ньшей мере двое.
     -- Тогда держи блокиратор. -- Мамалыгин протянул мне "волшебный" фонарик.
     -- Как им пользоваться? -- Я повертел в руках чудесный подарок.
     -- Очень просто. Он уже настроен  на твою волну. Включаешь эту  кнопку и
наводишь луч на верхнюю часть головы объекта. Продолжительность облучения не
менее тридцати  секунд.  Дальность --  до  ста метров.  Луч стирает,  вернее,
запирает,  блокирует  связанную  с  тобой  информацию,  которая  хранится  в
сознании твоего оппонента.  Подчеркиваю, речь идет только  о тебе.  Если,  к
примеру, твой противник  видел тебя верхом на слоне, то после облучения тебя
он забудет, но слона -- нет. Понимаешь?
     --  Ага, -- кивнул  я, прикидывая, что  вспомнит  Макс после знакомства с
блокиратором. Значит, меня  он  забудет,  а вот  Алину  будет помнить и  при
случае... Да, но ведь Алина уже не помнит обо мне. Круг замыкался.
     -- Ну? Сошлось? -- улыбнулся Мамалыгин, словно прочитав мои  мысли. -- Еще
вопросы есть?
     -- Да...
     -- Пожалуйста.
     -- Знаете, Аркадий Андреевич, был момент, когда мое биополе исчезло.
     --  Биополе не может исчезнуть, -- покачал головой Мамалыгин. -- Но иногда
оно  не проявляется. Тут две основные причину. Первая: большая доза алкоголя
или наркотиков. Вторая: страх. Чтобы управлять биополем, нужна  ясная голова
и твердая воля. Если, скажем,  птица засомневается, умеет ли она летать, то,
скорее всего, упадет и разобьется. Никогда  не теряй головы, мой  мальчик, --
вот лучший совет, какой я могу тебе дать.
     --  Понятно... -- пробормотал я, вспоминая то гаденькое чувство,  которое
охватило меня в подвале Кителя, когда он не откликался на мои команды.
     От  Мамалыгина я уходил переполненный  противоречивыми  чувствами. Было
больно  и  стыдно  за  глупые проделки, за  пошлые развлечения,  за то, что,
обладая гигантскими возможностями, я  принялся  растрачивать их по пустякам.
Из-за  собственного  легкомыслия  я едва  не  оказался  в  вечном  полоне  у
безжалостного и кровожадного негодяя!
     Но была и окрыленность.  Теперь я  знал, что мне  делать.  Литературная
работа,  учеба, умные друзья, интересные  люди, театр,  спорт -- как  богат и
красочен мир, когда ты ведешь здоровый образ жизни! Это мой выбор, и никогда
более я не отступлю от столбовой дороги ни на шаг.

ПЕРВАЯ ЧАШКА КОФЕ

     Я неловко перевернул  очередной листок рукописи  Вадима Ромоданова,  он
соскользнул  со  стопки  и,  кувыркнувшись,  улегся  на  пол.  Волей-неволей
пришлось подниматься с кресла. Вот  и кстати. Чтение несколько утомило меня.
Надо  бы  чуть размяться, сварить  кофе,  придвинуть  поближе  пепельницу  --
словом, устроиться поудобнее.
     Не могу сказать, что к этому  моменту рукопись  всецело захватила меня.
Притом  постепенно   крепло  убеждение,  что  я  стал  жертвой  литературной
мистификации.
     Очевидно, Вадиму  Ромоданову  осточертели собственные научно-популярные
очерки и он решил испытать  свои силы в  ином жанре, выбрав  меня в качестве
первого читателя. Все говорило бы в  пользу подобной версии, если бы не одно
обстоятельство: я по-прежнему не мог объяснить, каким  образом  письмо,  а с
ним и рукопись оказались в моей комнате.
     Желание   рассеять   туман  и   было,  собственно,   главной  причиной,
побуждающей продолжить чтение.
