енной под мальчика. Красотка  владела приемами каратэ и  имела
все шансы стать победительницей конкурса. Как только это случится, я овладею
ею прямо в ванне...
     Я  предвкушал  желанное  сладострастие, как  вдруг рейка справа от меня
разлетелась  в щепки. Не  успел я опомниться, как другую рейку --  теперь уже
слева -- постигла та же участь.
     Я ничком бросился на гальку,  мгновенно послав команду стрелявшему  -- а
это  несомненно были  выстрелы  --  приблизиться ко мне. Но никто не подошел.
Очевидно, расстояние превышало критическое.
     Я отполз в  густую тень и огляделся. Стрелок явно не принадлежал к моей
свите. Эти  дармоеды все были  на виду,  все  передо мной. Стреляли,  скорее
всего, из зарослей высокого камыша, темная масса которого  тянулась метрах в
тридцати от  нашей импровизированной арены. Разумеется,  покушавшегося уже и
след простыл, иначе он давно добил бы меня третьим выстрелом.
     Но почему  он  промахнулся?  Расстояние  было  ничтожным, я представлял
отличную цель. Или... это не промах? Предостережение... Проверка на испуг...
Кто-то затеял охоту на меня.
     Крики  стали громче  (эти  болваны  по-прежнему  не замечали, что -у их
благодетеля едва  не вышибли мозги). Узкобедрая шатенка все-таки  победила и
плюхнулась в ванну, призывно  и бесстыдно раскинувшись в ней. Но мое желание
уже пропало.
     Впервые  за  эти дни  я  подумал о  том,  что восстановил  против  себя
множество  людей, обзавелся ярыми врагами.  Обиженный генерал  и продувшийся
шулер  --  это  так, семечки.  Оскорбленный кавказец  -- серьезнее. Но главная
опасность исходила  от женщин.  Ведь каждую  я осыпал цветами  и  подарками,
клялся  в любви, обещал достать луну  с неба,  но лишь стоило  моему  семени
излиться в нее, как я терял к даме всякий интерес и холодно выпроваживал ее.
А  ведь  далеко  не  все  из  них  были  легкомысленными  особами.  В  числе
соблазненных и  покинутых было немало сильных и независимых  натур. Таким не
подходит роль обманутой простушки. Они умеют мстить и не откладывают  дела в
долгий ящик.
     Открывшаяся мне истина мгновенно отрезвила меня. Пуля -- это пострашнее,
чем  приснопамятный  обруч  Кителя.  Выпущенную  пулю  не  заговоришь.  Как,
впрочем, и нож из-за угла, и яд в  бокале, и внезапно  отказавшие тормоза...
Да мало ли  существует способов устранить человека, демонстративно ставящего
себя выше других!
     Только сейчас я осознал,  какому смертельному риску подвергался все это
время.
     Нет,  приятель, хочешь жить долго,  как Мамалыгин,  --  решительно меняй
привычки.  Долой всякую  рисовку,  позерство и  пижонство! Долой  безделие и
тунеядство!  Пора  браться  за ум. Пора  стать  серьезным мужчиной. Ведь ты,
дружище, деградируешь на глазах,  бессмысленно  прожигаешь дни.  Вот уже три
месяца,  как ты  стал агентом Диара,  получив все необходимое для творческой
работы, но за весь этот период написан один маленький рассказ.
     Ты  убаюкивал  себя  мыслью, что  изучаешь  жизнь. Себе-то не  ври!  Ты
всего-навсего  удовлетворял  свои  эгоистические  желания.  А сделал  ли  ты
кому-нибудь добро? Утешил несчастного? Помог слабому?  Сострадал? Нет, нет и
нет.
     Ты  только  тешил свою  плоть и дошел уже  до  той стадии,  что потерял
остроту ощущений, утратил способность радоваться простым вещам. Еще немного,
и твоя душа омертвеет... Ты у края пропасти. Опомнись!
