ерроризировала все население от
Кинг-кросса до Примроз-хилла. Жители этого  района  даже  не  подозревали,
каким страшным опасностям они непрерывно подвергались.
   Зимними вечерами члены "Невидимой Руки"  крались  иной  раз  в  течение
целого часа по темным улицам, крепко прижав  фонари  за  пазухой  и  надев
маски, пока вблизи не показывался полицейский. А тогда - "Внимание!"  -  и
врассыпную".
   Так  лихо  развлекались  эти   молодые   головорезы.   Они   бранились,
употребляли недозволенные  слова  -  у  Нэтса  каждое  третье  слово  было
проклятием, ему ничего не стоило помянуть даже нечистую силу, - у них была
колода настоящих карт, "дьявольских картинок", и они резались в девятку, в
очко и другие отчаянно азартные игры  на  непомерные  ставки.  Потом  Нэтс
научился у брата игре в железку. Неизвестно, почему играли они  всегда  на
доллары и во время игры были в масках. Они ругались и плевали. Игра шла не
на наличные: они выдавали друг другу расписки и вели счет. И  был  момент,
когда Нэтс задолжал Эдварду-Альберту  более  пяти  тысяч  долларов  и  еще
половину этой суммы  Берту  -  довольно  солидный  размах  для  мальчиков,
которым еще не было тринадцати. Курить они не курили, боясь, как  бы  дома
не заметили, что от них пахнет табаком. Нэтс попробовал было жевать табак,
пустив для этого  в  ход  подобранную  где-то  недокуренную  папиросу,  но
последствия были столь быстры и столь неприятны для всех  заинтересованных
лиц, что опыт больше не повторялся.
   Вот какова была невидимая жизнь Эдварда-Альберта,  протекавшая  втайне,
под пристойным прикрытием его уклончивой сдержанности.
   Его мать, видя, как часто  он  ходит  пить  чай  к  Берту  Блоксхэму  и
Мак-Брайдам - хотя на самом деле он и не думал  ходить  к  Мак-Брайдам,  -
предложила ему позвать этих мальчиков к себе.
   Сперва он не захотел. Он опасался: что подумает мать о лексиконе Нэтса,
если у того вдруг развяжется язык?  А  с  другой  стороны,  как  отнесутся
прошедшие огонь, воду и медные трубы члены "Невидимой Руки" к его домашней
обстановке? Мать стала настаивать.
   - Это хорошие ребята, - сказал он.
   Но тем больше оснований с  ними  познакомиться.  Тогда  он  потребовал,
чтобы был фруктовый торт и мороженое.
   - Ну, конечно, милый, - ответила мать.
   - На первый взгляд они могут показаться грубоватыми, - предупредил он.
   - Все мальчики грубые, - польстила она.
   Она приняла их ласково. Тот и другой явились подозрительно чистенькими;
первое  время  оба  были  слишком  заняты  едой,  чтобы  показать  себя  с
какой-либо Другой стороны.  Они  производили  шум,  но  это  был  хороший,
здоровый шум - главным образом когда они прихлебывали.
   - Спасибо, мэм, - отвечали они на все угощения м-сс Тьюлер и  некоторое
время почти не произносили ничего другого. Окончание  пира  было  отмечено
удовлетворенными вздохами.
   - Как бы я хотела иметь такой аппетит,  как  у  вас,  -  заметила  м-сс
Тьюлер.
   Критический момент наступил, когда м-сс Тьюлер спросила:
   - Ну, что мы теперь будем делать?
   Но она хорошо знала, что они будут делать. И хотите верьте, хотите  нет
- эти воплощения дьявола, эти игроки, которым ничего не  стоило  поставить
на карту разом сотню долларов,  эти  прожженные  удальцы,  вокруг  которых
воздух содрогался от проклятий, вдруг снова превратились  в  детей.  Члены
"Невидимой Руки" играли в жмурки  и  в  мнения  и  говорили:  "Спасибо  за
вкусный чай, мэм",  -  как  будто  и  в  самом  деле  были  теми  хорошими
мальчиками, какими их изображал Эдвард-Альберт.
   Правда, Берт слегка икнул, произнося эти слова, но,  кажется,  мама  не
заметила.



2. КРИКЕТНЫЙ МАТЧ

   Количество учеников в школе м-ра Майэма колебалось от  девятнадцати  до
двадцати четырех, и все же Эдвард-Альберт, не пробыв там и двух лет, попал
в число одиннадцати лучших, составлявших крикетную команду, и в  последний
год своего пребывания в школе участвовал в  ежегодном  матче  с  колледжем
Болтера. До матча он не особенно увлекался этой игрой, но после него  стал
тем  энтузиастом  крикета,  каким   полагается   быть   каждому   молодому
англичанину.
