"за кого ты меня принимаешь?".
   Вера Додекс смотрела вбок. С презрением и гневом смотрела вбок.



4

   Куаферы шли в вегиклы гуськом и молча - словно на  поклон  к  какому-то
святому. Наблюдая за ними, рядом с Лемоем стоял Федер.
   - Ты не наденешь на нас наручники? - с надеждой в голосе спросил он.
   - Зачем? - улыбнулся Лемой. - Было бы глупо.
   - О Боже! - сказал Федер. - Ты с ума не сошел? Ты же нас арестовываешь!
Сейчас же на всех нас надень наручники! Мало ли что!
   - Глупости! - резко сказал Лемой и продолжил после паузы  доверительным
тоном: - Прошу тебя, Федер, не надо терять лицо.
   Вот тут-то, возмутившись, Федер совершил ошибку,  прекрасно  зная,  что
совершает ошибку, - он в возмущении  отвернулся  и  наглухо  замолчал.  Он
просто не мог ничего с собой в тот момент поделать. Он был  горд  и  очень
высоко о себе думал.
   Пройдет много лет, прежде чем он сумеет себя за это простить - странным
и в то же время очень стандартным способом,  каким  многие  себе  все  что
хочешь прощают. Он покается. Самым искренним  образом,  между  прочим.  Он
покается и скажет себе, искренне каясь:  "Я  был  идиотом  и  гордецом,  я
непростительно упустил шанс. Снять этот груз с моей души невозможно, да  и
при чем тут моя душа - это всегда будет на моей совести".
   И совесть тут же угомонилась.
   Очень интересная штука - покаяние. Когда вы навзрыд начинаете  говорить
о своей вине - не важно, перед  всем  миром  или  только  перед  собой  (в
глубоко философском смысле вы и есть весь мир, но только в  очень  глубоко
философском), - она, эта ваша вина, как-то скукоживается и перестает  быть
виной, превращаясь в один из не очень веселых фактов вашей недолгой жизни.
И потом - счастье-то какое! - вы, вспоминая тот факт, говорите  себе,  что
вот, мол, я был вон в том-то непростительно виноват, но при этом вы уже не
воете по-звериному, с крепко сжатыми от стыда губами -  вина  ваша  чудным
образом переплавилась всего лишь в один из  фактов  вашей,  как  уже  было
сказано, недолгой жизни. А  факт  -  он  и  есть  факт.  Ему  не  надо  ни
оправданий,  ни  восхвалений.  Он  в  прошлом.  Он  умер.  И  вы  иной.  И
давным-давно все иначе.
   Капитан Лемой опаздывал  к  точке  контакта  и  потому,  как  о  личном
одолжении, попросил Федера максимально ускорить сборы. Федер  расстарался,
зыркнул как следует на парней, и очень скоро  вегиклы  снялись  с  Ямайки.
Федер оставался по-прежнему мрачным и против обыкновения нелюдимым.
   Половцев у Лемоя было около сорока  человек  (это  еще  очень  много  -
бывали случаи, когда вылетали по пять человек в вегикле, но такое, правда,
случалось редко), арестованных -  около  полутора  сотен.  Что-то  в  этих
арестованных, в общем тихих, безгласных людях, по-прежнему  продолжало  не
нравиться Лемою, и он велел полицейским усилить бдительность. "Это как?" -
спросили  его.  "Не  знаю,  -  честно  сказал  Лемой.  -  Просто   усильте
бдительность".
   Никто ничего не понял, и бдительность  была  усилена  разве  что  путем
излишнего вытаращивания глаз.
   Была перед взлетом длинная вереница пассажиров - куаферов  и  тех,  кто
куаферами  притворялся.  Были  вытаращенные  глаза  половцев,  и  руки  на
скварках, и видимость настороженности, и прощальные  взгляды  куаферов  на
пейзаж (куафер  на  проборе  всегда  прикипает  к  планете),  и  необычная
встревоженность Федера, и отчужденность его возлюбленной  Веры  Додекс,  и
тени над головой.
   Арестованных распределили по длинным  каютам,  рассадили  по  неудобным
креслам, сказали, чтоб сидели тихо. Потом все надолго  замолчало  (куаферы
неловко переглядывались), а потом, как  и  следовало  от  половцев  ждать,
взорвалось ревом и  свистом  и  несколькими  хорошими  ускорениями.  Федер
никогда  не  мог  понять  две  вещи  -  почему  полицейские  вегиклы   так
некомфортны и почему там всегда пахнет мочой.
