
освежить   краску,   предупредить   от   рассыхания  дерево   и  подготовить
металлические части "Кристалла" к условиям долгой зимы.
     Дав  палубам  хорошо  просохнуть, обильно покрыв их  смесью конопляного
масла  и чистого  березового дегтя, оттерев грязные  места  плоскими камнями
песчаника и толченого кирпича,  теперь  мыли  вторично, с. мелко  просеянным
морским песком. Под парусиновыми тентами, надев на сапоги проволочные щетки,
отплясывали матросы. Внизу оттирали переборки мотористы, орудуя  жвачками из
пакли, мочалками из распущенной манилы. А  Леха Шаров висел на самой верхней
точке, отмывая мачту и стрелы по всей их окружности и длине. Весь в разводах
мыла,  в растворе соды  и извести, "Кристалл" пускал  пузыри, ополаскиваемый
набело пресной  водой, смывавшей морскую, чтоб  не осталось белесых полос  и
пятен  соли, и начинал проступать своим  естеством,  превращаясь  в чайку, в
облако,  сливаясь  с  воздухом,  который в своей глубине,  наверное,  хранил
какие-то отблески, если все так сверкало, что даже становилось жалко  брызг,
летевших как золотой дождь.
     Все  были сейчас здесь: носился с лаем Дик, медленно прохаживался среди
работающих  Кокорин,  попыхивая  трубкой.  Даже Просеков вышел  из  каюты  и
смотрел  вниз  с  мрачным  лицом. Но  как  только вышел Суденко,  все  сразу
напряглись,   приостановились.  Потом   поняли,  что  вышел  просто  так,  и
ободрились опять.
     Андрюха,  придерживая  пальцем  шланг,  чтоб   струя  давала  орошение,
оплеснул пенной водой кнехты:
     - Садись, старшина, отдыхай...
     Суденко, посмеиваясь, поблагодарил.
     Любая  работа, если ее делали  с настроением, только  усиливала  в  нем
желание заняться делом своим.  Но неожиданно засмотрелся на боцмана, как тот
сворачивает трос. Тяжелый, криво застылый конец, который, кажется,  вовек не
скрутить,   Кутузов  укладывал  ровненько,  как   слабую   веревочку.  Трос,
подчиняясь  его  рукам,  ложился  послушно,  как  живой,  поворачиваясь  той
стороной, какой ему  удобно. Не силой брал Кутузов, а своим великим умением,
которое  никто  в  нем  не  разглядывал,  не  напрягал  невыполнимой  целью.
Совершенное мастерство служило простой работе... А разве это плохо?
     Кутузов обернулся:
     -  Макарика  помнишь?  Сплесневеть конец - ему  свайки не  надо!  Берет
ручищей и распустил с. середины, чтоб трос продеть...
     Оказывается, и он тосковал о чем-то, этот палубный людоед! Оказывается,
еще лучше можно.

7

     На  трапе  патрульного судна стоял  матрос,  который козырнул  Суденко,
распахивая перед ним дверь. Отсюда у них шел узкий лаз в кубрик, тесноватый,
с крошечным  столиком,  окованным  медью.  Матросы, сидевшие  тут,  при  его
появлении встали. Поздоровавшись,  старшина  постучал  в  дверь командирской
каюты.
     - Разрешите войти?
     - Входите.
     Андала скатал матрац  с  диванчика,  на котором отдыхал. Суденко окинул
взглядом каюту  начальника водного  патруля, где был до этого один  раз. Она
была маленькая, с пирамидой из конфискованных ружей, с самоварами, стоявшими
в  глубоких  гнездах,  чтоб не опрокинуло  при качке, с портретами  трех жен
Андалы.  Все эти  женщины,  как  слышал  Суденко,  после  расторжения  брака
списывались между собой и приезжали к Андале в гости. Всех, видно, поил чаем
из этого  большого самовара, который светил углями на  столе. Чай был хорош,
непохоже, чтоб из тундровой воды.
     - Откололи на Рудольфа, от ледника, - ответил он. - Там остался хороший
кусок.
     - Почему вода всегда пресная на льдинах?
     Суденко слышал разные мнения на этот счет и хотел узнать верное.
     - Пресность кверху вымораживает. А соленый лед, как тяжелый, оседает.
     - Вроде пирога?
     - Почти.
     Он  был довольно приветлив в  своей  обстановке, этот угрюмый  человек.
