о для  города  с более чем миллионным  населением? Жалкая  доля  процента.
Однако  эта кучка решала  все. Чужих в этот тесный круг допускали с огромным
скрипом, а после долго приглядывались -- не вышло ли ошибки...
     Полагаю, у  вас  уже готов вопрос:  неужто  среди городской верхушки не
нашлось ни одного порядочного и честного человека?
     Драгоценный  друг!  Да   ведь  я   искал  совсем  других  людей!  Были,
безусловно,  и порядочные,  и  честные. Как  не быть?!  Но  я-то  в  них  не
нуждался...
     Кстати,  среди  городской  верхушки  я  не  обнаружил  ни единого диза.
Впрочем, меня это  уже не интересовало.  Я их и не искал. Вообще, моя работа
как агента Диара практически прекратилась. Новых заданий я давно не получал,
а Мамалыгину звонил от случая к случаю. Да и он не обременял меня звонками.
     Однажды поздним вечером я сидел у себя дома в ожидании Саныча.
     Накануне я "раскрутил" директора городского кладбища, который наваривал
хорошую  деньгу на  погребальных  услугах,  да  еще  ссужал  ее в  рост  под
грабительские проценты.  Тайник  он  устроил непосредственно  в  собственном
хозяйстве.
     Дорога ближняя, работы немного. Саныч давно должен был вернуться. Но он
не появлялся.
     Я посмотрел на часы.
     Ого! Скоро полночь. Куда же запропастились эти черти?
     Спустившись вниз, я завел "Волгу" и помчался к центральному кладбищу.
     * * *
     Когда  я подъехал  к  кладбищенским воротам, было без нескольких  минут
двенадцать.  Вдоль  дороги, опоясывавшей  ограду, горели  редкие  фонари. Но
внутри  царил  непроглядный  мрак.  Воздействовав  биополем  на  сторожа,  я
беспрепятственно проник на территорию этого пристанища усопших.
     Десяток шагов -- и тьма окутала меня со всех сторон.
     Несмотря  на увлечение  фантастикой  и мистикой, я не  верю в чертей  и
привидения, в оживших мертвецов и барабашек, в переселение душ и зомби.
     Но когда  из  абсолютного мрака  до меня  донесся чуть  слышный женский
шепот  "Вади-и-им...",  сердце  мое запрыгало  у горла,  а  ноги приросли  к
дорожке.
     И тут же  передо  мной  появилась Алина в золотистых одеяниях,  с медью
волос, струящихся на ветру.
     Прошла страшная секунда.
     Конечно  же,  это  была  не Алина, а только ее  бронзовое изваяние,  на
которое  сквозь  просвет  в  ветвях  деревьев упал лунный луч. А  за шепот я
принял шелест листвы.
     Итак, все объяснилось по законам физики,  однако никакая сила в мире не
заставила бы меня сделать хотя бы шаг вперед. Каждой клеточкой я ощущал, что
едва поравняюсь с памятником, как на моем горле сомкнутся бронзовые пальцы.
     А  ведь чуть  дальше, там,  где тьма  еще плотнее,  наверняка  сидит на
гранитной  плите обгоревший как  головешка Федор,  зорко вглядываясь пустыми
глазницами  в темноту. "Вадим,  ты  не представляешь, сколько в человеческом
организме железа! Я только здесь понял! Подойди,  я сотру  тебя в порошок, и
мы будем квиты!"
     Они опять сговорились!
     Я   невольно  отступил  назад.  Нет,  не  могу!  Пропади  пропадом  эта
захоронка!
     Я вышел за ограду, сел  в машину и помчался  на Полевую, которая в этот
ночной час почти не отличалась от кладбища.
     В  домике Саныча  светились  два окна.  Но его  старенького "Москвича",
который он обычно ставил перед крыльцом, не было.
     Прихватив блокиратор, я двинулся через двор.
