еко прочь или, порой  без  особой  нужды,  заполняли  ими  и  без  того
переполненные заповедники.
   Парадокс ситуации, вызванный императивом "святоприродности", состоял  в
том, что  куаферы  вдруг  не  только  перестали  ненавидеть  мамутов,  но,
наоборот,  начали  даже  подсознательно  сочувствовать  им,   как   всегда
сочувствовали навсегда выводимым из зоны  животным.  Теперь  они  были  не
жертвы, не мстители, не бойцы - но просто куаферы. Мамуты  превратились  в
объект их профессиональной деятельности,  в  объект,  который  следует,  к
сожалению,  уничтожить.  Теперь  куаферы  проходили  мимо  своих  недавних
недругов спокойно, как бы не  замечая  ни  их  самих,  ни  их  угрожающего
ворчания, ни взглядов,  ставших  еще  более  злобными.  Лишь  изредка  они
посматривали в их сторону, еще реже встречались с ними глазами, потому что
практически на всех планетах Ареала высшие животные плохо  выносят  прямой
взгляд - и это был оценивающий взгляд, спокойный, затаенно  сочувствующий,
тревожащий своей уверенной деловитостью.
   Не сразу, очень не сразу, но до мамутов дошло.
   - Что-то они готовят! - сказал как-то фиц-боевик второго звена Эммо  Ли
своему напарнику Анджею Каугуту.  -  Не  нравится  мне,  как  они  на  нас
смотрят.
   - Так они же вообще на нас не смотрят, ты что, мозгами протух?
   - Идиот, - проворчал Эммо. - У тебя, например, и тухнуть-то нечему. Они
на нас как на зверей каких-то смотрят, дубина.
   Пошли разговоры. Шли они в основном среди  низшего  состава,  к  мнению
которого командиры не очень  прислушивались,  поэтому  Аугусто  далеко  не
сразу узнал об  этой  психологической  перемене  в  отношениях  мамутов  и
куаферов. Он пытался снова завербовать кого-нибудь  из  команды  Федера  в
свои агенты, но безрезультатно.
   "Родственницы", или, как их звали куаферы, "дуры", были  единственными,
кого они  в  качестве  объектов  своей  профессиональной  деятельности  не
воспринимали. Какие-никакие, а все-таки это были женщины, требующие к себе
любви по самой своей природе. На них не получалось и смотреть с  петушиной
угрозой, ведь для молодых,  физически  крепких  мужчин-куаферов  они  были
потенциальными источниками давно не испытуемого наслаждения. На них, убийц
и садисток, куаферы глядели с ледяным интересом, но зато уж во все  глаза,
ибо   "родственницы"   все   как   одна    являлись    ярко    выраженными
эксгибиционистками. И там было на что глядеть.
   Одевались они, как  правило,  в  минимальных  размеров  кроваво-красные
бугроватые  полоски  кожи,  коротко  стригли  свои  черные  волосы,  глаза
отращивали до размеров устрашающих и цвета радужки  использовали  какие-то
очень уж полыхающие, туго затягивали груди и  вообще  смотрелись  неплохо,
разве что были все  как  одна  очень  тощи.  Изголодавшимся  без  женского
общества  молодцам  эти  самые  "родственницы"  с  самого  начала  изрядно
действовали на нервы - ибо дразнили, но не давали, стервы.
   Чаще всего конфликты начинались со словесных перепалок между амазонками
и Андроном Кун Чу. Когда-то, сразу после пленения, в виварии в голом  виде
исполнил перед ними танец с реликтовыми мечами. После того случая Чу никак
не мог опомниться от перенесенного унижения  и  в  мыслях  свою  решимость
никогда не бить женщин пересмотрел. Уже и приятелям его смеяться  над  его
танцем надоело, а "дуры" не унимались. При каждой встрече они изводили его
ухмылками, похабными жестами и издевательскими шуточками.
   - Эй, крикун, стриптизни еще разочек! Твой кусок  дерьма  с  яйцами  не
отвалился еще?
   - Смотри-ка, он сегодня и штаны натянул! Для разнообразия.
   - Когда концерт, крикунчик? Другим тоже посмотреть хочется!
   Чу с каменной физиономией, со сжатыми челюстями быстро  проходил  мимо.
Ох, как он проклинал себя за тот танец с саблями! Каким жутким  экзекуциям
подвергал он в своем воображении всех без исключения "дур"! И  наконец  не
выдержал.