Когда-то, в первый месяц, между  ними даже намечалось что-то вроде дружеских
отношений. Потом случилась эта история  с  Ковшеваровым.  Довольно забавная,
если  не замечать суть. Когда Андала накрыл Гришу с сетью, тот  выбросился с
лодкой на островок - и бежать.  Андала, пролетая над ним, крикнул, приоткрыв
дверцу: "Ты куда, Григорий?" Ковшеваров остановился, решив, что это знакомый
летчик с ледокола. Оказалось, Андала прочитал его имя на рюкзаке.
     Сипло прогудела "Гельма", проснувшись.
     - Из Саратова приплыла, - усмехнулся Суденко.
     - Почему из Саратова?
     - Петрович сказал: жена ждет в Саратове, в кустах малины.
     -  Там пьяных  нет,  -  ответил Андала. - А жена  его  уже три года как
померла. Маресальская она.
     - Что-то плел такое.
     - Объясню как-нибудь.
     Андала не  удержался,  чтоб  не  посмотреть  на  часы:  ему надо  вести
"Гельму" в Маресале. Чувствовалось,  он не хотел  торопить гостя, хотя и был
удивлен, что тот сидит, просто пьет чай. А Суденко, испытывая его,  тянул до
последнего:  если наступил момент  отдыха, то грех  им не воспользоваться. К
тому  же  он  знал, что Андала  приготовил свои вопросы. Когда  тянуть стало
неприлично, спросил сам:
     - В бумагах ничего нет?
     - Все упаковано, в сургуче. Но я посмотрел: одни фотографии.
     - Сколько, думаешь, там осталось людей?
     - Думаю, двое: радист и мальчик.
     - Выпрыгнул ученый?
     - Кто же еще? Чеченя Федор Александрович, я его отлично знаю. -  Андала
затянул зубами  бинт. - Я вот  ломаю голову: почему  они  выскакивают?  Если
воздуха достаточно, если видели вас...
     - А я думаю над другим - как они выскакивают? Откуда? - Суденко положил
перед ним чертеж. - Трещины, что это?
     - Это  не трещины, - ответил  Андала. - Просто  незакрашенность, кромка
люка. А дальше уплотнение, коридор. Диаметром примерно с мой.
     - Зачем он?
     -  Построили в научных целях. Герметизация проверена. Делал кузнец. Это
корабельный мастер. Еще поискать таких.
     - А сообщается как?
     - Через люки.
     Суденко отключился на момент.
     Теперь,   когда   замысел   обрел   конкретность,    он    почувствовал
несовершенство цели. Как будто она осталась прежней - поднять людей вместе с
пароходом.  Но  такая цель  вдохновляла  его  в другой воде. Тогда просто не
хватало идеи,  чтоб ее осуществить.  А идея, которая пришла теперь, казалась
видоизменением рабочего приема.  Откуда такое  предположение? Неизвестно. Но
он почти уверен: будет просто честная работа. А за главное он не ручается. В
этой воде он не ручается ни за что.
     Андала наблюдал за ним.
     - Теперь поднимаешь?
     - Начали готовить "Волну".
     Суденко принялся было объяснять, но Андала слушал невнимательно.
     - Ты все-таки мне ответь, - сказал он, - почему они выскакивают?
     - Раньше я мог бы сказать так: видят небо, мираж...
     - То есть бессознательно?
     - Должно быть, так.
     -  А как же  материалы? Батометр с фотографиями? Буек?  -  Андала опять
подбирался к чему-то - крадком, медленно.
     Разговор старшину утомил.
     - Говори.
     - Можешь проворонить радиста.
     - Материалов там  нет. Они  знают о нас, как ты говоришь.  Зачем же ему
всплывать?
     - Поэтому-то...
     - Толя, можно тебя попросить?
     - О чем угодно!
     - Не мешай мне работать.
     - Хорошо, понятно...
     Над чем ломает голову этот  мыслитель? Ученый выпрыгнул... Это еще надо
доказать!  Пока просто  так,  рассуждение.  Но если  из  него исходить,  что
получается?  Ученый выпрыгнул, потому что ушло течение... Тут  одно из двух:
или они не понимают ничего, или понимают  все. Почему Чеченя выпрыгнул сразу
после шторма?  Он  разгадал Полынью, разгадал "Шторм"  и выбрал момент, чтоб
спасти  материалы.  А  второй -  положим,  это  радист?  Мог  он  там  быть?
По-видимому, необходим. Для подстраховки? Несомненно... Как она  происходит,
если вода врывается  под таким давлением?  Кто там будет думать! Да и почему
буек должен  появиться  именно  так, а не иначе?  Все это несерьезно,  Жора!
