ло блеснувшую золотом
небольшую пластинку и показал ее Джелалю.
     Знак, вырезанный  на  ней,  сказал  все.  Пайцза  была  от самого
великого кагана!
     Джелаль мастерски покачнулся в седле.  Остроконечный треух упал с
его головы при низком поклоне.  Он поспешно вынул из колчана стрелу  и
сломал ее в знак покорности.
     - Здесь ли благородный Субудай-нойон? - спросил улем.
     - Он здесь, о великий посол!
     - Хан ханов,  повелитель мира, великий Чингис желает видеть слугу
своего Субудая.
     Это означало,  что  нойона  хочет  видеть  сам  посол  от   имени
повелителя.
     - Если ты будешь добр,  - сказал Джелаль, - и последуешь за иной,
я отведу тебя к нойону, о великий посол!
     С этими словами  Джелаль  спешился  и  передал  повод  одному  из
часовых.  Нельзя  провожать посла самого кагана верхом на лошади.  Это
непочтительно.
     Повинуясь знаку  начальника  караула,  другой часовой со всех ног
бросился к шатру Субудая.
     Улем притворился, что ничего не заметил. По обычаю, он сам явился
чуть свет,  - посол великого не спит, выполняя поручение. Но и Субудай
никак не должен спать, когда в его шатер войдет посол.
     Оттягивая время,  улем  задал  несколько   ничего   не   значащих
вопросов.  Джелаль  отвечал  пространно,  как и полагалось.  Дважды он
ловко вставил в ответы свое имя.  Может быть,  улем  запомнит.  А  это
всегда  полезно.  Посол  великого  кагана несомненно принадлежит к его
приближенным.
     - Веди меня к Субудаю, - сказал наконец улем.
     Джелаль не поднял с земли свой  треух.  Пусть  посол  видит,  как
поражен и взволнован выпавшей ему честью молодой воин.
     Опытный улем рассчитал время точно.  В шатре Субудая он застал не
только   самого  нойона,  сидевшего,  полностью  одетым,  на  шелковых
подушках,  но и всех старших военачальников отряда. Это выглядело так,
словно в столь раннее утро происходит военный совет.
     Субудай был умудрен длительным пребыванием при дворе хана ханов и
знал,  что повелитель обязательно поинтересуется, где и за каким делом
застал нойона его посол. Чингис не терпел бездеятельности.
     - Кто хочет видеть меня? - недовольным тоном спросил нойон.
     Вопрос был задан достаточно громко, чтобы посол, находившийся еще
за  пологом шатра,  мог услышать эти слова и убедиться,  что начальник
отряда не спит вовсе не потому, что прибыл этот посол.
     - Тебя  хочет  видеть  благородный улем,  у которого есть пайцза,
данная ему ханом ханов, повелителем мира, - ответил Джелаль.
     Субудай ударил кулаком по своему мечу, чтобы звук был громче.
     - Как посмел ты,  собака,  оставить за пологом моего шатра  посла
великого повелителя мира!  - закричал он.  - Введи его!  - прибавил он
тихо и совсем спокойно.
     Джелаль откинул полог и низко склонился перед вошедшим улемом.
     Притворный гнев Субудая нисколько не испугал Джелаля.  Он  хорошо
знал,  что  это только вежливость по отношению к послу.  Нойон доволен
его расторопностью,  - начальник караула предупредил вовремя,  не  дал
послу застать Субудая врасплох.
     Но остаться в шатре Джелаль все-таки не осмелился.
     Субудай встал  и  поклонился.  Потом  он  снова  сел  и хлопнул в
ладоши.
     Двое слуг внесли блюдо с кебабом,  серебряный кувшин и отделанные
бирюзой тухтаки.
     Хозяин показывал  гостю свое богатство,  но трапеза была скудной,
как и подобало в походе.  Полководец проводит время в  ратных  трудах,
ему некогда думать о пище. Он мало спит и ест что придется.
     Хитрый нойон был уверен,  что повелитель  заинтересуется  и  этой
подробностью. Характер хана ханов был известен Субудаю до тонкостей.
     Они знали друг друга давно и когда-то были даже друзьями.
     Много воды утекло с тех пор в реках,  много друзей ушло в могилу.
В сущности,  один только Субудай и остался у повелителя  из  тех,  кто
верно и преданно служил ему в тяжелые годы. В этом была его сила.
