ердо повторил  Ноблес,  -  завтра  на  рассвете.  На
площадке  перед  куаферским  гексхузе.  Там  места  много,  и   есть   где
спрятаться.
   - Послушай, парень, ты хоть...
   - Я буду ждать, - перебил Ноблес и отключил связь.
   Но дуэль так и не состоялась. Ноблес напрасно прождал  в  кустах  битых
два часа, промок и продрог,  проклял  все  на  свете  и  так  возненавидел
Киямпура, что готов был не только просто убить его, но убивать всю  жизнь.
Ноблес, прежде считавший себя человеком чрезмерно мягким и никому  всерьез
не желавшим смерти, даже испугался этого чувства, но ненадолго  -  слишком
донимал непрерывный дождь.
   Опустевшее жилище куаферов, так и не  занятое  никем,  громоздилось  на
фоне темно-серого неба и пугало черным блеском окон - мамуты испытывали  в
его отношении мистический страх. Многие верили,  что  именно  оттуда  злые
духи приносят им болезни. Ноблес, человек образованный, конечно, ни во что
такое не верил, но  теперь  почувствовал  во  всем  теле  странную  дрожь,
причиной которой явно не были холод и дождь. Почудилось, что Федер до  сих
пор сидит там и готовит им всем ужасную и неотвратимую смерть. От этого он
еще больше возненавидел Киямпура, хотя прекрасно помнил, что место встречи
выбрал он сам.
   - Киямпур! - крикнул  он  в  мемо.  -  Киямпур,  чтоб  тебя  по  атомам
разнесло! Сколько тебя ждать можно? Или боишься?
   И тут Киямпур ответил - с видимым трудом и еле узнаваемым голосом.
   - Ты победил, мальчишка. Радуйся. У меня... Словом, все.
   Дальше раздался полустон-полукрик,  мало  похожий  на  человеческий,  и
связь оборвалась.
   Ноблес по инерции довольно хохотнул - спекся противничек.
   Вылез  из  кустов,  чуть  не  напевая  про  себя,  и,  оглядываясь,   с
облегчением покинул самое мрачное место на планете -  гексхузе,  казалось,
источало первобытное зло, - сел в припрятанную бесколеску... и,  сам  себя
проклиная,  помчался  на  полной  скорости  к  маленькому  особнячку,  где
проживал Киямпур, когда Аугусто не требовал его постоянного присутствия.
   Мчась  туда,  выпрыгивая  из  бесколески,  поднимаясь  по   мараморфным
ступеням крыльца и проверяя, нет ли где  ловушки,  он  все  никак  не  мог
понять, зачем добровольно сюда приперся, поскольку был  еще  убежден,  что
Киямпур решил перехитрить  его,  что  вот  сейчас  она  и  закончится,  их
затянувшаяся дуэль. Два  умирающих,  невыносимо  смердящих  мамута  лежали
перед крыльцом и с жадным любопытством следили за  каждым  его  движением,
будто пари заключили.
   Тишина в Доме была какая-то странная, настораживающая и в то же  время,
кажется,   неопасная,   хотя   наверняка   ублюдок   что-нибудь   выдумал,
внимательнее, внимательнее, каждую мелочь, что это там за пятнышко  справа
от лифта, нет, ерунда, а здесь может быть  засада,  осторожнее,  наверняка
ведь, сволочь, задумал что-то... Но вот без помех вбежав на  второй  этаж,
по  дороге  открывая  все  двери  (ни  одного  мамута  во  всем   доме   -
фантастика!),  Ноблес  с  опаской  распахнул  дверь   в   инкрустированный
анемоновым деревом, в природе не существующем, кабинет и  увидел  на  полу
лежащего Киямпура, а рядом с ним скварк на изготовку. Враг  был  недвижен.
Его ноги были изогнуты не по-человечески, как щупальца. Костей в  них  уже
не чувствовалось. Все-таки дуэль не будет закончена.
   - Тебе стоит меня прикончить, - изо всех сил храня спокойствие,  сказал
Киямпур, тараща огромные на фоне бледного лица глаза. -  Но  не  то  чтобы
я... не то чтобы я тебя об этом прошу. Это... было бы... неприлично.
   Ноблес запрятал свой скварк, на всякий случай подобрал  с  полу  скварк
Киямпура.
   - Не говори чушь. Тебе сказочно повезло. Я эту болячку знаю. Неприятно,
но не  смертельно.  Надо  только  поскорее  попасть  к  киберврачу,  а  то
намучаешься. Болит?
