ерез которую  вел
бетонный мост. Тот  самый мост, за которым полгода  назад они расправились с
дальнобойщиками. Дорога перед мостом сужалась. Свернуть на этом участке было
невозможно: с обеих сторон тянулись могучие сосновые стволы, крутые откосы и
вросшие  в землю  угрюмые замшелые  валуны. Но сразу же за мостом раскинулся
молодой березняк. Если дотянуть до него...
     Что-то нашептывая, Дадо  нажал на газ. Будто откликаясь на его  мольбу,
машина стремительно понеслась по спуску.
     Из-за  гребня  вынырнула громада рефрижератора и  устремилась в погоню,
наращивая скорость еще быстрее.
     -- Стреляй же, тварь! -- в бешенстве выкрикнула Клара.
     Мак принялся  палить по  шинам. Рука  его тряслась. С такого расстояния
трудно было промахнуться, но ничто не изменилось в движении преследователя.
     Вдруг рефрижератор пошел на обгон. Его кабина, величественно колыхаясь,
проплыла мимо вжавшихся в сиденья пассажиров, серебристая прямоугольная туша
закрыла  от них  солнце.  Пять  пар  колес  вращались  как  ножи  чудовищной
мясорубки.
     Казалось, могучая  машина постепенно  уходит вперед и  все  страхи были
напрасными.
     Будто в насмешку, рефрижератор играючи подрезал им угол.
     Только тут Дадо  понял дьявольский замысел неизвестного мстителя. Тот и
не собирался идти на  таран, он попросту смахнет  их с  шоссе перед мостом --
вниз, с крутого откоса, на валуны и острые камни.
     Тихий взрыв раздался в голове у Дадо. Мысли, которые давно уже донимали
его, но которые он старался держать под запором, завладели сознанием.
     Ведь  он  лукавил,  утверждая,  что  всегда  убивал  мгновенно.  Иногда
приходилось делать это медленно. Очень  редко, но приходилось. Это тоже была
работа.
     Дадо  знал,  что однажды  за ним  придет  кто-нибудь из  тех,  кому  он
укоротил жизнь. А может, они явятся всей толпой.
     Он никогда не говорил об этом ни Маку,  ни Кларе. Те подняли  бы его на
смех. Они считают, что если убрать  свидетелей и вовремя уйти от милиции, то
можно спать спокойно. Они даже не догадываются, как мало  это значит. Они не
понимают, что однажды тени убитых придут и за ними тоже.
     Кто там  в  кабине?  Должно быть, оба зарезанных  водителя.  Он  воочию
представил, каким  гневом горят их запавшие глаза, как тверда невесомая рука
на рулевом колесе...
     Он хрипло  рассмеялся: до чего же наивной  была его вера в  то, что ему
дадут легко уйти из этого мира!
     Дадо закрыл глаза. Они уже здесь. Все.
     "Мы пришли за тобой, Дадо, приготовься.  Ты знаешь, что такое запеканка
по-королевски? Но  не думай, что после смерти  все  для тебя закончится. Это
только начало".
     Где-то далеко-далеко, будто в другом мире, отчаянно вопили Желтый Мак и
Клара.
     Колеса утратили опору. Короткий полет, удар.
     Желтого  Мака вышвырнуло через рассыпавшееся переднее стекло  на острые
камни  речки.  Мозг  из  расколотого  черепа  брызнул в тихую  заводь  будто
приманка для рыб.
     Машина  подпрыгнула  и  влетела  в  узкую щель  между  двумя  валунами,
превратившись в огромную уродливо закупоренную консервную банку, которая тут
же вспыхнула.
     Заскрежетав тормозами, рефрижератор миновал мост и резко свернул в лес,
рискуя  перевернуться.  Переваливаясь  с  боку  на   бок,  как  механический
мастодонт,  подпрыгивая на  пеньках, он достиг  крутого откоса  и уткнулся в
него  кабиной.  Мотор  продолжал работать, задние колеса все  так же  бешено
вращались, разбрасывая оказавшуюся под ними кучу валежника.
     Тем  временем  у  места  аварии   начали  останавливаться   проезжавшие
автомобили.   Вскоре   на  мосту  собралась  внушительная  толпа.  Несколько
добровольцев   с   огнетушителями   устремились  к  страшному   костру.   Но
подступиться к нему было невозможно.
     Еще через несколько минут сюда подлетели два милицейских "уазика".
     -- Эх, не успели... -- сокрушенно вздохнул пожилой желчного вида капитан.
