Валерий Нечипоренко.
    Агент чужой планеты


     Date: 12 oct 2001
     Изд: Санкт-Петербург, ИЗДАТЕЛЬСТВО "АЗБУКА", Книжный клуб "Терра", 1997
     OCR&Spellcheck: Arch Stanton, 12 jcn 2001



 * АГЕНТ ЧУЖОЙ ПЛАНЕТЫ *


ЗАГАДОЧНОЕ ПИСЬМО

     "Драгоценный друг!"
     Этими словами  начиналось адресованное  мне письмо, под  которым стояла
размашистая  подпись  Вадима  Ромоданова,   человека,  вызывавшего   у  меня
глубочайшую  антипатию. Уверен,  впрочем,  что не  только  у  меня. Не  могу
представить, кому мог бы понравиться этот желчный господин, на узком холеном
лице которого будто раз и  навсегда застыла брезгливая гримаса, а в холодных
рыбьих  глазах  читалось  полное  равнодушие  к страданиям  ближних.  Ходили
упорные  слухи,  что  еще  несколько  лет  назад  этот  тип,   ведущий  ныне
затворнический  образ жизни, предавался самому разнузданному разврату, что в
его  шикарной  квартире  и  на  роскошной  даче  в  престижной Жердяевке  не
прекращались дикие оргии,  по сравнению с  которыми  пиры Калигулы покажутся
детскими шалостями. Туманно намекали то на его связи с мафией, то на занятия
оккультными науками, благодаря чему он умеет навязывать людям свою волю.  По
другим источникам,  еще в  молодости  ему  досталось наследство, должно быть
чрезвычайно  крупное,  ибо,  швыряя денежки направо и налево  в течение трех
десятилетий (исключительно ради  удовлетворения своих прихотей), он так и не
успел промотать капитал. Наплодив множество врагов, Ромоданов в конце концов
поплатился: в него всадили чуть не целую обойму, но каким-то чудом он выжил.
Первая его жена погибла при загадочных обстоятельствах, вторая -- таинственно
исчезла. Смерть, выглядевшая, как правило, нелепой, унесла также многих, кто
имел неосторожность общаться с этим дьяволом во плоти.
     Не знаю, можно ли принимать на веру все перечисленное,  ибо, появившись
в нашем городе относительно недавно, я не был очевидцем трагических и прочих
событий вокруг  Ромоданова,  а здесь всего лишь упомянул некоторые толки. Но
доля истины  в них,  несомненно, есть. По  крайней мере,  умение  Ромоданова
внушать собеседнику свою волю я  однажды испытал  на себе.  Равно как  и его
цинизм.  Каким-то  невероятным образом  он  вызвал  меня  на  откровенность,
прикинулся  сочувствующим, и  лишь  для того, чтобы позднее,  как говорится,
плюнуть в душу. Я прекратил всякие отношение с ним.
     Как же теперь не изумиться этому обращению -- "драгоценный друг"?
     Но самое непостижимое --  факт присутствия письма  на моем столе. Минуту
назад, когда я отлучился на кухню, чтобы заварить кофе,  его не было.  Никто
посторонний войти в квартиру не мог: входная дверь на засове и цепочке, окна
закрыты. Не с потолка же упал этот листок!
     Впрочем, довольно загадок. Почитаем, что пишет Вадим Ромоданов.
     Драгоценный друг!
     Задавшись вопросом о том, какое качество  наиболее  ценимо  в людях, мы
неизбежно  придем к выводу, что имя ему --  порядочность, И это так. Ум может
оказаться коварным, воображение --  извращенным, талант -- больным, мужество --
безрассудным,  сила  --  тупой, идеалы  --  надуманными,  убеждения -- ложными.
Надежда  не  сбудется,  друг  предаст, возлюбленная  обманет.  Все  --  груда
фальшивых монет, среди которых сияет единственный золотой -- порядочность.
     Только порядочный человек внушает доверие. Он никогда не изменит слову.
Он  выполнит свою  миссию при  любых  обстоятельствах, даже если  не  связан
клятвой.  Порядочности  никогда  не   бывает  "чуть-чуть",  "почти"  или  "с
избытком". Либо она есть, либо отсутствует напрочь.
     Драгоценный друг!
     Я  остановил свой выбор на Вас именно потому, что, по моим наблюдениям,
Вы одарены тем самым качеством, о котором я позволил себе здесь порассуждать
-- пускай несколько наивно, зато искренне, а  искренность я ставлю  на второе
место после порядочности.
     Смею  надеяться, что Вы  возьмете на себя труд  исполнить мою последнюю
волю.
     Не стройте  гипотез,  каким образом  сие  послание  оказалось на  Вашем
столе. Немного терпения, и Вам все станет ясно.
     В  нижнем  ящике  Вашего   письменного  стола  Вы  обнаружите  довольно
увесистую  папку.  В  ней  рукопись.  Прочитайте  ее. Догадываюсь,  что  она
покажется Вам более чем странной, наверняка -- неправдоподобной, а по стилю --
неровной.
     Вы узнаете  о  тайне чрезвычайной важности.  Не спешите поделиться ею с
приятелями, ибо... (далее жирно зачеркнуто). В нашем суматошном мире доверие
-- самая  неконвертируемая валюта.  Говорю об этом со знанием  предмета. Есть
могущественные силы, которые... (снова зачеркнуто две строки). Чудо еще, что
мне удалось довести начатое до логического завершения.
     Умоляю,  отложите в сторону  Ваши  дела, какими бы срочными  они Вам ни
представлялись, и уделите внимание исповеди обреченного. Собственно, это еще
и предупреждение. Да Вы и сами это поймете.
     Далее поступайте так, как подскажет Вам Ваша совесть.