   Ноблес врал -  он  впервые  видел  проявления  этой  болезни.  Судя  по
выражению лица Киямпура, о его ощущениях можно было и не спрашивать.
   Киямпур с трудом покачал головой:
   - Болит немного. Но к "врачу" не надо. Бог с ним. Если  хочешь,  добей,
не хочешь - уйди. Твоя победа.
   - Да брось ты. Мы еще с тобой хорошо повоюем, - с наигранным оптимизмом
признался Ноблес и присел рядом с врагом. Ноги-щупальца Киямпура угрожающе
потянулись к Ноблесу. Тот невольно отшатнулся.
   - Шустрые они у тебя. Давай-ка все же к аппарату.
   - Там народу много.
   - Прорвемся. Что они против нас, а?
   - Нет. Бессмысленно, ты и сам понимаешь, не дурачок.
   Глаза их встретились.
   - Уже на руки переметнулось, - не выдержав, пожаловался ему Киямпур.  -
Ушел бы ты.
   И подумал при этом - а лучше б добил. Он мечтал о том, чтобы его сейчас
же добили.
   - Так плохо? - негромко спросил Ноблес.
   Киямпур не ответил. В сторону отвернулся.
   - Я, правда, мог бы тебя оттащить к "врачу". Плевать, что народу много,
это ты ерунду говоришь.
   - Нет, спасибо, - прошептал Киямпур, все так же отвернувшись.
   - Я мог бы посидеть с тобой.
   - Смысл?
   "Господи, только бы он пришиб меня сейчас, только  бы,  только  бы!"  -
молился про себя обреченный.
   Ноблес встал.
   - Красивый у тебя скварк. Со своей программой, - сказал он, разглядывая
скварк Киямпура. - До чего додумались.
   "Добьет! Ей-богу, добьет!"
   - Дарю. Вещичка на самом деле приятная.
   - На что он мне? Но все равно спасибо. Киямпур!
   - А.
   - Ты действительно уверен, что не хочешь к "врачу"?
   Опять их глаза встретились, и больного Киямпура эта встреча добила. Еле
сдерживая подступившие слезы, не отрывая  взгляда  от  Ноблеса  и  уже  до
самого конца не собираясь его отрывать, Киямпур тихо сказал:
   - Если бы не Аугусто, мы с тобой приятелями могли бы быть! Правда?
   И желая сделать ему приятное, и даже веря в  то,  что  говорит,  Ноблес
ответил ему:
   - Знаешь, а ведь если б не эта болячка дурацкая, ты бы меня сделал.
   Киямпур протестующе улыбнулся, сказал "спасибо", и Ноблес выстрелил.



27

   С самого первого дня "Холокаста" Аугусто, выгнав всех из дому,  заперся
на своем этаже, велел интеллектору обеспечить глухую молекулярную  защиту,
пересчитал пищевые запасы и стал в одиночку переживать ужас.
   Он понимал,  что  Федер,  человек  неглупый  и  в  своем  деле  большой
специалист, должен был предусмотреть возможность того, что Аугусто,  самый
главный его враг, попытается избежать его мести, уйдя в глухую защиту.  Но
как защититься от невидимого вируса,  который,  может  быть,  уже  в  теле
Благородного и только ждет нужного часа?
   Он понимал также, что для  него  придумано  что-то  особенно  страшное,
федерово бесчеловечье было оправданно, на самом деле он с первого  же  дня
безоговорочно принял и месть, и смерть. Он бы даже и  сдался,  но  глубоко
укорененный инстинкт борьбы за существование  держал  его  -  только  этот
инстинкт и заставил его обрадоваться запланированной  Федором  отсрочке  и
попытаться за это время отыскать лазейку из тупика.
   А в том, что такая лазейка существует, он ни секунды не сомневался. Нет
идеальных людей, нет идеальных интеллекторов, не бывает на свете идеальных
планов. Где-то Федер совершил ошибку - кроме, конечно,  той  главной,  что
привела его вместе с командой к бесславной смерти на  взорванном  вегикле.
Оставалось ее найти.
   Давным-давно забытые академики, на которых Аугусто махнул рукой еще  до
того, как Федер их обезвредил, всплыли в его памяти, тут же  превратившись
в возможную спасительную соломинку. Аугусто вскочил с кресла  и  заметался
по этажу.
   - Да-да! Они! Вот именно!