     Но,  должен  признаться,  тут  присутствовал и  чисто  профессиональный
интерес: в повести  завязывались  некоторые  узелочки, о развязке которых  я
пока  не  догадывался,  и оттого  было любопытно,  насколько  выпукло  автор
расставит все точки над "i", сумеет ли гармонично соблюсти законы жанра, все
ли ружья, которыми он густо оснастил страницы  своего сочинения, выстрелят в
финале.
     Одновременно я размышлял о самом Вадиме Ромоданове. Если правы  те, кто
утверждает,  будто по любому  произведению  можно  с  полной определенностью
судить о характере автора, то многие ремарки господина Ромоданова выставляли
его в довольно-таки неприглядном свете. Это была не то чтобы противоречивая,
а,  скорее,  безнравственная  личность,  человек,  не  имеющий  ни  малейших
моральных  устоев, способный из пустой  прихоти  на  самый  низкий поступок,
несмотря на все свои пространные рассуждения о порядочности. Примеров тому я
обнаружил предостаточно.
     Тут-то и заключалось наиболее уязвимое место повествования.
     Дело  в  том,   что,  будучи  любителем  и,  смею  надеяться,  знатоком
фантастики,  я, как  и Вадим  Ромоданов,  охотно допускаю  мысль о множестве
населенных миров, о  различных  уровнях  цивилизаций, о  контактах тайных  и
явных и всем  таком  прочем.  Не вызывает особых возражений и фигура агента,
работающего  на  иную,  более   высокоразвитую  цивилизацию.  Но  как  можно
поверить,  что могучий  разум выберет на эту должность  человека  совершенно
безответственного, эгоистичного и порочного?! Да еще наделит его уникальными
дарованиями  при полной  бесконтрольности! Дай такому волю, он  со  временем
затмит не только  примитивного  хапугу  Кителя,  но  и  куда  более зловещих
персонажей истории.
     Кстати, с  Кителем тоже явная натяжка, избитая литературная схема: если
торговый  начальник  --  значит,  обязательно жулик,  причем непременно глава
подпольного  синдиката,  "кровожадный  и   безжалостный   негодяй"  (цитирую
Ромоданова). Как  будто жуликов  нет  среди представителей других  уважаемых
профессий!
     Кофе вскипел.  Я, как обычно, растворил две ложечки  сахара, после чего
вернулся к рукописи.

ПРОДОЛЖЕНИЕ РУКОПИСИ ВАДИМА РОМОДАНОВА

     Прошла  всего  неделя после  моего  освобождения,  а  я уже  не мог без
усмешки  вспоминать свои недавние благочестивые намерения.  Какого черта!  Я
получил урок. Я его усвоил. Но не  для того же, чтобы вести монашеский образ
жизни! Я не  испытал еще и сотой доли доступных мне наслаждений. Добровольно
отказываться от них -- верх кретинизма.
     Впрочем,  в тот,  первый,  вечер  в  голове моей  бродили  иные,  более
смиренные мысли.
     Подойдя к  подъезду  моего дома и не обнаружив перед ним оставленной  в
роковую ночь "Волги", я не удивился. Угнали-таки машину! Может, Макс или кто
другой из команды Кителя. Бог с ней, с тачкой! Куплю новую. А вот рукописей,
которые  лежали  на  заднем  сиденье,  теперь  не вернешь.  Пропал  весь мой
творческий  багаж, все, наработанное с  той поры, когда я впервые  ощутил  в
себе  Призвание.  Кое-что  удастся,  пожалуй, восстановить по памяти, а  вот
дневники, выписки, наброски утрачены навсегда.
     Я поднялся на свой этаж, достал ключи.
     -- Кхе-кхе! -- раздалось за спиной громовое покрякивание.
     Я обернулся.
