сной  чащи  на  опушку,  за  сотню
ярдов к югу, выехал человек с винчестером у плеча. Я  сразу  узнал  его.  Не
будь у поселенцев с Медвежьей речки ястребиных глаз, мужчина среди  нас  уже
давно повывелись бы. Это был Джейк Роумэн!
   Наши винчестеры выстрелили одновременно. Его пуля прожужжала у моего уха,
а моя вышибла его из седла.
   -  Ковбои  -  держи  карман!  Это  ж  бандиты  Гаррисона!   Не   бойтесь,
преподобный, я спасу вас!
   Я подхватил его одной рукой, всадил шпоры в бока  Капитана  Кидд,  и  тот
рванул так, словно ему под хвост плеснули кипятка. Бандиты с дикими  воплями
кинулись в погоню. Вообще-то я не имею привычки удирать, но тогда  очень  уж
переволновался за преподобного Рембрандта: ведь если дело дойдет до ближнего
боя, и - не дай Бог! - Его преподобие нашпигуют свинцом, то Блинк не  сможет
завтра жениться на его племяннице, чего доброго,  плюнет  на  свою  затею  и
улизнет в Бизоний Хвост обхаживать Долли Риксби.
   Я правил к каньону, чтобы занять оборону в лощине, а бандиты готовы  были
запалить лошадей, но доскакать до поворота тропы раньше меня и отрезать  нас
от каньона. Капитан Кидд под двойной ношей до  того  прогнулся,  что  брюхом
почти стлался по земле. Перекинутому  через  седло  преподобному  Рембрандту
тоже приходилось несладко: руки и ноги его болтались в воздухе а  один  раз,
когда он особенно лихо подпрыгнул и ткнулся  животом  в  седельную  луку,  я
услышал такое, чего никак не ожидал услышать от служителя Господа. Затрещали
выстрелы, засвистели пули, и его  преподобие,  задрав  голову,  пронзительно
завопил:
   - Прекратите эту... пальбу, вы, ... ! Вы ж меня пристрелите!!! Я подумал,
что с его стороны было довольно эгоистично не упомянуть о  своем  спасителе,
но все равно заметил:
   - Ваше преподобие, этих скунсов увещевать мало толку - у них нет почтения
даже к сану священника.
   Но, как ни странно, стрельба прекратилась - вот что значит слово Божие! -
хотя вопли и крепость ругательств усилились. К этому времени уже стало ясно,
что негодяям все-таки удалось отрезать нас от переправы, поэтому  я  свернул
на старую индийскую тропу и погнал Капитана  Кидда  прямо  к  краю  каньона,
пытаясь выжать из него все, что только можно. Кусты цеплялись  за  стремена,
хлестали по лицу преподобного Рембрандта и по  моим  ногам.  Бандиты  что-то
закричали и стали сдерживать коней, но Капитан с  каждым  прыжком  наращивал
скорость, и впереди уже замаячил край пропасти.
   - Придержи коня, вислоухий шакал! Оборвемся! - заорал преподобный.
   - Расслабьтесь, Ваше преподобие, - попытался я его приободрить. -  Сейчас
по мостику поскачем.
   - Боже! Прими мою грешную  душу!  -  услышал  я  прерывистый  всхлип,  и,
вцепившись в стремя обеими руками, он закрыл глаза.
   Капитан ступил на бревно, и, казалось,  воздух  разорвали  трубы  Судного
дня!
   Я сильно сомневаюсь, чтобы на свете нашелся другой такой  конь,  который,
смог бы  под  двойной  ношей  проскакать  по  одному  единственному  бревну,
перекинутому над бездной глубиной, в сто пятьдесят футов. Но Капитану  Кидду
на все было глубоко наплевать, за исключением  меня,  конечно.  Он  даже  не
сбавил скорость, а помчался по бревну,  как  по  укатанной,  дороге.  Из-под
копыт брызнули кора и щепки. Оступись, конь хоть на дюйм, нам всем  была  бы
крышка. Но он не оступился, и не успели мы перевести дыхание, как  очутились
на той стороне каньона.