     Искренне Ваш -- Вадим Ромоданов.
     Ничего это письмо не прояснило.
     Я  выдвинул нижний ящик  стола  и  остолбенело уставился  на  розоватую
папку, Ромоданов охарактеризовал ее  точно --  довольно увесистая. Килограмма
на полтора. Тесемки  едва сходились.  Здесь  было не менее  пятисот  страниц
машинописного текста.  Встревоженный  и  вместе  с  тем  заинтригованный,  я
пошуршал листами.
     Однако взяться за чтение незамедлительно я не мог. Через час меня ждали
в  издательстве.  Я водворил  нежданный  "гостинец" на  место,  собрал  свой
"дипломат", оделся и вышел из дому.

КОЕ-ЧТО О ВАДИМЕ РОМОДАНОВЕ

     По дороге в  издательство мои  мысли  вращались вокруг первой встречи с
Ромодановым.
     Я вообще мало  кого знал  в этом чужом  для меня городе, куда  переехал
около года назад по причинам, которых не хотел бы здесь касаться.
     Мои   скромные  сбережения  подходили   к  концу,  когда  нежданно  мне
улыбнулась  удача: в одном  из  издательств, где  я  показал свои рисунки на
фантастические  темы,   удалось   получить  выгодный  заказ.  Речь   шла  об
иллюстрациях  к  книге  местного  литератора  Вадима  Ромоданова  под весьма
тривиальным названием "В  далеких мирах". Под  стать  заголовку  оказалась и
рукопись  -- очерковый  сборник  о  научных прогнозах в области астрономии  и
космонавтики, местами  написанный весьма  живо  и экспрессивно,  но  большей
частью в суховатой менторской манере.
     Не  мешкая,  я  засел  за  работу,  стараясь  вложить  в  нее всю  свою
изобретательность.
     Я трудился как проклятый, и вскоре эскизы были готовы. Как водится, для
их  обсуждения  в редакцию пригласили  автора. Там  и  произошла  моя первая
встреча  с  Ромодановым.  Я  увидел  хмурого,  желчного  господина   зрелого
возраста, высокого, жилистого, с коротким прямым носом, выступающими скулами
и белесыми бровями. Его импортный костюм в елочку,  светло-голубая рубашка с
молниями  на  накладных  карманах  и безупречный  узел галстука, равно как и
безукоризненно  начищенная кожаная  обувь,  свидетельствовали об  устойчивом
достатке, хорошем вкусе и аккуратности.
     Авторы  --  народ  капризный.  Они  нервничают,  крякают,  кусают  губы,
выискивая у вас тысячу ошибок и давая понять, что их  творения достойны куда
лучшего художнического воплощения.
     Ромоданов листал мои эскизы с таким видом,  словно это  были  квитанции
коммунальных  платежей.  Причем чужие. Затем  он бросил их  веером  на стол,
равнодушно  присовокупив, что возражений  не  имеет, буркнул что-то себе под
нос и удалился, странно глянув на меня.
     Я провел в редакции  еще несколько минут, затем вышел в коридор, где, к
своему  удивлению,  вновь  увидел  Ромоданова.   Он  задумчиво  прохаживался
взад-вперед,  сцепив  руки  за спиной, но, заметив  меня,  тут же устремился
навстречу.
     -- Мне понравились  ваши рисунки... Долг вежливости побудил меня сказать
несколько приятных слов в адрес его книги.
     -- Да бросьте вы! -- поморщился он и снова смерил меня странным взглядом.
-- Не пообедать ли нам?
     У  меня  была с собой  кое-какая наличность, по крайней  мере этого  за
глаза хватило бы  на пару рюмок коньяка  в доступном кафе  либо в баре  Дома
журналистов.
     Но  когда  мы  вышли   из  темноватого  подъезда  на  шумный  проспект,
выяснилось, что  Ромоданов приглашает меня  к себе домой. Подойдя  к дорогой
иномарке, он по-хозяйски распахнул дверцу.
     Ехали недолго. Ромоданов свернул  на  одну из тех престижных улиц,  что
расположены  в  центре  города,  и остановился возле элегантной пятиэтажки с
богатым декором на фасаде.
     Выбравшись на тротуар, мой новый знакомый  скупым жестом пригласил меня
следовать за  ним.  Вот он утопил кнопки кодового замка,  и  мы очутились  в
чистом светлом подъезде, отделанном серым с прожилками мрамором.
     В отличие от серийных "хрущоб", здесь  имелся  лифт (кстати, без единой
похабной  надписи  на стенках), и вскоре мы  входили  в просторную квартиру,
расположенную  на  третьем  этаже  и  будто  сошедшую  с  рекламного ролика.
Идеальный  паркет, изысканные  моющиеся обои нежно-кремовых  тонов,  дорогая
стильная мебель, люстры,  словно  из  царского дворца,  обилие  всевозможной
видеотелерадиотехники, и все -- лучшего  качества... Однако же чувствовалось,