     На  полпути  у  меня  возникло  ощущение,  что  в   тени  сарая  кто-то
скрывается. Я напряг биополе.
     На дорожке,  ярко  освещенной  вторчерметовскими  прожекторами,  возник
крепко сбитый парень по  кличке Белый, один  из волонтеров Саныча. (Меня он,
разумеется, не знал.)
     -- Что случилось? -- спросил я, подавляя его волю.
     -- Кажись, влипли,  --  косноязычно выдал Белый. -- У  нас был уговор, что
встречаемся здесь в десять. Приезжаем.  В доме темнота. Заходим. Саныч лежит
на полу возле дивана в луже крови. Много  натекло.  Похоже, ударили  финкой.
Думаем, Санычу хана. Но еще дышал.
     Я с трудом воспринимал услышанное.
     -- Где он сейчас?
     --  В центральной больнице. Мы  и отвезли.  Сдали  в  приемный  покой  и
смылись.  Но  после  стали  соображать.  Пальчики  Саныча,   думаем,  ментам
известны. Так что на эту хату  они вот-вот выйдут. А тут разные опасные вещи
хранятся...  Ну,  пистолеты,  и  все такое  прочее.  Кому забрать? Кинули на
спичках -- выпало мне. -- Он посмотрел на часы: --  Времени много прошло,  надо
рвать когти. Менты вот-вот налетят.
     -- Кто напал на Саныча?
     -- А хрен его знает! Окно со стороны сада раскрыто. Следы -- к железке. А
там  -- на гравий.  Не  видать. Да и электрички  бегают  часто.  Вскочил  -- и
привет!
     -- Ты все забрал, что надо?
     -- Да.
     -- А где машина?
     -- Стоит за полигоном.
     --  Ну,  иди.  И забудь все, что  сейчас  было.  Когда  он повернулся, я
хорошенько облучил его блокиратором. Теперь он обо мне и не вспомнит.
     * * *
     Центральная больница находилась в глубине обширного парка.
     У  дежурного  врача -- молодого человека в роговых очках -- я узнал,  что
Саныч лежит в двенадцатой палате на третьем этаже.
     В коридоре дорогу мне преградила дежурная медсестра, похожая на строгую
учительницу начальных классов.
     -- Как вы сюда попали?! -- со священным трепетом воскликнула она.
     --  По  лестнице,  -- усмехнулся  я и  "впрыснул"  ей  оглушительную дозу
положительных эмоций. -- Мне нужно увидеть Балашова.
     -- Вообще-то это не положено, -- вздохнула она. -- Но знаете, он буквально
выкарабкался из могилы. Не вижу ничего дурного, если вы издали посмотрите на
своего друга. Он ведь ваш друг?
     -- Да, -- кивнул я.
     -- Только недолго. И постарайтесь не шуметь.
     -- Как прикажете.
     Саныч лежал  на  спине, укрытый  до подбородка  простыней,  под которую
убегала резиновая трубка. "Саныч..." -- мысленно позвал я.
     -- Хозяин... -- прошептал он. "Только одно слово: кто тебя?"
     -- Макс... Но ты не  волнуйся... я тебя...  уберег... "Спасибо, Саныч. А
теперь -- спи". Макс!
     Дело  принимало  скверный оборот.  Избавив  память  медсестры,  а затем
дежурного врача от ненужных воспоминаний, я покинул больницу.
     * * *
     Всю ночь я не сомкнул глаз, размышляя о случившемся.
     Значит,  Макс,  которого  я полностью  списал  было  со  счетов,  снова
замаячил  в  моей  судьбе?  Что  произошло  между ним и  Санычем?  Многое ли
известно Максу о делах команды? И где он сейчас?
     Я  не смогу ответить на эти вопросы прежде, чем  Саныч не окрепнет и не
расскажет во всех подробностях о стычке в домике на Полевой.
     Теперь же надо подумать о другом.
     Возможно, уже завтра к Санычу пожалует следователь.
