угла хибары. Противоположная сторона улицы несколько  возвышалась  над
нашей, поэтому предмет, набирая скорость, быстро приближался. Вглядевшись, я
увидел бочонок галлонов  на  пять  со  вставленным  фитилем.  Фитиль  горел,
разбрасывая искры, и, вращаясь вместе с  бочонком,  опоясывал  его  огненным
кольцом. Я спросил Брентона:
   - Что там у него внутри?
   - Порох - взвизгнул старик и вскочил на ноги. -  Деру!  Живо!  Он  сейчас
влетит прямехонько в дверь! Старик так струхнул, что начисто забыл о  парнях
напротив, за что сразу получил пулю в бедро, и страшно ругаясь, опустился на
пол. Я перешагнул через него и направился было к двери,  но  в  этот  момент
другая пуля задела  мой  бок.  Бочонок  ткнулся  в  ноги  и  остановился.  Я
наклонился, осторожно приподнял его и со всей силы швырнул на другую сторону
улицы. Не  успел  он  коснуться  хибары,  как  раздалось  жуткое  б-бах!,  и
противоположная сторона улицы скрылась в клубах дыма. Когда с неба перестали
сыпаться парни и обломки хибары, когда слегка прояснело, там остался  только
безлюдный пустырь.
   - Провалиться мне на месте,- прошептал старик  Брентон.-  Никогда  бы  не
поверил, если бы не увидел собственными глазами!
   - А вас здорово задело, мистер Брентон?
   - Я умираю,- слабым голосом простонал он.
   - Тогда прежде чем умрете, может быть, дадите мне письмо для папаши?
   - Как зовут твоего отца? - еле слышно спрашивает он.
   - Билл Роллинг Элкинс,- отвечаю. Пожалуй, старик несколько  преувеличивал
опасность своего ранения. Поднявшись с пола, пусть и не без труда,  он  взял
кожаную сумку и, порывшись в ней с минуту, вытащил конверт.
   - Помню, я что-то  говорил  старику  Роджерсу  насчет  письма  для  Билла
Элкинса,- сказал он, переворачивая конверт.- Постой-ка!  Да  оно  адресовано
вовсе не твоему отцу. Эх, глаза мои начинают сдавать!  В  тот  раз  я  чуток
ошибся. Оказывается, оно для Билла Элстона, что живет при  дороге  на  Белую
Клячу. И вот тут я хочу лично  опровергнуть  злостные  слухи,  что  якобы  в
отместку хотел прикончить старика Брентона и разнести  его  магазин.  Я  уже
докладывал, каким  образом  старик  повредил  себе  ногу,  что  же  касается
остального, то все произошло совершенно случайно. Когда до меня  дошло,  что
все напасти, выпавшие мне на долю, я претерпел зазря, то до того разозлился,
что повернулся и выбежал из дома на задний  двор.  Только  я  забыл  открыть
дверь - потому и сорвал ее с петель. Потом я  вскочил  в  седло,  опять-таки
забыв отвязать Александра от крюка. Я дал ему пятками по ребрам, мул  рванул
и вырвал вместе, с крюком угол  здания.  Вот  почему  на  магазинчике  осела
крыша. Старик Брентон в доме страшно закричал. В  это  самое  время  к  дому
подлетела группа всадников, которых три враждующие стороны - из Белой Клячи,
Гунстока и Томагавка-послали выяснить,  что  это  здесь  у  нас  так  громко
рвануло. Парни тут же решили, что я и есть  причина  всех  бед,  и,  недолго
думая, открыли пальбу из всех стволов, так что  мне  пришлось  уносить  ноги
подобру-поздорову. Вот как я заработал  в  спину  заряд  крупной  дроби.  Мы
вылетели из Томагавка и так лихо поскакали в горы, что со стороны  казались,
наверное, одной сплошной линией. А я твердил про себя, что не такая уж  это,
оказывается, простая штука -  сделать  себе  имя,  и  что  в  цивилизованном
обществе на подростка с  неокрепшими  мускулами  расставлено  слишком  много
капканов и слишком много вырыто волчьих ям.
   Глава 3. Знакомство с Капитаном Киддом
   Я не сдерживал Александра, пока Томагавк совсем не скрылся из вида. Тогда
я с рыси перешел на шаг, чтобы, не  торопясь,  обдумать  свое  положение,  В
результате этого мое сердце упало прямо в башмаки, на шипах которых  до  сих
пор болтались ошметки шкуры мистера О'Тула. Так вот  чем  закончился  первый
выход в большой свет с намерением показать Глории  Макгроу  мое  мужество  и
отвагу! Что осталось  от  недавних  дерзких  планов?  Пара  чужих  штанов  с
кожаными заплатами на заднице да чертовы башмаки, клещами стиснувшие ноги, и
только! Правда, я сохранил свой пояс, оружие и кобуру с отцовским  долларом,
но где мне его потратить? Единственное мое приобретение - лишь добрая порция
дроби под шкурой.
