ет его Виктор. -  Никого  здесь
нет и быть не может. Зона это, понятно? Зона!
     На протяжении этого разговора Антон вертит головой, переводя взгляд с
одного на другого. Он все еще бледен, но постепенно успокаивается.
     - Я, конечно, понимаю, - говорит он, - что Зона - это именно Зона,  а
не лоно, не два газона и не три,  скажем...  э...  бизона.  Но  на  всякий
случай я с собой кое-что прихватил.  -  Он  похлопывает  себя  по  заднему
карману.
     - Что прихватил? - Виктор уставился на Антона неподвижным взглядом. -
Что ты там еще прихватил, голова два уха?
     Антон продолжает многозначительно похлопывать себя по заду.
     - Дай сюда, - говорит Виктор и протягивает руку.
     - Зачем?
     - Дай сюда, говорю!
     Антон колеблется. Выражение многозначительного превосходства сходит с
его лица. Он растерянно глядит на Профессора.
     - В Зоне стрелять не в кого, дурак, - говорит Виктор.  -  Давай  свою
пушку.
     - Не дам, - решительно говорит Антон, но сейчас  же  добавляет  тоном
ниже: - Мне нужно, понимаете, шеф?
     - Понимаю, - говорит Виктор неожиданно мягко. - Только на самом  деле
ничего такого тебе там не понадобится. Если долбанет  тебя  по-настоящему,
то ничего тебе уже не поможет. А если прикуют тебя или,  скажем,  прижмет,
то я тебя вытащу. Мертвого - да, брошу. Ну, а живого - вытащу. Это я  тебе
обещаю. Зря денег не беру. Давай.
     Антон  нехотя  вытаскивает  из  заднего  кармана  и  протягивает  ему
крошечный дамский браунинг.
     - Там всего один заряд, - бормочет он. - В стволе.
     - Поня-атно... - Виктор выщелкивает патрон и небрежно бросает  оружие
на шпалы. - В Зоне стрелять нельзя, - говорит он поучительно. - В Зоне  не
то что стрелять - камень бросить иной раз опасно. А у тебя?  -  обращается
он к Профессору.
     - У меня на этот случай ампула... - говорит он виновато.
     - Чего-чего?
     - Ампула зашита. Яд.
     Виктор ошеломленно крутит головой.
     - Н-ну, ребята!.. Нет, этого я не понимаю. Вы  что  сюда  -  помирать
пришли?  -  По-прежнему  крутя  головой,  он  соскакивает  на   шпалы.   -
Облегчиться никто не хочет? Смотрите, потом, может, и некогда будет... Или
негде...
     Он отходит от дрезины и сейчас  же  скрывается  в  тумане.  Профессор
смотрит на Антона, высоко задирая брови.
     - А действительно, Антон, зачем  вы  сюда  пришли?  Модный  писатель,
вилла... женщины, наверное, на шею гроздьями вешаются...
     - Этого вам не  понять,  Профессор,  -  рассеянно  отзывается  Антон,
подбрасывая на  ладони  складной  стаканчик.  -  Есть  у  писателей  такое
понятие:  вдохновение.  Так  вот  у  меня  это  понятие  есть,  а   самого
вдохновения нет. Иду выпрашивать.
     - То есть вы что же - исписались? - негромко говорит Профессор.
     - Что? А, да. То есть у меня его никогда не было. Это неинтересно.  А
вы?
     Профессор не успевает ответить. Появляется Виктор, на  ходу  оправляя
комбинезон.
     - Ч-черт, сбруя проклятая... - Он задирает голову. - Ага, вот скоро и
пойдем. Укладывайтесь...


     Тумана больше нет.
