Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
ку.
Профессор. Да!.. Нет, это не клиника. (Он вешает трубку, медлит
несколько секунд и вдруг снова берет трубку и набирает номер.)
Женский голос. Вас слушают.
Профессор. Девятую лабораторию, пожалуйста.
Женский голос. Одну минуту...
Мужской голос. Слушаю.
Профессор. Надеюсь, не помешал?
Мужской голос. Что тебе надо?
Профессор. Всего несколько слов. Вы спрятали, я нашел. Старое
здание, четвертый бункер, справа под стеной. Ты меня слышишь?
Мужской голос. Я немедленно сообщаю в корпус безопасности.
Профессор. Можешь. Можешь сообщать, можешь писать на меня свои
доносы, можешь натравливать на меня моих же сотрудников... Только
поздно. Я уже здесь. Я уже в двух шагах. Ты меня слышишь?
Мужской голос. Ты понимаешь, что это конец тебе, как ученому?
Профессор. Ну так радуйся!
Мужской голос. Ты понимаешь, что будет? Ты понимаешь, что
произойдет, если ты осмелишься?
Профессор. Только не надо меня пугать. Я всю жизнь чего-то
боялся. Я даже тебя боялся. Но сейчас мне совсем не страшно! Уверяю
тебя!
Мужской голос. Боже мой! Ты ведь даже не Герострат... Ты... Тебе
просто всегда хотелось мне нагадить, и теперь ты в восторге от того,
что это тебе, наконец, удалось... Да ты вспомни, черт тебя подери, с
чего все началось! А сейчас ты думаешь только обо мне и о себе! А как
же люди, о которых мы говорили? Как же миллионы и миллионы ничего не
ведающих душ? Ладно, иди, иди! Совершай свою гнусность! Но я тебе
все-таки напомню. Ты - убийца. Новые поколения придут за нами, и
каждое будет тебя проклинать за то, что ты уничтожил их надежды.
Сейчас тебе наплевать, сейчас ты на коне... Не смей вешать трубку!
Тюрьма - не самое страшное, что тебя ожидает. Ты сам себе никогда не
простишь, и я знаю... да я просто вижу, как ты висишь над тюремной
парашей на собственных подтяжках!..
Профессор бросает телефонную трубку.
Писатель. Что это вы там такое затеяли, а, Профессор?
Профессор. А вы представляете себе, что будет, когда в эту самую
комнату поверят все? И когда они все кинутся сюда... Ведь это только
вопрос времени, не сегодня, так завтра... И не десятки - тысячи! Все
эти несостоявшиеся императоры, великие инквизиторы, фюреры всех
мастей. Все эти благодетели рода человеческого! И не за деньгами они
сюда кинутся, не за вдохновеньем - мир переделывать!.. По своему
отвратительному образу и подобию!
Сталкер (торопливо). Нет-нет! Я таких сюда не беру! Я же понимаю!
Профессор. Да что вы можете знать, смешной вы человек! Да и не
один вы на свете сталкер! И не все сталкеры такие, как вы! И никто из
сталкеров не знает, с чем сюда приходят и с чем отсюда уходят люди,
которых они ведут... Вы же сами признались, что не знаете! А уровень
мотивации преступлений падает! Из-за медяка могут зарезать человека!
Может быть, это ваша работа? А военные перевороты, "гориллы" у власти,
мафия в правительствах - может быть, это тоже ваши клиенты! Откуда вы
можете это знать? Ослепляющие лазеры, чудовищные сверхбактерии, вся
эта угрюмая мерзость, запрятанная пока в бронированных сейфах...
Писатель. Да прекратите вы эту социологическую истерику! Неужели
вы сами способны поверить в эти сказки?
Профессор. В страшные сказки я верю! В добрые - нет. А в страшные
- сколько угодно!
Писатель. Бросьте, бросьте! Что такое фюрер, в конце концов? Это
же всего-навсего несостоявшийся живописец, да еще импотент вдобавок...
Неужели вы думаете, что, придя на терраску, он получил бы свое мировое
господство? Чушь! Он получил бы прекрасную потенцию, ну и, может быть,
умение малевать пейзажи лучше, чем у него получалось прежде... Не
может быть у отдельного человека такой любви или такой ненависти,
которые касались бы всего человечестве! Хороший куш на бирже, женщина,
ну месть какая-нибудь - начальника своего под машину загнать... Это
еще туда-сюда, а власть над миром! Справедливое общество! Царство
божие на земле! - это ведь не желания, это слова, идеология,
лозунги...
