наградой. Самым  страшным  наказанием  для  него
было бы остаться на Ямайке и жить дальше.
   Вент-Фро не был виноват в провале захвата.  Он  понял,  что  ничего  не
получится, почти сразу после того, как флот стартовал. С  каждой  секундой
пути от Ямайки, с каждым километром удаления от нее  мамуты  начинали  все
сильнее страдать от головной боли. Первый  переход  пришлось  перепоручить
интеллекторам,  потому  что  пилотов  просто  невозможно  было   заставить
выполнять команды. Многие из них, не говоря уже о членах боевых  групп,  к
моменту первого перехода потеряли сознание.
   Тогда Вент-Фро решил было временно усыпить  весь  персонал,  да  и  сам
немного поспать, а пилотирование перевести на полную интеллектику,  однако
флагманский интеллектор предупредил его,  что,  по  всей  вероятности,  не
сможет впоследствии вывести никого из состояния комы -  если  хоть  кто-то
еще к концу пути останется жив.  Ибо  потерявшие  сознание  мамуты  начали
умирать. Голова у Вент-Фро болела с такой сумасшедшей силой,  что  он  уже
почти ничего не соображал. Но он все-таки внял предупреждению.
   Тогда Вент-Фро решил добираться до места захвата  продольными  галсами,
методом "шаг назад - два шага  вперед".  Это  был  весьма  утомительный  и
пожирающий массу горючего метод, но сначала казалось,  что  он  сработает.
Как  только  был  отдан  приказ  двигаться  назад,  мамуты   почувствовали
невыразимое облегчение. Следующий перескок  вперед  на  расстояние,  вдвое
превышающее перескок в обратную сторону, принес, конечно, новую  боль,  но
Анастасию показалось, что боль куда терпимее.  Интеллектор  быстро  провел
расчеты, и оказалось, что таким ходом они  еле-еле  успевают  к  ближайшей
точке засады. Точка эта была не слишком  удобной,  мамуты  Аугусто  ее  не
любили, поскольку, как правило, именно здесь караванщики  были  бдительнее
всего -  ведь  именно  здесь  был  самый  опасный  для  караванов  отрезок
Четвертой трассы, именно здесь совершалось большинство нападений.
   Однако и этот путь оказался  отрезанным.  Следующий  реверсный  ход  не
принес никакого облегчения. Боль толкала мамутов назад, к Ямайке.
   Вент-Фро прекрасно понимал, чего  ему  Следует  ожидать  от  Аугусто  в
случае такого позорного возвращения. В какой-то момент он  даже  решил  не
возвращаться вообще и начать скитания на  собственный  страх  и  риск.  Но
такая мысль в больной, мало что соображающей голове Анастасия  задержалась
не больше чем на секунду.
   Головная боль тем временем усиливалась. Ямайка, словно черная дыра, все
мощнее тянула к себе мамутов. Скоро они уже не могли не то что продираться
вперед,  но  даже  оставаться  на  постоянном   расстоянии   от   планеты.
Предчувствуя неизбежное, Вент-Фро приказал флоту возвращаться домой. Ему в
буквальном смысле слова некуда больше было деваться. Оставалось  надеяться
на чудо, но в чудеса Вент-Фро никогда не верил.
   Аугусто приказал убить Вент-Фро просто со злости - он понимал, что  тот
ни в чем не виноват. Наконец загадка разрешилась. Федер все-таки  оказался
не из тех, кто умеет прощать. Он отомстил. Аугусто еще не знал, как именно
устроил Федер ловушку с головной болью. Понимал только,  что  эту  загадку
следовало немедленно разгадать. Аугусто предчувствовал ловушку  еще  более
страшную, хотя страшное, собственно,  уже  произошло.  Он  был  заперт  на
Ямайке и пока не видел способа отсюда выбраться.
   А это означало прекращение всех операций. Это  означало  нарушение  как
минимум четырех контрактов, по каждому из которых за нарушение  полагалась
смерть. Проклятый Федер зачеркнул все, к чему Аугусто стремился, без  чего
жизнь теряла для  него  всякий  смысл.  Та  вершина,  на  которую  Аугусто
взбирался, была очень трудной для восхождения, но слететь с нее можно было
при первой же, пусть даже мельчайшей ошибке.