     Слева от насыпи расстилается до самого горизонта  холмистая  равнина,
совершенно  безжизненная,  погруженная  в  зеленоватые  сумерки.   А   над
горизонтом, расплываясь в  ясном  небе,  разгорается  жуткое,  спектрально
чистое зеленое зарево - неземная, нечеловеческая  заря  Зоны.  И  вот  уже
тяжело вываливается из-за черной гряды  холмов  разорванное  на  несколько
неровных кусков раздутое зеленое солнце.
     - Вот за этим я тоже сюда пришел... - сипло произносит Антон.
     Лицо его зеленоватое, как и у Профессора. Профессор молчит.
     - Не туда смотрите, - раздается голос Виктора. - Вы сюда смотрите.
     Антон и Профессор оборачиваются.
     Справа от насыпи тоже тянется холмистая равнина, но  вдали  виднеются
какие-то строения, торчит церквушка, среди  холмов  видна  дорога.  Насыпь
здесь изгибается широкой дугой, и от последнего  вагона,  где  стоят  наши
герои, хорошо видна голова состава. Этим  составом  доставлена  была  сюда
когда-то танковая часть. Но  что-то  случилось  там  впереди:  тепловоз  и
первые две платформы валяются под откосом; несколько  следующих  стоят  на
рельсах наперекосяк - танки с них сползли  и  валяются  на  боку  и  вверх
гусеницами на насыпи и под насыпью. Десяток-другой машин удалось,  видимо,
благополучно спустить под насыпь; видимо,  их  даже  пытались  вывести  на
дорогу, но до дороги они так и не дошли - остались стоять между дорогой  и
насыпью небольшими группами, пушками в разные стороны, некоторые почему-то
без гусениц, некоторые вросшие в землю по самую башню,  некоторые  наглухо
закупоренные, а некоторые - с настежь распахнутыми люками. Это было похоже
на поле танковой битвы, но там были не сгоревшие остовы,  не  искореженные
взрывами металлические  коробки  -  машины  были  целы,  если  не  считать
сорванных гусениц у некоторых. Целы и безнадежно мертвы.
     - А где же... люди? - тихо спрашивает Антон. - Там же люди были.
     - Это я тоже каждый раз здесь  думаю,  -  понизив  голос,  отзывается
Виктор. - Я ведь видел, как они грузились у нас на станции.  Я  тогда  еще
мальчишкой был. Тогда все еще думали, что пришельцы нас  завоевать  хотят.
Вот и двинули этих...  стратеги...  -  Он  сплевывает.  -  Никто  ведь  не
вернулся. Ни одна душа. Углубились. Ну, ладно. Значит, общее направление у
нас будет вон на ту церквушку... - Он протягивает руку, указывая. - Но  вы
на нее не глядите. Вы под ноги глядите. Я вам уже говорил и скажу еще раз.
Оба вы дерьмо, новички. Без меня  вы  ничего  не  стоите,  пропадете,  как
котята. Поэтому я пойду  сзади.  Идти  будем  гуськом.  Путь  прокладывать
будете по очереди. Первым пойдет Профессор. Я указываю  направление  -  не
отклоняться, вам же будет хуже. Берите рюкзаки.
     Когда они разобрали и подняли на плечи рюкзаки, Виктор снял дрезину с
тормоза и, навалившись, сдвинул ее  с  места.  Дрезина  сначала  медленно,
потом все  набирая  скорость,  постукивая  все  чаще  на  стыках,  катится
обратно. Все провожают ее взглядом.
     - Пошла старуха, - с какой-то нежностью  произносит  Виктор.  -  Даст
бог, еще послужит... Так, Профессор, первое направление -  вон  тот  белый
камень. Видишь? Пошел.
     Профессор первым начинает спускаться с насыпи. Отпустив его на  пяток
шагов, Виктор командует:
     - Как тебя... Антон! Пошел следом!
     И, подождав немного, начинает спускаться сам.


     Зеленое утро  Зоны  закончилось,  растворилось  в  обычном  солнечном
свете.