-- Наделал-таки делов  этот угонщик. Но какого дьявола он свернул в лес?  Все
равно  не уйдет. Возьмем голубчика как миленького! Сержант Авдеев, остаетесь
здесь за старшего, остальные -- за мной!
     Гаишники бросились к рефрижератору, который ясно был виден с дороги.
     Сзади бежал растерянный мужчина в темно-синем комбинезоне.
     -- Я только  хотел перекусить,  -- повторял  он, наверное, в сотый раз. --
Кабину запер как положено, сам сел за столик у окна, глаз с него не спускал.
Вдруг он завелся и поехал. Что я могу сделать?!
     -- Да  угомонитесь, гражданин! --  прикрикнул  на  него капитан. -- Стойте
здесь  и  не высовывайтесь. Сейчас задержим угонщика,  а с вами  после будем
разбираться.
     Но водитель продолжал бежать следом, бормоча:
     --  Невезучая  эта  машина,  пропади она пропадом!  Сначала Степаныча  с
Женькой убили, теперь вот угнали... Уйду с нее, ей-Богу уйду...
     Хоронясь за деревцами, милиционеры окружили рефрижератор.
     --  Выходи!  --  крикнул  капитан,  держа оружие  в полусогнутой руке.  --
Покатался, и будет!
     В ответ  мотор  взревел еще надрывнее, колеса продолжали вращаться,  но
косогор, в который упиралась кабина, был недоступен даже для трактора.
     Все внимание гаишников было сосредоточено на кабине. Зато "осиротевший"
водитель заметил,  что вращающаяся задняя пара  колес  обнажила среди  сухих
веток что-то необычное. Он подошел ближе. Ботинок. А дальше...
     -- Это же Женька...
     И в  тот  же миг мотор  взревел в  последний  раз. Его надрывный,  даже
какой-то требовательный рык  переходил в тонкое пение, похожее на плач. Звук
этот далеко пронесся над лесом, и от него содрогнулись все, кто его слышал.
     Выждав  еще  немного, капитан  подскочил  к кабине и  рывком  распахнул
дверь:
     -- Руки за голову! Выходи!
     Молчание. Осторожно он заглянул внутрь.
     В  кабине  было пусто.  Лишь  на шоферском сиденье  лежала  пожелтевшая
газета.

ТАЙНИК ОПАЛЬНОГО МИНИСТРА

     Роясь как-то на  полках букинистического отдела  книжного магазина, что
на  Литейном,  Григорий Мурунов  выудил  потрепанный  томик с  полустершимся
золотым тиснением на обложке:
     "Петр Строгий. Когда цветет черемуха. Стихотворения".
     Мурунов взвесил находку на ладони.
     Да-а...  Сейчас-то  мало  кто  помнит Петра Строгого.  А лет двенадцать
назад, нет, пожалуй, уже поболее, имя этого всесильного министра было у всех
на  устах.  Именно  со Строгого  началась волна  разоблачений,  когда у руля
империи встал новый генсек, попытавшийся было железной рукой навести порядок
в коридорах  власти.  Едва ли  не впервые изумленные сограждане узнали не по
слухам,  а  из  официальных  источников,  что "слуги народа"  берут  взятки,
беззастенчиво запускают лапу в государственный карман и вообще не отказывают
себе в земных  радостях. Длинный шлейф прегрешений  тянулся  за Строгим,  но
многие тайны  он унес  в могилу,  ибо  накануне  ареста застрелился  в своем
рабочем кабинете.
     Зато   взяли  с  поличным  его  приспешников,  у  которых  конфисковали
сумасшедшие  по  тем временам средства.  Сколько  же  успел  наворовать  сам
министр?  Выводились  немыслимые,  астрономические  цифры,  но  многократные
обыски  его  квартиры,  дачи,  домов  ближайших  родственников  не  принесли
результата. Тайник опального министра так и не был обнаружен.
     Пресса  долго муссировала эту  тему.  Вспоминали  скрытный  и  властный
характер Строгого, его семейные неурядицы, фактор неожиданности.  Но так или
иначе  все  сходились в  одном:  где-то  таятся  несметные сокровища, сродни
пиратским кладам -- и по размеру, и  по способам добычи. Кажется, власти даже
обещали  солидное вознаграждение  за любые  сведения о золотой захоронке, но
затем наступили новые времена,  пришли новые люди, по  сравнению с  которыми
алчный министр выглядел мелким карманником.
     Незадолго до трагического финала Строгий выпустил стихотворный сборник.