   В  тот  день  утром,  как  всегда,  моросил  дождь.  Кун  Чу   встретил
"родственниц"  по  пути  в  зону.  "Дур"  было  три,  одна  из  них  -  из
свидетельниц его позора, особенно ядовитая на язычок  и,  как  подозревали
куаферы, принимавшая участие в том памятном избиении, когда  Соленого  Уго
лишили  глаз.  Она  выкрикнула  что-то  оскорбительное  в  спину  Андрону,
остальные  "дуры"  сипло  захохотали,  и  тогда  с  нехорошей  улыбкой  он
повернулся к ним и сказал:
   - Я вот думаю, девочки, что если вас хорошенько вздуть, то прелести это
вам не прибавит. И не убавит.
   "Девочки" смех оборвали, тупо уставились на Андрона, пытаясь  осмыслить
колкость.
   - Чего это не убавит, ну-ка? - спросила одна из них.
   - А того, - радостно ответил ей Чу. - Даже если вам синяков под глазами
наставить, носы обломать, зубы повыбивать, уши  пооборвать,  уродливее  от
этого вы не станете. Дальше просто некуда,  чтобы  еще  уродливее.  Вас  в
музеях можно показывать, девочки!
   И с чувством освобождения, с чувством, что наконец-то отбрил этих девок
как следует, Андрон Кун Чу продолжил свой путь в зону. И все у него в  тот
день получалось как никогда здорово.
   Наверное, нет  на  свете  более  злобного  существа,  чем  оскорбленная
мужчиной амазонка с планеты Любви. "Родственницы"  настолько  обомлели  от
ярости, что даже не ответили Андрону ни словом, ни взглядом.
   - Я убью подонка! - минут через пять прошипела Нора, та, которая больше
всех доставала Андрона Чу. - Сегодня же!
   - Я помогу, - сказала другая.
   - И я! - подхватила третья.  -  Только  ничего  никому  раньше  времени
говорить не надо. Аугустик запретил к ним  вязаться.  Надо  все  по-тихому
сделать.
   Часов через пять, довольный и усталый,  Чу  перебрался  через  границу.
Инструкция и элементарные законы осторожности требовали от куаферов, чтобы
экспедиции в  зону  "затравки"  проводились  как  минимум  парами,  однако
повышенная сложность пробора давно уже  заставила  Федера  этими  законами
пренебречь. Дождь к тому времени  усилился,  и  территория,  где  оказался
Андрон, обычно оживленная в это время дня, была пустынна.
   Здесь бы и закончил свою жизнь коррект-куафер Андрон Кун Чу, если бы не
считал территорию лагеря такой же враждебной и полной  опасностей,  как  и
зона "затравки". Хотя не думал он в тот момент ни  о  каких  опасностях  и
мечтал только о койке  да  хорошем  куске  мяса,  подсознательно  к  любой
ловушке он был готов и наплечники  держал  включенными.  Поэтому  ловушку,
подстроенную ему "родственницами", он моментально учуял.
   Ловушка была  оскорбительно  примитивна.  Поперек  тропинки,  аккуратно
присыпанная зеленоватой ямайской тиной, после  каждого  дождя  покрывающей
все вокруг, лежала широкая  проволочная  петля.  Тонкий  ференитовый  трос
тянулся от нее в узкое пространство между домишками,  которые  в  огромном
количестве вырастила в последнее время команда Аугусто. Служили они не  то
казармами для его мамутов, не то складами,  Андрон  в  точности  не  знал.
Может быть, в другое, мирное время усталый куафер и  не  заметил  бы  этой
петли, даже взглядом по  ней  мазнув,  но  сейчас  у  Андрона  моментально
засигналило все - и собственное  чутье,  и  наплечники,  и  прочая  зонная
экипировка. Он чуть заметно ухмыльнулся и небрежным жестом  сунул  руку  в
карман.
   Петля! Каждый, кто хоть раз слышал  о  планете  Любви,  знаком  с  этим
традиционным для ее обитательниц инструментом то ли для пытки, то  ли  для
казни, то ли для садистских оргий. Это была не просто петля, а  знаменитая
"амазонская".
   Это, по сути, такое миниатюрное электронное устройство,  появившееся  в
незапамятные времена, когда люди научились делать энергетические  барьеры.
