куафера.
   Когда Андрон углядел на физиономиях амазонок намерение  во  весь  голос
тут же над ним расхохотаться (вдобавок к комизму самой ситуации он  и  сам
был на первый  взгляд  смешон  -  квадратный,  низкий  и  кривоногий),  он
попытался юмор ситуации превратить в его противоположность. Для чего сунул
свой  скварк  за  пояс,  единственное  его  одеяние,  выхватил  оба  меча,
закричал, на этот раз уже не только натужно,  но  и  по-настоящему  жутко,
легендарным куаферским криком, и с невероятной скоростью  завращал  своими
мечами,  являя  собой  уже  полное   воплощение   бездумной   машины   для
множественных убийств.
   Единственное,  что  мешало  Андрону  Кун  Чу,  -  ему  еще  никогда  не
приходилось убивать  женщин,  а  то,  что  он  начал  крутить  мечи,  было
несомненной прелюдией к убийству. Животных он, как  корректор,  переубивал
массу, вдобавок убил двух мужчин - оба раза, правда, в порядке самозащиты.
На женщин же Андрон Кун Чу с детства смотрел как на что-то неприкасаемое и
даже где-то прекрасное. Единственное насилие, да и то с  согласия  жертвы,
которое он мог применить в отношении женщины, носило в его понимании чисто
сексуальный характер. Но  мужчина,  даже  голый,  крайне  редко  готовится
заняться любовью, вращая  со  страшной  скоростью  старинные  мечи.  Таким
образом, начав это физическое упражнение, он не мог не убить и не  попасть
при этом в положение совсем уже идиотское, но и убить также не мог, потому
что, несмотря на весь свой киллерский опыт, Андрон Кун Чу не был  убийцей.
Может быть, к своему собственному изумлению, не был.
   Амазонки опять взвизгнули, на этот раз не  столько  испуганно,  сколько
кокетливо, после чего одна  из  них,  зазывно  почесав  грудь,  произнесла
следующее:
   - Очень-очень лихо! Здесь будем или пойдем куда поуютнее?
   Вращение  мечей  тут  же  прекратилось,  Андрон  пристально  и   мрачно
вгляделся в пупки амазонок,  плюнул  с  чувством,  развернулся  и  побежал
обратно в виварий. Те наконец расхохотались - впрочем, не слишком  обидным
хохотом. Представление им явно понравилось.
   Целый день после этого Андрон мрачно отругивался  на  насмешки  коллег,
был смущен, задумчив и громко в задумчивости сопел, а  потом  вернул  себе
репутацию, сорвавшись с места на поиски тех амазонок и пропав в результате
на десять часов.
   Однако  остальные  события,  происшедшие  в  день  выхода  куаферов  из
вивария, были далеко не такими комическими.
   Выбравшись на свободу, они, не разбредаясь поодиночке, немного походили
по лагерю, вглядываясь в лица вновь прибывших (те мучились от вынужденного
безделья и очень надеялись на конфликт) и,  просто  чудом  ни  во  что  не
ввязавшись, тихо, под нос, почертыхались по поводу произведенных в  лагере
разрушений и так же кучно отправились в свой жилой блок. И вот здесь-то их
ожидал сюрприз - правда, сюрприз вполне  ожидаемый.  Их  блок  -  шикарный
четырехмодульный гексхузе, зародыш которого можно было  приобрести  только
на очень немногих и очень черных рынках Центрального  Ареала,  за  который
Федер, по его словам, пошел "на три убийства и одно скотоложство",  -  был
занят вновь прибывшими бандитами.
   Как так вышло, что Федер упустил из виду этот  просто  неупускаемый  из
виду факт, навсегда останется для мировой истории неразрешимой загадкой  -
мировая история ими, впрочем,  пестрит.  Извинения  ему  здесь  нет,  есть
только намек на возможное объяснение. Оно до неправдоподобия  элементарно:
капитан куаферов просто замотался. Просто увяз в попытках склонить команду
на свою сторону, наладить отношения с  Верой,  продумать  с  матшефом  все
новые детали  будущего  пробора  и,  главное,  как  можно  более  грамотно
построить свои отношения с Аугусто. В промежутках он либо впадал  в  тупую
прострацию - в положении лежа,  с  полузакрытыми  глазами  и  полуоткрытым
ртом, - либо с крайним напряжением думал, не имея возможности записать для
памяти ничего из того, что им было надумано.