     В дверном проеме  соседней квартиры стоял мужчина в спортивном трико  и
белой  майке, которая, казалось, вот-вот треснет  под  напором могучих мышц.
Этакий русский  медведь,  Иван Поддубный на  пенсии.  На  его румяных  щеках
играла благодушная улыбка.
     -- Здорово, сосед! -- Его бас был слышен, вероятно, вдоль всей улицы.
     -- Здравствуйте, -- ответил я.
     -- Ты, стало быть, Вадим?  -- утвердительно  поинтересовался он.  -- А я --
дядя Миша.
     -- Очень приятно!
     -- Что  же  ты,  Вадим, бросаешь машину  где  попало?  -- продолжал он. --
Угнать ведь могут. Народ ушлый!
     -- Кажется, уже угнали, -- вздохнул я.
     -- Как бы не  так! -- лукаво  подмигнул он.  -- Скажи мне спасибо.  Вижу --
соседская  машина стоит  без присмотра. Ночь  стоит, день  стоит.  Я звонил,
стучал, никто не открывает.  Ну, думаю, племянник весь в своего дядюшку. Тот
такой же рассеянный был. Умчится по делам, когда  на неделю, когда и поболе,
а  машину бросит. Бывало, что и с ключами... Так что я загнал ее во двор,  --
заключил нежданный собеседник.
     -- Вот спасибо! -- Я едва не задохнулся от радости.
     -- Стоит у гаража, -- победно улыбаясь, известил дядя Миша. -- Двор у нас,
слава  Богу, тихий, спокойный.  Оттуда не  уведут...  --  Славное лицо у дяди
Миши! -- Только ты уж на будущее будь повнимательнее, -- добавил он.
     --  Обязательно... Еще раз --  огромное вам  спасибо,  дядя Миша!  Может,
зайдете на пару минут? Как насчет рюмочки коньяка?
     -- Не пью и не  курю,  --  с молодецким вызовом ответил он, не  отвергая,
впрочем, предложения в  целом. Его  вид мог  бы  послужить отличной рекламой
здорового образа  жизни. Чем не  пример  для подражания? Берись за ум, Вадим
Ромоданов, будешь таким же бодрым и уравновешенным.
     -- Тогда чашечку кофе?
     -- Кофе на ночь вреден. -- Улыбка стала еще шире.
     -- А как насчет кваску?
     -- Это можно, -- кивнул он, выходя наконец на площадку.
     Открывая дверь, я внезапно подумал о том, что в квартире, не исключено,
царит полный разгром. Но, к моему удивлению, ничего не было тронуто.
     Мы прошли на кухню.
     Я открыл холодильник, разыскал на нижней полке бутылку кваса.
     Мельком  глянув  в окно, увидел в густеющих  сумерках знакомый силуэт у
гаража. Вот она, моя красавица! Ай да дядя Миша! Вот так услужил!
     Чтобы  составить  компанию  соседу,  я  и себе налил квасу. Не  пора ли
полностью перейти на  подобные напитки? Вымету из квартиры весь алкоголь как
сор! Да здравствует трезвость!
     -- Я хоть и на пенсии, а без дела не  сижу, -- рассказывал между тем дядя
Миша.  --  Меня  тут  каждая  собака  знает.  Машину ли  починить, сантехнику
отладить,  электричество --  все  могу.  Просто  так,  по-соседски.  Так что,
возникнет  какая нужда,  милости  просим, обращайся без  всякого.  Эх, хорош
квасок! Ядреный! Люблю!
     -- Стало быть, вы хорошо знали моего дядюшку?
     --  Юрия Михайловича? Как  не  знать!  Сколько  лет  на  одной  площадке
прожили!
     -- Наверное, часто заходили к нему в гости?