Сталкер. Вот-вот! Правильно. Счастье - это очень личное. Не может
быть счастья за счет несчастья других...
Писатель (не слушая). Вот я совершенно ясно вижу, что вы
замыслили сокрушить человечество каким-то невообразимым благодеянием.
Но я совершенно спокоен! Спокоен за вас за себя и уж тем более за
человечество. Ничего у вас не выйдет. Ну, в лучшем случае получите вы
свою нобелевку, а скорее всего, и нобелевки вам не будет, а будет вам
что-нибудь совсем уж несообразное, о чем вы вроде бы и думать-то не
думаете... Это же закон жизни! Мечтаешь об одном, а получаешь
совсем-совсем другое.
Он замолкает, отдуваясь.
Сталкер (робко). Может быть, пойдем на терраску? Скоро вечер,
темно будет возвращаться...
Профессор. Да, пора кончать это дело.
16. ТЕРРАСКА
И вот они стоят в широком, как ворота, дверном проеме недалеко от
края заросшей мхами терраски, а дальше за терраской - залитый вечерним
солнцем зеленый пейзаж Зоны, и видна бетонная плита, у которой они
топтались утром.
Профессор опускает к ногам рюкзак. Писатель делает несколько
шагов к терраске, но Сталкер движением руки останавливает его.
Сталкер (мягко). Одну минуточку, не надо так спешить.
Писатель. А я и не спешу никуда.
Сталкер. Да-да, спешить не надо. Позвольте мне сначала сказать
вам несколько слов. (Прокашливается в волнении.) Друзья мои! Вы
знаете, идти сюда нам было нелегко. Но мы все вели себя хорошо. Мы
себя правильно вели. Именно поэтому мы благополучно миновали все
опасности и теперь стоим на этом пороге. Я сделал для вас все, что я
мог... все, что было в моих силах. Я очень рад за вас. Вы - добрые,
честные, хорошие люди, и я бесконечно рад, что выбрал именно вас и не
ошибся в выборе. Теперь слово за вами. Я прошу вас помнить, Что Зона
выполнит только самое заветное ваше желание, самое искреннее, самое
глубокое. Самое выстраданное. Поэтому отнеситесь к предстоящему со
всей серьезностью. Не надо шутить, не надо быть грубым, вообще не надо
ничего показного. Никакие слова вам не помогут. Вам ничего не надо
говорить. Вам нужно просто сосредоточиться и вспоминать свою жизнь.
Когда человек вспоминает свою жизнь, он становится добрее. Вам нужно
быть очень добрыми сейчас. И тогда счастье, которое вы обретете, не
станет источником несчастья для других. Вот и все, что я хотел вам
сказать. А теперь - идите. Кто хочет первым? Вы?
Писатель. Я? Нет. Не хочу.
Сталкер. Понимаю. Это очень непросто. Но вы не беспокойтесь, это
пройдет...
Писатель. Вряд ли это пройдет. Во-первых, если я стану вспоминать
свою жизнь, вряд ли я стану добрее... А потом, разве вы не чувствуете,
как все это срамно? Клянчить, вымаливать, сопли распускать,
унижаться...
Сталкер. Ну, ведь это не надо делать сразу... Вы успокойтесь, это
пройдет. Вы просто еще не готовы. Это бывает... довольно часто...
(Профессору.) Может быть, вы?
Профессор сидит на корточках и расшнуровывает рюкзак. Обнажается
массивный металлический цилиндр.
Писатель. Господа! Перед вами новое гениальное изобретение!
Прибор для измерения параметров чуда! Чудомер!
Профессор (не поднимая головы). Нет. Это атомная мина.
Пауза. Сталкер ничего не понял. Писатель думает, что это шутка.
Профессор. Двадцать килотонн.
Писатель (глупо). З-зачем?