   Другой виной Федера в тот злосчастный день было его отсутствие в момент
открывания дверей второго вивария - виной, которая на самом деле  была  не
более чем ошибкой, но ошибкой того рода, которая хуже всякой  вины.  Здесь
его подловил Аугусто.
   Аугусто, которого Федер ежедневно  донимал  истерическими  требованиями
(он изображал истерика уже больше по инерции, чем из необходимости,  чтобы
поддержать случайно сложившуюся маску) то об одном, то  о  другом,  причем
далеко не всегда безуспешно, так вот, Аугусто просто из  вредности  сделал
так, чтобы заселение  гексхузе  произошло  по  возможности  незаметно  для
капитана куаферов. Собственно, Аугусто давно уже раскусил, что Федер  лишь
притворяется истериком, и  теперь  хотел  не  только  подпортить  в  своих
интересах отношения куаферов с Федером, но и посмотреть, как  тот  поведет
себя в ситуации, действительно требующей удара кулаком по столу.
   Но получилось  так,  что  стучать  кулаком  по  столу  пришлось  самому
Аугусто.
   Обнаружив еще на подходах (все-таки  профессиональные  следопыты),  что
гексхузе  занят  чужими,  куаферы  остервенели  до   чрезвычайности.   Они
переглянулись, замолчали и пошли дальше.
   У дверей  гексхузе  с  подчеркнуто  безразличным  видом  сшивались  два
молодчика бультерьерской наружности, очень распространенной среди  мамутов
Центрального Ареала. Глянув на них, а заодно и на окна фасада, куаферы как
бы немножечко возмутились - мол, кто  это  такой  из  моей  чашки  хлебал?
Дальше все произошло удивительно слаженно,  словно  репетировалось  многие
дни.
   С удивленными и заранее огорченными (как бы признавая силу  противника)
лицами они приблизились  к  мамутам.  Те,  высоко  и  невинно  подняв  над
подслеповатыми глазками аккуратные круглые брови, в это  время  длиннющими
ножами чистили себе ногти. Актеры из них были  более  чем  посредственные,
однако  на  нормального  человека  такие  сцены  действовали  убедительно.
Вдобавок и арсенал, которым  они  были  увешаны  наподобие  рождественских
елок, явно рассчитывался не столько на немедленное  употребление,  сколько
на устрашение. Аугусто много времени потратил, убеждая своих  мамутов  без
нужды куаферов не уничтожать, потому что нужны были ему куаферы. Не учтено
здесь  было  только  то,  что  куафера,  привычного   ко   всяким   жутким
физиономиям, да еще знающего по опыту,  что,  чем  жутче  физиономия,  тем
травоядное ее обладатель, таким спектаклем запугать чрезвычайно трудно.
   Так что на  этот  раз  искусство  и  реальность  вошли  между  собой  в
конфликт.  Мамуты,  уверенные  в  собственной  страхолюдности,  подпустили
куаферов слишком близко -  почти  на  три  метра.  Они  явно  не  страдали
повышенным интересом  к  приключенческим  стеклам,  иначе  знали  бы,  что
куафера в наплечниках подпускать к себе ближе чем на пять метров ни в коем
случае не рекомендуется, будучи с ним  в  конфликте.  Вдобавок  ко  всему,
мамуты  не   поняли,   что   подпускают   к   себе   не   кого-нибудь,   а
коррект-куаферов.
   Собственно, по сравнению с куаферами в рукопашном бою эти  мамуты  были
не бультерьерами, а злобными, необученными  щенками,  умеющими  разве  что
только стрелять и попутно строить страшные рожи. Это были бойцы,  особенно
эффективные в истреблении слабых; а именно слабых -  неуверенных  в  себе,
недоумевающих, горько обиженных и  каждой  черточкой  лица,  каждой  позой
выражающих   мольбу   бессильного   перед   сильным    о    восстановлении
справедливости -  они  сейчас  перед  собой  видели.  Мамутов  переполняла
радость от предвкушения хорошей и абсолютно для здоровья безопасной трепки
с любым, каким угодно исходом, что бы там ни  говорил  им  их  босс,  этот
самый Благородный Аугусто.
   Подпустив коррект-куаферов  на  три  метра,  один  из  мамутов  как  бы
проснулся, прекратил чистку ногтей и, не опуская  бровей,  но  попытавшись
создать с их помощью выражение веселого удивления, обратился к напарнику:
   - Смотри-ка, Умберт, какие-то люди сюда подходят!