     Драгоценный мой читатель!
     Догадываюсь,  с  какой  усмешкой ты  читаешь  эти  слова.  Опять,  мол,
показное раскаяние, за которым последует новый виток разнузданности.
     Ничуть! На сей раз это была речь не мальчика, но мужа.
     Никем  не замеченный,  я  тихонько  пробрался  к санаторию  и  попросил
вахтера из местных найти мне машину, пообещав щедро заплатить.  Тот позвонил
одному из приятелей, и вскоре я был в адлерском аэропорту.
     * * *
     Первым,  кого  я увидел,  подходя к дому,  был  дядя  Миша. Он как  раз
выходил из подъезда. Судя по наряду --  трико и, безрукавка, -- он направлялся
в гараж.
     Вот  подходящий  случай загладить  свою  вину перед  хорошим человеком,
подумал я.
     Но пока я собирался с мыслями, он молча прошел мимо.
     Броситься за ним вслед?
     А  не поступить  ли мне  проще?  Облучу  дядю Мишу блокиратором,  и  он
забудет  все дурное. А  когда мы заведем  знакомство по  новой, я не дам ему
повода для обид.
     Едва я вошел в комнату, как затрезвонил телефон.
     -- Вадик? -- послышался игривый голос. -- Это Марина. Куда ты  пропал? Две
недели не могу дозвониться...
     -- Ездил на море.
     -- Ну и как? -- продолжала  она с прежней интонацией. -- Не простудил свой
бегунок?
     -- Точно пока не знаю. Как раз собираюсь к врачу.
     -- Нет, ты серьезно?! -- всполошилась она.
     -- Абсолютно. Делюсь с тобой как с близким человеком.
     -- Извини, мне надо бежать по делам. Я тебе перезвоню. Пока!
     Усмехнувшись, я повесил трубку. Что ж, найден предлог, чтобы избавиться
от опостылевшего окружения. "Морская" болезнь! Полундра!
     Пройдя в  кабинет, я  выглянул  в  окно,  выходящее во двор.  Дядя Миша
возился со своим стареньким "Москвичом". Я взял блокиратор и, нацелив его на
могучего  старика,  включил  луч. Минут  через пять тоже  вышел  во  двор  и
принялся открывать гараж.
     -- Кхе-кхе! -- раздалось за спиной громовое покрякивание.
     Я  обернулся. Ну  да, дядя  Миша, собственной персоной.  На его румяных
щеках играла благодушная улыбка.
     --  Ты, стало быть, Вадим? -- утвердительно поинтересовался  он.  -- А я --
дядя Миша.
     -- Очень приятно.
     Между нами состоялся диалог, тот же, что и при первом знакомстве. Как и
тогда, мы прониклись взаимной симпатией. И никаких обид.
     Вечером я нанес видит Мамалыгину.
     -- А, Вадим! Как дела? Много дизов нашел?
     -- Ни одного, Аркадий Андреевич!
     --  Что так? --  нахмурился он. Кажется, впервые за  весь  период  нашего
знакомства.
     Я рассказал о своих мытарствах  и вроде бы невзначай ввернул, что ездил
на море, разумеется, с той же целью.
     -- Может, их и вовсе нет в городе?
     -- Есть, --  уверенно заявил он. -- Надо искать. И поактивней. Не только в
людных местах. Дизом может оказаться ночной сторож. Или инвалид, прикованный
к постели. Мало ли... Чем еще занимаешься?
     -- Вообще-то хочу поменять профиль учебы. К строительству меня совсем не
тянет. Это  был случайный вариант.  Есть  идея поступить в  университет,  на
филфак.
     -- Поступить в  университет...  -- покачал он  головой. -- А какое сегодня
число?
     -- Кажется, девятнадцатое августа.
     --  Ну? Разве  не  знаешь, что  вступительные  экзамены начались первого
числа?