   - Можно открыть глаза, преподобный Рембрандт, - мягко сказал я, но ничего
не услышал в ответ - Его преподобие висел в обмороке. Я слегка  потряс  его,
чтобы пробудить от спячки. На щеках выступил румянец, глаза приоткрылись,  и
тут же с диким воплем он вцепился мне в ногу! Должно быть он думал,  что  мы
все еще мчимся по бревну. Я попытался разжать его пальцы,  но  тут  Капитан,
улучив момент, выбрал дуб с низко нависшим суком и решил, что не худо бы под
ним проехаться, да порезвей - одна из излюбленных его шуточек. Как видите, с
чувством юмора у моего коня все в порядке.
   Я глянул вверх как раз вовремя, чтобы заметить приближающуюся  опасность,
но слишком поздно, чтобы избежать  ее.  Толщиной  ветка  была  с  оглоблю  и
врезалась мне прямо в грудь. Раздался треск - лопнули  подпруги.  Обе  враз.
Капитан Кидд вылетел из-под седла, а прочее -  я,  преподобный  Рембрандт  и
седло общей  кучей  шлепнулось  на  землю.  Я  сразу  вскочил  на  ноги,  но
преподобный  Рембрандт  остался  лежать,  и   до   меня   донеслось   только
"Ва-ва-ва...", словно остатки виски по капле вытекали из пустого кувшина.  И
тут я увидел, что проклятые бандиты слезают с лошадей  и  с  винчестерами  в
руках один за другим лезут на пешеходный мостик.
   Я не стал убивать время на то, чтобы перещелкивать их по одному, а  сразу
кинулся к бревну. Эти идиоты схватились  за  ружья,  но  их  положение  было
слишком шатким, прицлиться толком они не могли, и  их  стрельба  производила
самое жалкое впечатление: я получил лишь пулю в ногу да несколько царапин  -
сущие пустяки.
   Я присел на корточки, обхватил конец ствола и  привстал  с  ним.  Негодяи
дико завопили и кеглями повалились на ствол. Они выронили винчестеры и всеми
своими руками что было сил вцепились в дерево. Я встряхнул бревно пару  раз,
и некоторые попадали, как с веток падают гнилые яблоки. Потом подтащил  край
моста к обрыву и спихнул вниз.  Огромное  бревно  с  грохотом  обрушилось  в
каньон, а десяток людей, все еще отчаянно цеплявшихся за  него,  оглашали  в
полете окрестности леденящим кровь воем.
   Подняв водяной столб, бревно скрылось из виду. Последнее, что я видел,  -
это  барахтающийся  клубок  из  рук,  голов  и  ног,  все  дальше  относимый
стремительным течением.
   Тут я вспомнил  о  преподобном  Рембрандте  и  помчался  к  месту  нашего
падения. Но он уже очухался и мог стоять на ногах.  Его  лицо  было  бледнее
полотна, глаза широко раскрыты, ноги в коленках дрожали, но, ухватившись  за
седельные сумки, Его преподобие из последних силенок пытался оттащить  их  в
густые заросли, бормоча под нос что-то  невразумительное.  Должно  быть,  от
потрясения у преподобного бедолаги крыша поехала.
   - Все в порядке, преподобный, - успокоил я его. - Как  говорят  французы,
бандиты отправились купаться. Золото Блинка спасено.
   - А-а! - говорит на это преподобный Рембрандт и вытаскивает из-под сутаны
два длинноствольных кольта, так что не сгреби я его в охапку, он  непременно
открыл бы пальбу. Я осторожно покатал его по земле, а после говорю:
   - Придите в себя, преподобный! Я не  бандит.  Я  Брекенридж  Элкинс,  ваш
друг, помните?