     Они  уже  довольно  далеко  отошли  от  насыпи  и  медленно,  гуськом
поднимаются по склону пологого холма. Насыпь отсюда видна как  на  ладони.
Что-то странное происходит там, над поверженными  танками,  над  разбитыми
платформами, над опрокинутым  тепловозом:  словно  бы  струи  раскаленного
воздуха поднимаются над этим местом, и в них время от времени вспыхивает и
переливается яркая клочковатая радуга.
     Но они не смотрят туда. Профессор идет впереди и перед  каждым  шагом
настороженно высматривает место, куда поставить ногу. Антона мучает  плохо
уложенный рюкзак, но и он не вертит головой, хотя смотрит не  столько  под
ноги себе, сколько под ноги Профессору. Дистанцию он соблюдает  плохо,  но
Виктор пока  молчит.  Взгляд  его  с  привычной  автоматической  быстротой
скользит от собственных ног к затылку Антона и затылку Профессора,  вправо
от Профессора, влево от Профессора и снова к себе под ноги.
     Профессор добирается до вершины холма, и Виктор сейчас же командует:
     - Стой!
     Профессор замирает на месте и осторожно приставляет поднятую было для
следующего шага ногу. Они сбиваются в кучку, смотрят вниз. Ниже по склону,
метрах в тридцати - сорока лежит  обширная  проплешина,  начисто  лишенная
растительности, гладкая и даже отсвечивающая на солнце, как мутное стекло.
Посередине ее красуется что-то  вроде  большой  металлической  лепешки,  в
которой только по вдавленным в проплешину лопастям  можно  узнать  остатки
вертолета.
     - Господи, - произносит Антон, вытирая со лба пот. - Что это с ним?
     - Гравиконцентрат, - объясняет Профессор.
     - Как вы сказали?
     - Заткнитесь, - говорит Виктор.
     Прищуренными глазами он  внимательно  разглядывает  проплешину  и  ее
окрестности. Он колеблется. Потом решительным движением запускает  руку  в
набедренный карман и извлекает несколько гаек.
     -  Это  область  повышенной  гравитации,  -  вполголоса  втолковывает
Профессор Антону. - В этом месте сила тяжести в тысячи раз выше обычной...
     Антон пораженно цокает языком, но, судя по  всему,  не  очень  хорошо
понимает, о чем идет речь.
     Виктор, нешироко размахнувшись, бросает гайку. Описав  высокую  дугу,
она падает в десятке метров впереди.
     - Идите за мной, - произносит Виктор. - Шаг в шаг.
     Остановившись на месте  падения  гайки,  он  бросает  вторую,  целясь
правее края проплешины. Несколько первых метров  гайка  летит  по  обычной
дуге, а потом словно кто-то невидимый  срывает  ее  с  траектории,  и  она
вкось, со страшной скоростью уходит влево по прямой и врезается в почву  в
метре от края проплешины.
     - Ага! - удовлетворенно говорит Виктор. - Расползлась жаба.
     И он бросает следующую гайку еще правее от проплешины.  На  этот  раз
гайка летит, как ей положено, и падает в тридцати шагах впереди.
     - За мной, - командует Виктор. - Шаг в шаг.
     Они переходят на место падения третьей гайки, причем Антон следует за
Профессором в ногу, прижимаясь грудью к  его  рюкзаку  и  опасливо  косясь
влево, на страшную проплешину.
     Виктор кидает следующую гайку, забирая еще правее.


     Проплешина осталась позади и выше.
     - Теперь впереди Антон, - распоряжается  Виктор.  -  Вон  тот  кустик
видишь?
     Профессор трогает его за рукав.
     - Простите, Виктор. Могу я вас попросить...
     - Ну?
     - Разоритесь на одну гайку. Бросьте в самый центр.
     - Зачем это тебе? - осведомляется Виктор подозрительно.
     - Просто я хочу посмотреть. Никогда этого не видел. Только в кино.