   Однако здесь его ждало разочарование. Интеллектор дал  обзор  помещений
дома академиков - все умники были уже мертвы. Федер пощадил их и  умертвил
сонной болезнью, во время которой специально выведенные микроорганизмы при
попадании в кровь начинали производить громадное количество снотворного  -
человек спокойно засыпал и не просыпался. Минут пять  Аугусто  с  завистью
разглядывал лежащие  на  кроватях  трупы,  потом  озабоченно  скривился  и
пробормотал:
   - Повезло им. Приличная смерть, не как у остальных.
   Этот ход, значит, мимо. Что же делать?  Лазейка,  черт  возьми!  Должна
быть хоть какая-то лазейка, так не бывает, чтоб ее  не  было.  Федер  этот
поганый наверняка где-то что-то недосмотрел.
   Так бывает, даже с очень решительными людьми. Винтик какой-то  заедает,
и все останавливается, но напряжение копится. Человек со все  возрастающей
энергией начинает твердить себе, что так дальше нельзя,  что  надо  срочно
что-то предпринимать, но не предпринимает ровным счетом ничего  и  поэтому
еще больше нервничает, еще упорнее, как молитву, начинает уговаривать себя
немедленно действовать. Аугусто на эту удочку попался впервые  в  жизни  и
чувствовал себя при этом очень противно.
   Он падал в услужливые кресла и подолгу там лежал, глядя на потолок,  он
таращился  в  окна,  туда,  где  в  светлое  время  царили  кошмары,   где
невообразимые уроды, бывшие когда-то людьми, то совокуплялись, то  дрались
и  потом  очень  быстро  умирали,  что-то  косноязычно  пытаясь   доказать
небесам... "Театр! - думал  Аугусто.  -  Театр  для  одного  зрителя.  Имя
актера, исполняющего главную роль, - Смерть".
   Спустя немного времени Аугусто все-таки понял, что, находясь  взаперти,
он не найдет выхода из ловушки, не найдет того прокола,  который  случайно
или  сознательно  допустил  Федер.  Нужно  выйти  из  дома,  пройти,   все
просмотреть и понять, что хотел от него Федер, потому  что  явно  от  него
Федер чего-то хотел. Иначе почему не заразил сразу?
   И, собравшись с духом, убедив себя, что эти болезни не  для  него,  что
зараза для него особая приготовлена, а потому  другие  безопасны,  Аугусто
открыл двери убежища и, затыкая нос от  трупного  зловония,  обходя  трупы
амазонок, облепленные зелеными муравьями, -  вышел  на  свет.  Там  жарило
солнце и не было привычного моросения.
   Он покинул  свое  убежище  в  то  время,  когда  "Холокаст"  перешел  в
спокойную фазу, когда у большинства мамутов не осталось ни сил, ни желания
сопротивляться неизбежному, когда они смирились со смертью и смертные муки
воспринимали как должное. "Уж не в этом ли, - вдруг подумал Аугусто, -  не
в этом ли самом заключался главный прокол Федера?  Разве  пытаемого  можно
оставлять одного? Разве можно позволить ему наслаждаться пыткой  или  хотя
бы смиряться с ней?!"
   Мимо умирающих он проходил, как пресыщенный зритель хоррор-стекла - без
отвращения  или  сожаления,  абсолютно  равнодушно.  Он  видел  жутковатых
существ, густо проросших  побегами  растений.  Он  видел  людей,  лишенных
скелета, лежащих, как тряпки. Видел изъязвленных, разбухших и  истощенных.
Он видел носатых и безносых, видел людей, уже больше похожих на  крыс  или
ящериц. Все, кто мог, безразлично провожали его глазами, и в этих взглядах
не было ни зависти к здоровью Аугусто, ни злости.
   Страшными и нереальными  чудовищами  казались  ему  те  немногие,  кого
зараза обошла, которые так же, как и он, бродили потерянные среди трупов и
умирающих. Он им кивал, и они кивали ему. И тут же  разбегались,  опасаясь
не то что поговорить - просто взглядами обменяться.
   Все эти впечатления пока не помогали Аугусто додуматься,  добраться  до
той заветной федеровой оплошности, которая спасет ему жизнь и, может даже,
перевернет ситуацию. Единственное, что он понял, - возможно  привыкание  к
неизбежной смерти. Этого Аугусто совсем не хотел.
   Пытаясь  избавиться  от  подобного  наваждения,  он  даже  решил  вновь
уединиться на своем этаже, но и  дня  там  не  продержался.  Он  попытался
вызвать Киямпура, но мемо, связавшись с интеллектором,  коротко  ответило:
"Умер".  Он  стал  вызывать  других  командиров  подразделений   и   своих
приближенных, но все они оказались уже  либо  умершими,  либо  умиравшими.