     Тот, кого звали Темучином,  нуждался тогда в преданности, и никто
не был преданнее Субудай-нойона. Вместе боролись они с князьями, всеми
силами противившимися объединению монгольских племен.  А когда  пришла
победа,  когда  восторжествовали  ум,  воля и упорство,  и на курултае
представителей   родоплеменной   знати   Темучия   был    провозглашен
Чингисханом - повелителем всей Монголии,  Субудай-нойон не был забыт и
занял подобающее ему место при дворе хана ханов.
     Много воды  утекло  с  тех  пор,  но  ни разу не постигла Субудая
немилость  повелителя.  Темучин,  а  ныне  Чингисхан,   был   крут   и
беспощаден,  сложили  свои головы многие из бывших друзей,  но Субудай
неизменно оставался любимцем  великого  кагана.  В  войне  с  уйгурами
упрочилась  его  слава  искусного  полководца  и усилилось влияние при
дворе.
     А потом была война с Китаем, в Средней Азии, Иране и Афганистане.
В Хорезме Субудай-нойон был уже самым большим военачальником.
     Нынешнее его   положение  -  начальника  сравнительно  небольшого
разведывательного отряда - кое-кому могло  показаться  немилостью,  но
те,  кто посвящен был в замыслы повелителя,  знали, что это назначение
почетно.
     Воинственный Чингис   стремился   к   завоеваниям,   Русь   давно
привлекала  его  внимание.  И  опытный  полководец  придавал   большое
значение разведке. Задуманный поход надо было хорошо подготовить.
     Стар стал Субудай-нойон,  давно растерял  энергию  и  пыл  воина.
Больше  всего  интересовали  его теперь личный покой и удобства.  Надо
было ему отказаться от назначения, но попробуй откажись! Состарившийся
Чингис  стал  еще  круче  характером,  чем прежде.  Ничего хорошего не
подучилось бы от такого отказа.
     Не знал  Субудай-нойон,  что  его  повелителю  вообще  не суждено
совершить поход на Русь,  что эту задачу возьмет на  себя  и  выполнит
внук повелителя - Бату,  которого ребенком видел Субудай неоднократно,
не подозревая,  что перед ним будущий  полководец,  чья  слава  затмит
впоследствии славу его деда.
     Знай об  этом  Субудай-нойон,  он  не  тревожился  бы  так,   как
тревожился сейчас, увидя посла великого кагана и не зная, что принесет
ему это появление - гнев или милость.
     Не знал будущего Субудай,  но знал настоящее. А оно говорило, что
для гнева больше оснований,  чем для милости. Год прошел, а не сделано
ровно  ничего.  Никаких  разведывательных  данных  не  мог он сообщить
повелителю, если улем послан за новостями. Сам ничего не знал!
     Но внешне  Субудай-нойон  ничем  не показал тревоги.  Он сидел на
шелковой подушке,  как восточный божок, скрестив ноги и сложив руки на
груди,  неподвижный  и  важный.  Золотом отблескивала одежда,  длинная
борода пламенела хенной, сверкали драгоценные камни, - чем не хан!
     Он ни  о  чем  не спрашивал.  Посол великого - желанный гость,  а
гостя надо сперва накормить, а потом уже приступать к разговору.
     Сперва достархан, потом дело!
     Улем ел с жадностью.  Он не был голоден,  но хотел доказать,  что
голоден, что торопился и о еде не думал.
     Когда гость брался за кубок,  хозяин делал то же, хотя не любил и
никогда  не  пил  кумыса.  Но гость исповедует ислам,  ему нельзя пить
вина.
     Молчание ничем не нарушалось.
     Наконец гость  насытился  и  поблагодарил  хозяина.  Можно   было
спрашивать.
     - Благородный улем,  - сказал нойон, - назови мне свое имя, чтобы
я мог сохранить его в своем сердце.
     - Имя мое Тохучар-Рашид.
     Субудай слегка повел бровью.  Это имя он слышал.  Улем был из тех
мудрецов покоренных стран,  которые  сумели  приблизиться  к  великому
кагану и заслужить его милость. Чингисхан питал слабость к мудрецам.
     - Как оставил ты повелителя мира? Здоров ли он?
     - Великий каган здоров.
     - Сыновья и внуки его, здоровы ли они?
     - Все здоровы. Милостью аллаха все хорошо.
     - Здоров ли ты сам? Не утомил ли тебя далекий путь?
     - Тело  мое забыло,  что значит усталость.  - Улем закрыл глаза и
стал мерно раскачиваться. Голос его приобрел елейность, стал ноющим. -
Послание великого кагана зашито в моей одежде. День и ночь скакали мы,
загнав по три лошади каждый.  Какая усталость?  Доверие великого  дало
мне молодые силы. Крылья выросли за спиной.