Профессор. Теперь я уже и сам не знаю - зачем. Я могу объяснить,
зачем мы ее собрали. Мы решили тогда, что Зона, если она попадет в
дурные руки, способна принести человечеству неисчислимые беды. Это
казалось таким очевидным... столько примеров... А потом их осенило,
что Зона - это чудо и что чудо нельзя убивать, оно неповторимо. Я не
согласился, и мы поссорились. Они ее спрятали от меня... в четвертом
бункере котельной. Они думали, что я не найду. А я нашел. Здесь все
очень просто: надо набрать четыре цифры, и через сутки Зоны не
станет...
Сталкер (в ужасе). Вы... вы хотите...
Профессор. Ничего я не хочу. Ведь я же не идиот, не маньяк. Я же
понимаю: нельзя совершать необратимые поступки. Чудо неповторимо. Мы
ничего не успели узнать про Зону. Но я боюсь опоздать! Зона - это тоже
бомба - и пострашнее всех существующих... Может быть, она взорвет этот
мир, и я не знаю - когда...
Сталкер кидается к профессору и вцепляется в мину. Профессор тоже
вцепляется в мину, тогда Сталкер с визгом принимается неумело,
по-бабски, его избивать, валит, царапает, пинает коленками. профессор
почти не сопротивляется. Набегает Писатель, отрывает Сталкера от
Профессора, бьет его - расчетливо, профессионально, и после каждого
удара Сталкер летит на землю, но каждый роз, как заведенный,
вскакивает и слепо бросается к Профессору. В конце концов Писатель
скручивает Сталкеру руки и приводит его в относительную неподвижность.
Писатель. Ишь ты, хорек вонючий... задело-таки тебя за живое...
смиренная крыса... А ну, стой смирно!
Сталкер (всхлипывая). Вы подумайте... Вы подумайте... Почему вы
меня?.. Он же хочет все это уничтожить... счастье, надежду... Он ведь
и вашу надежду хочет уничтожить... Мне помогите! Мне!
Писатель отшвыривает его в угол. Сталкер оглушен. Он еле жив, но
продолжает лихорадочно бормотать.
Сталкер. Ведь в этом мире у людей больше ничего не осталось...
Только этот маленький родничок... Только сюда можно прийти, когда
надеяться больше не на что... Неужели вы хотите этот родничок
засыпать? С чем же человек тогда останется? С чем же вы тогда
останетесь? Ведь вы же сами сюда пришли! ..
Писатель. Молчи, лицемер! Перестань врать! Я же вижу тебя
насквозь! Плевать ты хотел на человеческое счастье! Ты же себе бизнес
сделал на наших надеждах! И не в деньгах даже дело... Ты же здесь
наслаждаешься, ты же здесь царь и бог, ты, мелкая лицемерная крыса,
решаешь, кому здесь жить, а кому умереть... Ты выбираешь! Ты решаешь!
Теперь я понимаю, почему ваш брат сталкер сам никогда не ходит на
терраску... Вы такие глубины нечистых ваших душ здесь услаждаете
властью, тайной, авторитетом, что у вас больше и желаний не
остается!..
Сталкер (исступленно). Нет! Это неправда! Вы ошибаетесь! Не так
все это, не так! Сталкеру нельзя ходить на терраску! Сталкеру вообще
нельзя приходить в Зону с корыстной целью! Он погибнет! Вы вспомните
Дикобраза! (Поднимается на колени.) Вы правы, я - маленький крысенок,
я ничего не сделал в том мире и ничего не могу сделать... И счастья я
не сумел дать даже жене и дочери... Друзей у меня нет и быть не может.
Но моего вы у меня не отнимайте. У меня и так уже все отняли - там, в
том мире. Все мое - здесь, в Зоне. Свобода моя - в Зоне, счастье мое -
в Зоне... Ведь я привожу сюда людей таких же несчастных, как я,
замученных, израненных. Они ни на что больше не надеются - только на
Зону! А я могу! А я могу им помочь! У меня сердце кровью обливается,
когда я на них смотрю, я от счастья плакать готов, что я им могу
помочь! Весь этот огромный мир не может, а я - могу! Вот и вся моя
жизнь. И я больше ничего не хочу. А когда придет мне пора умирать, я
приползу сюда, на терраску, и последняя мысль моя будет - счастье для
всех! Даром! Пусть никто не уйдет обиженным!
Писатель с кряхтеньем опускается на пол.