   Их прижало, затем отпустило, потом они пережили два прыжка -  и  только
тогда Федер пришел в себя. На самом деле никуда Федер не  приходил,  да  и
неоткуда было ему в себя приходить, вполне в себе  он  находился  все  это
время, но все-таки как бы вроде пришел откуда-то. Он  поднялся  с  кресла,
отхлебнул "Old space" из круглого казарменного  бокала  прозрачной  стали,
сказал: "Я сейчас" - и вышел в закрытую на замок дверь.
   Это  просто.  Особенно  если  у  тебя  хорошо  отрегулированный  правый
наплечник. Эти беспечные идиоты не только наручники куаферам не надели, но
даже  и  наплечники  им   оставили,   что   сделало   замечательную   меру
предосторожности  в  виде  запирания  всех  дверей  совершенно   излишней.
Почему-то никто, кроме куаферов, даже полицейские, никак не может  понять,
что наплечники - это нечто большее, чем украшение куаферского мундира.
   По счастью, Федер хорошо знал расположение кают в полицейских вегиклах.
Авиационная и космическая промышленность в своих моделях  почему-то  жутко
консервативна. Он сразу нашел  комнату  командира.  Для  этого  надо  было
осторожно подняться на вторую палубу  (шаги  скрадывал  ковер,  устилавший
жуткие корабельные лестницы - половцы любили ковры), незаметно  пробраться
мимо пары усталых общих чинов,  лениво  обсуждавших  результаты  последних
гонок в Эльдорадо. Здесь опять  помог  правый  наплечник,  они  не  учуяли
Федера даже тогда, когда он по неосторожности задел одного из них  плечом,
после чего легко просочился через дверь.
   Лемой распекал Андрея за излишнюю болтливость, а тот все никак  не  мог
понять, чего от него хотят, хотя со всей старательностью изображал  полное
осознание вины. Андрей не любил, когда его распекали, тем более  он  этого
не любил, когда распекание происходило при посторонних. Он просто взвился,
увидев Федера.
   - Старичок, это уже чересчур! - заорал он. - Что  ты  себе  позволяешь,
черт подери?! Ты, может, не  слышал,  но  ты  арестован  и  находишься  на
полицейском вегикле, который доставит тебя к месту отбывания наказания. Ты
как, не знал это, что ли?
   - Убери своего идиота, - сказал Федер Лемою. - Срочный разговор у меня.
   Лемой спокойным изучающим взглядом смотрел на Федера.
   - Это мне не нравится, - наконец сказал космополовец. - Неужели все так
серьезно?
   - Я не уверен окончательно, но очень похоже на то.
   Лемой с досадой выругался.
   - Если хоть что-нибудь случится, - вызверился он на Андрея,  -  я  тебя
уволю, с позором и клеймом. Убирайся, собери всех в центральной!
   Андрей мрачно козырнул и исчез.
   - Рассказывай!
   - Только если совсем  коротко,  сейчас  нам  важно  выиграть  время,  -
ответил Федер. - Мы действительно делали  пробор.  Для  парочки  анонимных
планет.
   - Так я и...
   - Подожди. Конечно, никакие они  не  анонимные.  У  них  там  просто  с
демографией полный провал, им действительно надо, и бумаги мы подписывали,
в смысле контракты, вполне официальные. Но только посредником  был  у  них
Аугусто. Тот, кого я тебе представил, - Аугусто Джонс.
   - Уж не Благородный ли Аугусто?
   - Он, я теперь уверен. Я кое-что с самого начала подозревал и кое-какие
меры принял на тот случай, если бы действительно напоролся  на  банду,  но
никак не мог ожидать, что вы нас прищучите. Я поэтому не готов.  Проверить
можно будет потом, а сейчас, пока не поздно...
   - Поздно, - раздался со стороны двери  женский  голос.  И  тут  же,  не
успели они обернуться, заработали скварки.
   Федер увидел, как голова у Лемоя с ни на что не  похожим  специфическим
звуком превратилась в солнце, услышал чей-то приказ: "Федера не  трогать!"
- и тут же почувствовал жуткую боль  в  пояснице  и  невыносимую  тяжесть,
моментально  разлившуюся  по  всему  телу,  и  проблеск   отчаяния   перед
наступлением тьмы.
   Тяжесть ушла из тела минут через десять  -  так  же  мгновенно,  как  и
пришла, словно кто-то отсоединил доставлявший  ее  шланг.  Вегикл  грозным
тоном объявлял пожарную тревогу, резко пахло паленым. Федер легко  вскочил
на ноги, бросил мимолетный взгляд на безголовое, почерневшее от огня  тело
Лемоя, бросился к распахнутой двери, в коридоре на сожженном ковре  увидел
еще один труп - наверное, труп Андрея, которого,  судя  по  всему,  сожгли
сразу же после того, как он вышел из командирской комнаты. Федер побежал к
лестнице.