     -- Этого  не скажу, -- покачал  головой дядя Миша.  -- Очень замкнутый был
человек. Все сам да сам. Ученый! Голова! Спросишь его о чем-нибудь, ответит,
а так, чтобы первым заговорить,  -- никогда. Вот только...  -- Он задумался. --
Как раз перед его последней командировкой случилось... Я возился в гараже, а
он третий  справа от твоего,  слышу, Юрий  Михайлович свою  "Волгу" выводит.
Вдруг  заходит  ко мне.  "Михайло",  -- говорит. Это он  меня  так называл  --
"Михайло",  вроде как  под Ломоносова.  Так  вот. "Михайло, --  говорит,  -- я
уезжаю  далеко и  надолго..."  И вид у  него, понимаешь, какой-то опущенный.
"Что-то, -- говорит, -- Михайло, сердчишко стало барахлить в  последнее время.
Если  что  случится,  то знай,  что  все  свое имущество я  завещаю любимому
племяннику  Вадиму  Ромоданову.  Прошу   тебя  по-соседски,  поддержи  парня
морально, помоги, если надо..." После вздохнул как-то странно, махнул рукой,
вяло так махнул и  вышел. Я кричу вслед: "Не беспокойся,  Юра!", -- а он и не
слышит уже. Сел и уехал. Так и не довелось больше поговорить. А через неделю
узнаем:  умер Юрий  Михайлович в чужой  стороне, на каком-то ученом  съезде,
прямо в зале заседания, от разрыва сердца. Такие вот дела.
     -- Как вы об этом узнали? -- с жаром спросил я.
     -- Нотариус  приходил. Я-то сам не видел:  как раз за картошкой ездил на
рынок.  А  дома жена была, Маша. Вот  ей  он  и  сообщил,  что, значит, Юрий
Михайлович приказал Долго жить, а все его имущество переходит племяннику.
     Мы  потолковали еще немного,  но  ничего существенно  нового о  любимом
дядюшке я не узнал.  Складывалось впечатление,  что этот  человек  оставался
загадкой даже для  соседа, жившего с ним рядом, через стенку,  на протяжении
многих лет.
     Когда дядя  Миша  ушел, я спустился  во двор. Поставил  машину в гараж,
забрал рукописи и вернулся домой.
     Полночи я сидел за столом, разбирая и сортируя архив.
     Несмотря на мое творческое младенчество, бумаг набралось предостаточно.
Во-первых, еще лет с четырнадцати, когда я впервые ощутил в себе потребность
писать, я более-менее  регулярно вел дневник.  Кроме того, записывал  меткие
фразы  и  реплики,  подслушанные  диалоги,  хохмы,  сценки,  собирал  редкие
пословицы и поговорки.
     Когда мне в голову приходил очередной сюжет, я вкратце записывал его на
первом  подвернувшемся  клочке бумаги. Постепенно таких  набросков набралась
целая  папка. О некоторых сюжетах я забыл,  зато  другие ветвились, роились,
углублялись, обрастали плотью. Но в целом эта папка еще ждала своего часа.
     Была у  меня  начата и первая повесть -- "Молодые  Миры",  а также  цикл
рассказов. "Одиссея космического  "волка""  со сквозным  персонажем -- бывшим
пилотом   звездолета   Аристархом  Парамоновым,   любителем  порисоваться  и
прихвастнуть.
     Да, не густо...
     Хотя  как  посмотреть. Ведь  все это я написал по  строчке, по  абзацу,
урывками,   тайком,  в  отсутствие   мало-мальски  пригодных   условий   для
творчества. К тому же я был молод и впереди меня ждала целая вечность.
     Некоторое  время я перекладывал папки с места на место, не  зная, какой
отдать предпочтение.
     Наконец, оставил для работы "Одиссею космического "волка"", а остальные
отнес в кабинет, разместить в книжном шкафу. Ну вот!
     Завтра вечером засяду за своего Аристарха...
     * * *
     ...С утра я отправился в институт. Первая пара начиналась в 8.30. Я был
полон энтузиазма и рвения к учебе. Хватит лодырничать! Сессия на носу!