     В сообразительности Саныча я уверен на все сто.
     Но  если попадется дотошный  следователь, то накопать он  может  много.
Например,  пальчики  Макса.  Наверняка этот болван  в изобилии  оставил их в
доме. Очень длинную цепочку можно вытянуть за эту ниточку...
     Когда-то Саныч,  так, на всякий пожарный, дал мне телефоны своих орлов.
Отыскав их, я позвонил Белому:
     После серии длинных гудков трубку сняли.
     --  Кто  говорит?  -- раздался настороженный  голос, по которому я  узнал
своего недавнего собеседника.
     -- Слушай внимательно, Белый. Это хозяин.
     -- Чего-чего?
     -- Не перебивай. Саныч выкарабкался.  Будет жить. Но сам понимаешь, если
у него начнутся неприятности, то доберутся и до тебя. До всех вас.
     -- Ну?
     --  Немедленно, прямо сейчас жми на  Полевую и  хорошенько поработай там
тряпкой. Я имею в виду отпечатки. Да смотри, чтобы никто тебя не засек.
     -- А вдруг там уже менты?
     -- Они еще не раскачались.
     -- Ладно... Лужу тоже вытереть?
     -- Ее оставь. Действуй!
     * * *
     Саныч  шел  на   поправку,  но  так  умело  имитировал  бессознательное
состояние, что врачи целую неделю не допускали к нему следователя.
     Зато у нас состоялся важный разговор.
     Вот о чем поведал Саныч:
     --  Хозяин, я знал,  что как только Макс  освободится, то тут же разыщет
меня и потребует долю.  Я  готовился к встрече. Извини, что ничего не сказал
тебе.  Думал, обойдется тихо-мирно. Дам ему денег, и он умотает  куда-нибудь
подальше...
     Макс  пришел со стороны железной  дороги за  двадцать  минут до приезда
моих парней. Его губы улыбались, но глаза смотрели недобро.
     "Привет, Саныч! --  сказал он, возникая из темноты. -- Ловко ты нас тогда
подставил. На  то  ты  и Саныч! Так огрел  по башке, что  до сих пор не могу
вспомнить, какого же  фраера мы  тогда  раскалывали.  Десять  лет оттянул от
звонка  до  звонка.  А ты тем временем  пивком баловался, курочек щупал,  а,
Саныч? На наши  общие денежки,  между прочим". --  "Не  имело смысла садиться
всем, -- ответил  я как можно спокойнее.  -- А твою  долю  я сохранил.  Можешь
получить хоть завтра". --  "Сохранил долю, говоришь? -- усмехнулся он.  --  Так
ведь и проценты наросли". -- "Получишь  вместе с процентами". Вдруг он извлек
из рукава финку и принялся играть  ею  передо мной. "Нет, Саныч,  этого  мне
мало". -- "Чего же ты хочешь?" -- "Войти в дело". -- "Нет у меня никакого дела.
Так, перебиваюсь  по пустякам". Тут Макс развеселился и долго хохотал. Вдруг
резко  оборвал  смех  и приставил нож  к моему  горлу. "Хитришь, паскуда! За
фраера держишь?! Я ведь не сразу к тебе пришел. Присматривался к твоей хате,
видел, как  ты со своими шестерками шастаешь туда-сюда по ночам".  -- "Ты  не
так понял". Подобного я от него не ожидал. Мне казалось, он возьмет  деньги,
скажет  на прощание пару ласковых слов и умотает. Но  Макс изменился  за эти
годы. Стал хитрее. И еще  злей.  -- "В общем, так: или ты прямо сейчас ведешь
меня к своему хозяину, или..." Он слегка кольнул меня лезвием в плечо. В его
глазах появилось безумие, приступов которого я всегда опасался,  имея с  ним
дело. "Нет  у меня никакого хозяина". -- "Брось,  Саныч! Я-то тебя  знаю! Без
хозяина ты  работать  не можешь".  Вот  тут-то он  был прав. Некоторое время
разговор  продолжался в таком  же духе. Я  пытался образумить его, перенести
встречу на завтра, но  он не шел ни на какие уступки и с каждым моим ответом
сатанел все  больше. Я тайком глянул на часы,  вот-вот должны были подъехать
мои ребята. Макс перехватил мой  взгляд. "Гостей  поджидаешь?" -- "Поздно уже
для  гостей",  --  ответил  я,  и в этот момент с  дороги  свернула  машина и
зарулила  во двор.  Не будь  этого  совпадения,  возможно,  мне  удалось  бы
постепенно  утихомирить его.  Но когда  свет фар заметался по комнате, Макса
охватило безумие. Не думаю, что он собирался меня  убивать. Я был ему нужен.