     - Хм... Что ж... Так ведь она до центра и не долетит, наверное...
     - А вы киньте повыше.
     Виктор выбирает  гайку  покрупнее  и,  размахнувшись,  изо  всех  сил
швыряет ее вверх в сторону проплешины. Им удается проследить  полет  гайки
только до верхней точки траектории. Потом она исчезает, в то же  мгновение
раздается громовой удар, и они хватаются друг за друга, потому  что  земля
сильно вздрагивает под ногами, а по проплешине и  раздавленному  вертолету
словно бы проходит какая-то рябь. Некоторое время все трое  молчат.  Затем
Виктор произносит с досадой:
     - Черт бы тебя драл с твоими опытами... Что тут тебе - институт,  что
ли, в самом деле? И я тоже, дурак  битый,  за  тобой...  Эй,  как  тебя...
Антон! Направление на тот кустик - марш!


     ...Ведет Антон. Профессор, идеально выдерживая дистанцию и глядя себе
под ноги, идет за ним. Виктор, ни на секунду  не  переставая  смотреть  по
сторонам и под ноги, говорит в спину Профессору:
     - У нас  эту  штуку  называют  "комариная  плешь",  а  у  вас  как-то
по-другому?
     - Гравиконцентрат.
     - И что это, по-вашему, такое, по-научному?
     - Участок повышенной...
     - Да нет. Не о том речь. Откуда это взялось? Как она работает?
     - Этого никто не знает, - говорит Профессор.
     - Вот и у нас никто не знает... А сколько  народу  на  этих  плешаках
приковалось! Особенно в первое время. Каждый дурак думал: обойду, дескать,
ее стороночкой, а его как швырнет на бок, и либо сразу расплющит, либо еще
хуже, так и подыхает с голоду прикованный... - Совершенно  механически  он
вытягивает в сторону левую руку и вдруг кричит:
     - Стой!
     Профессор  послушно  замирает,  а  Антон  делает  еще  пару  шагов  и
оборачивается, очень  недовольный.  Виктор  стоит  неподвижно,  полузакрыв
глаза, и  шевелит  пальцами  вытянутой  руки,  словно  что-то  ощупывая  в
воздухе.
     - Ну, что там еще, шеф? - брезгливо осведомляется Антон.
     Виктор осторожно опускает руку и бочком-бочком придвигается  ближе  к
Профессору. Лицо его напряженное и недоумевающее.
     - Не шевелитесь... -  хрипло  говорит  он.  -  Стоять  на  месте,  не
двигаться...
     Антон испуганно озирается, втянув голову в плечи.
     - Не шевелись, дурак! - севшим голосом шипит Виктор.
     Они стоят неподвижно, как статуи, а вокруг - мирная  зеленая  травка,
кусты тихонько колышутся под ветерком, и  над  всем  этим  яркое  ласковое
солнце. Потом Виктор вдруг говорит на выдохе:
     - Обошлось... Пошли. Нет, погоди, перекурим.
     Он присаживается на корточки и тянет из кармана пачку  с  сигаретами.
Губами  вытягивает  сигарету  и  протягивает  пачку  Профессору,   который
присаживается рядом. Антон спрашивает с раздражением:
     - Ну хоть подойти-то к вам можно?
     - Можно, - отзывается Виктор, затягиваясь. - Подойти можно.  Подойди.
- Голос его крепнет. - Я  тебе  что  говорил?  (Антон  останавливается  на
полпути.) Я тебе что говорил, дура? Я тебе говорю "стой", а ты прешься,  я
тебе говорю "не шевелись", а ты башкой вертишь... Нет,  не  дойдет  он,  -
сообщает Виктор Профессору.
     - У меня реакция плохая, - жалобно говорит Антон. - С детства.  Дайте
сигаретку, что ли...
     - А реакция плохая - сидел бы дома, - говорит  Виктор  и  протягивает
ему пачку.