   - А, пропади все пропадом! - воскликнул я, в сердцах грозя кулаком  сразу
всему свету.- Ни за что не вернусь на Медвежью речку в таком виде! Да Глория
подымет меня на смех! А что, если отправиться на Дикую речку? Ну да! Наймусь
пастухом на какое-нибудь ранчо, заработаю деньжат, куплю себе  и  лошадь,  и
обновы.
   Приняв решение, я  вытащил  кривой  нож  и  принялся  выковыривать  пулю,
засевшую в боку,  и  те  дробины  в  спине,  до  которых  сумел  дотянуться.
Прежде-то мне никогда не доводилось пасти коров или  коз,  зато  я  приобрел
дома богатый опыт по части стреноживания диких бычков. Видите  ли,  по  мере
того как бычки подрастают, они переходят с равнинных пастбищ на горные,  где
быстро набирают вес и  крутой  характер.  Мы  с  Александром  всегда  охотно
брались за такую  работу,  и  потому  не  было  случая,  чтобы,  отправляясь
куда-нибудь верхом,  я  не  захватил  с  собой  лассо.  Оно  и  сейчас  было
приторочено к седлу, и  я  был  очень  доволен,  что  никто  из  ковбоев  не
догадался его стащить. Впрочем, скорее всего, они  просто  не  додумались  о
назначении этого предмета. Я сам его смастерил и использовал  не  только  на
бычков, но также для ловли кугуаров и гризли, которыми прямо-таки кишат горы
Гумбольдта. Лассо, очень прочное, было сшито из полос буйволовой кожи, имело
в длину девяносто футов и в то же время по весу не превышало обычное  лассо,
а хонда представляла собой полфунтовый кусок железа,  обработанный  кувалдой
для придания необходимой формы. Я всерьез полагал, что меня возьмут  ковбоем
даже без шикарной одежды и с мулом вместо лошади.
   Итак,  я  отправился  через  горы  в  страну  ковбоев,  не  придерживаясь
определенного  маршрута,  но  примерно  представляя,  в  каком,  направлении
находится Дикая речка - цель моего путешествия. Разве этого не достаточно? Я
знал, что если ехать, никуда не сворачивая, то рано или поздно все равно  на
нее наткнешься. К тому же в лесах по  берегам  ручьев  густо  росла  молодая
трава - необходимое условие для поддержани бодрости духа у Александра, а для
меня в изобилии водились кролики и белки.
   К ночи я уже забрался высоко в горы. В тот вечер мой ужин  состоял  всего
из девяти поджаренных на огне белок, которых едва хватило, чтобы  приглушить
голод до утра. Я очень надеялся, что на следующий  день  повстречаю  медведя
или, на худой конец, дикого кабана, потому как,  сами  понимаете,  долго  на
такой ерунде продержаться было невозможно.
   Утром я был в седле еще задолго до восхода солнца. В  тот  день  пришлось
обойтись без завтрака - местность вокруг выглядела вымершей, к  тому  же  за
все утро я так и не заметил ничего, достойного внимания,  лишь  однажды  мне
повстречался канюк. Было далеко за полдень, когда  перевалил  через  Большой
хребет и выехал к плато размером  с  небольшой  округ.  Природа  здесь  была
великолепна: источники с чистейшей водой, речушки, на берегах которых  трава
доходила мне до стремени, ольховые перелески  и  сосновые  леса  по  склонам
холмов. Отсюда можно было различить небольшие каньоны, скалы, разбросанные в
живописном беспорядке, и даже невысокие горы,  высившиеся  по  краям  плато.
Честно говоря, это было сказочное местечко - самое красивое из всех,  что  я
когда-либо  видел  прежде,  и  к  тому  же,  на  первый  взгляд,  совершенно
безлюдное. Но, как показало время, с выводами я поторопился.