Скорее, все произошло неожиданно  и для него самого. Блеснула финка -- дальше
ничего не помню.
     Саныч поднял на меня глаза, полные тревоги:
     --  Хозяин,  это опасный человек! Он  затаился и ждет. Как  только  меня
выпишут, он появится снова. Подстеречь его трудно. Он, как голодная пантера,
прыгнет  из темноты  в  самый  неожиданный момент. Он может уволочь  меня  в
какую-нибудь  дыру  и пытать.  Он  сумасшедший!  -- Тревога  в  глазах Саныча
сменилась страхом. -- Помоги мне, хозяин! Спаси! Он и сюда может прийти!
     -- Спокойно,  Саныч. --  Я  сжал  его узкую, слабую  ладонь. --  Придумаем
что-нибудь. Поправляйся пока. Версию для следователя ты уже сочинил?
     -- А что тут сочинять? Готовился ко сну, услышал шум за стеной, вышел во
вторую комнату, вдруг -- удар. Потерял сознание...
     -- У следователя может возникнуть вопрос: кто отвез тебя  в больницу? Из
уединенного домика?
     -- А  я  сумел доползти  до дороги. Дальше  ничего  не  помню. Наверное,
какой-то хороший человек проезжал мимо.
     --  Ладно. За неимением лучшего сойдет и  это. Выше нос, Саныч! Мы такой
соорудим капкан, что наша пантера сломает хребет.
     * * *
     Поразмыслив, я решил,  что нет никаких оснований скрывать от других мое
знакомство с Санычем. В результате получил повестку от следователя.
     На беседе я объяснил, что как литератор, пишущий на научные темы, давно
интересуюсь   проблемой   утилизации  отходов.   Известно  ли  вам,  товарищ
следователь,  что  металлолом можно перерабатывать  в порошок, а из  того, в
свою очередь, изготавливать нужные народному хозяйству детали? Исключительно
перспективное  направление!  Кстати,  вы  не читали  моих  статей?  Вот  вам
книжечка,  могу  надписать. Разрабатывая тему,  я  случайно  познакомился  с
Балашовым,   живущим  возле  "Вторчермета".  Весьма  положительный  человек.
Спокойный,  выдержанный.  Безумно  жаль,  что  он  стал  жертвой  разбойного
нападения. О круге его общения ничего не знаю. Нет, никаких догадок не имею.
Вы  спрашиваете,  где я  находился в ту  ночь?  На  своей даче, в Жердяевке.
Супруги Пономарцы могут подтвердить.
     Теперь я бывал у Саныча не таясь.
     Сделал  приличные  подарки  лечащему  врачу,  медсестрам  и  нянечкам в
надежде,  что  они  удвоят внимание к  больному.  Носил  передачи,  попросил
подыскать опытную сиделку, пообещав щедро приплачивать ей.
     От  идеи нанять охранника я отказался. Нет, не станет  Макс нападать на
Саныча в больнице.  Слишком опасно. Притом Саныч ему  необходим как источник
информации.   Макс  затаился  и   терпеливо  ждет  выписки   своего  бывшего
подельника. Пусть ждет...