что это жилище холостяка.
     --  Не   возражаете,   если  мы   расположимся  на  кухне?   --  небрежно
поинтересовался Ромоданов. -- Чтобы не таскать туда-сюда тарелки?
     Я не возражал.
     По  своим  размерам  кухня  вполне годилась для проведения  банкетов, а
вытянувшиеся  вдоль   стены  агрегаты  избавляли,   вероятно,  владельца  от
множества бытовых проблем.
     Стол, извините  за банальность, ломился  от яств. На тонкой  фарфоровой
посуде нежились деликатесы, включая черную и красную икру.
     -- Прошу!
     Мы расположились друг против друга на кожаном угловом диване.
     -- Коньяк, водка, джин? -- поинтересовался Ромоданов.
     -- Давайте коньяк.
     Он наполнил крохотные хрустальные рюмочки.
     -- За знакомство!
     -- За все хорошее!
     Выпив, я отставил рюмку.
     И тут что-то началось.
     В глубине бледно-голубых  зрачков Ромоданова будто включились лазеры. Я
почти  физически ощущал,  как некий энергетический  вампир проникает  в  мое
подсознание, шарит по его "полочкам", выискивает нужную информацию.
     Словно из ватного тумана донесся вопрос Ромоданова, похожий на команду:
     -- Вы работаете на Ди-Ар?
     --  Не понял, -- с трудом  пробормотал  я, полагая, что он  имеет  в виду
некое влиятельное в издательском мире лицо.
     -- Бросьте! -- Кажется, это было его любимое словечко.  -- Ведь вы знаете,
как выглядит Эл-Иф?
     -- Почему бы вам  не назвать полное имя вместо  инициалов?  -- спросил я,
внезапно   ощутив   прилив   безграничной   симпатии   к   Ромоданову.   Мне
представилось,  как он  одинок, как страдает  душой,  сколько  разочарований
пережил...  Захотелось  немедленно  утешить   его,  ну,  хотя  бы  искренним
рассказом о собственных злоключениях... Поплакаться в жилетку...
     Краешком  сознания  я  понимал,  что  происходит  что-то  неладное,  но
контролировать ситуацию уже не мог.
     Ромоданов оказался прекрасным слушателем.
     Говорил ли он сам? Не знаю. Моя память  не сохранила ничего конкретного
о его  участии  в нашей "беседе". Я так и не узнал, кто такие Ди-Ар и Эл-Иф.
Как долго продолжалось наше  застолье? Притрагивался  ли я еще  к закускам и
напиткам? Тоже не знаю.
     Когда я мало-мальски пришел в себя, было около двух ночи. Я находился в
своей постели, не имея ни малейшего представления о том,  как же добрался до
нее, хотя  о нетрезвом состоянии и речи не  могло быть. Несмотря на провал в
памяти,  сознание работало удивительно  ясно. Я радовался тому, что приобрел
настоящего друга.
     Но наутро, решив сделать ответный ход и  позвонив Ромоданову, я услышал
ледяное:
     -- Ну как же, помню. И прошу вас никогда больше не набирать этот номер.
     Аппарат отключился.
     Я потерял дар речи, не зная, что  и подумать. Быть  может,  я ненароком
обидел его? Но ведь моей вины  в том  нет. Скорее, обижаться следует мне, за
то что он без моего ведома подверг меня некоему гипнозу.
     Некоторое  время  я  страшно   переживал  по  поводу   этой  загадочной
размолвки,  пока наконец до меня не дошли слухи о Ромоданове, давно уже, как
выяснилось,  циркулирующие по  городу.  Я узнал, что  этот циник,  и  впрямь
обладающий  даром  экстрасенса,  нередко   проводит  ради  забавы  всяческие
эксперименты над доверившимися  ему простаками.  Но пытаться  свести  с  ним
счеты бесполезно, ибо  его тайная  власть  над  чужой  психикой безгранична.
Лучше держаться от этого негодяя подальше.
     Так  я  и поступил,  дав  себе  клятву,  что  лучше  буду голодать, чем
возьмусь когда-либо за очередную рукопись Вадима Ромоданова.
     И  вот  он  обращается  ко  мне --  "драгоценный  друг!"  -- и умоляет  о
помощи...
     * * *
     На сей раз  я пробыл в издательстве  до позднего  вечера,  а вернувшись
домой, сразу же водрузил на плиту чайник.
     Вообще-то я "сова", то есть  ложусь  спать, когда граждане  "жаворонки"
уже чистят перышки. Слава Богу, профессия позволяет.
     Приготовив скромный ужин -- куда мне до Ромоданова с его деликатесами! --
и сварив кофе, я выдвинул нижний ящик стола в тайной надежде,  что розоватая
папка исчезла так же нежданно, как и появилась.
     Но она была на месте.
     Я  развязал  тесемки,  снял сверху сотни полторы  листов и углубился  в
чтение.