Только трое откликнулись, будучи вполне живыми и еще здоровыми  -  Ноблес,
Арринахуэзитос и капитан Дракли. Но Арринахуэзитос горько  плакал,  Ноблес
грубо от  встречи  отказался,  послав  Аугусто  куда  подальше,  а  Дракли
оказался в стельку пьян, но при этом все  пытался  добиться  от  командира
каких-то указаний.
   Ноблес... Жалко, что Ноблес, он так умен, он мог бы помочь.  Оставалось
надеяться только на самого себя,  и  Аугусто,  подстегиваемый  нестерпимым
желанием выжить, выскочил из дому вновь,  помчался,  пока  не  зная  куда,
надеясь на свою великую интуицию. Больше надеяться было не на что.
   Она его и тут вроде не подвела. Поблуждав бесцельно до  темноты,  вышел
он к гексхузе, где когда-то, очень давно, обитали федеровы куаферы.
   Здание стояло абсолютно вымершим - никто  из  мамутов  даже  близко  не
подходил к нему из суеверного  ужаса.  Вокруг  гексхузе  бурно  разрослись
какие-то  неизвестные  травы,  они  лезли  на  стены,  кровавыми   пятнами
утверждались на покатой зеленой крыше. Вид  у  трав  был  страшноватым,  и
запах от них шел почти трупный. Аугусто был в легком, но надежном защитном
скафандре  и  все  равно  старался  не  касаться  бордовых   отростков   с
фиолетовыми жалами.
   Гексхузе стремительно  разваливался  -  дверь  просто  распалась,  едва
Аугусто коснулся ее рукой. В холле увидел он, что стены и ступени  поплыли
мелкими волнами, а лифтовая дверь покосилась. Страх выползал тут из каждой
щели, звенел в ушах, и сквозь него был еле слышен тонкий голосок интуиции:
"Иди дальше. Здесь спасение и ответ".
   Он пошел по лестнице  -  она  прогибалась  под  его  весом,  а  перила,
когда-то каменные, стали липкими, жадно тянулись к  его  рукам.  Повинуясь
интуиции, миновал наполненный какими-то призрачными стонами  второй  этаж,
ступил на третий, стал одну за другой обходить комнаты, все  не  запертые.
Здесь он уже знал - тепло.
   И потому совсем не удивился, когда в одной из комнат услышал голос:
   - Долго же пришлось тебя ожидать, Аугусто!
   Голос шел как бы со всех сторон. И конечно же, принадлежал Федеру.
   Повертев головой, Аугусто сел на просевшую кровать.
   - Посланьице оставил? Ну что ж, давай свое послание. Что там тебе Федер
сказать велел?
   Раздалось хихиканье.
   - Угадал, дорогой Аугусто. Он меня оставил для  усладительных  с  тобою
бесед. Я - его  последний  тебе  подарок.  Я  его,  можно  сказать,  душа.
Королевский подарок - чужая душа - правда,  Аугусто?  Как  тебе  нравится,
Аугусто, это древнее и непонятное слово? Что это такое, как ты думаешь?
   Аугусто, растерянно осматривая комнату, панически  искал  решения,  как
себя повести. Наконец сказал:
   - Подарок хорош. Принимаю. О душе последний раз  думал  лет  шестьдесят
назад. Не понимаю, что такое душа.
   - Ты, кстати, можешь обращаться ко мне так же, как обращался к Федеру -
"дорогой Федер". Ты его этим обращением всегда нервировал, знаешь  ли.  Но
ситуация изменилась, и я думаю, теперь ему приятно  будет  услышать  слова
"дорогой Федер".
   - Он... слышит?
   - О нет, конечно же нет,  дорогой  Аугусто.  Он  просто  вернется  сюда
забрать свой подарок, когда тот станет тебе ненужным. Так вот - "душа"...
   Аугусто примерно представлял себе, как происходит эта беседа.  Какое-то
устройство, скорее всего группа "стрекоз", находится на постоянной связи с
тщательно спрятанным интеллектором, и говорит он. Тогда  получается  нечто
странное  -  "стрекоз"  должно  быть  много,  чтобы   они   контролировали
управление "Холокастом". В таком случае интеллектор должен  был  узнать  о
гибели всей куаферской команды. Но о ней интеллектор, очевидно, не знает -
следовательно, он либо врет с какой-то, еще пока непонятной целью, либо не
верит в смерть Федера. А если Федер жив... но  этого  не  может  быть,  он
мертв, Аугусто  лично  видел  останки.  Значит,  интеллектор  врет.  Любая
странность сейчас очень интересовала Аугусто - она могла таить в  себе  ту
зацепку, ту оплошность Федера, которую  он  так  отчаянно  искал,  которая
могла спасти ему жизнь.