(У  него,  оказывается,  был  поэтический дар.)  Впрочем,  в ту пору  многие
номенклатурные  олимпийцы  ударились в литературу,  воодушевленные  примером
автора  "Малой земли".  Хм!  Увесистый  томик.  Твердый  переплет.  Подобное
дозволялось  либо  классикам, либо министрам.  А нынче у  этой  книжицы одна
судьба  -- пылиться  на  полке  до той  поры,  пока  не спишут  в макулатуру.
Впрочем...
     Мурунов открыл обложку. На форзаце стоял  лиловый  экслибрис.  Рисунок,
заключенный в  фигурную рамку, изображал  лесную  пичугу  на  фоне цветущего
куста. Ниже  затейливо извивалась надпись: "Из библиотеки  Петра  Строгого".
Вот оно  что!  Выходит,  эта  книжонка  не простая, а  из личной  библиотеки
опального  министра?!  Как  же  она  оказалась  здесь,  в  Питере?  Воистину
неисповедимы пути  книг.  Собственно, это не книга  даже, а документ ушедшей
эпохи. Грешно пройти мимо такой  находки, тем  более что цена сборника чисто
символическая. Без колебаний Мурунов направился к кассе.
     Поздним   вечером,  устроившись  перед  телевизором,  Мурунов  принялся
перелистывать  приобретение.  К  его  удивлению,   стихи  оказались   весьма
приличными. Целый раздел  посвящался природе древней тверской земли, деревне
Рядки, откуда, как следовало из аннотации, да и из самих стихов, министр был
родом. Как  знать,  если  бы  не служебная  карьера,  быть бы Петру Строгому
профессиональным поэтом.
     Мурунов  повертел книгу  в руках. Томик  был  сильно  потрепан,  но  не
оттого,  что  его зачитали до дыр.  Скорее пришлось ему  то ли побывать  под
сильным дождем, то ли  пережить домашнее  наводнение.  Переплет  покороблен,
коленкор на сгибе висит бахромой, а местами отслоился от картона.
     Мурунов   был   не   только  страстным   библиофилом,  но   и  неплохим
переплетчиком-самоучкой,   возвращавшим    вторую    жизнь   многим    своим
приобретениям.
     Нынче  ему   не  спалось,  и,   чтобы  не  маяться  попусту,  он  решил
отреставрировать книгу, которая почему-то всецело завладела его сознанием.
     Домашние уже уснули. Он расположился  на кухне, приготовив инструмент и
материалы. Первым делом аккуратно отделил переплетную крышку.
     Неведомо откуда на стол выпала сложенная вчетверо калька.
     Дрожащими руками он развернул ее, охваченный предчувствием чуда.
     Это был план, столь подробный,  будто автор вычерчивал его не для себя,
а для него, Мурунова.
     Через весь листочек тянулась линия железной дороги. Жирным кружком была
обозначена  небольшая  станция  неподалеку  от  Калинина.  От  нее  отходила
извилистая черта, на которой такими  же  жирными кружками были отмечены  два
населенных пункта -- Мартынове и Рядки, очевидно деревни.  Между  ними,  но в
сторонке, лежало круглое озерцо, куда впадала тонюсенькая загогулинка, вдоль
которой  шла четкая надпись -- "Ручей Яблоневый". А  ниже,  в скобках, летели
строчки, рассеивающие все сомнения:
     "Направо  от  дороги, вдоль  ручья,  не переходя  мостика, примерно  НО
метров, до трех  валунов, геометрический центр площадки между  ними, глубина
1,2 метра".
     Мурунов  погладил  кальку  как  живую и нервно  закурил. Стояла  гулкая
тишина. Домашние спали, спал подъезд, спал город.
     Как же все  это случилось, черт побери?!  По каким-то причинам  Строгий
опасался  посвятить в  свою  тайну  даже  самых близких  людей, но, живя  на
вулкане, понимал, что может сложиться ситуация,  когда придется это сделать,
а  времени на долгие пояснения не будет.  Потому и  появилась эта  подробная
калька.  Однако  предусмотрительность  не  помогла.  Все  произошло  слишком
неожиданно...
     Мурунов встал и  подошел к окну, за которым поскрипывал на ветру старый
тополь. Так или иначе, а жизнь распорядилась по-своему, вручив ему, Григорию
Мурунову,  человеку с непритязательными привычками,  неправедное  наследство
бывшего "царедворца".
     Ну и как же он должен поступить?
     Случись все это в прежние времена,  Мурунов не колебался бы ни секунды.
Отнес бы кальку куда надо. Но с тех пор он поумнел. Говорят, сейчас в стране
идет передел собственности. Только ему, Мурунову, почему-то при  этом ничего
не   досталось.  Даже   крох.   И   вот   само  провидение   восстанавливает
справедливость, посылая ему законную долю.