   А он в ответ прорычал, что сожрет мое  сердце  даже  без  перца  и  соли,
сомкнул челюсти на моем правом ухе и принялся его отгрызать, в то  же  время
пальцами подбираясь к глазам и пребольно лягаясь ногами.  Я  понял,  что  от
страха Его преподобие совсем тронулся, а тут еще это падение, и с сожалением
так ему говорю:
   - Послушайте, преподобный, мне будет больно это сделать, я  понимаю,  это
гораздо хуже, чем неприятности с ногой или даже с  ухом,  но  мы  больше  не
можем транжирить время по мелочам -Блинк весь горит желанием обвенчаться.- И
со вздохом сожалени опустил ему на голову рукоять своего шестизарядного.  Он
упал, несколько раз дернулся и затих.
   - Бедный преподобный Рембрандт, -  я  снова  грустно  вздохнул.-  Надеюсь
все-таки удар не перетряхнул ваши мозги набекрень, и  вы  не  забыли  обряда
бракосочетания.
   Чтобы избежать возни на случай, если он вновь очнется, я  связал  руки  и
ноги проповедника кусками лассо, а  заодно  осмотрел  его  арсенал,  который
никак не сочетался с внешним обликом Его преподобия. Судите сами: оба кольта
со взведенными курками и зарубками на каждой рукоятке - на одном три,  а  на
другом: четыре, кривой нож, спрятанный  за  голенищем,  да  вдобавок  колода
крапленых карт и пара хитрые кубиков со свинцовой начинкой для игры в кости.
Но его привычки меня не касались.
   Только покончил с осмотром, как глядь - явился Капитан Кидд. Ему,  видно,
не терпелось узнать, расшибся я насмерть  или,  только  покалечился  на  всю
жизнь. Чтобы показать, что мне также не чуждо чувство  юмора,  я  хорошенько
пнул его в брюхо, а когда он разогнулся и снова задышал,  накинул  на  спину
седло. Я связал подпруги остатками лассо, перекинул преподобного  Рембрандта
через седло, устроился сам, и мы отправились в Тетон Галч.
   Где-то через час преподобный Рембрандт очухался  и  тихим  таким  голосом
меня спрашивает:
   - Кто-нибудь уцелел после торнадо?
   - Все в порядке Ваше преподобие,- говорю ему.- Мы едем в Тетон Галч.
   - Что-то припоминаю,- пробормотал он.- Ну да! Джейк  Роумэн,  сто  чертей
ему в пасть! Я думал, дело верное, но, кажется, просчитался. Думал, придется
иметь дело с обычным человеком, а мне подсунули дьявола! Отпусти меня! Я дам
тебе тысячу долларов!
   - Пожалуйста, преподобный, успокойтесь,- ясно было, что  он  по  прежнему
заговаривается.- Еще немного, и прибудем: в Тетон.
   - Но не хочу в Тетон! - завопил он.
   - А вот и хотите,- возразил я.- Вы ж  собирались  связать  мертвым  узлом
Блинка Уилтшоу со своею племянницей.
   - Да пусть они катятся ко  всем  чертям,  твой  Блинк  Уилтшоу  вместе  с
племянницей!
   - Вам, служителю церкви,  должно  быть  стыдно  за  такие  слова,-  мягко
пожурил я его. Будь на моем месте пуританин, у того  бы  от  таких  заявочек
волосы встали дыбом. Мне стало до того тошно, что я замолчал.
   Ведь только-только собирался его развязать, чтобы сделать путешествие  по
возможности приятным, но подумал, что раз он все еще не в себе, то, пожалуй,
пока рановато. Поэтому я не стал отвечать на ругань, которая становилась все
изощреннее по мере того, как мы приближались к цели. В жизни не видал  более
странного преподобия!