   Ученики м-ра Майэма летом играли в крикет в Риджент-парке, но зимой они
не играли ни в какие игры, так  как  при  игре  в  футбол  мальчики  очень
пачкаются, и  родители  возражали.  Однако  м-р  Майэм  был  убежден,  что
разумные физические упражнения на воздухе полезны для нравственности.  Ему
была  ненавистна  мысль  о  "слоняющихся"  учениках,  и  в  программу  его
заведения были включены  "обязательные  игры".  Мальчики  должны  ложиться
спать  усталыми.  Шапочки,  фланелевые  костюмы,  башмаки  и   необходимый
инвентарь можно получать от фирм, поставляющих школьное обмундирование,  и
притом по выгодным оптовым ценам. И даже наименее светские родители  будут
вознаграждены, убедившись воочию, что их  отпрыск  умеет  вполне  прилично
играть в обществе в крикет. Заведомо солидный характер заведения явствовал
из подбора цветов школы: черного с белым.
   Ввиду   такого   расширения   программы   и   принимая   во    внимание
недостаточность собственного атлетического развития, м-р Майэм ввел в штат
"спортивного руководителя", м-ра  Плиппа.  Это  был  превосходный  молодой
человек, женатый, преподаватель начальной школы, свободный по средам после
полудня и, кроме того, готовый считать бойскаутские вылазки  и  походы  по
Примроз-хиллу "обязательными играми" на зимний сезон.
   Чтобы довести организацию спортивного дела в школе до конца, оставалось
только устроить  несколько  матчей,  и  тут  м-ру  Майэму  посчастливилось
столкнуться с директором колледжа Болтера в тот момент, когда тот наблюдал
за "тренировкой" своих учеников, ломая голову над тем же  самым  вопросом.
Колледж Болтера в Хайбери был маленьким фешенебельным частным  заведением,
где   воспитывались   главным   образом   мальчики,   действительные   или
предполагаемые отцы которых находились далеко в  тропиках.  На  спортивных
куртках у них красовался британский флаг, шапочки были  красно-бело-синие,
а качество игры как будто не так уж недостижимо  возвышалось  над  уровнем
школы Майэма. Так было заключено соглашение о матче  -  нет,  о  ежегодных
матчах в крикет, и матчи эти устраивались  уже  несколько  лет  подряд  до
того, как Эдвард-Альберт поступил в  школу.  Выигрывал  по  большей  части
колледж Болтера благодаря тому, что  выставлял  в  составе  своей  команды
поджарых, гибких и загорелых "старичков" или  же  "новых  преподавателей",
которые никогда вторично не появлялись.
   Против  "старичков"  никто   не   возражал.   Отводить   их   было   бы
невеликодушно. Но школа  Майэма  была  моложе  и  малочисленной  и  потому
подобных резервов не имела. На счету болтеровцев было семь побед подряд. И
притом с огромным преимуществом. Если они начинали, то забивали сотню  или
около того и объявляли. А когда  начинала  школа  Майэма,  то  счет  редко
превышал пятьдесят. Один раз получилась ничья из-за драки с  игравшими  на
соседнем поле, вызванной  столкновением  между  одним  фильдером,  который
старался  поймать  сильно   пущенный   мяч,   и   багсменом   болтеровцев,
перехватившим его.
   Как  ясно  из  предыдущего,  Эдвард-Альберт  вышел  на  это   ежегодное
состязание чрезвычайно неохотно, без всякой надежды  на  успех.  Он  делал
все, чтобы его освободили от участия, но безрезультатно.  Штаны  ему  дали
слишком длинные; рукава не хотели  держаться  засученными.  Он  чувствовал
себя самым жалким и ничтожным из божьих созданий. Крикетные мячи  твердые,
и что с ними ни делаешь, все получается не так.  Его  прозвали  Размазней.
Колледж выставил длинного,  уже  взрослого  "старичка"  -  какую-то  смесь
Споффорта и Раньитсинджи, и еще более огромного "нового преподавателя".  И
никогда еще так не бросалась в глаза  разница  в  росте  между  директором
колледжа и м-ром Майэмом. Что ж, во всяком  случае,  это  не  вечно  будет
длиться, говорил себе наш юный герой.  А  в  глубине  мрачной  перспективы
вырисовывался традиционный товарищеский чай.
   Конечно, по жребию колледж вышел первым. Он открывал игру. Счастье было
на его стороне. По крайней мере так казалось.  М-р  Плипп  остановил  свой
взгляд на Эдварде-Альберте, как будто не зная, куда его поставить. Ах,  он
не принесет никакой пользы, куда бы м-р Плипп ни поставил его. За  ворота?