     Мне оставалось только обреченно развести руками. Девятнадцатое августа!
Да  с  такими  загулами собственное имя  забудешь  и,  ей-Богу,  проснувшись
однажды поутру, с удивлением узнаешь, что завтра Новый год!
     -- Но ты вполне успеваешь подать заявление на вечернее отделение. Или на
заочное. Через год сможешь перевестись на дневное.
     Это и впрямь был дельный совет.
     -- Ищи дизов, Вадим, -- напомнил он на прощание.
     На улице давно  стемнело. Накрапывал мелкий дождик. В  мокром  асфальте
отражались желтые фонари. Редкие | прохожие торопились под крышу.
     Я задумчиво  вышагивал по  тротуару.  Дождя я не боялся,  напротив,  он
навевал  на  меня  мечтательное,  даже  романтическое настроение  с оттенком
легкой грусти. Я размышлял о том, что по-настоящему так  ничего и не добился
в жизни. Одни  только планы. Одни надежды, как и три месяца  назад, и год, и
пять  лет тому.  Мое  творчество остается на  уровне  претензий, у  меня нет
истинного друга,  которому  можно открыть душу,  в  моей  судьбе  так  и  не
появилось женщины, к которой я испытывал бы  глубокие чувства... Что толку в
долголетии, если каждый  день  уходит в никуда? Неужели  и полвека  спустя я
буду точно так же идти один под холодным дождем и грустить о несбывшемся?
     Я  настолько  погрузился  в  самоанализ, что  не  сразу  понял,  откуда
раздается это  негромкое, но  настойчивое бибиканье. Но  через  секунду меня
огорошило: сигнал подавал молчавший так долго подарок "Ивана Ивановича".
     Рывком я поднес часы к  глазам.  Золотистая стрелка слегка подрагивала,
прямехонько указывая на  стеклянный, задрапированный зелеными шторами  фасад
ресторана  "Волна", возле которого я очутился неведомым образом, будто  ноги
сами привели меня сюда.
     После того памятного вечера, давшего  толчок длинной цепочке событий, я
избегал этого  заведения,  а вернувшись  с  моря, вообще  зарекся  бывать  в
ресторанах. Но тут-то случай особый. Там, в зале,  находился диз. Этот успех
перечеркивал многие мои прегрешения. Может,  с этой минуты и начнется  новый
отсчет моей жизни...
     Окрыленный, я устремился вперед.
     У закрытой двери,  как  и  следовало  ожидать,  толпились  парочки,  но
швейцар, заарканенный моим биополем, любезно пропустил меня в холл:
     -- Тихо, дамочки! Столик заказан. --  Затем одному мне: -- Милости просим,
уважаемый! Сегодня замечательная бастурма...
     Я нетерпеливо  прошел в зал.  Полумрак,  разомлевшая  публика,  музыка,
сбившиеся с ног официанты...  Сигналы усиливались. Колонны заслоняли от меня
часть столиков.  Лавируя между ними, я продвигался  к дальнему углу. Сигналы
сливались в сплошной гул. Я обогнул последнюю колонну... Теперь прибор гудел
ровно, золотистая стрелка застопорилась.
     Это -- диз?!
     Передо мной сидела Алина.
     * * *
     Почему-то я  даже не удивился. Из подсознания никогда  не выветривалась
мысль, что мы с ней еще встретимся.
     Она  изменила  прическу,  подстриглась,  загорела -- может, и ей удалось
побывать на море? На ней было то самое платье, которое по моему распоряжению
подобрала ей Фекла Матвеевна. Выглядела Алина весьма недурно.
     -- Здравствуй, Алина! -- сказал я.
     Она недовольно сощурилась и надула губки:
     -- Ошибаетесь, я вас не знаю.
     Странно было слышать эти слова, видеть  неприязненный  взгляд, хотя я и
помнил,  что Мамалыгин стер все воспоминания обо  мне из ее бедовой головки.