   Для меня было истинным облегчением вновь  увидеть  очертания  Галча.  Уже
наступила ночь, когда по лощине между холмов  мы  спустились  к  поселку.  В
салунах и танцевальных холлах вовсю гудело веселье. Я въехал на задний  двор
салуна  "Желтая  собака",  спешился,  потом  вынул  из  седла   преподобного
Рембрандта и поставил на ноги. Он наклонился к моему уху и отчаянно зашипел:
   - В последний раз говорю - прислушайся к голосу разума! У меня  в  горном
тайнике спрятано пятьдесят тысяч долларов. Я отдам тебе  все  до  последнего
цента, только развяжи меня!
   - Мне не нужны деньги,- ответил я.- Все,  чего  я  хочу,-  это  чтобы  вы
поскорее обвенчали свою племянницу и Блинка Уилтшоу. Тогда развяжу.
   - Хорошо! - говорит.- Отлично! Но не могу же я их венчать,  связанный  по
рукам и ногам. Развяжи веревки.
   Это звучало убедительно. Но только я вознамерился исполнить его  просьбу,
как на двор с фонарем, в руке вышел бармен. Он осветил наши лица, и фонарь в
его руке дрогнул.
   - Какого дьявола ты притащил с собой, Элкинс? - спрашивает он, а у самого
голос слегка запинается.
   - Послушаешь его, так ни за что не догадаешься,- ответил  я.  -  Это  Его
преподобие Рембрандт Броктон.
   - Ты что, совсем  спятил?  -  опять  спрашивает  бармен.-Это  ж  Гремучий
Гаррисон!
   - Все, сдаюсь,- говорит мой пленник.- Точно, я  -  Гаррисон.  Плевать  на
все, только уберите от меня подальше этого ненормального.
   У меня отвисла челюсть, и какое-то  время  я  стоял  столбом,  ничего  не
соображая. Потом вдруг очнулся, да как заору:
   - Что-о-о? Ты - Гаррисон?! Так вот оно что! Теперь мне все ясно!  Значит,
Джейк Роумэн подслушал наш разговор с Блинком Уилтаюу, предупредил банду,  и
вы подстроили все это, чтобы надуть меня и завладеть золотом Блинка? Так вот
почему ты предложил подержать  мой  винчестер,  пока  я  буду  седлать  тебе
лошадь!
   - Смотрите-ка,  какой  сообразительный!  -  недобро  усмехнулся  Гремучий
Гаррисон.- Нам следовало бы застрелить тебя из засады, как я и предлагал, но
идиоту Джейку непременно надо было  захватить  тебя  живьем  и  замучить  до
смерти - так он хотел отомстить  за  оскорбление,  нанесенное  твоим  конем.
Должно быть, у дурня в последнюю минуту сдали нервы, и он решил покончить  с
тобой разом. Если бы ты его не узнал, мы бы спокойно  тебя  окружили,  и  не
успел бы глазом моргнуть, как нашпиговали бы брюхо свинцом!
   - Это что же получается?! Выходит, настоящий проповедник сейчас  катит  в
Вапетон. Я должен привезти его сюда!
   - А он уже здесь, - говорит один из зевак в  быстро  собиравшейся  вокруг
толпе. - Он вместе с племянницей приехал час назад из Бизоньего Хвоста.
   - Из Бизоньего Хвоста? - воскликнул  я,  сраженный  ниже  пояса  недобрым
предчувствием.
   Я влетел в салун и там увидел множество народу. Там был и  Блинк,  и  еще
какая-то девушка, и они держались за руки, и стояли перед стариком с длинной
седой бородой, а тот, держа Библию в руке, благословлял их обоих. Я услышал:
   - ... и объявляю вас мужем и женой. И тех, кого соединил Господь,  да  не
разлучит ни стрела индейца, ни коготь гризли!
   - Долли! - рявкнул я. Оба подпрыгнули  аж  фута  на  четыре  и  в  страхе
обернулись. Долли бросилась вперед и раскинула руки  как  клуша,  защищающая
цыплят от ястреба.
   - Руки прочь, Брек! - закричала она. - Я только что вышла замуж и пока не
хочу становиться вдовой!
