ринский у Венциа.
     - Там чертовски жарко, - пробормотал Венциа. - Мой корабль отсюда в
двух милях. Подожду, пока станет прохладнее.
     - Какую картину вы изобразите? - поинтересовался я.
     - Поскольку  здесь вы  трое, можно будет попробовать Черную Леди, -
ответил Кобринский.
 Он скорчил рожу.
     - На самом деле я собирался еще месяца два над ней поработать, пока
не добьюсь абсолютной точности в каждой детали.
     - На  голограмме она  выглядела совершенно  законченной, -  заметил
Хит.
 Кобринский покачал головой.
     - Рот не совсем получился.
     - А по-моему, хорошо.
     - Нет, - возразил Кобринский. - Она всегда словно собирается что-то
сказать, будто  сотая доля  секунды - и губы зашевелятся. Когда я смотрю
на голограмму, этого ощущения не возникает.
 Он пожал плечами.
     - Ладно, в самом деле. Может, буду работать еще пятьдесят лет, и не
добьюсь. С тем же успехом могу попробовать то, что получилось.
 Наступили короткие сумерки, а потом небо поразительно быстро потемнело.
 Кобринский еще  несколько  минут  подождал,  пока  за  дальними  горами
погаснут последние отсветы солнца, и начал давать команды своим машинам.
Постепенно они загудели, мощность пульсировала в них почти осязаемо.
     - Так и должно быть? - забеспокоился Хит.
 Кобринский утвердительно кивнул.
     - Они работают, как проводник, от реактора к полотну.
     - Полотну?
     - К  небу, мистер Хит, - ответил Кобринский, довольно улыбаясь. - К
Небу.
 В течение  следующих двадцати минут он продолжал отдавать команды, что-
то регулировать,  менять свои  распоряжения,  жонглировать  векторами  и
углами. Наконец он на шаг отступил от машин, повернулся к нам и объявил:
     - Уже почти готово.
     - Куда смотреть? - спросил Хит.
     - Все  окна специально  обработаны, -  ответил Кобринский. - Можете
смотреть в любое.
 Он помолчал.
     - Если  не выходить  из бункера,  опасности нет,  но лучше все-таки
влезьте в защитные костюмы, просто для перестраховки.
     - Какие защитные костюмы? - спросил Венциа.
     - Да, верно: когда я о них говорил, вас тут не было. Когда начнутся
взрывы, вся  планета получит  смертельную дозу радиации, - он подумал. -
Здесь вам ничто не грозит.
     - Но как я вернусь на корабль?
     -  У   меня  где-то  завалялся  запасной  костюм.  Откопаем,  когда
соберетесь уходить.
     -  Может,  лучше  мне  сейчас  сходить  на  корабль  и  найти  свой
собственный? - предложил Венциа.
 Кобринский пожал плечами.
     - Как хотите. Найдете дорогу в темноте? У Солитера лун нет.
 Венциа на мгновение растерялся.
     - Не  уверен, - признался он. - Наверное, я все-таки останусь здесь
и возьму у вас костюм взаймы, когда нужно будет уходить.
     - Отлично.
 Мы с Хитом облачились в экранированные защитные костюмы. Тут я заметил,
что Кобринский не надел рукавицы, и указал ему на недосмотр.
     - В  них неудобно  манипулировать, -  ответил  он.  -  А  иногда  в
последние секунды требуется ручная регулировка.
 Он повернулся к компьютерам и снова начал распоряжаться, произнося одни
математические формулы, которых я абсолютно не понимал.
     - Теперь скоро, - сказал он, не отрывая взгляда от оборудования.
 Мы все  трое подошли  вплотную к  одному из  окон и  уставились в тихое
ночное небо.
     - Еще  немного, -  пробормотал он, произнося последнее уравнение. -
Теперь внимание - пуск!
 Я во  все глаза смотрел в окно. Сначала ничего вроде бы не происходило.
Потом, медленно,  постепенно, воздух стал ощутимо густеть, и я различил,
как возникают вихревые узоры, ставшее зримым молекулярное движение.
 Сверкнула молния,  непохожая на все молнии, которые я до сих пор видел,
она не  рассеялась, а  осталась в небе, изогнувшись огненной кривой. Еще
одна молния - еще одна линия рисунка. Вихри электрической энергии вместо
грунта, сияющие  ионизированные молекулы  вместо  красок,  новые  штрихи
молний -  и вдруг  перед моим потрясенным взором стало приобретать форму
лицо Черной Леди.
 В следующее  мгновение ее  лицо заняло  все небо, печальные глаза сияли
светом дальних  туманностей, звезды  делали  белые  зубы  еще  белее,  в
волосах, волнующихся  темным облаком,  мерцали крошечные  точки звездной
пыли. Потом  начались взрывы,  невообразимое высвобождение энергии, и ее
лицо заиграло бликами.
     - Невероятно! - воскликнул я.