   Умберт не успел ответить. Он даже не успел  вслед  за  своим  товарищем
изменить выражение лица так же с помощью высоко поднятых  белесых  бровей.
Потому что в следующий момент и он, и его товарищ  уже  быстро  и  страшно
умирали от множественных проникающих ударов пальцев.
   Далее так  же  слаженно  куаферы  с  шумом  падающего  в  вакууме  пера
ворвались в дверь главного модуля гексхузе и начали экзекуцию.
   Больше они никого не убили, да и убийство двух  мамутов-близнецов,  как
они потом поняли, было излишним и произошло  из-за  жуткой  злобы,  в  тот
момент переполнявшей куаферов. Спустя буквально минуты остальные  незваные
гости были выброшены из окон и с травмами различной степени тяжести, охая,
убрались.
   Аугусто очень ошибся, оставив куаферам наплечники. Его ошибка понятна -
наплечники всегда, во всех стеклах, изображались чем-то таким же  полезным
на проборе, как и погоны. На самом же деле наплечники  представляли  собой
весьма сложную и специфическую  аппаратуру,  во  много  раз  увеличивающую
физическую силу человека, особенно в критических ситуациях, и  в  сущности
подпадали под разряд оружия, запрещенного  каким-то  древним  межпланетным
пактом к производству и использованию. Со всех  куаферов,  еще  в  учебных
классах, бралась поэтому подписка  о  неразглашении  -  наплечники,  такие
удобные и часто  незаменимые  на  проборах,  легко  могли  стать  в  руках
антикуистов мощным аргументом против куаферства вообще. И поэтому  куаферы
перед журналистами обычно отвечали на вопросы о наплечниках: "Ну-у-у...  в
общем, они иногда помогают. С ними как-то спокойнее".
   Аугусто не нужно было кровопролитие. Единственное, чего ему хотелось, -
малость унизить, обозлить и развратить ощущением бессилия  всю  куаферскую
братию. Как бойцов он куаферов ни в грош не ставил и поэтому ждал от  них,
а  особенно  от  Федера,  лишь  возмущенных,  но   все-таки   просительных
заявлений.
   Захват гексхузе вызвал  ответную  реакцию  уже  минут  через  пять.  На
страшных боевых машинах к  месту  события  прибыло  множество  мамутов,  и
неизвестно, чем бы все кончилось, если бы по счастливой случайности  Федер
не появился немного раньше них.
   - Только тихо! - до  невозможности  обеспокоенный,  орал  он  куаферам,
победно глядящим на него из окон. -  Только  не  отвечать!  Я  все  улажу!
Сидите тихо, прошу!
   Повезло им еще и потому, что Аугусто в  тот  момент  был  только-только
сексуально удовлетворен сразу  тремя  амазонками.  Когда  ему  всполошенно
сообщили о происшествии, он просто хмыкнул - вот идиоты! У Аугусто  просто
не осталось к тому моменту сил для немедленного решения.  Поразмыслив,  он
понял, что отмщение в данном случае излишне и куаферов  следует,  пожурив,
простить, обратив тем самым акт  прощения  себе  на  пользу.  Он  составил
грозный меморандум, основной смысл которого сводился к тому,  что  куаферы
уже по своей природе суть неуправляемые бандиты, а потому к  ним  на  весь
период пробора необходимо приставить надежную охрану.
   На самом деле никакой особой охраны  Аугусто,  конечно,  приставлять  к
куаферам не собирался, тем более к самым из них опасным  коррект-куаферам,
основная работа которых находится  на  неосвоенной  территории.  Это  было
бессмысленно и нереально.  Аугусто  считал,  что  простого  присутствия  в
лагере стольких вооруженных мамутов более  чем  достаточно.  Единственное,
чего он хотел добиться своим меморандумом, - поставить Федера  и  всю  его
команду в положение, при котором  куаферы  становились  стороной  заведомо
ненадежной,  а  самого  себя  показать  человеком,  принужденным  внешними
обстоятельствами к жестоким мерам воздействия, но сердцем их не  желающим.
Причем этого ему хотелось достичь даже не столько ради своих тайных планов
на будущее, сколько для  того,  чтобы  куаферы  думали  о  нем  с  большей
симпатией, чем сейчас. Он совершенно всерьез хотел им понравиться.
