Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
е глубочайшее почтение. Каждую ночь у
меня была новая женщина, иногда две.
Кроме того, периодически я набирал компанию из числа студентов
факультета, тормозил какой-нибудь "рафик" или автобус, и мы ехали в
Жердяевку, где вечеринка продолжалась до утра. Чтобы попасть в компанию, мне
льстили, передо мной заискивали. Одних я приближал, других подвергал опале и
ежедневно тасовал эту колоду.
В институт я ходил лишь затем, чтобы собрать очередную команду для
предстоящей оргии. Лекции я послал подальше, а конспекты выбросил в мусорный
бак. Девчонки сами вешались мне на шею.
Была ли среди них Жанна?
Она сама приехала в Жердяевку, сама вошла в мою спальню.
Ее первые слова, обращенные ко мне:
-- Мне нравится одна кожаная куртка...
-- Считай, что она твоя.
-- А если добавить туфли?
-- Туфли, а к ним сумочку и пояс. И кое-что на мелкие расходы.
Она кивнула, затем молча разделась и вытянулась на кровати поверх
одеяла.
-- Ну?
Груди у нее и вправду были великолепные, талия -- осиная, но мне
почему-то захотелось, чтобы она оделась и ушла. Что-то перегорело. И
одновременно я не хотел ее отпускать. Ведь я мечтал о ней два года!
Это была наша первая и последняя близость.
* * *
А между тем наступила летняя сессия. Первым экзаменом была
начертательная геометрия. Всю группу лихорадило.
Я спокойно уселся перед Ермолиным, напряг биополе и в течение трех
минут уверенным тоном рассказывал ему, чем отличается ермолка от тюбетейки,
колпака, а также фески. При этом вместо проекций я бодро рисовал перед ним
чертиков.
Ермолин просиял:
-- Молодой человек! Впервые в своей практике лицезрею студиоза,
владеющего столь обширными познаниями по данному многотрудному предмету! -- и
жирно вывел в ведомости "отлично".
Надо было видеть физиономии Виталия и Олега, когда они узнали о моем
успехе! Сами-то они едва вытянули на "хорошо".
А по институту пошла гулять новая легенда о Парне, Сдавшем Самому
Ермолину На Отлично.
Примерно так же я общался с другими экзаменаторами.
Зато мои дружки по кутежам тряслись от страха, как осиновые листики.
Застолья, танцы, купания при луне сейчас аукнулись. Никогда еще в истории
факультета урожай "бананов" не был столь обилен. Бедняга декан хватался за
голову после каждого экзамена.
Конечно, кое-кого я мог бы взять под опеку. Но я не хотел.
Принципиальна. Пусть каждый отвечает за себя. К тому же эта компания мне
наскучила. Все повторялось. Одни и те же лица, одни и те же подначки и
хохмы... Я уже не говорю о том, что я оплачивал все удовольствия, а они
воспринимали это как должное. Этакие новые римляне: "хлеба и зрелищ!" К
черту!
Нет, решено бесповоротно! Прощай, институт! Летом буду поступать в
университет, на филфак.
В этот же период расстроились мои отношения с дядей Мишей.
На следующее утро после той, первой, ночи, когда я снял в "Интуристе"
длинноногую красавицу, раздался звонок в дверь.
Мы с красоткой только-только продрали глаза.
Я набросил халат и пошел открывать.
На площадке стоял дядя Миша.
-- Привет, Вадим. -- Он улыбался, но несколько натянуто. -- Что-то у тебя
сегодня шумно было очень. Маша всю ночь глаз не сомкнула.
-- Извините, такого больше не повторится.
-- Ладно, Вадим, извини, если что не так, и пойми правильно,
по-соседски.
Обещание, данное дяде Мише, мгновенно вылетело у меня из головы. В этот
же вечер я привел домой стройную брюнетку, и все повторилось. Мы так
разошлись, что бегали друг за другом, сбивая стулья. Да еще для чего-то
стучали в стенку, за которой обитали мои соседи.
На следующее утро дядя Миша выглядел более сурово.
-- Вадим, -- улыбки на его румяном лице уже не было, да и сам румянец
наполовину исчез, -- я все понимаю, дело молодое, но и ты нас пойми: мы --
старики, ночью нам нужен покой.