     - Никогда не видел ничего подобного, - добавил Хит благоговейно.
     - Рот  не получился,  - сказал  Кобринский  и  опять  повернулся  к
машинам. -  Если бы  удалось поймать выражение губ, так, словно она вот-
вот заговорит...
 Он стал регулировать вручную.
     - Сколько это продержится? - спросил Венциа.
     - Секунд через десять начнет терять цельность, - сказал Кобринский,
нажимая на  кнопки и манипулируя векторами. - Проклятие! Все еще не так,
и уже пропадает! Не успеваю регулировать!
     - Но оно вовсе не распадается, - заметил Хит.
     - Сейчас распадется.
 Мы все не отрывали глаз от картины.
     - Если на то пошло, я бы сказал, что изображение становится ярче, -
заметил Хит.
 Кобринский  подошел  к  окну  и  смущенно  нахмурился,  глядя  на  свое
творение.
     - Не понимаю, - сказал он. - Она уже должна гаснуть и исчезать.
     - Но она не исчезает.
     - Тогда  я еще  успею дорисовать  губы! -  взволнованно  воскликнул
Кобринский.
 Он бросился к машинам и нажал еще несколько кнопок.
     - Вышло! - триумфально вскричал он, опять оказываясь с нами у окна.
 И действительно,  на космическом  полотне теперь  сияло совершенное  во
всех деталях изображение Черной Леди. Она казалась совсем настоящей, и я
поймал себя  на том, что уже прислушиваюсь к словам, готовым сорваться с
ее губ.
 А потом,  так естественно, что лишь через несколько секунд я понял, что
происходит, ее губы шевельнулись.
     - Владимир, - прошептала она с небес, и горы содрогнулись. - Иди ко
мне.
     - Вы  слышали? -  спросил Кобринский  со сверкающими от возбуждения
глазами.
     - Иди  ко мне,  Владимир, - пропела она, и бункер дрогнул, а машины
жалобно и протестующе взвыли.
     - Значит, это все-таки был сон, - пробормотал я ошеломленно, поняв,
что она зовет только Кобринского.
 Кобринский, как  загипнотизированный, пошел к двери. Венциа схватил его
за руку.
     - Нет! - заорал он. - Сначала я задам свой вопрос!
 Кобринский шевельнул плечом, и Венциа отлетел в дальний угол.
     - И куда вы собрались? - спросил Хит.
     - К ней, - невозмутимо ответил Кобринский.
     - Если  открыть дверь,  Венциа умрет  - и вы тоже, если не наденете
рукавиц.
     - Она не причинит мне вреда, - ответил Кобринский.
     - Но ее там нет! - резко произнес Хит. - Вы выйдете в радиоактивную
печь!
     - Владимир, - прошептала Черная Леди.
     - Она меня зовет.
     - Леонардо, скажите же что-нибудь!
     - Она  не Мать Всего Сущего, - тускло проговорил я, чувствуя легкое
головокружение. - Она всего лишь Черная Леди.
     - Что вы несете? - обозлился Хит.
 Я повернулся к нему.
     - Чего  же она  хотела от  меня? -  растерянно спросил  я.  -    Не
понимаю.
     - Иди ко мне, Владимир, - шептала Черная Леди.
 Кобринский открыл дверь.
     - Нет! - вскричал Хит, прыгнув к нему в тщетной попытке остановить.
Он опоздал,  и через  мгновение  сильный  порыв  ветра  захлопнул  дверь
снаружи.
 Мы оба  кинулись смотреть  к окну,  и  к  нам  присоединился  Венциа  с
безобразным кровоподтеком на лбу.
 Кобринский стоял примерно в пятидесяти ярдах от бункера, молящим жестом
воздев руки  к небу  - и  как раз  перед тем,  как  начала  рассеиваться
картина, неизменно  печальное выражение  на лице  Черной Леди  растаяло,
вдруг сменившись  улыбкой. Я  перевел взгляд туда, где стоял Кобринский,
но его не было. Ничего не было.
     - Где он? - спросил я озадаченно.
     - Исчез,  - сказал  Хит и  смущенно нахмурился. - Во всяком случае,
мне кажется, что он исчез.
     - НЕТ!  - завопил Венциа, подбегая к двери и распахивая ее. - Вы не
можете уйти! У меня есть вопрос!
     - Не  выходите, друг  Рубен!  -  закричал  я  ему  вслед.  -  Когда
Кобринский открыл  дверь, вы уже попали под облучение, у вас нет защиты!
Вы умрете!
     - Не  держите меня!  - огрызнулся  Венциа, вырвался и побежал туда,
где исчез Кобринский.
     - Прошу вас! - он вопил во все горло. - Я должен знать!
     - Надо привести его назад, в помещение, - требовал я.
     - Пусть  кричит и  получит ответ,  - устало  произнес Хит. - Он уже
мертв.
     - Но...
 В вышине прогремел последний яростный взрыв, и небо снова стало темным.