НАЧАЛО РУКОПИСИ РОМОДАНОВА

     Прошу простить меня за некоторую сумбурность изложения.  Время торопит.
Успеть бы передать суть.
     Итак...
     На  мою беду, встретился мне  в  жизни  кошмарный человек -- благодушный
старичок.
     Как бы покороче начать...
     С детства я бредил фантастикой, читал взахлеб все, что попадало в руки.
Меня ничуть  не смущало, что  этот  жанр ставился  в общественном мнении еще
ниже детективного, а  уж тот и вовсе имел репутацию этаких окололитературных
кроссвордов. Плевать.
     Я бесконечно верил в блестящее будущее фантастики.
     Сие не означает, разумеется, что мне безумно нравилось все прочитанное.
Наоборот.
     Все  эти  многостраничные описания  космических перелетов,  конструкций
кораблей, инопланетных пейзажей, как и  псевдонаучные толкования  загадочных
явлений, нагоняли дикую тоску.
     Еще   большую   зевоту   вызывали   романы,    на   страницах   которых
самоотверженные,  пытливые  и   дерзновенные   земляне  (вдобавок,  по  всем
признакам, однополые) посещали отдаленнейшие  уголки Галактики, находя там в
лучшем случае полуголых дикарей, кровожадных ящеров либо фиолетовую плесень.
Этакие полубоги, уникум бесконечной Вселенной...
     Я имел свою точку зрения на этот круг вопросов. Суть ее в следующем.
     Никаких  сомнений, что Великий Космос насыщен обитаемыми мирами, но -- с
различным  уровнем развития. Земля,  к сожалению, занимает в условном списке
цивилизаций весьма скромное место: где-то  в последней четверти, а возможно,
и в последнем проценте (если не в его тысячной доле).
     Оттого-то  более развитые  инопланетяне игнорируют  нас. Мы им попросту
неинтересны. Мы  не  способны дать  что-либо  межзвездному  сообществу, зато
горазды требовать. (В основном, как и тысячелетия назад, хлеба и зрелищ.) На
кой  черт им такие "собратья  по разуму"?! Неудивительно, что  нас долго еще
будут обходить стороной.
     Такая постановка проблемы  казалась мне настолько очевидной,  что я  не
переставал  поражаться самомнению тех, кто упорно талдычил о какой-то особой
миссии землян.  Какая,  к бесу, миссия!  Давайте прежде  у  себя разберемся,
прежде  чем лезть  с  советами хотя бы к той же фиолетовой плесени, которая,
возможно, устроила на родной планете подлинный рай.
     Постепенно  у меня проклюнулось желание  поведать миру о  своем видении
космических перспектив.
     Как говорят китайцы, путь в тысячу ли начинается с первого шага.
     Я поступил в  инженерно-строительный институт, расположенный в  крупном
промышленном  городе. Осваивать строительную  специальность я  не собирался.
Просто конкурс здесь был пониже, а я нуждался в стартовой площадке. Притом в
городе имелись издательства и редакции, и я рассчитывал, что там меня примут
с распростертыми объятиями, тут же издадут сборник моих рассказов, а далее --
признание, слава,  поездки, выступления,  жизнь  свободного  и  независимого
художника...
     Но  оседлать удачу оказалось не  так просто. Редакции журналов и газет,
куда  я разослал  десяток своих рассказов, составлявших весь мой  творческий
багаж, дружно вернули мне их.
     Вскоре  я  узнал, что  при  клубе  железнодорожников работает  семинар,