   - Что ты, у меня и в мыслях не было...  -  сдавленным  голосом  начал  я,
нервно ощупывая кольты, как обычно делал в минуты сильного расстройства.
   Стоявшие между мной и Блинком, начали торопливо  освобождать  площадь,  и
тогда Блинк быстро-быстро заговорил:
   - Дело было так, Брек. Когда я совершенно  неожиданно  стал  богачом,  то
сразу известил об этом Долли, чтобы она приехала сюда и здесь вышла за  меня
замуж - она обещала мне в тот вечер, когда ты уезжал в Явапайю, помнишь? Так
вот. Я действительно, как и говорил, хотел  сегодня  вывезти  золото,  чтобы
после свадьбы спокойно отправиться вместе с  Долли  в  Сан-Франциске  и  там
провести медовый месяц. Но тут я узнал, что за мной следят шпионы  из  банды
Гаррисона - об этом ты тоже знаешь. Понимаешь,  с  одной  стороны,  я  хотел
поскорее избавиться от золота и переправить его  в  безопасное  место,  а  с
другой - мне надо было избавиться  от  тебя,  чтобы,  когда  Долли  с  дядей
прибудут дилижансом из Бизоньего Хвоста, ты не спутал бы нам карты. Потому и
соврал, будто преподобный Рембрандт должен ехать дилижансом  на  Вапетон.  И
это была единственная ложь, которую ты от меня услышал.
   - Ты еще говорил, что возьмешь девушку в Тетоне! - яростно уличил я его.
   - Так и беру ее замуж в Тетоне! Разве нет? Знаешь, Брек,  в  любви  и  на
войне все средства хороши.
   - Ну будет, будет вам, мальчики,-заговорил преподобный Рембрандт  -  тот,
настоящий.- Дело сделано: девушка замужем, а значит, конец вражде  и  нечего
точить зубы друг на друга. Ну? Пожмите руки и будьте друзьями.
   - Согласен, - с трудом выдавил я. - Никто не скажет, что Элкинсы не умеют
проигрывать. - Измена резанула меня по живому, но  я  глубоко  спрятал  свое
кровоточащее сердце.
   По крайней мере, я  сделал  все,  чтобы  не  показать  вида.  А  те,  кто
утверждает,  будто  я  умышленно   покалечил   Блинка   Уилтшоу,   злодейски
воспользовавшись первой же возможностью, просто нагло врут, и я буду сметать
такими вралями дороги родного штата всякий раз,  как  поймаю.  Дело  в  том,
протягивая Блинку руку, я вдруг увидел выражение  лица  Глории  Макгроу  при
известии об очередной моей неудаче. Мои пальцы конвульсивно сжались, и Блинк
заорал дурным голосом. И нет никаких оснований для разговоров, что  причиной
последующих событий явился новый удар, нанесенный мне Долли,- плевательницей
по голове. Когда я представил, с каким наслаждением Глория Макгроу сдерет  с
меня живого кожу, я словно тронулся умом и в панике  рванулся  к  выходу.  И
если что-то оказывалось у меня на дороге, я расчищал путь, не  любопытствуя,
что это поставлено тут и зачем Откуда мне было знать, что  тот,  кого  я  по
рассеянности  вышвырнул  в  окно,  окажется  дядей   Долли   -   преподобным
Рембрандтом? Кое-кто также жаловался, что их сбили  с  ноги  вдавили  в  пол
подошвами. Урок не будущее - пусть впредь не торчат у меня на  дороге,  чтоб
им провалиться!
   Уже  подъезжая  к  дому,   смирившийся   с   поражением   и   почти   что
умиротворенный, я. вдруг задумался: а вообще, любил ли я Долли? Ведь  сейчас
меня волновало одно: как обрадуется этой моей промашке Глория Макгроу!
   Глава 10. Пещерный житель
   Говорят, что смертельно раненный зверь заползает в  свою  берлогу  и  там
умирает. Наверное, по этой причине, из Тетон Галча я прямиком направился  на
Медвежью речку: я уже столько натерпелся от очагов цивилизации, что большего
вынести был не в силах.