   Кто-то, видимо,  догадался  выключить  пожарную  тревогу,  и  наступила
жуткая тишина. У лестницы, полусогнувшись, стоял  Эрик  Монкер  Четвертый,
флорист  из  настильной  команды.  Держась  за  живот  обеими  руками,  он
мучительно старался вздохнуть. Лицо его было разбито в кровь.
   Увидев Федера, он попытался выпрямиться и полупростонал, полупрохрипел:
   - Нас всех... всех положили... суки. Мы даже дернуться не  успели,  как
все... как все было кончено.
   Лицо у Монкера было разбито в кровь, скорее всего ногами.  Кровь  текла
изо рта, из носа, из-под волос, но не это запомнилось Федеру, а  выражение
ужаса в глазах. И почему-то он запинался только на слове "все".
   - Я  сейчас,  погоди!  -  не  очень  понимая  смысл  собственных  слов,
ошарашенно  пробормотал  Федер  и,  чудом  не  споткнувшись,   гигантскими
скачками сбежал по лестнице. Здесь запах паленого был сильнее.
   Как и во всех дальних  вегиклах  фирмы  "Трабандо",  система  коридоров
первой палубы больше походила на лабиринт, и с лестницы Федер  мог  видеть
не так уж много - еще один сожженный до  бесформенности  труп  на  тлеющем
ковре, все двери распахнуты, и перед каждой из них в беззаботных позах, но
с оружием в руках, стояли люди Аугусто. Все они сразу повернулись лицом  к
Федеру  и  направили  на  него  черные  оккамы.  Двое,  из  них   одна   -
"родственница" Аугусто, заступили ему дорогу.
   - Спокойно, капитан, спокойно, - сказала она, и Федер сразу понял,  что
через этих двоих ему не пройти - даже с  помощью  обоих  наплечников,  тем
более что такими же были экипированы здесь все.
   - Что здесь случилось?!
   - Спокойно, капитан, спокойно, ведь ясно же тебе говорят.
   - Что вы здесь натворили, ублюдки?! - во весь голос заорал  Федер.  Его
крупно трясло.
   - Они всех  полицейских  пожгли,  -  раздалось  из  ближайшей  комнаты.
Напряжение и ужас изменили голос до неузнаваемости, Федер так и не  понял,
кому  он  принадлежит.  -  Ребята  очень  профессиональные,  ты   с   ними
поосторожней.
   - О Боже! - Федер прислонился к перилам. - Зачем?
   - Спокойно, капитан, спокойно, стой тихо, и мы тебе ничего не сделаем.
   - Они убили Кертиса, капитан! - послышалось из другой двери, подальше.
   - Бруту сломали шею, но он дышит еще пока! Без "врача" не выберется.
   Первый раз в жизни Федер ударился в панику, и это чувство ему совсем не
понравилось.
   - Кто еще? - спросил он тихо, словно тот, кому он задал  вопрос,  стоял
совсем рядом.
   В комнатах промолчали, ответил Аугусто, незаметно подошедший  к  Федеру
слева.
   - Да  практически  никто  из  ваших  больше  и  не  пострадал.  Два-три
человека, может, четыре. Очень аккуратно  мы  с  вами  сработали,  дорогой
Федер.



5

   - Там ваша Вера ходит, - благожелательно  сказал  Аугусто,  удивительно
домашний и спокойный, несмотря на оранжевое кресло  и  белый  костюм.  Это
Аугусто умел, он лучше любого кота впадал  в  это  состояние,  хотя  Федер
точно знал, успел удостовериться, что такое состояние было маской.
   - Ей хочется с вами поговорить. Она думает, что слишком жестко обошлась
с вами перед арестом. Я знаю, так часто случается на проборах,  в  стеклах
нам про это все уши изжевали в свое время. На самом деле  это  удивительно
трогательно и интересно.
   И Аугусто полусочувственно, полузавистливо хохотнул.
   - Да, - глухо сказал Федер,  по-прежнему  глядя  в  пол.  Он  не  хотел
говорить ничего, у него просто вырвалось машинально.
   - Я вас сюда позвал, дорогой Федер, -  начал  после  паузы  Аугусто,  -
чтобы как-то все поставить на свои  места.  Я  позвал  вас  сюда,  дорогой
Федер, главным образом потому, что вы мне симпатичны необыкновенно. И  мне
очень бы хотелось сохранить вам жизнь.
   Федер глупо хихикнул.