Я обещал исправиться, а через день привел к себе целую орду, и мы
устроили такой бедлам, что стены ходили ходуном.
Дядя Миша перестал со мной здороваться.
Зато с Пономарцами обходилось без проблем. Фекла Матвеевна оставалась
улыбчивой, успевая готовить на всю компанию, после чего уходила домой. Иван
же Васильевич вился вокруг вьюном. Его гонишь в дверь, он лезет в окно.
Хлопнув пару стаканов, он довольно лихо исполнял чечетку, чем немало веселил
народ. Любил он заглянуть в бассейн, особенно когда разомлевшие девицы
сбрасывали с себя последнее. Глазки его масляно блестели. Мужик он был
шумный, суетливый, но не вредный. Мы ладили.
* * *
Как-то раз, когда в своей квартире я устроил вместе с двумя близняшками
самую разнузданную оргию, раздался телефонный звонок.
-- Вадим? Здравствуй! Жду тебя послезавтра, в шесть вечера, -- раздался
торжественный голос.
Сначала я даже не понял, кто звонит, и собирался было послать
непрошенного абонента к чертям собачьим, но тут он добавил:
-- Чего молчишь? Прибывает гость... Оттуда... Ты понял?
Мамалыгин! Это он! Сообщает о скором прибытии посланца Диара, который,
вероятно, снимет с меня стружку, спросит за все...
-- Да, понял, очень рад, буду... -- пролепетал я.
-- Вот и хорошо. Приходи обязательно, есть важный разговор, -- туманно
заключил Мамалыгин и повесил трубку.
Мое блаженное настроение улетучилось. Прогнав разобиженных близняшек, я
отправился в ванную, где долго держал голову под струей холодной воды.
Значит, дождался? Вот уж зададут мне перцу! От Диара невозможно
что-либо скрыть. Они все видят, все знают. Другое дело, что им не всегда
ясны наши побуждения. Но я столько всего натворил, что расплата неизбежна.
Не исключено, что послезавтра у меня отнимут эту квартиру, дачу в Жердяевке,
автомобиль... Лишат биополя, блокиратора... Я стану тем, кем и был, -- нищим,
вечно полуголодным студентом. Внезапно я ощутил, как больно мне терять все
это.
Можно ли что-то исправить?
Надо чистосердечно раскаяться, молить о прощении, объяснить, что весь
этот кавардак был с моей стороны всего лишь неудачной попыткой как-то
разнообразить жизнь, познать ее изнанку. Я понял, что пошел по неверному
пути! Я торжественно отрекаюсь от него. Начиная с этой минуты не будет в
нашем городе более скромного, добросовестного и трудолюбивого парня, чем я.
Только не прогоняйте меня. Пощадите!
В течение двух дней я истово замаливал свои грехи, осознавая в глубине
души смехотворность запоздалого раскаяния.
* * *
Наступил назначенный час.
Ровно в шесть я звонил в дверь квартиры Мамалыгина. Пальцы мои
подрагивали, зуб не попадал на зуб, но это было ничто по сравнению с
внутренней дрожью.
Дверь открыл Мамалыгин.
-- А-а... Вадик! Ну, здравствуй! Заходи, тебя ждут. -- Тон его был
любезным, однако я не строил иллюзий.
Мы прошли в комнату.
За столом, накрытым для чаепития, сидел он, мой судия.
Должен отметить, что я до сих пор не знаю, какова же истинная внешность
обитателей Диара. Не исключаю, что постоянной формы у них вообще нет. Диарцы
обладают способностью придавать себе любую наружность, причем мгновенно, --
от фантастического существа до легкого облачка.
Гость был мужчиной средних лет с приятным интеллигентным лицом. Его
коротко подстриженные волосы серебрила благородная седина.
Встав, он крепко пожал мою руку:
-- Добрый вечер, Вадим! Рад с вами познакомиться. Меня можете называть
Иваном Ивановичем. Прошу, -- он указал на стул напротив себя.
Произношение у него было безукоризненное -- дикторская категория.