   Аугусто очень любил риск, но одновременно очень не  любил  неустойчивых
положений. Он знал, что добиться устойчивости - денег, власти, всеобщего и
безусловного признания  -  можно  в  преступном  сообществе  только  одним
способом. Следовало пройти весь путь до вершины, ни разу не  споткнувшись,
а уж там, добравшись до самого верха, взлететь к небу, оставить всех  этих
людишек с их злобой, аферами,  подлостями  далеко  внизу.  В  переводе  на
практический  язык  это  означало  для  него  только  одно   -   построить
собственную империю. В мире, который чертовски надежно поделен,  это  было
почти невозможно.  Следовало  сделать  тогда  новый,  дополнительный  мир,
агрессивно  взаимодействующий  с  остальным,  но  внутрь  себя  никого  не
пропускающий. Эта империя должна была начаться с Ямайки. Теперь же Ямайка,
по крайней мере до тех  пор,  пока  не  удастся  снять  с  нее  посмертное
заклятие Федера, стала для Аугусто единственным миром, миром, которым  все
для него закончится.
   Главное, что у самого у него голова ни капельки уже не болела!
   Нет, сдаваться он, само собой,  не  собирался  -  еще  чего!  Он  очень
обозлился, он взъярился, он впал в бешенство, но с ума он отнюдь не сошел.
Он остался тем же Аугусто Благородным, который в одиночку за  четыре  часа
перебил трех шелковых королей, который придумал трюк, ставший новым словом
в пиратском бизнесе  -  "человек-экран-человек",  он  рассчитывал  будущие
убийства с помощью интеллекторов, он,  в  конце  концов,  пришел  на  свой
собственный эшафот, когда эти суки-мерзавцы-сволочи надумали  учинить  над
ним товарищеский суд  Геспера  Линча,  а  потом  тыкал  своих  собственных
палачей в лужи их  же  собственной  крови  и  заставлял  униженно  просить
прощения и скорой смерти. Нет уж, Аугусто совсем сдаваться  не  собирался.
Всего опаснее Аугусто, когда его зажимают в угол.
   Все, что ему надо было для начала, - это решить две задачи.  Во-первых,
понять, каким образом удалось Федеру устроить ловушку с головной  болью  и
как можно попытаться найти из нее выход, и, во-вторых,  понять,  за  каким
чертом  Федеру  понадобилось  избавить  от  головной  боли  его  самого  -
Благородного Аугусто. Интеллекторы были задействованы, они искали отгадки,
от Аугусто же требовалось то, в  чем  он  был  всегда  силен  -  интуиция,
прозрение, неожиданный ход.
   Ничего  такого,  правда,  на  ум,  точнее,  в  подсознание  Аугусто  не
приходило. Нужен был мозговой штурм.
   - Ноблес! Ноблес! - позвал он нового приближенного. С самого начала это
сочетание - Аугусто Ноблес - ему понравилось, показалось, что сама  судьба
диктует сближение с ним, да и сам паренек был умен, умел  и,  более  того,
понимающ. Но звать его собственным именем казалось для Аугусто  кощунством
- он начинал паренька любить и звал его теперь  только  по  второму  имени
Ноблес.
   Киямпур ревниво перекосил свою античную рожу  -  он  уже  строил  планы
устранения соперника, этого с виду  робкого,  всегда  улыбчивого,  на  все
согласного сопляка-ублюдка-жлоба.
   - Сейчас позову.
   Но мозгового штурма  не  получилось.  Пришла  новая  беда  -  вернулись
транспортники с эрогенной бижутерией. Их тоже  затянула  ловушка  головной
боли.
   Транспортники эти не  были  уничтожены  при  подходе  к  Ямайке  только
потому, что у наблюдателей тоже были сильные головные боли. Транспортникам
просто повезло.  Они  совершили  посадку  на  Ямайку  без  уведомления.  И
головная боль у них почти прошла в момент приземления.
   Через десять  -  пятнадцать  минут  в  доме  Аугусто  шла  серьезнейшая
разборка.
   Два главных торговца  в  ультимативной  форме  потребовали  от  Аугусто
ответа на простой вопрос:
   - Что происходит, черт побери?!
   Ловушка Федера схватила  их  довольно  быстро,  почти  сразу  же  после
старта, но им  потребовалось  много  времени,  чтобы  понять,  что  они  в
ловушке. Заминка  в  понимании  уменьшила  штат  их  сотрудников  на  всех
кораблях с сорока шести до  шестнадцати.  И  это  им,  конечно,  очень  не
нравилось.
