вот из маленького репродуктора, точно там открылась пробка,
вырвались на свободу желанные звуки. В клокочущем и булькающем их хаосе
Бабкин свободно различал сигналы.
   "Так, прекрасно... - мысленно, без карандаша и бумаги расшифровывал он
условные знаки. - Передается температура... Восемнадцать градусов.
   Направление ветра... Впрочем, ветра в ангаре быть не должно. Теперь
дальше, давление... Сейчас будет влажность..."
   ЭВ-2 работал великолепно, четко. Тонкие звенящие звуки, словно кто-то
ударял ложкой по стакану. Сомнения оказались напрасными. Ну еще бы!
Сколько месяцев с ним возились!
   Возле ангара Вадим и Тимофей встретили Дерябина. Он с кем-то спорил. На
вопрос Багрецова, не послушает ли он следующую передачу ЭВ-2, Дерябин
нетерпеливо проговорил:
   - Слышал на контрольном пункте. Даже запись видел на ленте. Спасибо.
   Молодцы. Завтра утром поговорим.
   Он увидел поникшего Пояркова и сокрушенно покачал головой:
   - Ах, Серафим, до чего же мне Охрименко жалко! Веселый, добродушный
малый...
 
   Бабкин сделал знак Вадиму - идем, мол, нечего нам здесь делать - и
вместе с ним направился к зданию института.
   Проходя мимо скамейки в скверике, Тимофей задержался.
   - Не торопись. Сил моих больше нет. - Он сел и, нагнувшись, стал
развязывать шнурки. - Спасибо жене за ботиночки. Удружила.
   Не в пример франтоватому Багрецову, Тимофей привык одеваться просто, -
нет ничего солиднее, чем гимнастерка и к ней брюки военного покроя,
заправленные в аккуратные сапоги. Но Стеша приказала надеть выходной
костюм с галстуком.
   "Неудобно, - говорила она. - Представитель научного института - и вдруг
в сапогах". Срочно побежали в магазин покупать новые ботинки. Стеше
понравились изящные туфли лимонно-желтого цвета. Бабкин запротестовал -
цвет больно нахальный, - но разве ей можно перечить, она лучше в этих
делах разбирается, говорит, что потемнеют. С нахальным цветом Тимофей мог
бы еще примириться, а с малым размером - никак. Сорок первого размера не
оказалось, и Тимофей, чтобы не огорчать жену, все же решился взять
сороковой, - разносятся. Теперь хоть плачь.
   Тимофей ощупывал ноющие от боли пальцы, боль растекалась по всему телу,
ломило в коленях, позвоночнике. Неужели опять придется надеть эти пыточные
колодки...
   - Скоро? - Нетерпеливо крикнул Вадим.
   Бабкин не ответил: потирая освобожденные пальцы, он наслаждался
ощущением затихающей боли.
   Постояв немного, Багрецов безнадежно махнул рукой, вынул из кармана
приемник и щелкнул переключателем. На все лады пищали телеграфные станции.
Слышалась чужая речь, музыка. Стрелка шкалы, будто живая, сама собой
подвигалась к сорок четвертому делению. Как никогда, хотелось принять
четкий стеклянный звон сделанного тобой прибора. Ведь это лучшая музыка,
ее можно слушать десятки раз. После сигналов барометрического давления
должен заработать ЭВ-2. Вот он включился!
   Но... что это? Какой-то треск. Не может быть! Кругом мокро, а ЭВ-2
доказывает, что влажность воздуха пустяковая, как жарким летом в пустыне.
   Во рту стало сухо, перехватило дыхание.
   - Тимка!.. - глухо вскрикнул Вадим.
   Чувствуя что-то неладное, Бабкин спешно натянул ботинок - второй не
налезал - и, подпрыгивая на одной ноге, подбежал к Вадиму.
   Нахмурившись, Бабкин прослушал сигналы до конца.
   - Вот это да! - сказал он упавшим голосом.
   - Бежим к Борису Захаровичу. Попросим отложить отправку...
   - Так он тебя и послушается. Чудак человек. - Тимофей надел ботинок,
морщась от боли. - Может, это случайно? Пойдем проверим.
   Никто не заметил, как они зашли с другой стороны ангара и по лесенке
взобрались в кабину метеостанции. Не найдя выключателя, чтобы зажечь
верхний плафон, Вадим воспользовался светящейся крышкой приемника. Темно,
но все-таки можно разобрать, где находится серый лакированный кубик ЭВ-2.