Хм! Непохоже, что меня собираются песочить и драить.
Мамалыгин принялся разливать из самовара чай.
-- Как вы вживаетесь в новую роль? -- спросил Гость. Сердце мое
оборвалось. Неужели начинается?
-- Нормально.
-- Психика не страдает?
-- Н-нет.
-- Обычно мы не трогаем новых сотрудников год-два, -- продолжал Гость. --
Но сейчас случай особый. Вся наша агентурная сеть на Земле будет подключена
к выполнению важнейшего задания. -- Он говорил с исключительным тактом,
словно опасаясь ненароком задеть мое самолюбие.
Именно его тон убедил меня, что мои опасения оказались напрасными.
-- Сделаю все, что смогу! -- с энтузиазмом, какой увидишь разве что в
фильмах про разведчиков, воскликнул я.
-- В таком случае наберитесь терпения и выслушайте одну историю. -- Иван
Иванович на секунду задумался. -- Летать к иным мирам мы начали более
шестидесяти веков назад. На ядерном корабле путешествие длилось годами.
Поначалу экипажи комплектовались исключительно из мужчин. Разумеется,
основную часть пути они проводили в анабиозной камере, но исследование
далеких планет растягивалось на долгие месяцы...
Около пяти тысяч лет тому назад одна из экспедиций достигла Земли.
Приняв образ аборигенов, наши парни занялись сбором информации. В ходе этой
работы... -- тут он, по-моему, смутился, -- некоторые члены экипажа вступили в
интимную связь с земными женщинами. Продолжалось это довольно долго. И
активно...
Я живо представил себе эту картину, и мне стало весело. А не дураки
были древние диарцы и порезвились небось на полную катушку!
-- Нравы на Диаре в ту пору были крайне суровые, можно сказать,
пуританские, -- продолжал Иван Иванович. -- Проступок экипажа однозначно
приравняли бы к преступлению, и потому по возвращении путешественники скрыли
этот факт. Возможно, их тайна умерла бы вместе с ними, если бы один из
членов команды не написал того, что на вашем языке именуется доносом. Да-да,
когда-то и на Диаре писали доносы... Провинившихся ждала жестокая кара. Но
власти, скрупулезно все взвесив, решили, видимо, не создавать прецедента и
не предали дело огласке. Донос был отправлен на дальнюю полку секретных
архивов. Просто чудо, что его не уничтожили... И вот совсем недавно один
историк обнаружил этот древний документ. С той поры, как был открыт Тоннель
Трех Миров, это, пожалуй, самая большая сенсация. Итак, резюме: среди землян
есть потомки диарцев, то есть люди, в чьих жилах течет кровь наших предков.
Моральный долг Диара -- установить их личности. Именно в этом и заключается
то важное задание, о котором я имел честь сообщить вам в начале нашей
беседы. Мамалыгин невозмутимо отхлебывал чай. Видимо, они с Иваном
Ивановичем успели подробно все обсудить задолго до моего прихода.
-- Но простите... -- Я не знал толком, что говорить. -- Продолжительность
человеческой жизни мала. За пятьдесят веков от тех, кого вы хотите найти,
даже косточек не осталось.
-- Это мы понимаем, -- кивнул Иван Иванович. -- Речь идет, разумеется, об
отдаленных потомках тех... тех... Кстати, мы уж пользуемся специальным
термином, -- "диз". Это сокращение от "диароземлянин". По нашим прикидкам, их
должно быть порядка пятидесяти тысяч. С учетом всех перипетий вашей истории
-- войн, стихийных бедствий, мора, голода, миграций и так далее.
-- Как же их искать?
Иван Иванович снял с руки массивные золотые часы с металлическим
браслетом и протянул их мне:
-- Сюда вмонтирован высокочувствительный прибор, реагирующий на
генетический код. Если вблизи находится диз, прибор легким гулом извещает об
этом. К сожалению, более эффективной методики пока не существует. Многое
будет зависеть от случайности, от удачи.
Я осмотрел подарок со всех сторон: часы как часы. Только кроме обычных
стрелок есть еще одна, золотистая, дублирующая секундную, но неподвижная...