   Аугусто выслушал их, вежливо улыбаясь, сочувственно  кивая,  недоуменно
пожимая плечами, и сказал:
   - Это ужасно.
   Ужаснее всего  был  тон,  которым  он  это  произнес.  Торговцы  просто
содрогнулись.
   - Это ужасно, - тем же тоном после некоторой паузы повторил Аугусто.  -
Знаете, что мы сделаем? Если вам не нравится то, что с вами произошло,  мы
вас убьем.
   - Что-о-о?! - возопил один из новоприбывших.
   Аугусто, безжалостно улыбаясь, крикнул:
   - В расход их, Киямпур!
   Без дальнейших  напоминаний  Киямпур  убил  присутствующих  и  приказал
помощникам  убить  остальных  членов  команды  торговцев,  которых  мамуты
отпаивали в соседней комнате. Последнее, что услышали в этой жизни из  уст
жестоких мамутов несчастные космические торговцы, был злорадный вопрос:
   - Ах, так у тебя головка прошла?
   Вопрос оказался риторическим.


   Ноблес не очень  помог.  Он  честно  сообщил  Аугусто,  что  по  тестам
генератором идей не является,  хотя  и  очень  сообразителен.  После  чего
Благородный  его  чуть  не  убил.   Но   тут   Ноблес   и   показал   свою
сообразительность, сказав, что  ответ  на  все  вопросы,  если  он  вообще
существует, следует искать в куаферских жилищах.
   Обыск, за неимением лучших предложений, был тут же  устроен,  возглавил
его сам Аугусто, не доверяющий в таких случаях никому. И очень быстро  был
найден намек на ответ - очень невнятный и очень страшный.
   В куаферской интеллекторной, из которой  было  вынесено  при  эвакуации
почти все, на стене висело электронное табло, сразу бросающееся  в  глаза.
Когда Аугусто это табло  включил,  на  нем  высветилось  одно-единственное
слово, громадными буквами:
   "ХОЛОКАСТ"
   -  Что  такое  "холокаст"?  -  свирепо  спросил  Аугусто,  на  что  его
переносной интеллектор тут же ответил:
   - Применительно к данному случаю это  что-то  вроде  светопреставления.
Процесс, обещающий вам множественные беды.
   - Ну так надо же что-то делать! - взорвался Аугусто. - Надо  же  что-то
предпринимать! Ведь не сидеть же и ждать этих самых множественных бед  без
всякого  сопротивления!  Что  делать?  Скажите,  что?!  Какие-нибудь  есть
догадки о том, как он устроил нам эту жуткую головную боль?
   - Есть, - ответил интеллектор, -  но  очень  предположительные.  Скорее
всего это как-то связано с пробором.
   - То есть?
   - Отравить всех мамутов через пищу он не мог, здесь  вы  были  защищены
хорошо. Но он мог опылить вас какой-нибудь гадостью. Скажем,  через  дождь
или ветер.
   - Ну а в дождь-то, например, как эта гадость попала?
   - Очень просто. Испарения с  земли,  содержащие  болезнетворные  споры,
микробов, мелких насекомых, - способов хватает.  У  меня  есть  неприятное
подозрение, что здесь применено генетическое оружие.
   - Это еще что такое? - поникшим голосом поинтересовался Аугусто.
   -  Или  чистые  токсины,  или  болезнетворные  микроорганизмы,  которые
настроены на конкретные ДНК и могут поэтому  поражать  только  конкретного
человека. Но здесь много неясного. Надо делать анализы, а я не уверен, что
у нас есть для этого оборудование. Но попробовать все равно можно.
   - Всем немедленно сдать кровь на анализ! - подал команду Аугусто.
   Но было уже поздно. В тот же день и в тот же час  на  пленников  Ямайки
обрушились новые беды.


   Сначала погиб Андронио Лангалеро, мамут-охранник  со  странной  кличкой
Кияк. На него напали земляные пиявки.
   Вообще-то земляные пиявки опасны в куда меньшей степени,  чем,  скажем,
плотоядные бабочки-однодневки, укусы пиявок в худшем случае могут привести
к высыпанию волдырей.  Земляные  пиявки  -  непременные  участники  любого
пробора, поскольку обладают способностью чрезвычайно быстро  мутировать  и
по своей необыкновенной прожорливости не имеют себе равных.  Пожирают  они
все подряд, любую органику, даже химически агрессивную.  Их  используют  в
проборах и как генетический материал, и в качестве небрезгливых уборщиков.