Писатель. Ну, извините... Ну, может быть... Просто я терпеть не
могу смиренных всезнаек. Но все равно - глупо! Вы меня извините, но
все, что вы сейчас говорили здесь, - глупо. Вы просто блаженный. Вы не
понимаете и не хотите понимать, что здесь делается. Почему, по-вашему,
повесился Дикобраз?
Сталкер, Он пришел в Зону с корыстной целью. Он загубил в
мясорубке своего брата, чтобы получить богатство...
Писатель. Это я понимаю. Я вас спрашиваю - почему он повесился?
Почему он не пришел на терраску снова и не выпросил у нее для брата
новую жизнь?
Сталкер. Он хотел, он все время говорил об этом... Он даже пошел,
но... Не знаю. Через несколько дней он повесился.
Писатель. Неужели вы не понимаете? Вы же сами нам сказали: только
самые заветные желания, самые искренние, самые выстраданные... А
Дикобраз - он и есть Дикобраз. Стоял он там на терраске на коленях,
кричал до хрипоты: брата-де хочу вернуть, единственного, жизнь свою
вспоминал, все тщился сделаться добрее. Но он не был добрым, и
выстраданные желания у него были Дикобразовы: власть, деньги,
роскошь... Вот вернулся он к себе в апартаменты, нашел там вместо
брата еще один мешок с золотом и понял, что жить больше незачем, что
он - дрянь, мерзость, дерьмо... Не-ет, туда нам ходить нельзя. Я
понимаю: ходят, лезут, как мошки на огонь, но ведь это от глупости, от
недостатка воображения! Я туда не пойду. Я за этот день здорово
поумнел. А профессор, умный человек, он и вовсе не собирался... Зачем
это мне надо? Что у меня выстрадано? Ненависть? Гадливость? Неприятие?
Как я туда полезу со своей израненной душой? Ведь одно из двух. Либо
душа моя хочет покоя, тишины, безмыслия, беспамятства, забвения - и
тогда я вернусь идиотом, счастливым кретином, пускающим пузыри... Либо
душа моя отмщения жаждет. И тогда мне страшно даже подумать, сколько
судеб окажется на моей совести... Нет, дружище, паршиво вы в людях
разбираетесь, если таких, как я, водите в Зону...
Наступает долгое молчание. Сталкер плачет.
Сталкер. Это жестоко... Это неправда... Я всю жизнь положил
здесь... У меня ведь больше ничего нет... Зачем я теперь буду жить?,.
Я ведь не ради денег сюда приводил... и шли они сюда не ради денег...
как в церковь... как к богу... (Профессору.) Профессор, скажите же
что-нибудь ему! Почему вы молчите?
Профессор вздрагивает, словно очнувшись. Потом он начинает
говорить, и пока он говорит, руки его как бы механически с натугой
отвинчивают верхнюю часть цилиндра, приподнимают металлический колпак,
обрывают тянущиеся провода и продолжают разбирать, рвать, ломать мину,
разбрасывая деталь за деталью во все стороны.
Профессор. Я не знаю, что ему сказать. Я не знаю, прав он или
нет. Наверное, прав. Наверное, сегодняшний человек действительно не
умеет использовать Зону. Она попала к нам не вовремя, как и многое
другое. Как самый роскошный телевизор в пещеру к неандертальцам. Он
смотрит в огромный мертвый экран и ничего в нем не видит, кроме своей
волосатой рожи... Не знаю, не знаю. Я знаю только одно. Все, что
вокруг нас, И мы сами, и дела рук наших - все это не вечно. Все
меняется. Все изменится. И может быть, через века люди дорастут до
Зоны и научатся извлекать из нее счастье, как научились извлекать
энергию из каменного угля. Или произойдет такое потрясение на земном
шаре, такая катастрофа, что у нас не останется никаких надежд на
спасение, кроме Зоны. Пусть мы еще не успеем научиться пользоваться
ею, ко у нас будет надежда. Человек может обойтись без всего. Но
надежда у него должна быть всегда.
Долго и молча сидят они на пороге комнаты. Сумерки сгущаются.
Становится все темнее и темнее. Наступает тьма.
17.СНОВА КАФЕ
Они сидят за столиком в том же самой кафе, грязные, оборванные,
заросшие. Они так устали, что говорят с трудом. Перед каждым кружка с
остатками пива.
Писатель (допив свою кружку). Давайте еще по одной.