     Словом,  в эти  дни  Саныч  стал значить  для  меня гораздо больше, чем
просто исполнительный помощник.
     -- Саныч, расскажи что-нибудь о себе, -- попросил однажды я.
     -- Что именно, хозяин?
     --  Как  ты  дошел  до жизни такой?  По натуре  тебе надо бы  служить  в
какой-нибудь солидной  конторе,  сочинять  хитроумные  отписки,  подсиживать
глуповатых  начальников,  а по вечерам возвращаться  в лоно семьи, где  тебя
будут  ждать покой и  душевное  тепло, вкусный  ужин, тапочки и кресло перед
телевизором.
     -- Наверное, ты прав, хозяин, -- задумчиво ответил он. -- Может, так оно и
вышло бы, но... Детство у меня было несладкое. Папаша здорово прикладывался,
поколачивал  маму,  да  и мне  доставалось на орехи. Но  больше, чем пьяного
отца,  я  боялся  Витьку  Прушникова  по  прозвищу  Пруш,  заводилу  местных
хулиганов. Впрочем, боялся  я всех этих грубых  и нахрапистых парней, потому
как был  слабенький и  безответный. Они же,  чувствуя  мой страх, издевались
надо мной с особой изощренностью. Каждое  возвращение из школы -- а жили мы в
перенаселенном бараке в самой грязной и бедной  части города -- было для меня
пыткой.
     Помню,  однажды они  вываляли  меня  в  зловонной  луже.  Как  раз  был
праздник,  накануне мама всю ночь штопала и утюжила мой единственный костюм,
чтобы я выглядел понаряднее, а эти  подонки все испохабили. Да еще дома отец
задал мне трепку.
     Я забился в какой-то угол, дрожа от обиды и заливаясь горючими слезами.
Как же мне жить дальше, думал  я. Мне всего тринадцать лет, и конца издевкам
не предвидится. Я не  смогу  больше терпеть. И вдруг я понял, как избавиться
от издевок. Надо  оказать какую-нибудь  услугу Витьке  Прушу,  такую важную,
чтобы он взял меня под свое покровительство.  Тогда  ни один из его  босяков
меня  и  пальцем  не  тронет.  Но   что  предложить?  Больше  всего   Витьку
интересовали деньги.  Его  компания  отбирала мелочь у  пацанов,  обшаривала
карманы пьяных, но на более серьезные дела пока не решалась.
     А что, если...
     Отец, а он  работал строителем в СМУ, не  раз матерился  дома по поводу
того, что деньги в контору привозят двадцать восьмого числа, а зарплату дают
только  после  первого,  чтобы,  значит, в завершающие, ударные, дни  месяца
никто не напивался. Держат их в задрипанном сейфе, который под силу  открыть
даже младенцу. Не дай Бог, сокрушался  папаша, какой-нибудь ворюга пронюхает
-- останешься без копейки.
     Свое  родное  СМУ   он  обычно  называл  ЧМУ  или  ЧМО,   мехколонну  --
механизированную колонну, где работал до этого, -- смехколонной, наш  барак --
естественно,  бардаком. Мир,  по его  понятиям, состоял  из  множества  ЧМУ,
смехколонн и бардаков.
     Папашино  СМУ  находилось  неподалеку  от  нашего жилища,  в  глухой  и
уединенной местности. После праздников я отправился туда, вроде бы в поисках
отца, а сам внимательно осмотрел территорию,  расположение комнат в конторе,
возможные подходы... Мой визит ни у кого не вызвал подозрений.
     Саныч вздохнул.
     --  Взяли мы эти  денежки.  Я, хоть и был  пацан,  придумал такой ловкий
план, что  обошлось  без последствий. Пруш меня зауважал и приблизил. Больше
меня не обижали. А колесо покатилось, пока не довезло меня до Кителя. У него
на  службе я был, считай,  двенадцать лет. Ну,  а  дальнейшее тебе,  хозяин,
известно...