Обычно на третий или четвертый год после пробора земляные пиявки исчезают,
но иногда, по прихоти куаферов, мутируют во  что-то  более  симпатичное  и
даже имеют шанс стать достопримечательностью  причесанной  планеты.  Живут
они в почве.
   Однако Федер устроил все так, что с началом  "Холокаста"  все  земляные
пиявки  превратились  в  маньяков  -  люди  с   определенным   запахом   и
определенным  составом  крови  стали  их  к  себе  с  непреодолимой  силой
притягивать. Людей  таких  было  немного,  а  самой  первой  жертвой  стал
Лангалеро.
   Очень скоро после побега куаферов Лангалеро  заметил,  что  его  кусает
какая-то дрянь - он несколько дней не мог понять, какая. Потом поймал одну
и хотел даже пожаловаться начальству - мол,  ничего  себе  проборчик  этот
Федер устроил, где это видано, чтобы на  причесанных  планетах  кровососов
оставляли.  Следующим  утром  он  проснулся  весь  в   волдырях.   Страшно
разозлился, но еще не встревожился. Но днем ему стало плохо.
   Волдыри стали лопаться, распространять  зловоние,  причем  какое-то  уж
очень омерзительное. Больше того, образовавшиеся язвы начали  разрастаться
и причинять невыносимую боль. К вечеру Лангалеро  пришлось  слечь  в  блок
медицинского  автомата.  Киберврачу  пришлось  постараться,  но  язвы   он
все-таки залечил. Он нарастил новую кожу,  боль  и  вонь  исчезла,  однако
началась ужасная  чесотка,  с  которой  аппарат  справиться  смог,  только
впрыснув в кожу успокоительное. Отпуская Лангалеро, врач  посоветовал  ему
утром показаться опять. Лангалеро выругал целителя и направился к  себе  в
казарму, где и заснул под звуки каменного нарко.
   Человека в нормальном состоянии  каменное  нарко  усыпляет  минимум  на
сутки. Лангалеро проснулся через четыре часа от невыносимой боли  во  всей
коже. Его разбудил собственный крик. Оказалось, что появились новые язвы и
уже раскрылись, вонь вокруг него стояла несусветная. И главное - в  каждой
язве копошились десятки отвратительных тварей. На порядочном расстоянии от
него толпились испуганные мамуты.
   Решив, что Лангалеро заразен,  сослуживцы  его  довольно  скоро  просто
застрелили и тут же сожгли.
   Больше всех испугался Аугусто. Ему  стоило  большого  труда  изображать
оптимизм во время похорон Андронио Лангалеро.
   - Это первая жертва! -  воскликнул  он,  скорбно  глядя  на  коричневый
мешочек с прахом, довольно небрежно брошенный  перед  могилой  глубиной  в
десяток метров. - Многих отнял у нас мерзавец Федер со  своей  бандой,  но
Лангалеро первый, кого он отнял после своей смерти. Но запомните, парни, -
Федера теперь нет. И эта планета наша. Наша, черт  побери!  -  Он  яростно
воздел  руки.  -  И  если  мы  будем  хотя  бы  первое   время   соблюдать
установленные мной правила  безопасности,  Лангалеро  останется  последней
жертвой этой гадины, этого сволочного мерзавца. Лангалеро просто  немножко
был неаккуратен. Мы с вами должны быть бдительны, если не хотим  следующих
жертв.
   Мамуты сочувственно покивали, но никто не поверил в скорое  избавление,
потому что все очень хорошо знали, что новые напасти  продолжаются.  Мэрик
Мердуосис и Умбасадорис Буби не пришли ка похороны по уважительной причине
- они проснулись утром и обнаружили, что не могут ходить, потому что у них
подгибаются ноги. И Мэрик, и Буби спали в разных помещениях, по работе они
не соприкасались. Они даже не были  друг  с  другом  знакомы,  потому  что
Мердуосис находился на Ямайке чуть ли не с самого начала, а Буби  появился
за три недели до побега куаферов. Однако у обоих одновременно началось то,
что киберврач определил как  редкую,  встречающуюся  только  на  Париже-2,
болезнь под названием "растворение скелета".
   Мэрику и Буби трудно было завидовать. Сразу же после похорон Лангалеро,
легко убедив себя, что это к общей  пользе,  мамуты  сожгли  их  вместе  с
постелями.