Ах, как она смотрела на меня на привокзальной площади!
     Между тем подал  голос ее спутник  --  золотозубый вальяжный мужчина лет
сорока в дорогом импортном костюме.
     --  Послушайте, приятель!  Вам  не  кажется, что вы здесь лишний? --  Его
холодный прищуренный взгляд не предвещал ничего доброго.
     --  Это   как  посмотреть,  --   приветливо  улыбнулся  я,   посылая  ему
чувствительный импульс.
     Он тут же просиял и дружелюбно выдвинул из-за стола соседнее кресло.
     --  Извините  меня  за  резкость. Я вижу,  вы вполне  приличный человек.
Отчего бы вам не присесть за наш столик? Здесь очень удобно.
     -- С удовольствием, -- ответил я, располагаясь ближе к Алине. -- Что может
быть приятнее общения с хорошим человеком?
     -- Вот это верно!
     -- Зачем ты его пригласил? -- обратилась она к спутнику.
     -- Уймись! -- коротко бросил он. -- Не видишь, человек хочет отдохнуть.
     Она фыркнула и уткнулась в свою тарелку.
     Конечно, я  мог бы настроить  в свою пользу и Алину. Но это от  меня не
убежит. А пока мне хотелось проверить, действительно  ли я стал ей абсолютно
чужим. Было и другое побуждение -- смутное, затаенное. Неужели мне не удастся
добиться  ее  симпатии  обычными  человеческими   средствами?   Однажды  это
получилось очень даже неплохо.
     Тем временем золотозубый наполнил  коньяком свободную рюмку и придвинул
ее ко мне:
     -- Пока не приняли ваш заказ... Сделайте одолжение. Давайте вздрогнем за
знакомство!
     -- Нет возражений.
     -- Меня зовут Леонид. -- Он склонил крупную голову.
     -- Вадим.
     Мы  чокнулись и  выпили.  Алина сидела  опустив глаза.  Наш тост она не
поддержала.  В   ней   бродили  какие-то  вулканические  силы,  которые  она
сдерживала с трудом.
     -- Мне кажется, я где-то вас  видел, -- сощурился Леонид. -- Вы не в  ЦУМе
работаете?
     -- Нет, по строительной части...
     --  А я -- заместитель директора обувного  магазина. Того, что на площади
Мира. Вам нужна хорошая обувь? Мы всегда держим в подсобке для нужных людей.
Загляните на днях ко мне, подберем из последних поступлений.
     -- Вы очень любезны. Подошел официант.
     Чтобы не оставаться в долгу,  а заодно произвести выгодное впечатление,
я сделал дорогой  и обильный  заказ.  Но в Алину будто бес вселился. Леонид,
кивнув ей, снова обратился ко мне:
     --  Я так  понял,  что  вы  ее знаете?  --  Его  тон при  этом  оставался
добродушным.
     -- Говорю ж тебе, что вижу его в первый раз! -- со злостью отрезала она.
     Нагнетать обстановку я пока не хотел, а потому ответил дипломатично:
     -- Произошла ошибка. Прошу меня простить. Дело в том, что ваша спутница,
Леонид, как  две капли  воды похожа на мою  знакомую,  которую, по странному
стечению обстоятельств, тоже зовут Алиной. Мудрено ли тут обознаться?
     Леонид спокойно слопал мою  туфту, но на красотку она  не произвела  ни
малейшего впечатления.
     --  Так  нечего было  и  лезть!  Неужели вам не  ясно, что  вас здесь не
ждали?!
     --  Эй,  перестань!  --  резко  оборвал  ее  Леонид. --  Ишь,  взяла  моду
огрызаться! Вадим -- мой друг, заруби это себе на носу!
     Она яростно скомкала салфетку.
     Я обвел взглядом зал, задержавшись на том самом столике, за которым три
месяца  назад  мы познакомились с  Алиной. Какой  она  была тогда послушной!