   И когда разъяренный Федер ворвался к нему за объяснениями - и по поводу
конфликта с гексхузе, и по поводу последующего меморандума, - Аугусто  ему
сказал:
   - Вы знаете, Федер, я просто-таки  начинаю  бояться  ваших  людей.  Мне
говорили раньше, что  куаферы  -  неуравновешенные  личности,  склонные  к
неспровоцированному насилию, но я почему-то не верил. Видимо, я  не  верил
потому, что лицом к лицу встречался лишь с  цветом  куаферства,  с  людьми
вроде вас. Нет, дорогой Федер, - здесь Аугусто картинно встал  и,  заложив
руки за спину, начал неспешно прохаживаться по комнате, - я не могу  этого
допустить.
   - Чего?! -  заорал  Федер,  давно  уже  заработавший,  по  собственному
мнению, право на истерику перед Аугусто. - Чего это вы не...
   Аугусто скорбно нахмурился и предостерегающе поднял ладонь.
   - Простите, но я не договорил. Я не могу поставить все будущее этой,  а
может  быть,  и  других  моих   планет   в   зависимость   от   настроения
неуравновешенных насильников. Я вынужден как-то защититься. Я  не  хочу...
посмотрите мне в глаза! - Аугусто с видом отчаяния приложил руку к сердцу.
- Я  не  хочу  менять  вашу  команду.  Вы  можете  мне  не  верить,  но  я
действительно этого не хочу. Причем в куда большей мере, в какой не  хотел
уничтожать этих Несчастных неудачников -  служителей  космопола,  случайно
обнаруживших нашу с вами Ямайку. Потому что мы провели вместе на небольшом
кусочке с таким трудом расчищенной земли  не  один  месяц,  потому  что  я
сжился с куаферами, как и с вами, потому что люди эти в моих глазах  очень
часто бывали достойны восхищения.  Собственно,  если  отбросить  моральную
сторону вопроса, если на секунду забыть, что в  этом  печальном  инциденте
ваши куаферы выступили против моих людей и двоих убили,  то  и  здесь  они
также достойны восхищения. И... послушайте...  мне  очень  трудно  принять
единственно правильное решение - уже не говоря о том,  что  это  затруднит
мою собственную работу.
   Федер  отвечал  убедительно,  напористо  и  требовал   своим   куаферам
нормальных условий для  работы.  Однако  Аугусто  был  хотя  и  мягок,  но
неуступчив. В конце концов договорились они так:  никакой  охраны  и  даже
видимости ее Аугусто  к  куаферам  приставлять  не  будет  и  никаких  мер
наказания за убийство двух мамутов тоже не применит.  Федер  же  обеспечит
дополнительные  гарантии  добросовестного  пробора  со  стороны  куаферов,
"потому что, как я слышал, дорогой Федер, они не очень-то  с  вами  готовы
пока соглашаться, и даже наоборот. С этим надо покончить, дорогой  Федер".
Плюс к тому Федер, оставляя за собой право по своему усмотрению и на сколь
угодно серьезном уровне готовить партизанскую войну против Аугусто, тем не
менее берет на себя обязательство сообщать не менее чем за  день  о  любых
диверсионных актах, подготавливаемых его людьми против  людей  Аугусто  "в
рамках коллективной куаферской кампании против ваших, извините, бандитов".
Ни Федер, ни Аугусто не взяли на себя,  естественно,  ответственность  "за
спонтанные проявления неприязни с той и другой стороны".
   После   четырехчасовых   переговоров   Федер   со   странным   чувством
удовлетворения и одновременно опасения на эти условия  согласился.  Теперь
ему оставалось сделать самое сложное -  не  вводя  куаферов  в  курс  всех
обстоятельств, убедить их делать пробор добросовестно. Единственное, о чем
он  попросил  Аугусто  дополнительно,  было  чтобы  гексхузе  находился  в
оцеплении мамутов вплоть до его, Федера, специального условного сигнала по
связи мемо.
   Он пришел домой, в специально выращенный для него и  Веры  коттедж.  Ей
там очень понравились узоры на стенах, а ему  -  три  выхода  с  вишневыми
дверьми и один потайной. Не говоря Вере ни слова, он побрился, принял душ,
надел парадную форму с белыми наплечниками. Вот тут уж никто не знал,  что
они не фальшивые - белые  наплечники  в  куаферской  службе  имели  только
парадное значение, даже запрещено было специальным указом  эти  наплечники
заменять  настоящими,  но  Федер  указом  пренебрег.  Затем  он  выпил   с
таинственным видом чашку коровамилкджюс, кивнул Вере,  не  ответив  ни  на
один ее вопрос, и отправился с визитом в гексхузе.