     -- Ты был женат?
     -- Нет.
     -- Почему?
     -- Жизнь у меня беспокойная. Не хочу, чтобы мои близкие страдали так же,
как в детстве страдал я. -- Он доверчиво посмотрел мне в глаза. -- Но с тобой,
хозяин, я впервые почувствовал себя человеком.
     --  Знаешь  что, Саныч... -- Я поправил  его одеяло. --  Не  называй  меня
хозяином. Слишком уж раболепно.
     -- А как же?
     -- Ну, раз ты -- Саныч, то я, давай договоримся, буду Федорыч.
     -- Идет. -- Он мягко улыбнулся.
     В этот момент в палату вошла та самая сиделка,  которую по моей просьбе
подыскали для персонального ухода за Санычем.
     Это была крупная, приятной полноты  женщина с приветливым лицом, чем-то
напоминающая кустодиевских красавиц.
     -- Виктор  Александрович, пора обедать, --  пропела она.  --  А вам, Вадим
Федорович, надо уходить. И так долго пробыли. Больному нужен покой.
     Я присмотрелся к ней внимательнее.  Ясные, чистые глаза,  плавная линия
пухлого  подбородка, милая, этакая домашняя улыбка... Халатик  так и  трещал
под  напором  плоти. А не пригласить ли мне  ее в Жердяевку и не посмотреть,
какова же она без халата?  Но не сейчас. Сначала  пусть она поставит на ноги
Саныча.
     -- Как вас величают? -- спросил я.
     -- Вика, -- ответила она, вдруг вспыхнув. Румянец делал ее еще краше.
     -- Виктория -- значит, победа, -- улыбнулся я  ей. --  Мне  нравится, Вика,
как вы работаете. Оставайтесь такой. А засим -- выполняю ваше распоряжение. --
Я поднялся. -- До свидания!
     -- До свидания, -- пропела она.
     -- До свидания, Федорыч!
     Признаться,  я полагал,  что  пробудил  в сердце  пышнотелой  красавицы
интерес к  своей персоне. Но  уже  на выходе  из  палаты, случайно глянув  в
висевшее на стене  зеркало,  увидел, что  Виктория  нежно  поглаживает  руку
Саныча.
     Ого! Да никак здесь роман! Ай да Саныч! Ай да скромник! Ладно,  уступаю
ему без боя. На мой век хватит других красоток.
     Проходя  по коридору, я представил себе  их  рядом: сухой, как  спичка,
Саныч и крупная сочная ягода -- Вика-ежевика. Забавно!
     * * *
     Я еще не знал, что сделаю с Максом.
     Но для начала решил осмотреть тылы домика на  Полевой, откуда прокрался
этот мерзавец.
     Впритык  к   забору  тянулась  двухпутная   железная  дорога  с  весьма
интенсивным  движением. Здесь ходили не  только  товарняки, но и  скорые,  и
электрички.
     Я сразу же понял,  с какой легкостью Макс мог наблюдать за присутствием
Саныча.  Достаточно было сесть в  любую вечернюю электричку  и посмотреть из
окна, горит ли в домике свет.
     Метрах  в   трехстах   находилась   платформа  "Полевая",   чрезвычайно
оживленная днем и совершенно пустынная с наступлением сумерек. Ознакомившись
с расписанием, я убедился, что  в  тот злополучный вечер Макс приехал именно
на электричке. Видимо, и в дальнейшем он будет пользоваться ею.
     За железной дорогой раскинулась территория  мясокомбината, периодически
наводящего  зловоние на  всю  округу.  Трехметровый бетонный  забор  поверху
обтягивала  колючая  проволока.  Под  ним  буйно  разросся  бурьян  --   выше
человеческого   роста.   Идеальное   место  для   засады,   откуда   отлично
просматривается освещенная рядом  фонарей платформа.  Да и  горящие