Постой-ка!  Меня она "забыла", но Кителя-то помнить должна. Не  подойти ли с
другого конца?
     Официант принес мой заказ.
     Я взял бутылку, потянулся к бокалу  Алины, но она резко  сорвала его со
стола. Вздохнув, я налил Леониду и как бы невзначай поинтересовался:
     -- Вы, наверное, знаете Когтева?
     Краешком глаза заметил, как вздрогнула Алина.
     --  Константина Петровича?  Конечно!  В деловом  мире его  все  знали, --
ответил Леонид.
     --  Что-то  давненько его не видать. Да и  за его  персональным столиком
какие-то другие люди... Очень странно!
     -- Когтеву теперь не до ресторанов.
     -- А что случилось? -- удивился я.
     -- Разве вы ничего не слышали? -- в свою очередь удивился он.
     --  Нет,  --  простодушно  признался  я.  --  Только  что  вернулся  из-за
границы...
     --  Так  слушайте,  --  словоохотливо  начал  Леонид.  И, склонившись над
столом,  зашептал: -- Ходят слухи,  что он хитростью выманил у  больших людей
разрешение  на  вывоз  фондовых  материалов.  Получил,  ну  и,  естественно,
запустил в оборот. Только этот  орешек  оказался ему не по зубам. Кому-то он
страшно  не потрафил, вот  и напустили на  него  обэхаэсэс, -- при  последнем
слове Леонид готов был перекреститься, как суеверная старушка при упоминании
черта. -- А тут  и  его  враги  подключились. Компромат,  разумеется,  нашли.
Кто-то  из  больших  людей  лично  санкционировал   эту  проверку.  Так  что
откупиться  было никак  нельзя.  Он  слишком  рискнул,  не ожидал,  что  так
повернется. Ну, завели дело, передали материалы в суд. Процесс  шел недолго.
Двенадцать  лет с конфискацией! Кто бы  мог подумать!  Могущественнейший был
человек!  Я, например,  себя уважаю и  всякие  ходы-выходы знаю,  но,  скажу
откровенно, ему и  в подметки не гожусь. А теперь... Конец  Когтеву! За этим
столиком  ему еще  не скоро  придется посидеть. Если вообще придется. Не дай
Бог никому! -- И он залпом осушил бокал.
     --  Ты  бы  придержал  язык! -- неожиданно вспылила Алина. --  Неужели  не
видишь, что он вынюхивает?
     -- Алина, вы несправедливы ко мне, -- улыбнулся я.
     --  Ой-ой!  --  скривилась она. --  Нашел кому  баки заливать!  Да я  тебя
насквозь вижу!
     -- Перестань! -- прикрикнул на нее Леонид. -- Заткнись со своими советами,
дура!
     Она обиженно замолчала, а он опять улыбнулся мне и хвастливо заметил:
     -- Я стукачей и прочую шушеру  за версту чую. А вы -- человек порядочный.
Я это сразу понял. Вы -- наш.
     Мы выпили за людей, умеющих крутиться, и за то, чтобы в один прекрасный
день ОБХСС с полном составе отправили на пенсию.
     Затем обменялись визитками, и  Леонид повторил приглашение посетить его
магазин.  Я  уже  давно снял биополе, но,  похоже,  Леонид воспылал  ко  мне
дружескими чувствами.
     Зато эта стерва Алина так  и кипела  злобой.  Я  чувствовал, что  она с
наслаждением  запустила бы  в  меня  тарелкой. Она  кусала губы,  дерзила  и
поминутно награждала меня  взглядами,  полными  откровенной  ненависти. Надо
было предпринимать что-то радикальное.
     Тем временем веселье в зале достигло  апогея. Дым висел коромыслом,  со
всех  сторон доносился  нетрезвый  смех, на  танцевальном пятачке  творилось
что-то  невообразимое.  И  только  за  нашим  столиком  медленно,  но  верно
собиралась гроза.