     - Что же ты молчал?  Час прошел,  а я не знаю, что повелевает мне
сделать великий.
     - Прости меня,  славный нойон!  Голод помутил мой разум.  За весь
путь во рту моем не было ни крошки, ни глотка воды.
     Улем явно переборщил,  но на лицах  присутствующих  не  мелькнуло
улыбки.  Все остались серьезными,  как будто поверив такой несусветной
лжи.
     Путь, совершенный  Тохучар-Рашидом,  никак  не  мог занять меньше
трех раз по пять дней.
     - Поведай мне, что повелевает великий, - сказал Субудай.
     Улем встал.  Духовное лицо не может носить оружие,  и он попросил
дать ему кинжал. Один из военачальников протянул ему кривой нож.
     Медленно и торжественно улем распорол подкладку чекменя и  достал
туго  свернутый  в трубку лист самаркандской бумаги.  Золоченая печать
великого кагана болталась на витом шнурке.
     Присутствующие склонили головы в знак почтения.
     - Вот,  -  сказал  улем,  -  послание  великого  кагана  к  тебе,
Субудай-нойон!
     Субудай сломал печать и,  поцеловав подпись Чингисхана,  протянул
свиток обратно улему.
     - Читай! - сказал он и закрыл глаза.
     Он не  ждал  ничего особенно грозного,  потому что твердо верил в
милость повелителя мира.  Но все же волновался.  И закрыл глаза, чтобы
никто  не  мог заметить этого волнения,  недостойного такого человека,
как он.
     Улем развернул свиток и протяжным голосом прочел обращение:
     - "Старый сайгак!.."

ПОРУЧЕНИЕ

     Бранное слово упало в  наступившую  тишину,  как  внезапный  удар
молнии.   Субудай   вздрогнул.  Военачальники  опустили  головы.  Трое
согнулись  так,  что  лица  их  коснулись  ковра,  и  замерли  в  этом
положении.
     Никто не осмеливался взглянуть в лицо нойону.
     Но Субудай  вздрогнул  только от неожиданности.  Ничего страшного
пока не было.  Мало ли почему мог ругаться великий каган.  Может быть,
когда диктовал он это письмо,  у него болела печень или Заира,  первая
жена, злая и вредная старуха, досадила ему. Мало ли что!
     Чингисхан часто   ругался.  Хорошо  еще,  что  он  назвал  нойона
сайгаком.  Могло быть хуже.  Слово "ишак"  прозвучало  бы  куда  более
грозно.
     Субудай был   мудр    и    разбирался    в    оттенках.    "Ишак"
свидетельствовало бы о гневе. "Сайгак" - это только плохое настроение.
     Посмотрим, что будет дальше!
     Один улем,  казалось, ничего не заметил. Он продолжал чтение, все
так же протяжно произнося каждое слово, временами подвывая от усердия.
     Послание хана ханов было коротко.  Великий выражал недовольство и
приказывал Субудаю вернуться и доложить о результатах разведки.
     В конце   письма   стояла   подпись,   но   не  было  обычного  и
обязательного рахмата.
     Это было уже страшно.
     Теперь Субудай-нойон вздрогнул уже от беспокойства.
     Начало письма  могло быть вызвано плохим настроением.  Отсутствие
рахмата говорило о другом.  Обычно его не диктовали, сам писец вставил
бы обязательные слова. А раз их не было, значит, Чингис специально так
приказал.
     Плохо!
     Улем свернул бумагу в трубку и с поклоном передал нойону.
     - Великий   каган   доверил  моей  памяти  сказать  остальное,  -
прошептал он.
     Это было уже совсем плохо.
     Субудай едва  заметно  повел  рукой.  Присутствующие  тотчас   же
встали,  поклонились послу великого кагана и поспешно удалились. Никто
не слышал последних слов улема,  военачальники  недоумевали  -  почему
удалил их нойон? Почему не отдал приказа поднять курень? Великий каган
повелел возвращаться.  Субудай должен был тут же начать выполнять  это
повеление.  Другое  дело,  что  обратный  поход мог начаться не скоро,
показать поспешность требовало уважение к хану ханов.
     - Говори!  -  сказал Субудай,  когда шатер опустел и они остались
вдвоем.
     Он снова  закрыл  глаза  и поднес сложенные ладони к самому лицу.
Внутренне он весь сжался в предчувствии неизбежного удара.  Вот только
каков он будет, этот удар?