   Но чем ближе подъезжал к Медвежьей речке, тем чаще мне  на  ум  приходила
Глория Макгроу со своим колким язычком. Меня бросало в холодный пот от одной
мысли, что она скажет при встрече - и это после того, как я нарочно известил
ее с одним из подвернувшихся под руку Брэкстонов, что собираюсь  явиться  на
Медвежью речку под ручку с Долли Риксби в качестве миссис Элкинс.
   От всех этих мыслей  у  меня  до  того  распухла  голова,  что,  проезжая
развилку на Рваное Ухо, по рассеянности свернул не туда, куда  следовало.  Я
не подозревал об оплошности,  покуда  через  несколько  миль  не  повстречал
ковбоя и тот не растолковал мне, куда я еду, а еще поведал о большом  родео,
которое затевалось в Рваном Ухе. Я сразу смекнул, что  грех  упускать  такую
возможность сорвать шальные деньги, к  тому  же  это  был  вполне  приличный
предлог, чтобы оттянуть встречу с Глорией. Да только не учел, что на пути  к
богатству обязательно напорешься на кого-нибудь из родственников.
   Тут нелишне  пояснить,  что  единственной  причиной  моего  отвращения  к
тарантулам, змеям и скунсам является их сильное сходство с тетушкой  Лавакой
Гримз. Мой дядя Джейкоб Гримз женился на ней в минуту  помрачения  рассудка,
будучи уже преклонных годах, когда у старика стала сдавать голова.
   Стоит мне заслышать голос этой женщины, зубы начинают клацать сами собой.
То же происходит и с зубами Капитана Кидда, в котором инстинкт самосохранени
пробуждается лишь во время урагана,  никак  не  раньше.  Вот  почему,  когда
проезжал мимо дома,  а  она  высунула  голову  из  двери,  да  как  завопит:
"Брекенри-и-дж!", капитан подскочил так, как если бы  ему  всадили  в  брюхо
острый кол, и, естественно попытался поскорее от меня избавиться.
   - Прекрати мучить бедное  животное  и  поди  сюда!  -  приказала  тетушка
Лавака, будто не замечая фокусов Капитана и мою отчаянную борьбу за  жизнь.-
Как всегда, только бы покрасоваться перед народом! Никогда не видела  такого
непочтительного, испорченного, никчемного...
   Она не останавливалась ни на секунду, а я тем  временем  уломал  Капитана
Кидда смирить свой нрав, отвел его к дому и привязал к  перилам  крыльца.  А
потом повернулся к тетушке и покорно так говорю:
   - Чего вы хотите, тетушка Лавака?
   Она презрительно фыркнула, уперла руки в бока  и  уставилась  на  меня  с
таким видом, словно на дух не переваривала мое присутствие.
   - Я хочу, чтобы ты отыскал своего беспутного дядюшку Джейкоба и  доставил
домой,- наконец-то изрекла она.- На него гюрой находит идиотская  страсть  к
золотоискательству, и сегодня, до  рассвета,  прихватив  гнедого  жеребца  и
вьючного мула, он улизнул в горы Призрака. Какая жалость,  что  я  тогда  не
проснулась - уж я то сумела бы его остановить!  Если  поторопиться,  успеешь
нагнать дядюшку Джейкоба по эту  сторону  ущелья,  что  на  подходе  к  горе
Шальной Удачи. Приведи его, если даже для  этого  придется  связать  дядюшку
лассо и приторочить к седлу. Трухлявый пень!  Нет,  как  вам  это  нравится?
Охотится за золотом, когда, столько работы на поле люцерны! Говорит, что он,
видите ли, не рожден для фермерства! Ха! Думаю, еще успею привить ему вкус к
земле! Ступай, да пошевеливайся!
   - Но у меня нет времени лазить  по  горам  и  искать  дядюшку  Джей