   Я спустился с гряды, отделявшей плато от голых скал, и сразу  оказался  в
самой гуще событий. Прежде всего на поляну выбежала из зарослей дикая кошка,
на ходу обдала меня зловещим взглядом и, не останавливаясь, грациозной рысью
помчалась дальше вверх по склону. Вслед за ней  меня  чуть  не  сшиб  с  ног
огромный волчище - вожак девяти волков поменьше.  Все  так  же,  не  мешкая,
скрылись в западном направлении среди холмов. Александр вдруг резко  фыркнул
и задрожал. Из чащи выскользнул  кугуар.  Рыкнув  на  нас  через  плечо,  он
огромными прыжками  пронесся  мимо.  Все  зверюшки  спасались  в  той  самой
стороне, откуда я только что прибыл. Я недоумевал: как можно было  променять
сей благословенный край на бесплодную пустыню?
   Как видно, Александра этот вопрос занимал не меньше - он широко  раздувал
ноздри и протяжно  ревел.  Я  натянул  поводья  и  тоже  принюхался:  обычно
подобная суматоха предвещала лесной пожар, но сейчас запаха дыма  в  воздухе
не чувствовалось. Спустившись по склону, выехал на равнину. Здесь царила уже
настоящая давка: рыси, волки, кугуары - все в панике улепетывали  на  запад.
Было ясно, что звери до смерти напуганы. Звериный поток обтекал нас с  обеих
сторон, не проявляя к моей персоне ни малейшего  интереса.  Через  несколько
миль нам встретился табун мустангов во главе с  рослым  жеребцом.  В  другое
время этот забияка не упустил бы случая выкинуть  какую-нибудь  пакость,  но
сейчас он был напуган не меньше своих собратьев.
   Солнце клонилось к закату, когда выехал на полянку. С  одной  стороны  ее
огибал ручей, густо поросший по берегам ивами, с другой  -  нависли  высокие
скалы. Жутко хотелось есть. Пока раздумывал, стоит ли поискать  вокруг  хоть
что-нибудь съестное или лучше перенести внимание на волков  и  кугуаров,  на
поляну из леса  вывалилс  здоровенный  гризли  и  потопал  на  запад.  Через
несколько шагов он оглянулся и заметил нас с Александром. Неуверенно рыкнув,
медведь  двинулся  в  нашу  сторону.  По  всему  было  видно,   что   парень
окончательно спятил от страха, и мне пришлось его  застрелить.  Я  расседлал
Александра и отправил пастись на травку, а сам занялся медведем. Сняв шкуру,
я развел огонь и, зажарив сразу несколько ломтей мяса, приступил к  утолению
голода. Работа предстояла немалая: начиная со вчерашнего вечера, у  меня  во
рту маковой росинки не было.
   Когда от четвертого куска остался лишь слабый запах в воздухе, послышался
конский топот. Я отвлекся от еды и увидел шестерых всадников, приближающихся
к моему лагерю с востока. Один был ростом с меня, а. другие не  более  шести
футов каждый. Судя по  внешности,  это  ковбои,  причем  самый  крупный  был
разодет не хуже мистера Вилкинсона, только на этом рубашка была одноцветная.
Зато во всем остальном - точная копия: те же умопомрачительные сапоги, белая
шляпа и кольт, украшенный слоновой костью,  а  из  подсумка  торчал  приклад
дробовика. У него были  темные  волосы,  маленькие  хитрые  глазки  и  такая
выдающаяся челюсть, что при. желании он мог бы  перекусить  спицу  в  колесе
дилижанса. Человек залопотал мне что-то по-индейски. Не успел ответить,  как
один из его спутников говорит:
   - Донован, да он никакой не индеец - глаза у него светлые.
   - Сам вижу, - ответил тот. - Меня сбили с толку его рванина и  загар.  Ты
кто такой, черт тебя задери?!
   - Брекенридж Элкинс с  Медвежьей  речки,  -  ответил  я,  пораженный  его
величием.
   - Ну а я Билл Донован по прозвищу Дикий Билл, чье имя вызывает  дрожь  от
Пороховой речки вплоть до Рио-Гравде. Я ищу одного жеребца. Ты ничего такого
не видел?
   - Видел гнедого. Он вел табун на запад.
   - Это не тот. Тот пегий, и другой такой крупной  скотины  не  сыскать  на
всем свете. Он спустился с  гор  Гумбольдта  еще  жеребенком  и  с  тех  пор
разгуливает по Штатам от океана до океана. У него настолько подлый характер,
что он даже не обзавелся собственным гаремом. Когда  ему  нужна  кобыла,  он
просто уводит ее у другого честного жеребца и, сделав дело, продолжает  путь
в гордом одиночестве.
   - Вы что же думаете, будто все эти волки, медведи и кугуары дали тягу  от
одного жеребца?
   - Вот именно! Этой ночью он миновал Восточную гряду, и звери его почуяли.
Мы уже почти настигли мерзавца, но, переходя через горный  хребет,  потеряли
его след.