   Стараясь не звякнуть отверткой, чтоб не выдать себя, прислушиваясь к
шагам, не поднимается ли кто по лестнице, Бабкин отвинчивал винты на
крышке прибора. Отвертка срывалась, руки дрожали... Еще бы! Спокойному
Тимофею было от чего волноваться. Вот-вот кабину погрузят на машину и
отправят на станцию. Кажется, кто-то ходит по крыше - осторожные медленные
шаги...
   Тимофей прислушался, шаги затихли. "Кто-то проверяет наружные приборы",
- подумал он, отвернул последний винт, снял крышку и сразу же заметил
причину неисправности. Так он и знал, Димкина работа. Надо было поставить
дополнительный конденсатор, и вместо того, чтобы его закрепить надежно, по
старинке, хомутиком, упрямец воспользовался клеем БФ. Причем сделал это
наспех, без соблюдения технологии. От тряски конденсатор отскочил и
замкнул два провода. Ну, а отсюда и все последствия.
   - Видишь? - прошипел Бабкин. - Да свети, свети поближе! Растрепа
несчастная!
 
   Вадим чуть не уронил приемник. Да как же это произошло? Целые аппараты
на клею делают. А здесь...
   - Ты бы еще слюнями приклеил, - сердился Тимофей, надежно толстым
проводом прикрепляя конденсатор. - Прав Толь Толич. Говорит: "Халтурку
привезли". Ну, кажется, все в порядке.
   Он торопливо запечатал прибор печаткой лаборатории, поставил его на
кронштейн, затянул снизу тремя надежными винтами и взглядом поискал
четвертый. Винта не было. Наверное, смахнул рукавом.
   - Ищи скорее! - приказал он Вадиму и сам опустился на пол.
   Крышка приемника освещала лишь маленький участок пола, пришлось искать
ощупью.
   Багрецов заглянул под каркас аккумуляторов и похолодел. В одной из
прозрачных аккумуляторных банок прыгают, скачут искры. Пластины
раскалились, плавятся. Короткое замыкание. Наверное, вывалилась часть
пластины и соединилась с другой. Надо во что бы то ни стало отключить
испорченную банку, иначе она замкнет всю батарею. Может случиться пожар...
   Не раздумывая долго, Вадим проскользнул под каркас и потащил за собой
Бабкина. Ни у кого из них не было сомнения, что здесь не руками
размахивать надо, не бежать за помощью, а прежде всего необходимо
устранить опасность, иначе будет поздно.
   - Нашел концы? - спросил Тимофей, заметив, что Димка ощупывает кабель,
идущий к аккумуляторам. - Выше, выше. Да не там! Правее...
   Упираясь локтями в ребристый пол, Бабкин держал приемник на весу, чтобы
как-то осветить место присоединения кабеля. Руки затекли, локтям больно.
   Сейчас лопнет испорченная банка. Другие банки тоже начинают
нагреваться. Еще несколько минут - и в них потрескаются пластины.
   Примерно такие аккумуляторы Бабкин уже устанавливал в метеостанции. У
них огромная емкость, высокое напряжение. Их не нужно заливать
электролитом, но они терпеть не могут перегрузки и замыканий. Как долго
возится Димка! Концы найдены, но он никак не может подобраться
плоскогубцами к гайкам. Руки, что ли, не слушаются?
   - Пусти. Я сам. Возьми приемник. - И Тимофей подполз к раскаленной
банке.
   Не так-то просто освободить наконечник кабеля, плотно затянутый двумя
гайками. А еще труднее заниматься этим делом, когда плечи не развернешь, -
уж очень под каркасом тесно.
   Где-то наверху бегали люди. Их шаги гулко отдавались в металлической
кабине.
   Потом начали стучать. То ли антенную мачту укрепляли, то ли еще что
делали.
   Шум, грохот, будто сидишь в железной бочке, а по ней молотком колотят.
Но все это пустяки, лишь бы успеть спасти аккумуляторы. А гайка никак не
поддавалась. Жарко стало под аккумуляторной батареей, она вроде как
превратилась в отопительную. Неужели не сработают предохранители? Впрочем,
зачем они здесь? Это не квартира. Тут некому пробки менять.
   Димка нервничал, он попробовал было рвать кабель, поддевая его
отверткой, но Бабкин запретил.