Некоторое  время  спустя  подобной  штуке  было  найдено  применение   для
мучительства. Барьер, как  вы  понимаете,  есть  граница,  которую  любому
живому существу, будь то слон или микроб,  перейти  никак  невозможно.  Но
барьером можно манипулировать, и очень даже легко. Можно, например, просто
пошутить, обвить этим барьером в форме петли человека и неожиданно  лишить
его одежды. Можно  сжимать,  причиняя  мучительную  боль.  Можно  медленно
убивать, отсекая тело по кусочкам и наслаждаясь, если вы  садист,  жуткими
криками жертвы.
   Открытие этого орудия пытки было повсеместно запрещено и даже забыто  и
вдруг чуть ли не через три тысячи лет оно возродилось на планете Любви.  И
стало местной традицией.
   Теперь это устройство для пыток, хорошо ему известное из стекол, Андрон
видел приготовленным для него. Но Андрон  был  профессиональный  куафер  и
ловушки умел не только обходить, но и использовать в своих интересах.
   Он огляделся,  оценивая  возможные  пути  нападения.  "Дуры"  -  он  не
сомневался, что это они, - могли напасть из-за домиков, из-за куч  мусора,
использованных ящиков, контейнеров - мест для того, чтобы  там  затаиться,
было сколько угодно.
   Андрон, что-то невнятно  напевая  под  нос,  приближался  к  петле,  не
замедляя шага, внимательно разглядывая тонкий слой тины. Любой след на ней
при таком моросении, как сейчас, зарастает примерно за сорок  -  пятьдесят
минут. Если бы "дуры" действительно не были дурами,  то  они  должны  были
учесть это обстоятельство. Но эти девушки  как  раз  такими  и  оказались.
Особенно в гневе, вспышки которого так добивался пять часов назад  Андрон.
На тине виднелись ясные, почти не заросшие следы босых ног, убегающие - ну
просто подозрительно примитивно! - туда же, где скрылся ференитовый  хвост
петли.
   Где-то уже метра за два Андрон не столько увидел, сколько  опять  учуял
практически затянутую тиной цепочку еле-еле заметных следов, тянущуюся уже
в проход между домами напротив.
   И Андрон Кун Чу предельно активизировал свои наплечники.
   Когда  куафер  выходит  в  "затравочную"  зону,  он  обычно  до   зубов
экипирован. Он несет на себе множество разных устройств  и  приборов,  но,
взглянув на него случайно, ничего этого заметить  невозможно,  вы  увидите
лишь чуть мешковато одетого горбуна.  И  основное  оружие  куафера  -  его
наплечники.
   Наплечники многофункциональны. Ни  скварки,  ни  фиксаторы,  ни  другие
убийственные орудия, удобно и незаметно расположенные  на  теле  полностью
экипированного куафера, наплечников ни  в  малейшей  степени  не  заменят.
Наплечники - это все. Они информируют их обладателя, они  воздействуют  на
сам организм куафера, выжимая  из  него  то,  что  называется  "за  гранью
возможностей", они - главный телохранитель куафера,  его  главное  оружие,
его главный инструмент. Наплечники предвидят опасность, рассчитывают  пути
ее преодоления и, как правило, преодолевают  ее.  Рассказывают,  что  даже
сами куаферы лишь в малой степени понимают, что могут наплечники, но уж во
всяком случае то, что куаферы понимают в наплечниках,  они  используют  на
всю катушку.
   Где-то полтора шага оставалось  Андрону  до  петли,  когда  он  включил
наплечники. Но ему хватило. Он все увидел.
   Он увидел Нору, притаившуюся за контейнером с фикс-ружьем на изготовку.
Он увидел остальных двух "родственниц", которых разозлил перед  выходом  в
зону, - те, присев, от напряжения высунув острые язычки, ждали,  когда  он
вступит в поле петли. Он даже увидел примитивную, нечеловеческую, яростную
злобу, исходящую от них. Увидел  истерическое  ожидание,  сходное  с  тем,
которое испытывает человек, находясь в  миге  от  пика  полового  акта,  -
только это ожидание было стократ  сильней,  Андрон  даже  позавидовал  им,
понимая, что никогда ничего подобного ему в жизни не испытать.
   И вот он подходит к петле, вот небрежно поднимает ногу, чтобы  вступить
в нее, и по-прежнему что-то напевает - и вдруг его нет!
   "Дуры" изумленно пооткрывали рты, только начали догадываться, что у них
ничего не вышло, а куафер уже начал действовать.
   Он пропал всего на секунду-полторы, но  за  это  время  переместился  и
необычайно активизировался, от этой  самой  активации  чуть  было  сам  не
задохнувшись. Став снова видимым, он оказался как бы сразу в  двух  разных
местах - рядом с Норой и рядом с остальными амазонками.