     Когда я  подходил к факультету,  меня поразило  странное  ощущение: как
будто  я отсутствовал  вечность. Войду  сейчас  внутрь, и окажется,  что мои
однокурсники давно уже защитили диплом и стали солидными людьми...
     Теперь, после  того  как я  побывал в руках Кителя, многое виделось мне
почему-то в ином свете.
     * * *
     После лекций я поехал в Жердяевку.
     По двору важно расхаживал бравый Пономарец.
     -- Здравия желаИм! -- лихо откозырял он, комично вытянувшись в струнку.
     -- Здравствуй, Васильич, -- ответил я. -- Рюмочку выпьешь?
     -- С превеликим удовольствием! Мы прошли на веранду.
     -- Как дела? -- поинтересовался я, наливая ему стакан.
     -- Лучше не бывает! -- вскинулся он. -- Девицу  обиходили, как ты, хозяин,
велел, одели,  накормили. Ох, и хороша девка! Одно слово --  персик! У  тебя,
хозяин,  губа  не дура.  Я  так думаю,  ты хорошенько  попасся,  а?  --  и он
подмигнул.
     --  Васильич,  не болтай лишнего!  -- строго потребовал я.  -- Кто за  ней
приезжал?
     -- Какой-то мужик.
     -- Каков он из себя?
     --  Такой плюгавенький, плешивенький, а  глазки быстрые-быстрые. Передал
записку от тебя, мы все в аккурат исполнили. Или что не так?
     -- Все так...
     Хм!  Плюгавенький,  плешивенький... Нет, такого  человека  в  окружении
Кителя я не знал.
     Пономарец мастерски осушил стакан и сразу же окосел.
     -- Какие будут указания, хозяин? -- пропел он.
     -- Пусть Фекла  Матвеевна приготовит  обед. Да и  ужин, пожалуй. Заночую
сегодня в Жердяевке.
     -- БуИт исполнено!
     Пока  Фекла Матвеевна  стряпала,  я зубрил  конспекты.  После  довольно
плотного обеда завалился спать и проснулся около полуночи.
     Поднялся  в башенку  с  набросками "Космического "волка"" и просидел за
столом  почти   до  шести  утра.  Работалось   легко.  Я   завершил  начерно
двенадцатистраничный рассказ. За  одну ночь! Таких  темпов  у  меня  еще  не
бывало. Если так пойдет и дальше, то к Новому году я подготовлю  свою первую
книжку.
     * * *
     Наутро все городские газеты вышли с сенсационной информацией об  аресте
ответственного работника торговли Когтева  К. П.  Сообщалось, что, используя
поддельные   визы   на  заявках,   Когтев   сумел  получить  крупную  партию
пиломатериалов и вагоны для их вывоза в одну  из  безлесных южных республик.
Приводилась  умопомрачительная сумма  преступной  сделки.  Вместе с Когтевым
арестована группа должностных лиц из его окружения.
     Я почувствовал, как целая гора свалилась с сердца.
     Однако же  меня беспокоил  Макс. Скажу откровенно,  я побаивался  этого
типа.  Что-то подсказывало, что его  фанатичная ненависть принесет  мне  еще
немало неприятностей. Но теперь получалось, что  Макса либо тоже арестовали,
либо он дал  деру. В любом  случае ему сейчас не до меня. Пусть на время, но
он исчезает из моей жизни.
     * * *
     Позади -- еще один учебный день.
     Я приехал в Жердяевку,  прокручивая в голове распорядок  до утра: обед,
подготовка  к  экзаменам, ужин, сон, затем  ночное бдение над  приключениями
Аристарха Парамонова.
     Поначалу  все  шло  строго  по  плану.  После  обеда  --  грибной  суп и
вкусйейшие  голубцы  --  я  несколько  часов  подряд  добросовестно  разбирал
проекции  по  начерталке,  затем  поужинал котлетами с фасолью  и  прилег на
диване. Едва моя голова коснулась подушки, как наступил глубокий сон.