     Они прежним осторожным аллюром движутся  вдоль  поваленной  изгороди:
Профессор - Антон - Виктор.  Солнце  уже  поднялось  высоко,  на  небе  ни
облачка, припекает. Слева - изгородь, справа - канава, наполненная  черной
стоячей водой. Очень тихо: не слышно ни птиц, ни насекомых. Только  шуршит
трава под ногами.
     Антон приостанавливается, вытирает со лба  пот,  подбрасывает  спиной
рюкзак, прилаживая поудобнее, и засовывает большие пальцы за лямки.  Через
несколько шагов  он  начинает  насвистывать,  еще  через  несколько  шагов
наклоняется, подбирает прутик и идет дальше, похлопывая себя  прутиком  по
ноге.
     Виктор тяжелым взглядом наблюдает за его действиями.  И  когда  Антон
принимается своим прутиком сшибать пожухлые цветочки  справа  и  слева  от
себя, Виктор достает из кармана гайку и очень точно запускает ее  прямо  в
затылок модному писателю. Веселый  свист  обрывается  тоненьким  взвизгом,
Антон хватается за голову  и  приседает  на  корточки,  согнувшись  в  три
погибели. Виктор останавливается над ним.
     - Вот так вот оно и бывает, - говорит он. - Только вот взвизгнуть  ты
на самом деле не успеешь... В штаны не наложил?
     Антон медленно распрямляется.
     - Что это было? - с ужасом спрашивает он, ощупывая затылок.
     - Это я тебе хотел  показать,  как  бывает,  -  объясняет  Виктор.  -
Неужели и тут не понял? Ну что, по морде тебе дать? Самоубийца...
     - Не надо, - отвечает Антон, облизывая губы. - Понял.


     Они  бредут  через  свалку,  по  слежавшимся  грудам   мусора,   мимо
облупленных  и  ржавых  ванн,  расколотых  унитазов,   мимо   покореженных
автомобильных   кузовов...   блестит   битое   стекло,   валяется    мятый
электрический самовар, кукла с оторванными ногами, рваное тряпье,  россыпи
ржавых консервных банок...
     Впереди опять идет Антон,  лицо  у  него  злое  и  напряженное,  губы
кривятся. Он шепчет сквозь зубы:
     - Опять дерьмо... и опять дерьмо... и всюду дерьмо...  и  даже  здесь
дерьмо... дерьмо, и только дерьмо, и ничего, кроме дерьма,  и  да  поможет
мне бог! Аминь.
     Посвистывает ветер, катит мятую бумагу, вздымает  клубочки  пыли.  На
небе появились облака, они временами закрывают солнце.
     Идет Профессор, сосредоточенно глядя  себе  под  ноги.  Лицо  у  него
спокойное и даже какое-то умиротворенное.  Он  меланхолически  декламирует
вполголоса:
     - Кто знает, что ждет нас? Кто знает, что будет? И сильный  будет,  и
подлый будет. И смерть придет и на смерть осудит. Не надо в грядущее  взор
погружать... Не надо в грядущее взор погружать.
     Идет Виктор. Он ничего не шепчет. Он работает: взгляд  прямо,  взгляд
вправо, взгляд влево, взгляд вниз... Время от  времени  он  поднимает  над
головой руку и  снова  шевелит  пальцами,  словно  бы  что-то  ощупывая  в
воздухе. Очень не нравится ему эта свалка.
     И вот в равномерный шум ветра вмешивается  новый,  посторонний  звук.
Какое-то тиканье. Стрекотание какое-то. Виктор останавливается и наклоняет
голову,  прислушиваясь.   Стрекотание   постепенно   усиливается,   словно
приближается.
     - Стой! - командует Виктор.