   Короткое движение - и вот все террористки оказались в сетках.
   Точно так  же,  как  и  петля,  сетка  непростая.  Это  некая  сетчатая
субстанция наподобие паутины, быстро  обволакивающая  того,  на  кого  она
попала. Она такая  страшная,  как  петля,  не  убивает  жертвы,  а  только
связывает, лишая возможности двигаться. Очень полезная для куаферов штука.
   После этого Андрон отключил наплечники и расслабился.
   Злобно ощерившись, не до конца поняв  свое  положение,  Нора  с  трудом
направила на Андрона фикс-ружье, с  трудом  выстрелила  -  и  только  чудо
спасло  ее  от  смерти  или  немыслимых  мучений.  Заряд,  отразившись  от
внутренней поверхности сетки, ушел почему-то не обратно  в  фикс-ружье,  а
несколько в сторону. Ружье поэтому не взорвалось в  руках  Норы,  а  всего
лишь нагрелось и обожгло ей ладони. Основная же  часть  заряда  рассеялась
внутри сетки, лишь немного подморозив Норе кожу.  Сетка!  Нора  взвыла  от
ярости и  тут  же,  не  удержав  равновесия,  упала  на  спину.  Остальные
среагировали раньше и просто застыли на месте,  ибо  понимали,  что  сетки
бывают разные по эластичности - глядишь, какая и удушит.
   Дальше началась экзекуция. Андрон вспомнил все  их  издевательства  над
ним и словно с ума сошел. Он как бы и не одобрял свое сумасшествие,  но  и
вины явной за собой не чувствовал - дескать, так уж вышло,  ну  и  что  уж
тут.
   Сначала он, приветливо улыбаясь, подошел  к  своей  главной  насмешнице
Норе, достал из-за пояса  что-то  вроде  плети,  называющейся  у  куаферов
сапой, и спросил:
   - Ну как?
   - Нормально.
   Он не услышал ее, конечно, но по губам понял.
   Нора при  этом  попыталась  героически  улыбнуться,  но  улыбка  у  нее
получилась совсем жалкой.
   Хрясь!
   Размахнувшись, Андрон ударил ее сапой по лицу. Сапа, как ей и положено,
при движении из змеевидной палочки превратилась в жесткий хлыст и свернула
Норе челюсть. Ее лицо исказила жуткая гримаса, но она молчала.
   Хрясь!
   И, словно по клавишам, прошла  по  ребрам  сапа,  не  задевая  чудесных
грудей, и превратила грудную клетку в месячное вместилище  непереставаемой
боли.
   Хрясь! Хрясь! Хрясь! Хрясь! Хрясь! Хрясь!
   Вот тут Нора наконец заорала от боли, а куафер захохотал. Крик, правда,
не был слышен, сетка звуков не пропускает  и  оглушает  только  того,  кто
внутри, но Андрону приятно было видеть распяленный рот амазонки. Так тебе,
так тебе!
   - Подожди! - крикнул он и, отвернувшись от нее, приблизился к остальным
пленницам. Здесь уже сапа была отброшена, в ход  пошли  ноги  и  кулаки...
Потом всю оставшуюся жизнь, постанывая и морщась  от  омерзения  к  самому
себе, будет вспоминать он ужасные подробности этого избиения.
   Потом - но сейчас... Он шел оттуда к себе в гексхузе, уже  не  опасаясь
никакого нападения. Мамуты, встреченные им на пути, просто  шарахались  от
него в сторону. Уже на другой день  он  заметил,  как  изменилось  к  нему
отношение амазонок. Они его больше не задевали, смотрели  ненавидя,  но  с
уважением. Мамуты тоже старались его не  задевать.  Одно  время  он  очень
опасался новых ловушек, но их не было.
   Свои же  сделали  вид,  что  ничего  не  произошло,  только  издеваться
перестали над его былой эскападой с фамильными мечами. Один Федер  подошел
к нему и заметил, словно бы в шутку:
   - А как же! Только так. А ты думал!
   И,  похоже,  Благородному  Аугусто  об  инциденте  никто  доложить   не
удосужился. Во всяком случае, встретившись с Федором  в  тот  же  день  по
какому-то пустяку, он ни словом, ни взглядом  не  показал,  что  знает  об
избиении, попросил только:
   - Знаете, Федер, у вас,  как  мне  сказали,  есть  просто  удивительный
лечебный аппарат. Не  могли  бы  вы  подлечить  на  нем  пару-тройку  моих
"родственниц"?  А  то  садисты  тут  у  меня  нашлись,  в  играх  с   ними
перестарались.