Профессор. У меня больше нет денег.
Писатель (упавшим голосом). И у меня нет...
Профессор. Вы же хвастались, что у вас, везде кредит.
Писатель. Да! Везде! А в этой дыре - нет!
Сталкер шарит в кармане, высыпает на стоп несколько мелких монет
пополам с мусором, двигает монетки пальцем, пересчитывая.
Сталкер. Вот. На две кружки еще хватит. А на три - не хватает.
В кафе входит Жена Сталкера. Останавливается возле столика.
Ж е н а (Сталкеру). Ну что ты здесь сидишь? Пошли.
Сталкер. Сейчас. Ты присядь. Присядь с нами, посиди немножко.
Она охотно присаживается, берет его руку и обводит взглядом
Писателя и Профессора.
Жена. Вы знаете, мама была очень против. Вы теперь, наверное,
поняли - он же блаженный. Над ним вся округа смеялась, а он растяпа
был, жалкий такой. Мама говорила: "Это же сталкер, это же смертник,
это же вечный арестант! А дети? Ты посмотри, какие дети у сталкеров!"
И знаете, я даже не спорила! Я ведь и сама это понимала: и что
смертник, и что арестант, и про детей тоже... А только что я могла
сделать? Я была уверена, что мне с ним будет хорошо. Я была уверена,
что лучше уж горькое счастье, чем серая, унылая жизнь... А может, я
все это уже потом придумала... А тогда он просто подошел ко мне и
сказал: "Пойдем!" И я пошла и никогда потом не жалела. Никогда. Горя
было много, страшно было, стыдно было, больно было... А только я
никогда ни о чем не жалела и никогда никому не завидовала. Просто
такая судьба, такая жизнь, такие мы. И если бы не было в нашей жизни
горя, то лучше бы от этого не стало. Хуже стало бы, потому что тогда и
счастья бы тоже не было, и не было бы надежды... (Сталкеру.) Ну,
пойдем, Мартышка там одна.
Они встают. Сталкер что-то силится сказать на прощание. Губы его
шевелятся, потом он неуклюже произносит: "Это вот мои друзья. А больше
у нас пока ничего не получилось."
Они уходят. Писатель и Профессор смотрят им вслед.
1977 г.
Аркадий СТРУГАЦКИЙ
Борис СТРУГАЦКИЙ
МАШИНА ЖЕЛАНИЙ
Несколько лет назад нам выпала честь участвовать в создании фильма
"Сталкер". Режиссер Андрей Арсеньевич Тарковский первоначально взял за его
основу четвертую главу нашей повести "Пикник на обочине". Однако в
процессе работы (около трех лет) мы пришли к представлению о картине,
ничего общего с повестью не имеющей. И в окончательном варианте нашего
сценария остались от повести лишь слова термины "сталкер" и "Зона" да
мистическое место, где исполняются желания. Фильм вышел на экраны и у нас,
и за рубежом. О нем много и разнообразно говорят, но сходятся в одном: он
чрезвычайно сложен и многозначен. Кроме того, никто не сомневается, что
это работа высшего международного класса. И да не будут приняты эти слова
за самохвальство! Главная заслуга в создании фильма "Сталкер" принадлежит
А. Тарковскому, мы же были только его подмастерьями.
А сейчас читателю предлагается один из первых вариантов сценария, в
котором будущий "Сталкер" едва проглядывается. Нам любезно предложили
опубликовать его, полагая, видимо, что картина, будь она снята по нему,
тоже имела бы право на существование.
А. Стругацкий
ДОМ СТАЛКЕРА
Грязная захламленная квартира. Раннее зимнее утро, за окнами тьма.
Угрюмый мужчина отбрасывает одеяло, тихонько поднимается с кровати. Берет
в охапку одежду, на цыпочках выходит в ванную и начинает одеваться. И не
замечает, как в дверях ванной появляется его жена, встрепанная со сна,
неопрятная, в заношенной ночной рубашке.
- Куда это ты ни свет ни заря? - спрашивает она.
Он не отвечает. Попался.
- Куда ты собрался, я тебя спрашиваю?
- На кудыкину гору... Скоро приду. Дело есть. Спи иди.
- Что значит скоро?
- Сказал - приду, значит - приду. Иди спи.
- Не ври.