     Он уже собирался разбудить жену  и сообщить  ей о невероятной удаче, но
призадумался. Она, верная  спутница  жизни, -- хороший человек, да уж  больно
невоздержанным  языком наградил ее  Господь.  Просто невозможно представить,
чтобы нынче же днем она  не шепнула по  секрету своей чудной мамочке  и двум
милым сестрицам эту новость. Слухи пойдут как круги по воде. Суть  не в том,
что  ему жалко поделиться  с родственниками --  это не беда, а вот  дойдет до
властей -- это уже полбеды, а пожалуют  господа рэкетиры -- это  уже настоящая
беда!  Притом  не исключено, что  тайник давно раскопан (может, были  другие
копии?)  или же стряслось что-то непредвиденное -- допустим,  исчезли валуны.
Тогда до гроба придется  оправдываться перед родней, а все равно не поверят,
называя за спиной скрягой и подлецом.
     Нет, пока надо держать рот на замке. И ехать туда  самому. А  там видно
будет.
     Деньги на  дорогу придется занять у приятелей, такую сумму из домашнего
бюджета незаметно не выкроишь.  А собраться -- под предлогом поездки на дачу.
Жена знает,  сколько там  накопилось  дел, и подозрений  это не  вызовет. За
сутки с небольшим он обернется.
     Мурунов  снова  посмотрел в  темноту окна.  Там, в  непроглядной  ночи,
дрожали отблески золотого миража.
     * * *
     Хорошо утрамбованная грунтовая дорога  вела в глубь лесного  массива. К
ней  подступали то  величественные  сосны,  то  могучие  дубы, то  березовые
стайки, о которых Петр Строгий слагал свои стихи и которые, возможно, до сих
пор помнили его.
     Мурунов  неторопливо шагал по  обочине, чуть  склонившись  под тяжестью
объемистого рюкзака.  Кажется, ничего не забыл, прихватил инструмент  на все
случаи.
     Интересно,   а  как  министр  зарывал  свои  сокровища?  Ведь  пришлось
обходиться без  помощников. Сам  копал? А где ставил  машину?  А  вдруг  кто
подсмотрел и следом вырыл захоронку?
     Дорога   впереди  сузилась,  показался  широкий   ручей  с  обрывистыми
берегами,  над  которым был  перекинут  бревенчатый мост.  Нет,  это еще  не
Яблоневый.  Сразу  же  за  мостом  начиналась  большая  деревня.  Мартыново,
догадался Мурунов.
     Шагая  вдоль  покосившихся  заборов  и  просторных  бревенчатых  домов,
Мурунов настороженно  поглядывал по  сторонам:  не  вызывает ли его  персона
повышенного интереса? Но кажется, нет. Его старая куртка, поношенные брюки и
резиновые сапоги не притягивали ничьих любопытствующих взоров.
     За  деревней  дорога  снова  потянулась через  густой  лес,  в  глубине
которого царили влажные  сумерки. Клад был совсем рядом. Еще несколько сотен
метров... Сердце Мурунова стучало громче с каждым шагом.
     А вот и  он, ручей Яблоневый!  Вода  чистая  как  слеза, на  дне каждая
песчинка видна, а на зеленом откосе, у самой воды, нахально красуется у всех
на  виду крепкий подберезовик,  и никто  почему-то его  не срывает.  Тишина,
покой... Теперь направо -- вдоль ручья.
     Три  валуна он заметил издали.  Огромные,  серовато-коричневые, местами
покрытые  рисунками  седоватого мха, вросшие в пружинистую почву,  они  и не
собирались перекочевывать отсюда. Но что, если между ними -- полуобвалившаяся
яма?
     Мурунов ускорил шаг.  Слава Богу! Его худшие опасения не подтвердились.
Тесная площадка в обозначенных на кальке границах буйно поросла  травой, как
и  соседние  участки.  Должно  быть, министр  копал  яму по  науке:  сначала
аккуратно снял дерн, а затем уложил его обратно -- кусок к куску.
     Мурунов  сбросил  рюкзак  и  полез  за  сигаретами.  Вдруг  вспомнилось
читанное о кладоискателях. Все они, добравшись до вожделенного места, теряли
рассудок, как безумные принимались копать  не  замечая ничего  вокруг, затем
отбрасывали лопату  и  рыли руками,  срывая ногти... Странно,  почему он  не
испытывает ничего  подобного? Здесь,  под  его  ногами, на небольшой глубине
лежит фантастическое богатство, а он  стоит и спокойно курит. Ну-ка, где тут
геометрический центр?