Прекрасно, он будет стоять за воротами...
   М-р Плипп приготовился к подаче. У него сильная подача, и надо сдвинуть
ноги, чтобы мяч не проскочил между ними. Его мячи  очень  больно  бьют  по
рукам. Трудно решить, что лучше сделать. Чем дальше отойдешь, тем  длинней
получится полет мяча и легче будет взять его... Если как  следует  отойти,
мяч в конце концов покатится по земле и остановится сам собой, но все  они
начнут орать, когда будешь стараться кинуть его.
   Как быть? М-р Плипп подал сигнал, и м-р  Майэм,  стоявший  вратарем,  в
больших перчатках и наголенниках, повернулся,  чтобы  повторить  его.  М-р
Плипп как будто хочет, чтобы Эдвард-Альберт стоял поближе и правей.  Разве
никому не нужно быть за воротами? Но там, ближе, гораздо опаснее. На  поле
мяч может сбить и оглушить так, что опомниться не успеешь. Не притвориться
ли больным и уйти домой? А потом, получить нагоняй от м-ра Майэма?  Вместо
чая?
   Эдвард-Альберт затрусил к назначенному месту.
   Обряд игры начался. Середина? Нет, немножко левей. Вот так. Плэй!
   "Старичок" с битой, ударив по воротам, послал мяч точно на  черту.  Мяч
прошел в футе от Эдварда-Альберта. Шесть.
   - Больше жизни, Тьюлер! - крикнул м-р Плипп не особенно ласково.
   Эдвард-Альберт  на  мгновение  отвлекся  от  игры,   чтобы   обменяться
угрожающей гримасой с Нэтсом. Тут в него попал мяч.
   Удар был такой сильный, что на мгновение ему показалось, будто он видит
два мяча: один - у своих ног, другой - убегающий прочь. Батсмены  колледжа
побежали.
   - Играем, сэр? - крикнул дьявол "старичок". - Скорей, сэр!
   Они делали уже вторую перебежку.
   - Да ну же, Тьюлер! - крикнул м-р Майэм. - Жизни, жизни!
   Эдвард-Альберт с трудом поднялся на ноги, схватил  мяч  и,  собрав  все
свои духовные и телесные силы, кинул его во вратаря. Мяч пролетел примерно
в полутора ярдах от последнего и сбил с ворот  верхнюю  перекладину.  Бита
черного дылды скользнула по  его  полоскам  с  пятисекундным  запозданием.
Эдвард-Альберт не сразу понял, до чего ему повезло.
   - Ну как, сэр? - спросил м-р Майэм, и судья ответил:
   - Выбит.
   - Хороший бросок, Тьюлер! - сказал м-р Плипп. - Отлично!  Как  раз  то,
что нужно.
   Эдвард-Альберт вырос примерно на дюйм и позабыл  о  том,  что  у  него,
наверно, шишка на затылке.
   - Я решил, что лучше бить прямо по воротам, сэр, - ответил он.
   - Вот именно, вот именно.
   - Ты поступил совершенно правильно, - подтвердил м-р Майэм.  -  Мы  еще
сделаем из тебя игрока, Тьюлер. Давно ты не был таким молодцом.
   На минуту игра была прервана криками: "Благодарим, сэр! Благодарим!"  К
ним залетел мяч с соседнего поля, и в этой общепринятой для таких  случаев
форме их просили вернуть его. Вот он у самых  ног  судьи.  (Значит,  тогда
действительно был второй мяч!) "Старичок" рассеянно поднял  его  и  послал
высоко вверх - обратно, после чего ушел с поля к запасным, чтобы предаться
размышлениям о своей преждевременной  отставке.  Он  рассчитывал  роскошно
провести весь день до самого вечера в вольном, беззаботном  гонянии  мяча.
Но его заменили мальчиком, который, в свою очередь, был сражен третьим  из
ударов м-ра Плиппа, известных под названием "гугли" и представлявших собой
любопытный способ  замедленной  подачи  оверармом,  производивший  могучее
гипнотическое действие на молодежь.
   - О-оу-вер.
   Тут  произошло  страшное  событие.  М-р  Плипп  велел  Эдварду-Альберту
боулировать. Он велел ему боулировать. Он держал мяч в руке; Посмотрел  на
него:  хотел  было  подавать,  потом  остановился,  видимо,  под  влиянием
какой-то мысли, и приказал боулировать Эдварду-Альберту Тьюлеру.