   - Банка лопнет. Вот черти, неужели испорченную поставили? Работнички
называется... - Он почувствовал, что гайка поддается, и, облегченно
вздохнув, Добавил: - Интересно, что с этими растяпами сделает твой друг
Толь Толич?
   Знал бы Тимофей, что Толь Толич стоял сейчас рядом, в последний раз
перед отправкой метеостанции осматривая, все ли тут в порядке. Включен был
верхний плафон, света его под каркасом не видно, а потому занятые своим
делом друзья никого и ничего не замечали. Да и сам Толь Толич вряд ли мог
предполагать, что нужно проверить аккумуляторы. За технику отвечает
Дерябин. Ему докладывали о готовности всей аппаратуры, которая
испытывалась неоднократно, и даже прибор ЭВ-2 уже успели проверить. Могло
ли прийти в голову Толь Толичу, что кто-то еще возится под аккумуляторной
батареей?
   Медоваров проверил все запоры и замки, печати и пломбы, обошел кабину
и, щелкнув выключателем, не спеша спустился вниз по лесенке.
   - Тащи кабель, - сказал Бабкин, освобождая вторую гайку. - Только
сразу. Да отвернись, чтобы искра не обожгла.
   Вспыхнула короткая звенящая дуга. От ее ослепительного света потемнело
в глазах.
   - Порядок, - усмехнулся Тимофей. - Видно, вовремя мы здесь оказались.
   - Теперь надо поскорее найти Бориса Захаровича, - напомнил Вадим,
выползая из-под каркаса. - Надо же заменить испорченную банку.
   Бабкин приподнял голову и больно стукнулся о ребро каркаса.
   - Фу ты черт! Застрянешь здесь, как боров в подворотне.
   Стук наверху прекратился. Настала подозрительная тишина. И в этой
тишине пушечным выстрелом хлопнула крышка внутреннего люка. Вадим схватил
Бабкина за плечо. Тот понял, в чем дело, рванулся из-под каркаса, но было
уже поздно.
   Чуть слышно звякнула крышка наружного люка. В первую минуту друзья
растерялись. Неужели их заперли? Начали стучать, кричать. Но ни один звук
не проникал наружу сквозь толстые стены кабины. Точно из нее воздух
выкачали, как из-под стеклянного колпака во время школьного опыта. Висит
под колпаком обыкновенный электрический звонок, и в мертвой тишине
странным кажется его дрожащий молоточек.
   Бабкин стучал каблуками по крышке люка. Димка колотил плоскогубцами в
стены.
   Никто не слышит. Утомившись, они вдруг почувствовали легкий толчок, как
в вагоне, когда трогается поезд.
   Опять, с новой силой застучали они в стенки. Но что толку? Вероятно,
кабину погрузили на машину или специальную платформу. Людей вокруг нет.
Кто услышит? Путешествие в закрытой коробке Бабкину вовсе не нравилось, он
трезво оценивал положение и думал лишь о том, как бы выбраться из этой
тюремной камеры, в которую они залезли добровольно. Правда, сделали нужное
дело, - устранили аварию. Только все равно люди будут смеяться. Надо
сказать Димке, чтобы помалкивал, а то при его болтливости всего можно
ожидать. Перед женой неудобно, засмеет: как это, мол, Тимофей Васильевич,
вы в мышеловку попали?
   В кабине было темно и тихо. Возможно, она еще находилась на территории
института. Никаких покачиваний не чувствовалось. Тимофей ползал около люка
в надежде найти внутренние запоры. Хорошо бы незаметно выскользнуть.
Впрочем, откуда здесь запоры?.. Для кого? Аппараты работают без людей,
автоматически.
   За ними даже следить не надо.
   Приподнявшись на колени, Тимофей нарочито зевнул.
   - Не беспокойся, выберемся. В общем, нос не вешать. Понял?
   А Вадим и не беспокоился. Оснований не было. Начиналось небольшое, но
довольно интересное путешествие. Еще мальчишкой, садясь в электричку, он
подумывал, как бы хорошо поздним вечером, сойдя на незнакомой станции,
почувствовать под ногами землю, по которой никогда еще не ступал. Все это,
конечно, было давно. В те годы рощица у полотна железной дороги
становилась уссурийскими джунглями, где даже крик коростеля казался
странным и непонятным.
   В новом путешествии, кроме тускло освещенных стен кабины, Вадим ничего
не видел, но приключение волновало его забавной необычайностью.