-- Полагаю, организация вашей работы должна быть следующей, -- продолжал
Иван Иванович. -- Вам придется постоянно бывать в местах значительного
скопления людей. Сигнал сообщит о наличии объекта, а золотистая стрелка
укажет направление. По мере приближения к объекту тональность сигнала
меняется. Вы легко разберетесь.
-- Понятно. А на каком расстоянии действует прибор?
-- Все зависит от степени "разбавленности" первичного кода. Но даже
самое слабое его проявление улавливается в радиусе до сотни метров.
-- Прекрасно. А что делать дальше? Ну, когда я обнаружу диза?
Мамалыгин по-прежнему молча чаевничал.
-- Вы должны собрать о нем максимально полную информацию и передать ее
Аркадию Андреевичу, -- Гость показал на Мамалыгина. -- Постарайтесь также
уточнить, от кого именно диз унаследовал свои гены -- от отца или от матери,
затем проследите всю родословную объекта и, естественно, проверьте на
реакцию всех выявленных родственников. Любой успех будет поощряться.
-- Как быстро я должен выполнить задание? -- уточнил я.
-- Вы ни в чем не ограничены. Особенно во времени. Действуйте, как
считаете нужным. Лишь бы был результат.
-- Я найду их! Обязательно! -- с чувством воскликнул я. -- Завтра же
обойду весь наш институт и общежития, а затем пройдусь по всем другим вузам.
-- Хорошая инициатива, -- поощрительно улыбнулся Иван Иванович. -- Желаю
вам, Вадим, удачного поиска.
Вот и все! Ни скучных нотаций, ни грозной выволочки. Ни слова о Кителе,
о моих пьянках и развлечениях. А я-то боялся... Да Диару в высшей степени
наплевать, как я провожу свободное время. Был бы результат...
Я размечтался.
Не пожалею сил, но разыщу сотню-другую дизов.
Ха! А эти ребятки, древние диарцы, похоже, славно покуролесили. Не
хуже, чем я в последний период. Пятьдесят тысяч потомков! Сколько же народу
было в экипаже? Интересно, они отметились только на Земле? Или еще
куда-нибудь заглянули по пути?
Как на крыльях примчался я домой. Завтра впрягусь в работу! Обойду весь
город! Найду!
А сегодня... Два дня вынужденного воздержания иссушили меня. Я
чувствовал себя заплесневелым сухарем.
Не прошло и часа, как обнаженные близняшки сидели на моих коленях,
музыка гремела, шампанское лилось рекой. Дядя Миша глухо стучал в стенку, а
мы шумели еще пуще.
* * *
Спал я не более двух часов, но с утра рьяно взялся за дело. Сначала
обошел все этажи нашего факультета, затем трех соседних, заглянул в
общежития... Но прибор молчал. Мои радужные надежды дали маленькую трещинку.
Дело оказалось более кропотливым, чем я предполагал. Я уже не чуял под собой
ног, а результат оставался нулевым.
Но я не отчаивался. Упрямства мне не занимать.
Мои вечера и ночи проходили в приятных удовольствиях, но все дни
напролет я добросовестно и усердно толкался по городу, крутясь в самых
людных местах. Обошел все крупные универмаги и гастрономы, рынки,
кинотеатры, гостиницы, стадионы, парки, обшарил километровые очереди,
давился в часы пик в общественном транспорте, дежурил на вокзале и в
аэропорту, у проходных заводов и фабрик. Теперь город казался мне огромным
муравейником, полным хаоса и суеты. Я напрягал слух, стараясь не проворонить
долгожданный сигнал. Но прибор по-прежнему молчал. Я даже тряс его над ухом:
не испортился ли? Никакого эффекта.
Затем я сделал простой расчет.
Принял для удобства, что численность населения Земли равна пяти
миллиардам. Иван Иванович говорил о пятидесяти тысячах дизов. Значит, один
диз приходится примерно на сто тысяч простых смертных. В нашем городе чуть
больше миллиона жителей. Следовательно, я могу рассчитывать на десять дизов.
Вот тебе и толпа! Да-да, не густо... Притом дизы необязательно
распространены повсюду равномерно. Может, все они обитают в Африке? Или в
Таиланде. Может, в нашем городе их нет вообще. Ни одного...