     Все замирают на месте. И вдруг слева, над кучками мусора возникает из
ничего темный полупрозрачный  вертящийся  столб.  Он  похож  на  маленький
смерч, но это не смерч. Он похож  на  "пылевого  чертика",  но  это  и  не
"чертик". Он  неподвижно  стоит,  крутясь  вокруг  оси,  над  кучей  битых
бутылок, и от него исходит шуршащее металлическое стрекотание,  как  будто
стрекочет гигантский кузнечик. Виктор, не шевелясь, только  скосив  глаза,
наблюдает за ним. Призрачный столб вдруг сдвигается с  места  и,  описывая
замысловатую кривую, скатывается с кучи мусора и проходит между Антоном  и
Профессором.
     - Стоять! Стоять! Не шевелиться! - хриплым шепотом кричит Виктор.
     Крутящийся столбик на  мгновение  задерживается  возле  Профессора  и
легко  уходит  вправо  в  заросли  пыльных  лопухов,   тая,   рассеиваясь,
распадаясь  на  ходу.  Стрекотанье,  достигнув  нестерпимо  высокой  ноты,
обрывается.
     Все стоят неподвижно. А  вокруг  снова  тишина,  только  посвистывает
ветер и шуршит мятая грязная газета, обмотавшаяся вокруг ноги Профессора.
     - Вперед, - говорит Виктор и прокашливается.
     Но двое впереди не двигаются.
     - Погодите, шеф, - говорит Антон. - Ноги что-то шалят...
     - Что это было? - спрашивает Профессор, не оборачиваясь.
     Антон нервно хихикает, а Виктор говорит:
     - Не знаю я... Было и прошло, и слава  богу.  Вперед,  вперед!  Скоро
привал! - И шипит, озираясь: - Экое дрянное место!
     Они  расположились  в  тени  церквушки  на  окраине  поселка.  Виктор
разливает в протянутые стаканчики спиртное. Все выпивают и принимаются  за
еду.
     - Как у вас аппетит, Профессор? -  спрашивает  Антон,  с  отвращением
откусывая от крутого яйца.
     - Признаться, тоже неважно, - отзывается тот.
     - Пива бы  сейчас,  -  вздыхает  Антон.  -  Холодненького!  В  глотке
пересохло.
     Виктор сейчас же разливает еще по стопке. Он единственный  из  троих,
кто ест и пьет с аппетитом. Профессор осторожно спрашивает его:
     - Далеко нам еще?
     Виктор долго молчит, а потом угрюмо отвечает:
     - Не знаю.
     - А по карте?
     - А что по карте? Масштаба там  нет.  Стервятник  обернулся  за  двое
суток, так то Стервятник...
     - Кто это такой - Стервятник? - спрашивает Антон.
     Виктор усмехается, неторопливо закуривает.
     - Стервятник - это, брат, не  нам  чета.  Последний  из  стариков.  С
первых же дней начал, меня водил, когда я подрос. Большой был человек. Ас.
     - А почему - был? - спрашивает Антон.
     Виктор продолжает, как бы не слыша вопроса.
     - И большая  была  сволочь.  Сколько  он  новичков  загубил!  Уходили
вдвоем-втроем, а возвращался один. Вот  вам  бы  с  ним  сходить...  -  Он
неприятно смеется, переводя взгляд с Профессора на Антона и обратно.  -  А
впрочем, досюда вы бы и с ним дошли. Ладно! - обрывает он себя. -  Вы  как
хотите, а я прикорну. Да не галдите здесь. И из тени не выходите.
     Виктор спит,  положив  голову  на  рюкзак,  а  Профессор  с  Антоном,
прислонившись спинами к кирпичной стене церкви, курят и беседуют.
     - А что с ним все-таки случилось, с этим Стервятником?  -  спрашивает
Антон.
     - Он был единственным человеком, который добрался до Золотого Круга и
вернулся, - отзывается Профессор.  -  Легенда  существует  много  лет,  но
Стервятник первый  подтвердил  эту  легенду.  Вернувшись,  он  в  два  дня
невероятно, н