     Он   поднял  глаза  и...  увидел  мелькнувшую   за  сосновыми  стволами
человеческую  фигуру.  На  мгновение  Мурунов  поверил,  что  дух  покойного
министра явился, чтобы наказать дерзкого охотника  за чужими сокровищами. Не
успел  он   перевести   дыхание,   как  незнакомец   оказался  на   открытом
пространстве.
     Это был  старик  -- в  телогрейке,  несмотря на  теплый  день, полосатых
брюках и кирзовых сапогах. У  него была всклокоченная борода и  морщинистое,
как печеное яблоко, лицо.
     Только  тут Мурунов сообразил, что старик  шагает по  тропинке, которая
ведет как раз мимо валунов, и что он сам, Мурунов, подошел к тайнику тоже по
той же тропинке, только с другой стороны.
     Старик остановился напротив.
     -- Здравствуйте, уважаемый! Никак, в Рядки путь держите?  --  спросил  он
звонким, несколько блеющим голосом. Его маленькие  выцветшие глазки смотрели
доброжелательно и вместе с тем лукаво.
     -- В общем, да... -- пробормотал Мурунов, пытаясь вернуть самообладание.
     --  Так кроме  Рядков  по  этой тропинке  вы  никуда  и  не попадете,  --
словоохотливо сообщил дед. -- За Рядками, окромя болота,  ничего уже нет. А к
кому в гости собрались, если не секрет? Я всех там наперечет знаю.
     Надо было выкручиваться.
     -- Значит,  сами-то из  Рядков будете?  --  вопросом  на  вопрос  ответил
Мурунов.
     --  Нет, сам я из Мартынова. А в Рядках  дочка замужем. Трое  внучат, да
еще правнук как раз на Пасху родился. Как не проведать? Вот, гостинцы носил,
да и назад иду не  с пустыми руками,  -- он приподнял лукошко, накрытое белой
тряпицей.
     Мурунов отважился на рискованный ход.
     -- Так вы, наверное, и Петра Строгого знали?
     --  Петьку-то?!  Это который был министром? Ну как же! Босоногим пацаном
помню.  Так вы, стало быть, к Строгим  приехали? К Федору,  его брату, или к
племянникам?
     --  Я   тоже  немного  знал   Петра,   --   уходя  от  ответа,   принялся
импровизировать Мурунов.
     -- Хороший был мужик, царствие  ему небесное!  -- Старик  стащил с головы
кепку и перекрестился.
     -- Хороший-то хороший, да писали, большие взятки брал.
     -- Э-э, мил-человек!  -- Дед вдруг въедливо  рассмеялся. -- Моя старуха, к
примеру,  по  сю пору думает, что я  до седых волос по девкам  бегал.  А  я,
верите, за  всю жизнь  другую даже не  приголубил. Так и Петр.  Ну, посудите
сами, неужто ему министерской зарплаты не хватало? Да еще Клавдия, жена его,
докторшей работала, тоже небось приносила в дом...
     Мурунов  с трудом подавил  усмешку. "Знал бы ты, дедок, что зарыл здесь
твой земляк..."
     -- Отчего же тогда застрелился?
     -- Про  то,  любезный,  один  Бог ведает.  --  Старик снова  осенил  себя
крестным знамением. --  У нас  в прошлом  году  в  Мартынове  один тракторист
повесился. Хороший был мужик, непьющий. А как узнал, что у него  болячка, ни
слова никому не говоря, пошел  ночью в сарай и повесился. Может,  и с Петром
так было. А  уж после на  него всех собак навешали.  Известное  дело: Москва
бьет с носка. А вы, значит, к Федору?
     -- Эта тропинка, стало быть, ведет в Рядки? -- снова  увильнул от прямого
ответа Мурунов.
     -- Точно, -- кивнул дед.  --  Раньше  была другая, покороче, да болото  ее
сожрало. Теперь ходим здесь. По дороге --  уж больно агромадный крюк выходит.
Так вы. значит, к Федору?
     -- К нему, -- вынужден был согласиться Мурунов.
     -- Ну и не застанете! -- рассмеялся старик, будто открывая секрет фокуса.
--  Федор-то  в  Мартынове работает. В  мастерских.  Пойдемте, я  вас к  нему
провожу.
     --  Спасибо,  но у меня  есть еще  дела. Грибов хочу набрать,  -- нашелся
Мурунов.
     Старик  не  сводил с него пронзительных глазок, словно знал  совершенно
точно, зачем его собеседник здесь.