     Улем произнес тихо:
     - Хан   ханов,   повелитель  мира  повелел  тебе  передать  отряд
Гемибеку, а самому ехать в моей повозке. Повозки у меня нет, ты отдашь
мне свою.
     Этого Субудай не ожидал. Полная немилость!
     Больше того - позор!
     Ему, Субудай-нойону,  любимцу  великого  кагана,  возвращаться  в
чужой повозке, под стражей!
     Конец всему - воинской славе,  уважению,  почету  при  дворе!  И,
скорее всего, конец самой жизни!
     Опозоренный полководец, кому он нужен!
     Субудай молчал,  не меняя позы, напряженно думая, ища, откуда мог
поразить его этот удар.
     И вдруг он вспомнил.
     Угедей! Средний военачальник,  которого  несколько  месяцев  тому
назад  он  приказал  наказать плетьми и выгнать из отряда.  Вот откуда
дует  холодный  ветер  немилости.  Угедей  вернулся  к  Чингисхану   и
наговорил ему на Субудая. Вот причина удара!
     У нойона сразу стало легче на душе.  Наговор!  Это еще не так  уж
непоправимо.  Стоит  ему самому появиться перед Чингисом,  и все будет
по-старому. А Угедей поплатится, еще как поплатится!
     Видимо, хорошо выбрал момент доноса и наговорил под горячую руку.
     Чингисхан наверняка жалеет уже о  своем  послании,  но  не  может
вернуть его.
     Все это хорошо,  но что делать  Субудаю,  как  поступить?  Приказ
великого кагана должен быть выполнен во что бы то ни стало.
     А выполнить его - это значит навлечь на самого  себя  несмываемый
позор.
     Нойон открыл глаза и  посмотрел  на  улема.  Тохучар-Рашид  сидел
перед  ним  в  позе  смирения,  в  руках  он держал один из тухтаков и
рассматривал его с деланным интересом.
     - Душа  моя полна скорби,  - сказал Субудай.  - Чем вызвал я гнев
великого кагана?  Скажи мне, благородный улем, не назвал ли повелитель
другого имени, кроме Гемибека?
     - Другого имени нет в моей памяти.
     Субудай вздохнул с облегчением.
     - Горе мне!  - сказал он.  - Сниму пояс свой и повешу его на шею.
(Нойон   специально   для  улема  произнес  эту  мусульманскую  фразу,
означавшую покорность судьбе.) Как могу  я  выполнить  волю  великого,
если Гемибек умер и сегодня мы его хороним.
     Говоря эти слова,  Субудай мельком взглянул на  полог  шатра.  Он
видел,  как плотная ткань шевельнулась.  Хорошо! Преданные ему нукеры,
как всегда, подслушивали, лежа на животах. Они слышали!
     Ни один мускул не дрогнул на лице улема. Он знал Гемибека и видел
его всего несколько минут назад в этом самом шатре, живым и здоровым.
     Но он  хорошо  помнил,  что  хан  ханов отправлял его к Субудаю в
состоянии сильного гнева.  Тохучар-Рашид знал,  что нойон старый  друг
повелителя  мира.  Немилость  Чингисхана может оказаться временной.  А
что, если Субудай отведет ее от себя?
     Кому охота наживать себе такого опасного врага!
     Тохучар-Рашид знал Гемибека, но тот никогда не был его другом.
     Улем громко  прочел  отрывок  из  Корана,  относящийся к умершим,
провел ладонями по лицу и сказал:
     - Раз это так, тебе некому передать войско. Решай сам!
     - Увы, это так!
     - Говорящий правду умирает не от болезни!
     Субудай пытливо взглянул на улема.  Изречение очень  походило  на
насмешку.  Но  на  лице Тохучар-Рашида не было ничего,  кроме скорби и
покорности воле аллаха.
     "Если немилость великого кагана временна, - думал улем, - Субудай
оценит мою скромность и будет  мне  благодарен.  А  если  он  навсегда
потерял любовь повелителя, убийство Гемибека будет стоить ему головы".
     - Я решил так,  - сказал Субудай.  - Я сам поведу моих воинов.  А
ты,  Тохучар-Рашид,  приготовь  донесение.  Завтра же отправим гонца к
великому.  Кому он укажет,  тому и передам я  мою  власть.  Это  можно
сделать в походе.
     - Ты решил мудро, - сказал улем.
     "Видимо, Субудай-нойон   уверен,   что  милость  великого  кагана
вернется к нему,  - подумал он.  - Я сделал  хорошо,  не  открыв  свое
знакомство с Гемибеком".