   - Вот здесь был выключатель... - как бы про себя сказал Тимофей,
поднялся, и, к удивлению Вадима, в кабине вдруг загорелся свет. - На том
же месте, как и там...
   - Где "там"?
   - Нет, это я просто так, - рассеянно ответил Тимофей.
   Только сейчас Вадим по-настоящему разглядел внутренность кабины. В
первый раз было некогда - торопились с установкой ЭВ-2.
   Кабина - как и в других метеостанциях - цилиндрической формы. На
стенках - блестящие кубики разных приборов, регистрирующих погоду.
Радиостанция помещается на противоположной стороне, в другом отсеке.
Большинство приборов вынесены за пределы кабины, и только надписи на
щитках говорят о том, что сюда подходят провода от автоматического
анемометра, показывающего скорость ветра, от барометра, отмечающего
давление, актинометра, следящего за интенсивностью солнечных лучей. Сюда
же подошли провода от облакометра, термометров, дождемера, от множества
других приборов, показания которых давали полную картину состояния погоды
в местности, где установлена автоматическая радиометеостанция. Сеть таких
метеостанций, сильно развивающаяся за последние годы, помогает
предсказывать погоду.
   Некоторые из приборов неизвестны Вадиму. Слишком уж они сложны для
метеостанции. В герметически закрытых ящичках щелкают многочисленные реле,
вспыхивают зеленым светом какие-то колбочки, гудят, как пчелы, крошечные
моторчики, спрятанные за стеклянными окошками в щите.
   Тимофей, что с ним редко бывало, сидит в полной растерянности возле
люка и ощупывает каждую заклепку. Возможно, ищет потайную кнопку. Нажмешь
ее - и люк откроется.
   Напрасная затея. Вадим подробно осматривает стены кабины,
гофрированные, видимо, из дюралюминия или других легких сплавов. Нет ли
здесь бокового люка? Внимание Вадима привлекает овальная дверь. А вот и
запоры, как у иллюминаторов на теплоходе. Не заметив, что дверь опечатана,
Вадим тихонько приотворяет ее.
   С трудом сдерживая радость, он готов сразу же позвать Тимку, но хочется
самому проверить, можно ли здесь выбраться на свободу.
   - Я все-таки поищу четвертый винт, - дипломатически предупреждает
Вадим, делая вид, что лезет под каркас, и, улучив момент, проскальзывает в
дверь.
   Осторожно прикрывая ее за собой, Вадим включает свет приемника. Длинный
коридор, Вадим входит в него, как в трубу, и, согнувшись, направляется
дальше. Труба пересекается другой, но несколько большего диаметра. Здесь
уже можно выпрямиться.
   "Что-то не то, - думает Вадим, сворачивая направо. - На метеостанцию
совсем не похоже".
   Непонятное ощущение: пол часто уходит из-под ног, какое-то покачивание,
словно машина, на которой установили это сооружение, едет по холмам. Да
нет, какая там машина? Разве она свезет такую громадину?..
   Вадим идет и идет и никак не понимает, почему до сих пор не доберется
до конца. Какие-то пересечения, повороты, коридоры, в них и заблудиться
можно.
   Надо отметить место, где повернул направо. Вадим вынимает из кармана
ручку и чувствует, что она мокрая. Странно, никогда чернила из нее не
выливались, разве только однажды - в самолете.
   Мокрым в чернилах пальцем он чертит крестик на блестящем металле и
снова идет... Да, несомненно, коридор окружает кабину. Дальше проверять не
стоит.
   Он торопится к Тимофею, спотыкается. Что это под ногами? Какая-то
крышка?
   Наверное, люк. Значит, из этого кольцевого коридора есть выход.
   Опустившись на колени, Вадим ищет запоры, - надеясь, что крышка
открывается внутрь. Так оно и есть. Вадим наклоняется над люком,
нащупывает лесенку, которая ведет к нижнему люку, и осторожно спускается в
узкий колодец.
   "Значит, и нижнюю крышку можно открыть изнутри?" - думает Вадим,
держась за трубчатые перекладины лестницы. Крышка не поддается - видно,
держат уплотняющие прокладки. Надо поднатужиться. Багрецов рывком
приподнимает крышку.
   Темнота, утро еще не наступило. Впрочем, может быть, все это сооружение
закрыто чехлом? Надо позвать Тимку. Но что это за блестящие точки?
Наверное, дырки в брезенте. Тогда почему же они плывут?
   Багрецов приглядывается. Это огни института. Они быстро удаляются вниз.