Гаданье,  какая-то  игра...  Нет, там  что-то есть, есть. Андала  прав: надо
понять, что происходит. Иначе работа может потерять смысл.
     Вернулся в пост.
     Ильин  и Ковшеваров возились  с электродами, откусывая щипцами головки.
Так их готовят к подводной сварке, чтоб не прилипали к борту.
     - Со сферой придумали?
     - Уговор был, был...
     - Говори.
     - Видишь, электроды...  - Ильин присел от усилия, сжимая клещи. - Дадим
ток - и будет гореть.
     - А если там светильный газ? Да под таким давлением! Ополоумели...
     Ненормальные  идиоты!  Больше  выдумки  не  хватило,  как  поджечь этот
газовый баллон  объемом с целое судно. Бросить в него искру - это превратить
в дождик и водолазов, и "Шторм".
     - Пароход не взорвется.
     - Почему же?
     - Сфера куда глядит? У нее только башка, башка. А задница, задница...
     - А ты как думаешь, Гриша?
     - И я так... - Ковшеваров стряхнул с шаровар металлическую пыль. - Этой
сфере сейчас хоть кишки вырезай. Она не оглянется.
     Была идейка, хоть крошечная, в выдумке Ильина? Пожалуй, имелась простая
реальная  мысль  - проверить  сферу огнем. Неизвестно  только одно:  чем это
обернется?  Что такое  кислородная  сварка? Искры в пузырьках  воздуха. Вода
отбросит их раньше, чем сфера засосет в себя. Притяжение воды сильнее.
     Думали трое, надо доверять.
     - Как идея, Жора?
     - Что-то в вашей галиматье есть, - вынужден был признать старшина.
     - Работа меняется?
     - Да.
     Отправился искать Кокорина. Тот ездил куда-то с боцманом -  мерили дно.
Сейчас  разбирали флагтухи  лотлиня в шлюпке. Суденко  еле дождался, пока он
освободится.
     - Давай звонок.
     - Мы не готовы обслуживать.
     - То есть как?
     - Будем  отходить на старое место, -  сказал  он.  -  Кажется, островки
всплывают.
     - Вначале выпустите нас. Потом отходите.
     - Сдурел? То тебе мало двух якорей, а то...
     Суденко взял его за плечи:
     - Витя, гони!
     Кокорин посмотрел, спросил тихо:
     - Полезете за людьми?
     - Лезем с проверкой...
     Ильин зашнуровывал галоши, сидя  на скамье. Ковшеваров щелкал кнопками,
проверяя динамик и телефоны.
     Старшина в размышлении смотрел на них. Потом сказал:
     - Со мной пойдет Гриша.
     - Почему не я? Почему не я?
     - Потому что на страховке.
     Ильин ударил себя кулаком в грудь:
     - Сфера не взорвется! Клянусь...
     - Отступи на шаг.
     Вход  в  корабль обдуман им, рассчитан. Он обязан входить сам.  Со всем
остальным справится  Гриша.  А если они  залетят,  наступит  Юркина очередь.
Ильина мобилизует не представление об опасности, а происшествие. Поэтому его
присутствие наверху обязательно.
     - Следующий спуск - твой.
     - Честно?
     - Да.
     Вышел проверить обслуживание.
     Андрюха  выбирал кислородный шланг, сматывая его с катушки на  ботдеке.
Это был  шланг для резки, который они с Вовяном присоединили к  70-литровому
баллону с кислородом. Суденко взял резак и, проверяя, сунул в ведро с водой.
Резак травил кислород без нажима клавиша. Старшина начал разбирать  головку,
но не мог сосредоточиться. Тут вышел Ильин и взялся за дело сам.
     Данилыч спросил:
     - Вы что будете делать? Резать или варить?
     Этого Суденко и сам не знал.
     - На сварку тока меньше. Могу дать двести ампер.
     - А на резку?
     - Девятьсот.
     - Давай на всю железку.
     Ильин  ткнул электродом в  кнехт, проверяя на массу.  Он  стоял в одной
майке, не обжигаясь под  искрами. Аппарат  работал как надо, и  Данилыч  ток
выключил.   Старшина   сделал   последние  наставления:   забрать   решеткой
иллюминатор  и крепить лампу к шлему, чтоб освободить руки. Следовало  также
обернуть шлем слоем сырой резины. Теперь все это необходимо. Он  был уверен,
знал:  они  ворвутся  в "Шторм"  -  во  что  бы то ни  стало. Без  этого  не
поднимутся.