     Все может случиться в походе.  Здесь,  вдали от двора хана ханов,
Тохучар  находился  в  полной  власти  Субудая.  Кого удивит внезапная
смерть старика! Мудрый предвидит события и предупреждает их.
     Нельзя ссориться с нойоном!
     Тохучар-Рашид вошел в  этот  шатер  с  поднятой  головой,  как  и
подобало великому послу. Теперь он удалился с низким поклоном.
     Субудай задумался.
     Кого послать к Чингисхану?
     Гонец должен  сказать  великому  кагану  то,  что  велит  сказать
Субудай,   и   сказать   искренне.   Ум  повелителя  остер,  глаз  его
проницателен,  и обмануть его не легко.  В этом  много  раз  убеждался
Субудай-нойон.
     А кому можно верить безусловно?
     Субудай вспомнил   Джелаля.  Он  знал,  что  этот  молодой  воин,
возвышенный им,  нойоном,  племянник Гемибека.  Но Джелаль честолюбив,
мечтает  о  воинской  славе  и  почестях.  Вряд ли родственное чувство
перевесит в нем личные интересы.  Кроме того,  Джелаль не  знает,  кто
виновник  смерти  его  дяди.  А  выбор  в качестве гонца с известием о
смерти  Гемибека  его  же  родственника  покажет   Чингисхану   полную
невиновность Субудая.
     "Это мудро", - подумал нойон.
     Он вспоминал  о Гемибеке так,  как вспоминают умерших,  хотя и не
знал, выполнен уже его приказ или Гемибек еще жив.
     "Да, это мудро", - еще раз сказал Субудай самому себе.
     Он хлопнул в ладоши.
     - Что делает великий посол? - спросил он у вошедшего слуги.
     - Великий посол великого хана ханов спит,
     - Позови его ко мне, когда он проснется.
     Слуга с поклоном удалился.
     Но едва он успел выйти, Субудай снова окликнул его.
     - Пусть явится Гемибек, - приказал он.
     Пора все-таки  убедиться.  Что-то  долго  не  приходят сообщить о
смерти Гемибека.  Может быть,  эти ослы  не  поняли,  что  они  должны
сделать.
     Слуга вошел в третий раз.
     - Начальник караула Джелаль пришел и хочет видеть тебя, - доложил
он.
     - Пусть войдет.
     Только одно могло привести в шатер Субудая начальника караула.
     Джелаль вошел.
     Субудай пристально взглянул на него.
     Лицо Джелаля  было скорбно,  но опытный глаз нойона заметил,  что
скорбь эта напускная.
     "Я не ошибся в нем", - подумал Субудай.
     - Печальную весть принес я тебе, - сказал Джелаль. - Военачальник
твой, Гемибек, окончил свои дни.
     - От чего умер он?
     - Надо думать, от старости.
     - Жаль Гемибека, - сказал нойон. - Кто обнаружил его смерть?
     Если бы  нойон был искренен,  он должен был спросить иначе:  "Кто
убил его?"
     - Начальник твоих нукеров Джогатай.
     - Так,  так,  - сказал Субудай.  - Все мы смертны. Гемибек - твой
родственник? - спросил он, будто не знал об этом.
     - Он брат моего отца.
     - Твой  долг  похоронить  его  с  честью.  Поторопись,  завтра  я
отправлю тебя к великому кагану.  Ты сам сообщишь ему о смерти  твоего
дяди.
     Джелаль затрепетал от радости.  Такое поручение - верный  путь  к
возвышению.
     "Благословенные джинны!" - подумал он.
     - Хан    ханов,    великий   повелитель   мира,   любит   слушать
необыкновенные истории,  - продолжал  Субудай,  словно  услышав  мысль
Джелаля.  -  Расскажи ему то,  что ты рассказывал мне и за что получил
три раза по пять плетей Великого это позабавит.
     Субудай рассмеялся.
     "А я получу опять плети,  - подумал Джелаль.  - А может  быть,  и
похуже".
     - Как  могу  я  рассказывать  что-либо  великому  кагану?  -   со
смирением  сказал  он.  -  Великий не станет слушать такого ничтожного
червя, как я.
     - Ты повезешь мое донесение великому, - сказал нойон. - А в нем я
упомяну о твоем рассказе. Великий сам велит тебе говорить.
     На этот раз Джелаль затрепетал от страха.
     Нойон жестом разрешил ему удалиться.
     Джелаль вышел  из  шатра  далеко