   М-р Плипп был известен как один из искуснейших крикетных стратегов,  но
то, что он велел Эдварду Тьюлеру взять на себя подачу, едва не  поколебало
доверие его поклонников. Он вполголоса тщательно проинструктировал  своего
ученика:
   - У этого длинного парня сильный удар; он привык к обыкновенной хорошей
подаче. А ты пошли ему понизу, чтоб захватить его врасплох, как ты умеешь.
Понял? Чуть поддай, если хочешь. Не беда, если он разок-другой выбьет тебя
за черту. Я знаю, что делаю.
   И, еще раз вдумчиво поглядев на мяч, он передал его Эдварду-Альберту.
   - Подавай в сторону стойки, - прибавил м-р Плипп. - И меняй темп. Пусть
он отбивает.
   Гордость и страх мешались в душе Эдварда-Альберта, когда он  получил  в
руки мяч. Полоски мяча на ощупь производили какое-то странное, непривычное
впечатление.  Он  какой-то  стертый,  подумал  Эдвард-Альберт...  Но  надо
боулировать. Если дать примерно на ярд правей, можно попасть в ворота. Так
часто бывает. Так он и сделает. Сначала даст короткий и низкий  удар.  Мяч
быстро коснулся земли и, медленно покатился  к  воротам.  Великан,  теперь
казавшийся чуть ли не  десяти  футов  ростом  и  необыкновенно  широким  в
плечах, ждал его приближения в какой-то нерешительности.  Мяч  был  не  из
тех, с какими он привык иметь дело. Он не ожидал такого слабого  удара.  И
попросту преградил ему путь.
   - Славно боулировал, Тьюлер! - насмешливо крикнул ему Нэтс.
   Смеется? Ладно. Зато в следующий раз...
   Наш  герой  решил  варьировать  способ  атаки.  Он  сделает   несколько
обыкновенных низких ударов в ноги великану. Один  быстрый,  а  потом  один
медленный, срезанный. Вон туда. Может быть, не достанет.  Сперва  быстрый.
Эдвард-Альберт вложил всю силу в удар. Увы! Мяч пошел  вверх  -  настоящая
свеча. Он запустил его прямо в небо. Но великан, ожидавший опять короткого
броска, выступил вперед, чтобы срезать его сильным ударом.  Этот  странный
мяч, летящий высоко в воздухе, сбил его с толку. Он заколебался и  упустил
момент. Сообразил, что надо делать, на  какие-нибудь  полсекунды  поздней.
Вышел за черту ворот и ударил  наотмашь.  Что-то  свистнуло,  щелкнуло.  С
ворот упала перекладина.  Хлоп!  -  и  мяч  в  перчатках  м-ра  Майэма.  К
удивлению  Голиафа,  к  удивлению  Эдварда-Альберта,  к   удивлению   всех
присутствующих, мяч попал в стойку.
   - Как, судья? - послышался удивленный голос  м-ра  Майэма,  схватившего
мяч.
   - Выбит! - донесся приговор.
   - Чер-р-т дер-р-р-р-ри! - заорал Нэтс, и никто не остановил его.
   Размазня начисто выбил Голиафа. Выбил начисто, да-с!
   Остальные подачи ничем не были замечательны. Двое из  команды  колледжа
сделали две перебежки, был промах, и,  как  ни  странно,  Эдварду-Альберту
больше не предлагали боулировать. Задняя линия защиты была  прорвана.  М-р
Плипп возобновил свои знаменитые "гугли", м-р Майэм  пробил  три  раза,  и
последний игрок сошел с поля.
   Колледж  вышел  со  счетом  двадцать  четыре,   из   них   восемнадцать
фактических перебежек, один промах, три игры в одиночку против двух и  два
низких мяча  -  вследствие  того,  что  м-р  Майэм  пересек  черту.  Перед
черно-белыми  открылась  наконец  возможность  победы.  Теперь  она   была
действительно близка. М-р Плипп обнаружил необычную для него склонность  к
резким ударам, забил шестнадцать и в конце концов был выбит Голиафом.  М-р
Майэм  осторожно  набрал  пятерку  и  был  чисто  выбит  тощим  и  длинным
"старичком", который тоже сделал четыре  одиночных  игры  во  время  своей
подачи. Эдвард-Альберт, правда, не получил перебежки, но остался  на  поле
до конца подачи и унес  свою  биту  победоносно,  "не  выбитый  из  игры".
Оставалось только кричать ура. Школа выиграла с превышением в шесть голов,
и Эдвард-Альберт стал героем дня.
   - Славный матч! - заметил директор колледжа, пожимая м-ру Майэму руку.