   Там его поджидало настороженное молчание. Куаферы уже не равнодушно,  а
злобно смотрели на своего командира, чему Федер втайне обрадовался, потому
что равнодушие - куда больший враг для убеждающего, чем злоба.
   Для начала он приказал собраться всем. Тут его ждала еще одна радость -
куаферы подчинились. Не здороваясь, не улыбаясь, он осмотрел собравшихся -
не как  начальник,  пытающийся  разобраться  в  психологическом  состоянии
подчиненных, но  как  эпидемиолог,  ищущий  хоть  у  кого-нибудь  симптомы
опасной болезни.
   - Сегодня вы были на волосок от гибели, - начал Федер. - И я вас  спас.
Вы на меня злы, вы про меня думаете черт-те что - Плевать! Но  вам  хорошо
известно, что спас вас именно я. Вот они стоят вокруг дома - со скварками,
со всякой прочей человекоубийственной  гадостью.  И  ваши  наплечники  вам
здесь не помогут. Что, неправда?
   Молчание.
   - Хорошо, - сказал Федер. - Теперь о вашем предательстве. Черт с  вами.
Я не прощаю, но принимаю объяснение,  которое  даю  сам,  потому  что  вы,
идиоты, предпочитаете помалкивать.
   Если бы его перебивали, ему было бы плохо. Но его не перебивали, и  ему
было еще хуже.
   - Идиоты, - сказал он тихо. - Дебилы, кретины, дауны и  коммунизеры.  Я
говорю о тех, кто со мной уже раньше работал, к остальным не относится.
   - Поле-эгче, капитан, здесь нет людей Аугусто, - заметил кто-то.
   И тогда Федер, ни на кого не глядя, повысил голос:
   - Барклай де фон Бергберге Берген! Заявляю тебе без людей Аугусто -  ты
идиот, дебил, кретин, даун, коммунизер, сволочь последняя и предатель!
   Из толпы  вышел  горделивый  блондин  с  длинной  и  красной  мордой  в
крапинках.
   - Что ты сказа-ал?
   Федер почти прорычал:
   - Я сказал, сядь на место, куафер,  и  не  прерывай  своего  командира!
Потом, если ты захочешь, мы устроим дуэль по всем канонам нашего  кодекса,
а сейчас слушай, что я скажу. Слушайте, это очень важно для всех.
   Дальше Федер произнес длинную речь, смысл которой сводился к тому, что,
мол, парни, что бы вы обо мне ни думали, реальность такова, что мы в руках
бандитов, превосходящих нас уже хотя бы по численности. Реальность такова,
что нам надо искать выход из ситуации. И одновременно думать  о  том,  что
будет, когда мы из этой ситуации  выйдем.  Мы  подрядились  для  бандитов,
пусть мы не знали тогда, что это бандиты, делать  пробор.  Мы  подрядились
делать пробор на планете, которая всем нам очень  нравится  и  на  которой
всем нам, я знаю, просто приятно работать. Я вам, парни,  скажу  больше  -
нам  эта  планета  просто  нравится,  безотносительно  того,  что  бандиты
заказали нам пробор или приличные люди. Я имею в виду то,  что  мы  можем,
если хорошенько постараемся, оставить эту планету себе, а не Аугусто.
   При этих словах куаферы несколько  зашевелились  и  согласились-таки  с
Федором хотя бы в этом пункте - согласились практически  молча,  нестройно
что-то пробурчав и вспомнив, что прежде они Федеру безоговорочно верили.
   Однако Федер изменение чутко  уловил  и  продолжил  наступление  полным
ходом. Антон, его  матшеф,  человек,  безусловно  Федеру  преданный  и  не
нуждающийся в уговорах, получал истинное удовольствие, наблюдая, как Федер
превосходит сам себя в искусстве уговоров.
   Вот  Федер   хитро,   заговорщицки   подмигнул   куаферам,   говоря   о
необходимости  выжить  и  победить,  а  стало  быть,  организовать  мощное
сопротивление, подготовить бунт,  да  так,  чтобы  он  оказался  полностью
неожиданным для Аугусто; он просто подмигнул и никакого такого  особенного
юмора в его словах не было - но куаферы неожиданно для себя расхохотались.
Вот он стал продумывать вслух варианты ловушек  для  мамутов  -  и  ребята
включились, стали поправлять его,