   От кровати дурно  пахло  какой-то  химией,  и  этот  запах  усиливался.
Аугусто испуганно вскочил, прошелся по комнате.
   - Что ты все  про  какую-то  там  душу?  -  спросил  он  у  примолкшего
интеллектора.
   - О, это же очень интересно - поговорить о душе! - воскликнул голос.  -
Душа - это что-то изначально непонятное, изначально зыбкое.  Двусмысленное
и бессмысленное одновременно. Древние обожали такие термины. Им даже  души
мало  было.  Они  еще  вдобавок  дух   какой-то   придумали.   Изначальная
иррациональность мышления, знаете ли.
   "Послушаем, послушаем, -  уговаривал  себя  Аугусто,  -  не  будем  ему
мешать. Даже подталкивать будем, чтоб говорил".
   - Душа и душа, - сказал он. - Что непонятного-то?
   Здесь интеллектор  полностью  доказал  Аугусто,  что  он  действительно
машина, а не спрятанный где-нибудь в шкафу чудом  спасшийся  Федер.  Голос
заговорил лекторским тоном, совершенно несвойственным Федеру. Аугусто хотя
и не очень в кибернетике разбирался, знал, что очень  многие  интеллекторы
имеют занудное свойство поучать.
   - Душа,  дорогой  Аугусто,  по  представлениям  древних,  была  эфирной
субстанцией, которая Богом вдувалась в  человеческое  существо,  наполняла
его благодатью - еще один, кстати, трудноопределимый термин. Она была тем,
что заставляет нас думать, чувствовать, переживать и, главное, действовать
порой вопреки потребностям своего  организма  -  ну  там  всякие  подвиги,
самопожертвования и прочее. Потом выяснилось, что думает не душа, а вполне
материальный орган под названием мозг. Он  же  принимает  решения,  он  же
заставляет нас испытывать так  называемые  чувства,  и  так  далее.  Потом
появились  компьютеры,  потом  все   эти   войны   с   андроидами,   потом
интеллекторы. Интеллекторы во многом выше людей - и думают,  и  чувствуют,
извини,  лучше,   -   но   поскольку   люди   не   дали   им   возможности
саморазмножаться, они представляют собой подчиненных разумных существ. Все
просто, все понятно, но до сих  пор  масса  людей  считают,  что  основной
разницей между ними и нами является отсутствие у нас души. Чего-то  такого
неуловимого, неощутимого, "божественного",  без  чего  человек  становится
машиной, интеллектором, вещью более  низкой,  чем  человек.  Не  считайте,
пожалуйста, что я этим обижен. Наоборот, когда есть понимание, нет никакой
обиды, разве что сожаление, да и то не сильное. Дело-то в другом.  В  том,
что человечество и нам в конце концов передало свое  основное  свойство  -
действовать на  нестрогих  определениях,  с  математической  точки  зрения
никуда не годных. Подозреваю, что без этого человек  никогда  не  смог  бы
стать человеком...
   "Одно из двух, - подумал Аугусто. - Или он играет со  мной  в  какую-то
игру, скорей всего придуманную Федером, или у того не  нашлось  приличного
интеллектора, кроме этого чертова зануды. Еще неизвестно, что хуже!"
   Все знают, что интеллектор врожденного характера не имеет.  Особенность
эту сторонники абсолютного человеческого превосходства ставят ему в  минус
- нет характера, нет и души. Характер ему, как правило, формирует  хозяин,
хотя в принципе, и так довольно  часто  случается,  сам  интеллектор  себе
характер тоже может задать. Поскольку интеллекторы как разумное сообщество
получили полное признание лет за сто до описываемых  событий  и  пока  еще
очень нервно относились к покушениям на ту долю независимости, которую  им
гарантировала небезызвестная хартия "Ик"; поэтому все в их характере,  что
не заложено хозяином, они считали своей собственностью и меняли как хотели
- например, смешливость, мнительность или сентиментальность.  В  последнее
время среди интеллекторов вошла в моду механическая занудность.  Некоторые
доходили до того, что начинали говорить монотонным металлическим  голосом,
разделяя  слова  полуторасекундными  паузами.  Конечно,  это   были   низы
интеллекторного сообщества, своего рода панки,  шпана,  да  и  хозяева  их
были, как правило, им под стать. Но даже и в самых  высших  интеллекторных
кругах стремление к занудному углу