Я уже готов был совсем пасть духом, но тут одна из моих "ночных
бабочек", сама того не ведая, подарила мне блестящую идею. Демонстрируя свой
загар, она принялась рассказывать о море, с берегов которого только что
вернулась. Поскольку язычок у нее был подвешен что надо, я зримо представил
себе чарующую картину: теплое море, солнце и бескрайний пляж, набитый
телами...
Черт побери! Вот где собираются огромные массы народу, причем из разных
уголков страны! Вот где имеется реальный шанс найти дизов! К тому же сам я
никогда не видел моря. Мне вдруг страстно захотелось понежиться на песочке в
полосе прибоя.
Решено! Еду! Немедленно! К чертовой матери институт!
Я бросился было звонить Мамалыгину, но вовремя спохватился.
А вдруг он велит мне остаться? Вдруг скажет, что дизов я должен искать
только в нашем городе или регионе?
Но, с другой стороны, сам Иван Иванович предоставил мне полную свободу
действий. Говорил же он: "Вы ни в чем не ограничены..."
* * *
Я влюбился в море сразу же, едва увидел его из иллюминатора ИЛа,
пролетевшего над цепью заснеженных гор.
Море... Оказывается, не только на Диаре, но и на Земле есть уголки,
способные потрясти. Буйство цветущей природы, пиршество красок, снежные
вершины на фоне чистой голубизны... А женщины! Притягательные, как никогда,
с порочным блеском глаз и зовущими губами, в ярких нарядах, лишь
подчеркивающих их прелести...
Надо ли говорить, что все мои благие намерения были тотчас похоронены!
Увы, я напрочь забыл о бедных дизах и, чтобы не отвлекаться, сунул подарок
Ивана Ивановича в чемодан.
Колесо закрутилось еще быстрее, достигнув бешеного темпа: шум прибоя,
южные звезды, кипарисы и пальмы, рестораны, шашлыки, фрукты, "Цинандали" и
"Гурджаани", катера, пикники, бессонные ночи и женщины, женщины, женщины...
Я вытворял все, что подсказывала мне моя разгоряченная фантазия.
Сопровождаемый разбухающей с каждым днем свитой прихлебателей, я кочевал из
одного ресторана в другой, снимал роскошные особняки, сорил деньгами и
подарками. Спал я только днем, урывками, во время переезда из одного
курортного городка в другой. А с наступлением темноты начиналась очередная
разнузданная вакханалия. У некоего профессионального, но излишне
самоуверенного шулера я выиграл в покер целое состояние, после чего беднягу
хватил удар. Если мне нравилась женщина, ничто не могло послужить причиной
для отказа от ее совращения. Я видел, как плакал столичный генерал, у
которого я -- из минутного каприза -- отбил любовницу. Некий черноусый джигит,
которого я задел, полез было в драку, но я заставил его кричать с эстрады
петухом, чем навеки унизил в собственных глазах. Говорили, что он пытался
застрелиться.
Чем более вызывающе я себя вел, тем жарче меня любили прелестницы, тем
раболепнее почитала свита.
Кстати, мое биополе не изменяло мне даже при изрядных дозах спиртного.
В этом смысле я оказался куда как крепким парнем.
Как-то в полночь я велел вынести на берег моря ванну и наполнить ее
шампанским. Затем устроил дикий конкурс: обнаженные дамы должны были драться
между собой за право окунуться в нее. Победительнице полагался крупный приз.
Нашлось немало желающих.
Тотчас подыскали подходящую площадку, и гладиаторское сражение
закипело.
Зрители, сделавшие ставки, громко кричали, подбадривая своих избранниц.
Безумие охватило всех.
В черном бархатном небе висела полная луна, неестественно огромная, как
будто к Земле приблизилась планета Диар, чтобы выполнить некую таинственную
миссию. Море, освещенное ею, казалось затаившимся союзником инопланетян,
ждущим своего часа.
Я стоял прислонившись спиной к обшитому деревянными рейками павильону,
куда на ночь запирали лежаки. Мое внимание было приковано к тонкой, гибкой
шатенке, стриж