   - Берт хотел покидаться кое с кем из ребят, но оказалось, что м-р Плипп
спрятал мяч в карман.
   - Нет, нет, они увидят, как ты мажешь, - заявил он Берту с  неожиданным
раздражением.
   Команда колледжа удалилась в полном порядке,  обсуждая  острые  моменты
игры, а победители  построились  в  колонну,  воодушевленные  перспективой
традиционного парадного чая (булочки с коринкой  и  варенье  и  приходящие
ученики в качестве гостей).
   У выхода  из  парка  к  м-ру  Майэму  подбежал  запыхавшийся  юноша  во
фланелевом костюме.
   - Простите, - сказал он. - Вы, кажется, почти все время играли  не  тем
мячом.
   С этими словами он вынул хорошенький новый красный мяч и  протянул  его
директору школы.
   - Хм, - важно произнес м-р Майэм, - этот  мяч  действительно  похож  на
наш, но...
   Он оглянулся на удаляющихся студентов колледжа. Они были уже  далеко  и
не могли слышать. Он обратил многозначительный смущенный  взгляд  на  м-ра
Плиппа:
   - Странно!
   М-р Плипп взял мяч, сейчас же спрятал  его  в  карман  и  с  величайшей
поспешностью вынул оттуда другой.
   - Вот ваш, - сказал он.
   - Да, это наш, - подтвердил юноша. - Наш - Лиллиуайт.  А  ваш  -  Дьюк.
Надеюсь, что это не отразится на ваших результатах. Мы сразу не заметили.
   - Я два раза пробил за черту, - заявил м-р Плипп. - Может быть,  тут  и
произошел обмен. В самом конце игры.
   - Мне кажется, это случилось гораздо раньше, -  возразил  юноша.  -  Я,
правда, не знаю, каковы на этот счет правила игры Мэрилебонского клуба.
   - Я тоже, - ответил м-р Плипп.
   М-р Майэм соображал. Несколько мгновений  длилось  молчание.  Потом  он
кашлянул, и украшенное обильной растительностью лицо его  приняло  строгое
выражение.
   - Допустим, - заявил он, - что во время данной игры в  какой-то  момент
имела место временная благоприятная замена одного  мяча  другим.  В  таком
случае возникает вопрос, была ли эта замена намеренной и злостной  или  же
она явилась результатом какого-нибудь совершенно невинного  недоразумения,
в первом случае мы не имели бы  права  на  звание  победителей.  Да,  сэр.
Никакого  права.  Мы   должны   были   бы   объявить   данное   состязание
недействительным, как... - он поискал  подходящее  выражение,  -  как  non
sequitur... [необоснованное (лат.)] Но поскольку, напротив,  произведенная
игроком замена не имела мотивов злонамеренных и  бесчестных  -  а  я  знаю
юношу Тьюлера как одного из самых серьезных, христиански настроенных своих
воспитанников, настоящее дитя господне, не говоря уже о том, что он в  тот
момент испытывал довольно сильную боль от удара мячом, -  я  без  малейших
колебаний  заявляю,  что  не  только  мы  вправе   считать   свою   победу
действительной, но что так было суждено и предназначено свыше. Созвездия -
если позволительно говорить об этом со всем смирением и страхом божиим - в
течении  своем  соревновали   нашему   успеху,   и   было   бы   чистейшей
неблагодарностью - неблагодарностью, говорю я, -  проявлять  суемудрие  по
поводу этой победы.
   Юноша глядел на м-ра Майэма с почтительным восхищением.
   - К этому нечего прибавить, сэр, решительно  нечего,  -  промолвил  он,
подбросив свой мяч и снова поймав его.
   - Я безусловно согласен, - заявил м-р Плипп.
   М-р Майэм и м-р Плипп торопливо продолжали  свой  путь,  чтобы  догнать
сдвоенную цепочку ликующих  победителей.  Оба  шагали  в  глубокомысленном
молчании. У них не было никаких оснований воздерживаться  от  беседы,  но,
как ни странно, ни тот,  ни  другой  не  мог  придумать  подходящей  темы.
Наконец у самого дома Плипп произнес одно только слово:
   - Тьюлер...
   - Об этом не  может  быть  и  речи,  -  оборвал  м-р  Майэм,  прекращая
разговор.
   Мальчики,  никогда  прежде  не  находившие   приветливого   слова   для
Эдварда-Альберта Тьюлера, теперь, толпясь в  темном  коридоре  и  классной
комнате, восхваляли его достижения, подробно  их  разбирали  и  заискивали
перед ним!..
   Вот каким образом он сделался  энтузиастом  крикета,  стал  следить  за
результатами сос