   Конечно, это был жест  отчаяния.  Никто  не  удивился,  когда  десятник
Брайен Кавазашвили-баба на следующее утро встал с постели и тут же упал  с
характерно изогнутыми ногами.  Брайена  любили,  но  это  его  не  спасло.
Умоляющим взглядом он тут же встретил смерть из скваркохиггса.
   И началось.



26

   "Холокаст" обрушился на мамутов с внезапностью  тигриного  прыжка.  Его
первые проявления - болезни, унесшие на тот свет Лангалеро, Мэрика, Буби и
Брайена, - были достаточно жуткими, чтобы всех как следует напугать, но  и
достаточно редкими, чтобы каждый смог затаить надежду - меня  не  заденет.
Однако очень скоро пришел  день,  когда  "Холокаст"  прошелся  по  колонии
частым гребешком - настолько частым, что не оказалось в тот  день  никого,
кто вспомнил бы с тоской время, когда всего лишь болела голова.
   Растворение скелета свалило сразу полсотни  человек.  Еще  три  десятка
проснулись с  явными  признаками  бубонной  чумы.  Они  еще  надеялись  на
медицинский аппарат, потому что для него нет ничего  легче,  чем  вылечить
любое  известное  эпидемическое  заболевание,  однако  лечение  никому  не
помогло. Киберврач быстро констатировал, что болезнь  действительно  очень
напоминает бубонную чуму, но на самом деле таковой не является,  причем  в
каждом из тридцати  двух  случаев  вызвана  совершенно  разными  вирусами.
Протекала эта болезнь слишком быстро, врач просто не успевал синтезировать
нужные препараты - он не успел бы сделать это, даже если бы все  остальные
мамуты были здоровы и не досаждали бы ему своими  болячками,  одна  другой
заковыристей.
   Многие в тот страшный день проснулись с резкой болью во всем  теле,  но
главным образом в паху и суставах. Не сразу  они  поняли,  что  подхватили
старинную, крайне редкую и  потому  почти  сейчас  неизвестную  хворь  под
названием рутизм. Двигались больные рутизмом с величайшим трудом,  поэтому
мало кто из них попал  в  медицинский  блок.  Те  же,  кто  все-таки  туда
прорвался, смогли получить  только  болеутоляющее.  Лекарства  от  рутизма
медицина к тому времени не придумала, ибо единственные переносчики болезни
- уальские харматы - были давным-давно полностью уничтожены, поэтому никто
не видел смысла придумывать лечение от болезни, которой не может быть.
   Из уважения к редкости рутизма  следует,  вероятно,  рассказать  о  нем
подробнее, хотя вряд ли читатель от этих подробностей  повеселеет.  Первое
название рутизма - насаоуэ, "деревянная болезнь". Люди узнали о ней, попав
на планету Уала-уала, где водились мелкие, но очень опасные всеядные ящеры
харматы. Когда между их зубов застревали споры одного местного растения  и
при укусе ими человека попадали в кровь,  то  укушенный  харматом  человек
вскоре начинал изнутри - от ребер, лопаток, тазовых  костей  -  прорастать
деревянными корнями. Поначалу тонкие и мягкие, корни постепенно  твердели,
утолщались, раковыми метастазами пронизывали  все  тело,  прорывали  кожу,
стремясь достигнуть почвы, множеством нитей  приковывали  человека  к  его
постели. Как правило, больной  умирал  либо  от  болевого  шока,  либо  от
постепенной потери крови, а если повезет  -  то  и  на  ранней  стадии  от
повреждения жизненно важного органа.
   Распространилась также "красная  смерть  По",  медицине  с  давних  пор
известная под именем гемаррогической  лихорадки.  Лечится  она  прекрасно,
единственное, что необходимо, - вывести человека из гемаррогического шока,
а вот это-то как раз и было при перезагруженном медицинском аппарате очень
затруднено. При заражении этой болезнью кровь в сосудах начинала с большой
скоростью  сворачиваться  в  микротромбы.   Они   не   только   затрудняли
кровообращение, но  и  рвали  сосуды.  На  следующей  стадии,  наступающей
буквально  через   несколько   часов,   кровь   теряла   уже   способность
сворачиваться и начинала свободно изливаться сквозь порывы в  сосудах  как
внутрь, так и наружу. Одновременно начинали разрушаться внутренние  органы
- печень, селезенка, почки... Кровь текла отовсюду; стоило нажать  пальцем
на кожу, как на этом месте сразу же начинали выступать кровяные  капельки.
А уж если человек рисковал побриться...
   Через два-тр