   Федер,  естественно,  согласился  и  через  минут  двадцать   три   еще
бесчувственных  женских  тела  были  перенесены  в  распоряжение  "второго
врача".



19

   Напряженный, тяжелый, полный неожиданных и, в общем, для  обеих  сторон
нежелательных стычек, пробор между тем  подходил  к  концу.  После  долгих
месяцев изнурительной гнилостной вони,  непременно  сопровождающей  каждый
пробор, после крови, болотной жижи,  кошмарных  хищников  и  паразитов,  в
нормально  отрегулированной  среде  не  имеющих  права  на  существование,
"затравочная" зона наконец-то приобрела  что-то  похожее  на  человеческий
вид. Вокруг защищенной зоны - территории лагеря, -  теперь  перенаселенной
просто  до  невозможности  (Аугусто  привез  на  Ямайку  несколько   тысяч
головорезов, появились леса - нечто среднее между северными земными рощами
и полюсными уальскими  палиандами.  Пространство  между  стволами  заросло
кустарником, в который  искусно  были  вкраплены  папоротники  -  носители
второго,  латентного  пробора.  Животные,  заселенные  в  эту   местность,
исправно пищали, завывали, совокуплялись, пожирали друг друга и  что  есть
мочи отбивались от неисчислимых полчищ  "затравочных"  насекомых,  которые
ускоряли, направляли и корректировали темп их  мутации.  Насекомые  же,  в
полном соответствии с проборным планом, уже начали потихоньку  завоевывать
окрестности "затравочной" зоны.
   Шла последняя, пятая стадия прочистки зоны  -  та  стадия,  на  которой
куафер почти не требуется и может себе позволить небольшой отдых. Это  при
обычном проборе. Как правило, на этой стадии куаферы предаются  доступному
в конкретных условиях  разврату  -  отсыпаются,  опаиваются  наркомузыкой,
ведут длинные, занудные беседы под напиток, выгоняемый из местных трав  по
методу некоего Ула Бжздуренко, когда-то в давние годы с позором изгнанного
из  куаферства  за  алкоголизм,  и,  наконец,  устраивают  невыносимые  по
изобретательности  сексуальные  игры  с  имеющимися  в  зоне   доступности
женщинами и даже педерастические оргии, причем почти в открытую.
   В этом проборе накатившиеся сексуальные потребности  реализовывались  у
куаферов  через  нарко  и,   в   случаях   нарконевосприимчивости,   через
элементарную мастурбацию, которая в куаферской среде презиралась и  потому
практиковалась исключительно втайне. Все остальное было недоступно - ни на
что другое просто не хватало ни сил, ни времени, так как  пятая  прочистка
из-за сложности самого пробора была такой же, если не  более  напряженной,
как и прочие стадии.
   Замороченность куаферов и массовое равнодушие к мамутам теперь  всерьез
волновали Аугусто.  Он  тормошил  своих  академиков,  он  часами  сидел  у
интеллектора, пытаясь разгадать планы Федора, но все впустую.  К  тому  же
интеллектор Аугусто не располагал профессиональной мегабазой проборов. Все
что у него было - это стандартный набор  информационных  и  художественных
стекол, а с таким информационным вооружением к пробору лучше и  близко  не
подходить. Интеллектор  Аугусто  предлагал  слишком  много  равновероятных
вариантов, чтобы на каком-нибудь из них можно было остановиться.
   Аугусто прекрасно понимал, что Федер готовит  ему  какой-то  неприятный
сюрприз. Слабость позиции Аугусто заключалась в том, что  его  собственный
план сюрпризом не являлся - даже ребенок понял бы, что, как только  пробор
будет  закончен,  вся  команда  Федера   и   он   сам   будут   немедленно
ликвидированы. Это значило, что главные  события  должны  будут  произойти
непосредственно перед приемкой пробора  -  процедурой,  которая  неумолимо
приближалась. Аугусто бесился еще и оттого,  что  интуиция,  его  хваленая
интуиция, позволявшая ему выжить в ситуациях, в которых выжить практически
невозможно, здесь почему-то отказывала.  Наверное,  думал  Аугусто,  виной
всему незнакомая обстановка и непонятные люди. Люди эти были  грубы  и  во
многом походили на его мамутов. Но если мамутов  в  представлении  Аугусто