который ведет литературовед  Мамалыгин.  Там  в основном и кучкуются местные
начинающие фантасты.
     Мамалыгин  оказался сухим розовым старичком  неопределенного  возраста.
Меня он встретил  ласковой улыбкой и  охотно  зачислил в ряды  семинаристов.
Расспросил  о  том о  сем,  обещал  прочитать  мои рассказы,  но  просил  не
торопить.
     Я быстро сделался активистом объединения: читал чужие рукописи (все  то
же покорение  космических  далей, высокая миссия человека, полная победа над
фиолетовой плесенью  либо же чужаки-агрессоры, война миров, секретное оружие
пришельцев), критиковал, спорил до хрипоты.
     Большинству  семинаристов не очень-то нравилась моя настырность, а одну
пишущую дамочку я даже довел до громких  рыданий, едко высмеяв  ту  стряпню,
которую она пыталась выдать за фантастическое блюдо с пикантным соусом.
     Я  горел  желанием услышать их  мнение о моих вещах,  но  Мамалыгин  не
спешил ставить их на обсуждение. Он будто присматривался  ко мне,  то и дело
кивая  благообразной головой с пушистым венчиком седых  волос и улыбаясь как
родному внуку.
     Никогда не забуду этот день -- 16 мая. Только что  закончилось очередное
занятие. Мамалыгин попросил меня задержаться.
     -- Вот  что,  Вадим...  -- в своей мягкой манере  произнес он,  когда  мы
остались одни. -- Давно собираюсь серьезно побеседовать с вами...
     -- Всегда готов! -- по-пионерски воскликнул я.
     -- Нет-нет. -- Он сделал плавный жест тонкой с розовыми пальцами рукой. --
В другом месте. Вот что... Поедем сейчас ко мне домой. Заодно и поужинаем.
     Надежда  вспыхнула  ослепительно.  Если мэтр приглашает ученика к  себе
домой... Значит, ему понравилось?! В воображении рисовалась глубокомысленная
литературная беседа за письменным столом, лампа под абажуром...
     Жил Мамалыгин  в восемнадцатиэтажной  башне  на проспекте  Космонавтов.
(Кстати, благополучно здравствует он там и поныне).
     Надо  отдать  должное: он угощал меня с  таким непринужденным радушием,
что я не испытывал ни малейшей неловкости.
     Разумеется, я  сгорал  от  нетерпения. Но  спешка была не  в  характере
хозяина. Оставалось ждать заветной минуты.
     Наконец ужин  закончился. Мамалыгин разлил по  чашечкам кофе, придвинул
блюдце с лимоном.
     -- Как я понимаю, вы верите во  множество обитаемых миров? --  неожиданно
спросил он.
     -- Конечно!
     -- Ну  да, -- меланхолично кивнул он.  -- Сейчас многие  верят.  Во всяком
случае, куда больше  народу,  чем пару десятилетий  назад. Худо-бедно, наука
делает свое  дело. Да и хорошая фантастика просвещает дремучие умы. -- Манера
разговаривать  у  него   была  своеобразной:  обращаясь  к  собеседнику,  он
одновременно прислушивался к чему-то в себе.
     --  Но  пока  человечеству  не  грозит контакт  с  инопланетянами, --  со
значением проговорил я.
     -- Вы уверены?
     --  Мы для них -- так,  вроде муравьев. Да,  муравьев. Вот по  лесу  идет
человек.  Муравьи могут вообразить, что  он ищет контакт с ними. А на  самом
деле человек собирает грибы или ягоды. Муравьям, озабоченными лишь тем,  что
происходит в их муравейнике, этого никогда не понять. У н