     ...Длинноногая загорелая красавица  с  пшеничными  волосами в невесомом
полупрозрачном одеянии появилась  у  моего  изголовья. Отбросив одеяло,  она
принялась умело массировать мои мышцы легкими, почти неощутимыми движениями.
Нега разлилась по всему телу, плоть моя восстала.
     Я проснулся,  будто  меня  кто-то  толкнул  изнутри.  В  комнате  царил
полумрак. Никакой красавицы  не было и в  помине. Несколько  минут  я  лежал
неподвижно, все еще очарованный магией сна.
     На  что я  трачу  свое  время, свое драгоценное время, пришла в  голову
коварная мысль.  Зачем зубрить  все  эти  формулы, которые не пригодятся мне
никогда в  жизни?! Разве  мне трудно  внушить любому преподавателю,  что мои
знания безупречны?
     Какого  дьявола я, при моих-то возможностях, соблюдаю  воздержание, как
столетний старец? Как  глупо, что  в  моей  записной  книжке  нет  двух-трех
десятков телефонов красоток всех типов, каждая из которых охотно откликнется
на зов! Алину я потерял, Валечку не найти, Жанна по-прежнему чужая...
     Я посмотрел на часы.
     Половина десятого. Всего лишь? Ресторанная жизнь только-только набирает
обороты. Через полчаса  я буду в городе. Только не в "Волну". К  черту  этот
дерьмовый  кабак!  Но  почему  бы  не заглянуть в  "Интурист"?  Попасть туда
невероятно трудно,  но для меня-то это не проблема. А именно  в  "Интуристе"
гуляет золотая молодежь.
     А рассказ? -- пискнул внутри тоненький голосок. Ну что --  рассказ? Вчера
я  уже  написал  один. Гнать вал тоже  нельзя. Замысел нужно  выносить,  как
младенца.
     Нет, я имею  полное право немного расслабиться. Я его  заслужил. Китель
арестован, его бандиты, включая Макса, вероятно, тоже. Почему бы не отметить
это событие?
     Я рывком вскочил и бросился к бассейну. Через десять минут, взбодренный
и принаряженный, жаждущий новых приключений, я уже был во дворе.
     На лавочке под соснами сидел Пономарец.
     Завидев меня, резво вскочил:
     --  Хозяин, послушай,  что  я  удумал!  А  не  завести  ли  нам собачку?
Бульдога, а? Или овчарку? Лишний сторож не помешает.
     --  На  твое усмотрение,  Васильич.  Я  не против. Присматривай  тут. Я,
скорее всего, переночую в городе.
     -- Гуляем, хозяин? -- ухарски подмигнул неисправимый плут.
     * * *
     Гостиница "Интурист" полукругом охватывала центральный городской сквер.
Шестнадцать   этажей  стекла   и   бетона,   мраморные  ступени,   бронзовые
светильники. По  слухам, кроме основного ресторана, здесь имелось еще четыре
бара, два кафе, пивной зал и по буфету на каждом этаже. Простор!
     Экскурсии  я совершать не стал, ибо, заглянув в первый же бар, увидел у
стойки  именно такую  женщину,  которая  явилась мне  во  сне:  длинноногую,
загорелую, с копной пшеничных волос, перехваченных алой лентой.
     Я  без обиняков  предложил  ей поехать  ко  мне в  гости,  показав  для
убедительности пачку банкнот.
     Напились мы  до чертиков,  затем полночи  отплясывали  голыми  какой-то
дикарский танец  под орущий магнитофон,  занимаясь  в перерывах тем, что моя
новая партнерша называла эротическим массажем.
     С этого дня я будто с цепи сорвался.
     Прошла какая-то  неделя, а я  уже знал вдоль и  поперек  все  городские
рестораны, где обслуга испытывала ко мн