     - Включите  счетчик радиации, Леонардо, он сверху на лицевом щитке,
- сказал  Хит. -  Если его  не  убила  волна  последнего  взрыва,  то  в
ближайшие десять секунд он сгорит, как уголь. Мозг у него уже изжарился.
     - Я  должен был его остановить, - сказал я, выбегая из бункера. - Я
должен ему помочь!
     - Ему уже не поможешь, - ответил Хит, но вышел за мной.
 Когда мы  добежали до Венциа, он был без чувств. Лицо покрылось черными
ожогами, обгорелые  волосы дымились,  но он  еще жил. В конце концов нам
удалось втащить его в бункер и положить на койку Кобринского.
     - Можно  было с тем же успехом оставить его снаружи, - заметил Хит.
- Когда  открываешь дверь  в ядерную  печь, нечего  ждать, что  квартира
останется незараженной.
 Я взглянул на счетчик радиации, и его показания подтверждали сказанное.
 Венциа что-то пробормотал обожженными губами.
     - По-моему, он просит воды, - сказал Хит.
     - Но вода заражена, - сказал я.
     - Все равно дайте. Какая теперь разница?
 Я налил воды в металлическую чашечку и поднес к губам Венциа.
     - Спасибо, - прохрипел он и уронил голову на подушку. - Где она?
     - Ее  нет, -  сказал я.  Только сейчас на меня обрушился весь смысл
происшедшего.
     - Она  не Мать  Всего Сущего.  Она  приходила  не  за  мной,  а  за
Кобринским.
     - Теперь я никогда не узнаю, что за пределами, - прошептал Венциа.
     - Очень скоро узнаете, друг Рубен, - сказал я тихо.
 Вдруг  он   напряженно  приподнялся,   устремив  невидящий   взгляд   в
пространство.
     - Что с вами, друг Рубен? - спросил я.
     - Я ее вижу!
     - Она зовет вас?
 Он нахмурился.
     - Нет. Она с ним.
     - С Кобринским?
     - Да.
     - Что она делает? - спросил я.
     - Она улыбается.
 Он снова упал на койку.
     - Наконец-то она улыбается, - прошептал он и умер.
 Несколько минут  я сидел без движения у тела Венциа. Потом почувствовал
руку Хита на своем плече.
     - По-моему, пора идти, Леонардо, - говорил он.
     - Да. Пора.
     - Придется  оставить тело  здесь. Мы не можем рисковать, забрав его
на корабль - большой риск.
     - Да, - ответил я, встал и пошел за ним к двери.
     - Знаешь,  - задумчиво  произнес он,  когда мы брели к кораблю, - я
все еще не совсем верю в то, что увидел.
     - Я верю.
     - Интересно, где она снова появится? - пробормотал он задумчиво.
     - Она никогда больше не появится, - ответил я.

                                 Эпилог

 Вот и вся история Черной Леди.
 Но это  также история  Леонардо, который  продолжает одиноко бродить по
галактике, которого  все сторонятся,  чье имя  никогда больше  не  будет
произнесено в его Доме и Семье, и чьим прегрешениям нет числа.
 После того,  как я  улетел с  Солитера вместе  с Валентином Хитом, я не
однажды собирался  совершить ритуал  самоубийства,  но  каждый  раз  был
вынужден откладывать  его по этическим причинам: все ждал, пока кончится
временная отсрочка,  истечет контракт  с Клейборном.  А когда,  наконец,
пришел этот  день, когда я официально оказался свободен от обязательств,
я понял,  что, не  будучи более  бъйорнном, я  свободен и  от соблюдения
бъйорннских обрядов.
 Три года мы с Хитом перелетали с планеты на планету, всегда на один шаг
опережая полицию,  и я  учился единственному  ремеслу,  к  которому  был
пригоден. Именно  в это  время -  больше от  скуки на  борту  маленького
кораблика, чем  по другой причине (во всяком случае, так мне казалось) -
я начал  серию набросков Черной Леди, старательно, но безуспешно пытаясь
передать ее неуловимую прелесть.
 А в один прекрасный день Хит попался, и я оказался совершенно один. Вот
тогда я  понял,  в  чем  мое  истинное  предназначение,  почему  события
сложились так, что в тот роковой день я оказался на Солитере, почему она
являлась ко мне в видении, и что она от меня хотела.
 Ее портретов  много, и  на всех  она изображена  с печальным выражением
лица. Теперь  Кобринского нет, Венциа мертв, а Хит в тюрьме - и только я
могу изобразить  ее такой,  как она  явилась в  последний  раз  и  какой
останется до скончания времени.
 У меня  уйдет на  это много  труда и много лет, потому что в живописи я
столь же неловок, как и во всем остальном. Но когда-нибудь у меня должно
получиться - ибо лишь когда последний портрет Черной Леди будет завершен
и завершит собой ряд других, кончится моя и ее одиссея.