   "Состояние грогги. Жутко идиотское состояние. Он думает,  что  я  боюсь
умереть. Но грогги еще не нокаут. Он еще не знает, как я опасен".
   Аугусто тем временем встал, со щелканьем в суставах потянулся  и  начал
вышагивать по комнате. Тронув дверцу бара, он спросил:
   - Виски, сэмган, что-нибудь полегче?
   - Мммм... спасс... - пробормотал Федер, не меняя позы.
   Дождь  нудно  долбил  окна.  За  ними   громоздилась   груда   стволов,
выкорчеванных на месте стоянки. Как всегда,  деревья  были  ядовитыми  для
куаферов, а куаферы ядовиты для деревьев. Если бы их оставили расти, ветер
разнес бы их пыльцу на многие километры, и это очень усложнило бы  расчеты
пробора.
   "Этому Аугусто достались удивительно мусорные пейзажи, несмотря  на  то
что с самого начала пробора он здесь - настоящий  хозяин.  Впрочем,  какой
хозяин, такой и... - подумал Федер. - Но он ни хрена не  понимает  в  этой
планете. Плохо спрятали белочек, как бы не передохли".
   - Вы поймите, - продолжал Аугусто,  уже  посерьезневший.  -  Вы  теперь
многое понимаете, о многом догадываетесь. Мне по идее нет никакого  смысла
оставлять свидетелей своих дел. Я мог бы легко уничтожить  и  вас,  и  всю
вашу команду, я и сейчас такого шанса не потерял.  В  моих  делах  это  бы
создало мне определенные трудности, потому что куаферов  сейчас  разметало
по всему Ареалу, да и начинать все с нуля...  Время  у  меня,  знаете  ли,
очень ограниченное. Но, в общем, ситуация не смертельная.
   - Как для кого, - сказал Федер.
   - О!  Мы  уже  начинаем  реагировать  на  окружающую  действительность!
Ситуация, согласен, для вас чреватая. В любую минуту я могу изменить  свое
мнение и устроить сто девять маленьких пожарчиков.
   - Это будет трудно - насчет сразу ста девяти. -  Федер  наконец  поднял
голову, глаза его были спокойны. Поэт бы даже сказал, что мертвы,  но  тут
он ошибся бы, потому что взгляд Федера скорее напоминал  взгляд  игрока  в
покер - спокойствие, расчет, мысль. Аугусто даже осекся под этим взглядом.
   - Почему вы так считаете?
   "Черт! Еще не хватало себя выдать!"
   - Очень просто. Вы  потеряли  преимущество  внезапности.  Вооружены  мы
примерно одинаково, выучка у нас, правда, разная, но не слишком.  Проборам
свойственны агрессивность и массовое насилие, нас за это уже два года  как
последних убийц клянут. Так что мы не очень сильно от вас отстаем.  И  нас
вдвое больше.
   Сказал и снова опустил голову.
   "Что-то со мной не то творится, - думал он. - Еще  минута,  и  я  этого
подонка на мелкие клочки раздеру, голыми руками. Может, так и надо, только
тогда..."
   - ...уничтожать вас. Я хочу попробовать вас убедить работать вместе,  -
говорил между тем Аугусто. - Во-первых, потому, что мне это выгоднее,  чем
устраивать сейчас бойню, а потом разыскивать новых куаферов, причем худшей
квалификации. Но, уверяю вас, именно так я и поступил бы, если бы  не  моя
симпатия к вам. Признайтесь ведь, Федер, вы  не  раз  чувствовали  ко  мне
такую же симпатию, какую и я к вам. И это несмотря на то, что вы с  самого
начала меня подозревали. Вот вы не знаете,  а  ведь  я  эти  ваши  взгляды
подозрительные понимал! Ну так что, признаетесь?
   - Я не голубой, - ответил Федер. - Послушайте, это начинает  надоедать.
У вас ко мне какое-то предложение? Только, пожалуйста, не теряйте  времени
насчет моего вхождения в вашу шайку. Не надо!
   Аугусто хихикнул.
   - Извините за этот смех, но вы так смешно возражаете. Нет, я вас потом,
в процессе уговаривать буду. Предложение у меня пока простое - вы  и  ваши
люди заканчиваете пробор.
   "Так. Теперь не переиграть!"
   - Мы и наши... Что?! - Федер  поднял  на  Аугусто  донельзя  удивленный
взгляд. - Вы хоть понимаете, что говорите? Теперь, когда...
   - Именно теперь и когда! - ответил тот. - Цена за  пробор,  разумеется,
повышается. Мы выплатим вам все, что положено по контракту, плюс  сохраним
жизни.