     --  Разрешите  пригласить вашу  даму на танец? -- вежливо  обратился я  к
Леониду.
     -- О чем речь, дорогой! Конечно!
     -- Я не хочу! -- с вызовом ответила она.
     -- Э, брось ломаться, -- процедил Леонид. -- Сделай приятное нашему другу.
Тебя не убудет.
     Она  поднялась  с каменным лицом  и молча  направилась к  эстраде,  я --
следом. Когда моя рука легка ей на талию, она передернулась.
     -- Мне показалось, что  ваш спутник не слишком  ценит вашу красоту. --  Я
решил  проторить  дорожку к ее  сердцу  древним  испытанным способом -- через
комплименты.
     -- Вам-то какое дело?! -- дерзко бросила она. -- Свалились на нашу голову,
испортили настроение, напакостили, а теперь еще чего-то хотите!
     -- Прошу простить,  если что-то не так. Я готов немедленно искупить свою
вину.
     -- Вы легко этого добьетесь, если смотаетесь куда-нибудь подальше. Прямо
сейчас.
     И  это  говорит  женщина, горячо  шептавшая  мне  "миленький..."  и  не
скупившаяся на ласки! Притом по доброй воле!
     Мне вдруг страстно захотелось вернуть ее былое расположение.
     --  А  что если  нам исчезнуть  отсюда  вместе? Вы мне очень  нравитесь,
Алина. --  Ход немножко рискованный, но  я  был готов подкрепить его в нужный
момент биополем.
     -- А ты мне -- нет! -- в сердцах воскликнула она.
     -- Отчего же?
     -- Рожа у тебя слишком постная, меня от  нее тошнит. Ну чего привязался,
прощелыга?!
     На нас начали оглядываться.
     Постепенно и мое терпение таяло.  Ах ты, шлюха, подумал я. Кому ты пыль
в глаза пускаешь?!
     -- Сколько он обещал заплатить?
     -- Да  как  ты смеешь,  подонок! Придержи  свой грязный  язык!  От  него
смердит!
     -- Алина, не ломай комедию. Я все про тебя знаю.
     -- Что  ты знаешь, что?  -- Она остановилась,  прекратив нервный танец  и
уперев руки в бока.
     -- Например,  твою  таксу.  Хочешь, заплачу в  десять  раз  больше? Я  --
выгодный клиент.
     -- Погоди-ка! -- Она откинула голову назад. -- Я с тобой сама рассчитаюсь.
Получи на бедность! -- И звонкая пощечина отпечаталась на моей щеке.
     От неожиданности я  "потерял  лицо", забыв на минуту о  биополе. Вокруг
послышались смешки, одобрительные возгласы.  Танцующие расступились, а затем
снова сомкнулись, скрыв от меня Алину.
     Девчонка  исчезла,  а  я  стоял как  отвергнутый,  вызывающий  насмешки
истукан.  Глупейшая  ситуация!  В  некотором  смысле  я  оказался в  том  же
пикантном  положении,  что   и  некогда  Китель.  Позор!  Я  унижен  дешевой
потаскушкой!
     Я бросился на улицу.
     Тварь! Подлая продажная девка! Я хотел сделать ей приятное, избавить от
докучливого клиента, предложить помощь. И вот -- благодарность.
     По-прежнему накрапывал дождь. От мокрой листвы веяло свежестью. В окнах
гас свет. Город засыпал.
     Постепенно я успокоился.
     Ладно, я все равно приручу ее. Завтра она запоет другие песни. Тоже мне
-- святая мадонна!
     Постой-ка, но ведь она  -- диз! (Или диза?) Я должен немедленно сообщить
о своем открытии Мамалыгину. И что тогда?
     Вдруг  диарцы  возьмут  ее  под  свою  опеку? Тоже  дадут все,  вклю