     Обернувшись,  увидел птиц,  которые пролетели над морем,  громко хлопая
крыльями. Вначале они были почти неразличными, но когда  сели, вода осветила
их.
     Возле островков вода ожила, заиграла бликами. Если островки  всплывали,
то к чему это? Несомненно, какая-то перемена...
     Ковшеваров, стоя в открытых дверях поста, делал приседания,  размахивая
руками.
     - Возьмешь хорошие, сухие электроды...
     Подняли Ветра.
     Одеваться...

8

     Посветлело так, что можно было обойтись и без лампы. Темнота отступила,
и воду ненадолго озарил прекрасный  серый  свет,  еще не задымленный  лучами
атмосферы. Спускаясь, он различал пузырьки газа, похожие на бусы, которые то
рассыпались, то нанизывались  на невидимую  нитку. Порой  проплывало, шевеля
щупальцами, подводное  растение,  сорванное с  места и теперь ищущее, к чему
пристать,  чтоб  восстановить  прерванный контакт  жизни.  Целые заросли  из
подводных растений образовывались в воде. Когда они раскачивались, от них во
все  стороны,  как  оловянная дробь, разлетались  стайки испуганных рыбешек.
Чуть пониже  заросли сплотились  в настоящий лес, и  он остановился, ожидая,
когда лес снесет с дороги. Но  постепенно белесый свет, рассеянный в верхнем
слое, начал фокусироваться глубиной,  становясь контрастным, и  этот истинно
глубоководный свет все изменил на прежнее.
     Отпустив трос, он спускался свободно, как  любил, ощущая дыхание  моря,
которое  поднималось  из каких-то  глубин, где смешивались пласты,  устраняя
избыточную  плотность. Начали  выскакивать струйки, ручейки, а потом как  бы
пронесся свежий  ветерок.  Он увидел  знакомые  водовороты,  которые  сильно
разрослись и стояли на страже глубины, точно три богатыря. Не сумев сразу от
них  освободиться,  он  теперь,  когда его отклонило,  ожидал  капель,  чтоб
выровняться по ним.
     О  том,  что   море  изменилось,   можно  было  судить  и  по   каплям,
выстроившимся в целую линию.  Отсюда, с капель, он сейчас ясно угадывал дно,
которое  проступало  между отвесных стенок каньона. А в том  месте, где  дно
было  размыто  до светлого  песка,  ясно  видел  рыбок,  которые  как  бы не
двигались, а  протекали,  как вода. Рыбки были яркими  по свету,  а пароход,
если смотреть  на него неопределенно, лежал со смутно различаемой оболочкой,
похожей  на пятна ржавчины. Не сразу заметил, что капли не только держат, но
он и сам держится за них, прилипая металлическими частями костюма, орошаемый
целым фонтаном искр, сыпавшихся при касаниях.  Но после капель, расслабивших
зрение, темень, сгустившаяся в придонном  слое, стала такой невыносимой, что
он опять начал считать метры и насилу спустился.
     Ковшеваров появился за  ним. По словам Ильина,  он спускался нормально,
но  над самым  пароходом  потерял  сознание,  попав под обстрел  пузырей  от
дыхания  Суденко.  Море  отбрасывало их с такой быстротой, что они пролетали
сквозь воду, как чугунные ядра.  Суденко принял его, уже  очухавшегося. Взяв
за руку, провел  по глыбе, давая понять, что такое  сфера. Спросил  у  Юрки,
видел ли Гриша пароход, когда проходил капли. Оказалось,  что нет, ничего не
рассмотрел. Он никак не мог включить свое подводное зрение:  растерял руки и
ноги, не знал, где правая, где левая сторона.
     Опустившись  на  корточки,  чтоб  уменьшить  плавучесть,  Ковшеваров  с
электродами, а  Суденко с  резаком,  они  принялись ждать,  когда "Кристалл"
перетянется на  прежнее  место. Ильин сообщил подробности: "Кристалл"  идет,
машина работает.  Только это и можно было понять из его скороговорки. А ведь
не заика, не безъязыкий, а  вода  голос не принимала! Одни  электромагнитные
всплески в телефоне.
     Наконец они укрепили судно, выбрали слабину кабелей и туго натянули их.
     - Жора, как слышно?
     - Не тарабань! Пореже говори.
     - Ток можно давать?
     - Пусть Гриша подаст электроды.
     Ковшеваров не мог вспомнить, куда их сунул. Ощупав его, Суденко вытащил
пачку из галоши, но электроды оказались с откусанными головками.
     - Ты какие электроды ломал?
     - Сухие, из красного ящичка.