 
 
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
 
 
   Автор уже начинает беспокоиться за своих незадачливых 
   героев, но в то же время ничего не может придумать, как 
   бы облегчить их участь. Он даже не знает, где искать 
   виновника, по милости которого Багрецов и друг его 
   Бабкин оказались в столь безвыходном положении.
 
 
 
 
   Есть такая наука - аэрология. Багрецов кое-что понимал в ней, хотя
специальность его была другая. Он знал о воздушных течениях, о том, как
они исследуются шарами-пилотами. В свое время приходилось заниматься
монтажом маленьких передатчиков-радиозондов. Забираясь в стратосферу, они
автоматически посылали оттуда сигналы. Сигналы эти записывались либо
радистами или, чаще всего, специальными пишущими приборами. Пользуясь
радиозондами, метеорологи определяли направление воздушных течений,
температуру, влажность и ряд других показаний, характеризующих состояние
атмосферы.
   Воздушный океан исследуется не только радиозондами и специальными
ракетами.
   Существуют и летающие лаборатории. Об одной из таких лабораторий Вадим
слыхал от Тимофея - он устанавливал там телевизионный передатчик. Это было
в позапрошлом году, когда Багрецов гонялся за экспедицией профессора
Набатникова.
   Именно в это самое время Бабкину пришла в голову довольно оригинальная
идея, как передавать телевидение на дальние расстояния. Он предложил это
делать с помощью летающего зеркала, от которого отражаются посланные снизу
телевизионные сигналы. Первые опыты оказались успешными, но потом
специалисты нашли более надежный способ, из-за чего "система Бабкина", как
ее тогда быстро окрестили, не получила дальнейшего развития.
   Собственно говоря, так оно и должно быть - техника не стоит на месте,
совершенствуется. Тимофей это понимал, смирился, глубоко запрятал свое
авторское самолюбие, но все же, когда Димка спрашивал его о "системе",
желая узнать устройство летающего зеркала, Бабкин упорно отмалчивался.
Зачем ворошить неприятные воспоминания?
   Вот почему конструкция Пояркова, то есть его аэрологическая
лаборатория, столь удивила Багрецова. Лишь после того как Вадим увидел
удаляющиеся огни, стало понятно, куда он попал. Но неужели Тимка не знал
об этом раньше?
   Не знал. Ведь на этот раз он был только в кабине, а она почти ничем не
напоминала кабину летающей лаборатории, где ему пришлось устанавливать
телевизионную аппаратуру и метеоприборы. В данном случае она больше
походила на коробку метеостанции, какие выпускались на одном из киевских
предприятий.
   Бабкин оборудовал такие метеостанции, да и Багрецову они были хорошо
знакомы. А кроме того, в прежней летающей лаборатории была совсем другая
аппаратура. И все это называлось иначе, а не "Унион". И секретности, о
которой намекал Толь Толич, в том случае тоже не было.
   Жаль, что поздно, когда уже захлопнули люк, Тимофей как-то
подсознательно нашел выключатель именно на том месте, где он находился в
кабине летающей лаборатории. Поздно, поздно... Но как сказать об этом
Димке? В полной уверенности, что тот еще ползает под каркасом, Тимофей
хотел выиграть время для обдумывания дипломатического хода - как бы
подготовить Димку.
   А Димка лежал у открытого люка. Теплый ночной ветер поднимался с земли,
такой густой и плотный, что кажется, коли прыгнуть вниз, то прямо как в
мягкие подушки. Темно. Огни института превратились в туманное светлое
пятно.
 
   Глядя на удаляющуюся землю, Багрецов, как ни странно, вдруг
почувствовал себя абсолютно спокойным. Возможно, потому, что пока еще не
до конца осознал безвыходность положения. Но и сделать он ничего не мог.
Кричать? Бесполезно.
   Кто услышит с такой высоты? Больше всего смущало, как воспримет Тимофей
свое положение. С тех пор как у него появилась семья, он сильно изменился.
   Тимофей не будет спускаться по крутому склону, если можно его обойти,
не полезет на скалу ради спортивного интереса. Вначале Багрецов
подсмеивался, но вскоре понял, что Тимофей избегает ненужного риска, думая
больше не о себе, а о ней, Стеше, дорожит ее покоем и счастьем. Однажды
она призналась Вадиму по секрету, что не мыслит себе будущего, если с
Тимкой что случится:
   "Только не говорите ему, а то задаваться начнет".
   Вад