   - Но вам никто не поверит! Куаферы не сделают пробора для врага, да еще
из-под палки!
   - И что же они сделают? - полюбопытствовал Аугусто.
   - Самое меньшее, что они смогут сделать, - это никуда не годный пробор.
Поставьте вы хоть десять  тысяч  проверяющих,  каждый  из  которых...  ("Я
разговорился. Я должен выдавливать из себя  слова.  Я  в  шоке".)  Короче,
планета развалится - вот что они вам сделают.
   Аугусто довольно рассмеялся.
   - У меня против халтуры есть очень хорошее противоядие! Вы сами  будете
жить на этой планете!
   "Что и требовалось доказать. Ему не надо было сильно  напрягать  мозги,
чтобы родить эту идею. Теперь надо будет проговориться!"
   - Все это... полная чепуха. - Федер,  казалось,  усыхал  на  глазах.  -
Ничего не выйдет.  Вы  не  пойдете  на  это,  чтобы  не  иметь  под  боком
постоянную войну, наши на это не пойдут, потому что  для  них  это  верная
смерть. Никто вам не поверит. Вы не оставляете нам никакой надежды.
   - Вы правы, - все так же улыбаясь, согласился Аугусто.  -  Нам  они  не
поверят. Они и не должны нам верить, это было бы с их стороны  глупо.  Они
поверят вам! Своему командиру они поверят! Легендарному Антанасу Федеру!
   "Надо же, умница! И подсказывать не пришлось!"
   - В чем они мне поверят? - горько рассмеялся Федер. -  В  том,  что  вы
оставите нас в живых?
   С видом доброго учителя Аугусто поднял кверху указательный палец.
   - Вы могли бы и догадаться, уважаемый Федер. Ни им, ни вам в это верить
необязательно! Вы согласитесь для виду, но будете готовить бунт. Вы будете
готовить нам настоящую партизанскую войну!
   - Под вашим чутким присмотром?
   - Это как вам угодно, но можете особенно не  стараться.  С  меня  будет
достаточно того, что  я  буду  знать  о  подготовке  к  бунту.  Вы  будете
готовиться в глубоком подполье.  То  есть  пока  вреда  мне  приносить  не
будете, а я тем временем...
   - ...а тем временем вы  будете  под  угрозой  вместе  со  всеми  своими
четырьмя - или сколько  их  там  у  вас?  -  десятками  душ  против  сотни
остервенелых и хитрых мстителей. Во главе с легендарным Антанасом Федором.
И еще вам будет обеспечен халтурный пробор.
   На что Аугусто улыбнулся еще  хитрее.  Увидев  эту  улыбку,  Федер  еле
сдержал вздох облегчения.
   - Мне, дорогой Федер, будет обеспечен самый лучший пробор,  на  который
только способна команда во главе с легендарным  Федером.  По  той  простой
причине, что пробор вы будете делать для, себя! Это вам в  голову  стукнет
такая замечательная идея, и вы этой идеей всех  ваших  куаферов  заразите!
Что до моих четырех десятков, то пока  мы  вас  подержим  в  карантине,  а
недельки этак через две-три выпустим, и  к  тому  времени  наша  маленькая
колония сильно вырастет. И ваша сотня хитрых и остервенелых при подготовке
бунта будет вести себя тише воды, ниже травы, чтобы у них, не дай Бог,  не
сорвалось. Ну как?
   В который раз за то жуткое время,  которое  прошло  между  уничтожением
патруля  и  возвращением  на  Ямайку,  Федер  задумался  именно  над  этим
моментом. Все, что напридумывал Аугусто, было правильным, и каждый  ход  с
его стороны был  единственно  верным.  Даже  уничтожение  куаферов,  такое
легкое там, на вегиклах половцев, не было для бандитов наилучшим  выходом.
Будь Аугусто хоть чуточку поглупее, такого разговора между  ними  не  было
бы. Федер грустно усмехнулся  -  человека  губил  именно  ум.  Глупый,  он
обязательно бы стал победителем  в  этой  схватке.  Вот  уж  действительно
лучшее - враг хорошего!
   - Что это вы усмехаетесь? - подозрительно  и  злобно  спросил  Аугусто.
Куда только девалось его добродушие!
   - То есть вы не оставляете моим парням ни одного шанса, но об этом буду
знать только я, так?
   - Вы не правы. Я  оставляю  вашим  парням  шанс.  Согласен,  этот  шанс
невелик, и я буду делать все, чтобы он не был  реализован.  Тем  не  менее
такой шанс у вас есть.
   Федер раздумывал недолго.
   - Хорошо, - сказал он, хлоп