     - Спроси, неотломанные есть?
     - Лежат отдельно, в рукавице.
     - Можешь давать ток.
     - Сделано.
     Электрод сразу ожил.
     Подводная  сварка  приобретает  цвет  глубины:  в  голубой воде  -  она
голубая, в темной - темная.  Поэтому  зрительно электрод не изменился. А то,
что  он ожил, было  ясно по пузырькам, забарабанившим по шлему. Опершись  на
Ковшеварова, который немного всплыл и, добавив  вес, придерживал его сверху,
старшина ощупал припухлость сферы и, решившись, ткнул в нее электрод. Он все
ожидал, но  только  не  такое... В сфере  пронесся молниеносный свет,  резак
выбило из рук, а Гриша  упал  как камень. Он  не был убит, просто оглушен  -
удар  молнии пришелся  прямо в иллюминатор. Суденко принялся  его тормошить.
Ильин, выяснив, что сфера не взрывается, а только стреляет, сразу повеселев,
взялся  за  Ковшеварова  сверху,  по  телефону.  Потеряв сознание, Гриша  не
просыпался, наверное, с минуту. Еще минуту выяснял у Юрки, где он.
     Ильин задолдонил: действуйте дальше.
     Ожидая  вылета  молнии,  старшина  опять  сунул электрод. Ничего,  одни
пузыри.  Потом  пузыри  пошли другие.  Ощупал  место прожога: какая-то ямка.
Сфера съежилась вокруг выгоревшего места, как пластмасса... Сфера сгорает! И
он  жег,  вставляя  в  резак  электрод  за  электродом,  которые  перегорали
мгновенно, как  спички.  Ковшеваров  предложил выжигать только  кромку люка.
Дельный совет! Особенно в воде, где голова работает медленно. Значит, пришел
в себя...  Откуда  взялась  эта молния? И как  она  могла выскочить  с  этой
стороны, если  сфера глядит вверх? Скорее всего, Гришу ударило не молнией, а
ультразвуком - разрядилось какое-то напряжение... Наверное, если б сидел тут
один  и  хватило в  темноте,  то со  страху  мог  бы  родить...  И  все-таки
промахнулись, когда  освободили кромку.  Колесо поворота  заплыло - в центре
люка. Никуда не денешься. Надо и эту опухлость выводить.
     Все, дверь освобождена.
     - Передай Грише: пусть отползает влево от люка, Влево отползает.
     - Открываешь люк?
     - Да.
     Ковшеваров  отполз  от  прохода,  замер.  Суденко остался  перед  люком
один... Чего медлишь, разиня? Чего медлишь?..
     - Повторяю,  Юра: убираешь  воздух. Как только  начнет обжимать,  резко
прибавляешь. Варьируешь на секундах...
     - Еще раз попробую, па маленьком манометре.
     - Давай.
     Проиграем еще раз.
     Если отсек  затоплен, то ты в него войдешь,  и  все. Если не затоплен и
там  радист, то он сейчас вылетит с газом. Никакой силой его не удержишь. Но
так как вода врывается  прямо с  моря, то все может быть. Вода сдавит газ  в
коридоре, как в  насосе... А если  они забыли закрыть какой-либо  люк? Тогда
газ утечет, тебя разлепит о переборку, как блин... Жора,  ты идешь па верную
смерть! Вспомни свой страх, вспомни, что ты боишься...
     - Жора, можешь.
     - Хорошо.
     Давление в костюме пошло на убыль.
     Обжимаемый  морем, выровняв плавучесть до  ощущения тела,  так что  мог
почти  что лежать и знать, что не зацепится  ни  головой, ни ногами,  словно
отпечатавшись на крышке  люка, он  резко повернул колесо... Был страшен этот
удар, грянувший из-за спины,  удар  как  будто  безвольной, уснувшей тьмы! И
когда в  ее  порыве,  слитый с  ней заодно, старшина влетел в корабль,  одно
мгновение, пока вода, пронесясь лавиной и  опередив его, затмила все, - одно
мгновение  было  ему дано... Что-то там промелькнуло,  в конце коридора, как
птица  в   потоке  воздуха,  но  было  откинуто,  смято...  Секунды  полета,
истощающие костюм, с твердой уверенностью, что и сейчас пронесет, иначе и не
может  быть, но  полет не  кончался, был беспредельным,  и  тут  как  что-то
пронеслось  в нем самом,  подтянув желудок  к самой  глотке... А в следующее
мгновение газ,  прижатый  к  двери, сработал,  как пружина,  давление  сразу
ослабло.