   - Так вы его ловите! - наконец-то дошло до меня.
   - Ха! - злобно усмехнулся Донован.- Я еще не встречал  человека,  который
не хотел бы стреножить Капитана Кидда! Мы гонимся за ним уже пятьсот миль  с
единственной надеждой - как угодно, но изловить эту бестию!  Брать  мустанга
надо хитростью, когда он потеряет бдительность -  на  отдыхе  или  еще  как.
Только на глаза лучше не соваться - этот дьявол один  искалечил  и  поубивал
народу больше, чем  десяток  самых  свирепых  лошадей  во  всех  Соединенных
Штатах. Нам слишком дорога шкура, чтобы подставляться по-глупому,
   - Как вы его называете?
   - Капитан Кидд, - ответил Донован.- Так звали знаменитого пирата, который
жил много лет назад. Так я тебе скажу, что этот жеребец - точная копия того,
особенно касательно морали. Но я его заполучу, даже если придется ползти  за
ним на брюхе до самого Тихого океана. Билл Донован  добивается  всего,  чего
пожелает, - будь то женщина, деньги или лошадь! А теперь слушай внимательно,
деревенщина, что скажет тебе Дикий Билл. Мы будем искать следы  Капитана  на
севере, а ты, если встретишь черного с белым жеребца,  да  такого  большого,
что и во сне не приснится, или  же  заметишь  его  следы,  бросай  все  свои
делишки и не успокаивайся, пока не разыщешь меня. А не сделаешь, как говорю,
то пожалеешь. Ясно?
   - Да, сэр,- ответил я.- Один вопрос: вам  на  пути  не  попадалась  Дикая
речка?
   - Может, попадалась, а  может,  и  нет.  Тебе  в  ней  что  за  нужда?  -
высокомерно ответствовал он.
   - Да почти никакой, - говорю. - Просто я направляюсь в  те  места,  чтобы
наняться ковбоем. При этих  словах  Донован  откинулся  на  спину  лошади  и
оглушительно захохотал. Остальная компания с готовностью  закудахтала  вслед
за атаманом, а я стоял перед ними, как опл„ванный.
   - Ты это что, всерьез?-грохотал Донован. - Ты и  вправду  надеешься,  что
тебя возьмут в этих обносках, без рубахи да еще  верхом  на  муле,  который,
кажется, не успокоится, пока не сожрет всю траву на  этом  плато?  Ха-ха-ха!
Оставайся лучше в  своем  захолустье,  недотепа,  и  довольствуйся  зайцами,
кореньями да орехами, как и полагается всем индейцам, неважно - белого цвета
у них шкура или красного. Любой уважающий себя владелец ранчо  схватится  за
винчестер, как только ты заикнешься о работе!
   Компания уже давно скрылась в лесу,  а  до  меня  все  еще  доносился  их
оскорбительный хохот.
   Я был до того смущен, что аж в  дрожь  бросило.  Конечно,  Александр  был
неплохим мулом, хотя и выглядел,  скажем  прямо,  странновато.  Но  из  всех
четвероногих, на которых  я  пробовал  влезать,  он  оказался  единственным,
способным протащить меня несколько миль подряд без риска для жизни. Несмотря
на вислое брюхо, это был на редкость сильный и выносливый мул, к тому же  не
из упрямцев. Я начал понемногу. закипать, но Докован  с  приятелями  вовремя
удалились.
   На небе уже высыпали звезды. Я поджарил еще мяса  и  закончил  прерванный
ужин. Вокруг стояла мертвая тишина: ни воя волка, ни  рычания  кугуара.  Все
зверье скрылось за западным, хребтом. Видно, этот Капитан  Кидд  и  в  самом
деле наводил ужас на всех плотоядных.
   Я привязал Александра неподалеку и, устроив  себе  постель  из  попоны  и
ольховых веток,  крепко  заснул.  Около  полуночи  мен  разбудил  Александр,
который пытался пристроиться у меня под боком.
   Я выругался и хотел было  проучить  мула  как  следует,  но  скоро  понял
причину его  животного  страха.  Внезапно  ночную  тишину  разорвало  ржание
жеребца, да такое мощное, что волосы у меня на голове встали дыбом. Бьюсь об
заклад - его было слышно за пятнадцать миль отсюда. В нем слились воедино  и
лошадиное ржание, и скрежет пилы, раздирающей узловатый дубовый ствол, и вой
голодного кугуара. Судя по всему, зверь  находился  на  расстоянии  мили  от
лагеря, но полной уверенности у меня  не  было.  От  страха  Александр  весь
дрожал. Он беспорядочно сучил ногами, норовил зарыться  в  ветки,  а  голову
затолкать мне под мышку. Я отпихивал его, но  мул  упрямо  стоял  на  своем.
Когда я проснулся на  следующее  утро,  то  увидел,  что  тот  спит,  крепко
прижавшись ко мне спиной, и голова его покоится на моем животе.
   С рассветом, к Александру вернулось обычное самообладание, а может  быть,
он решил, что это был всего лишь кошмарный сон. Поднявшись на ноги,  он  тут
же, как ни в чем  не  бывало,  принялся  щипать  травку  и  слоняться  среди
зарослей. Я снова занялся медвежатиной и заодно поразмыслил, стоит ли сейчас
пускаться  на  поиски  мистера  Донована,  чтобы  рассказать  ему  о  ночном
происшествии. Но в конце концов решил, что тот и сам все  прекрасно  слышал:
такое ржание услышал бы любой,  имеющий  уши  и  находящийся  на  расстоянии
дневного перехода отсюда. Во всяком случае, я  не  нашел  серьезных  причин,
почему должен служить у Донована мальчиком на побегушках.  Я  еще  не  успел
покончить с завтраком, как вдруг раздалс душераздирающий рев, из-за деревьев
пулей выскочил Александр и помчался к лагерю так, точно  сам  черт  наступал
ему на копыта. За ним из леса выбежал жеребец, и должен  честно  признаться,
такого громилу я  видел  впервые  в  жизни.  Масти  он  был  черно-белой,  а
роскошная грива развевалась в солнечных лучах. Он  презрительно  заржал.  От
этого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Затем конь повернулся  и,
пощипывая траву, направился в лесок  с  таким  видом,  словно  на  свете  не
существовало ни меня, ни Александра, которого он едва не довел до сердечного
приступа.
   Тем временем Александр ворвался в лагерь и учинил в нем настоящий погром:
он, как сумасшедший, понесся прямо на костер и разметал его во все  стороны.
Он брыкался и не давался в руки. Наконец, запутавшись  ногами  в  стременах,
ткнулся головой в землю, но и тогда не успокоился, а орал, словно под  ножом
у мясника.
   Я, как мог, успокоил беднягу, оседлал и накинул  уздечку.  Жеребец  успел
скрыться. в лесочке, поэтому я не стал  мешкать,  а,  сняв  с  седла  лассо,
направился прямо в ту сторону. Я надеялся, что мое  лассо  поможет  обуздать
даже такого лошадиного психа, как Капитан Кидд.  Александр  резко  возражал:
приседал  на  задние  ноги,  оглушительно  ревел   -   в   общем,   всячески
демонстрировал свое нежелание искать в бою славы. Мне даже пришлось дать ему
серьезное предупреждение, после чего он выбрал из двух зол меньшее и  нехотя
подчинился.
   Миновав перелесок, мы выехали на островок  холмистых  прерий,  где  пасся
Капитан Кидд. Я направил Александра прямо к нему, на ходу раскручивая лассо.
Капитан поднял голову и угрожающе фыркнул, однако не  двинулся  с  места,  а
продолжал  стоять   как   вкопанный,   глядя   на   нас   с   оскорбительным
пренебрежением.  Таких  коварных,  злобных  глаз  мне  не   доводилось   еще
встречать, ни у одной божьей твари. Я бросил лассо,  петля  обвилась  вокруг
шеи жеребца, а Александр, как и полагается в таких случаях, присел для упора
на задние ноги.
   Ну, доложу я вам, это было все равно что накинуть петлю  на  ураган!  Как
только Капитан Кидд ощутил на шее прикосновение лассо, он  содрогнулся  всем
телом и сделал мощный прыжок, пытаясь вырваться на свободу. Лассо выдержало,
но сплоховали подпруги. Запаса их прочности хватило ровно  настолько,  чтобы
мы с Александром в рывке оторвались от земли. А где-то  на  середине  полета
они лопнули. Я, седло и Александр приземлились единым  клубком,  но  Капитан
Кидд, рванув еще раз, выдернул из этой кучи седло (я привязал конец лассо  к
луке на техасский манер), а Александр освободился совсем просто: он с минуту
беспрерывно лягал меня в  ухо,  пока  мне  поневоле  не  пришлось  выпустить
поводья. В благодарность за освобождение мул наступил копытом мне на лицо и,
задрав хвост, во всю прыть припустил прямо в  направлении  Медвежьей  речки.
Как я узнал позже, он не успокоился до тех пор, пока не  добежал  до  нашего
дома, где потом отчаянно пытался