ходьбы голышом уже прошла.  Все  равно  никто  не  видит.  Я
чувствовал себя первобытным человеком, не успевшим еще изобрести одежду.
     Правда, на руке у меня было кольцо. Иногда я  касался  его  кончиками
пальцев, словно ожидая  чего-то.  Совета,  поддержки,  глотка  воды...  Ты
позвала, девчонка моей мечты, и я пришел.
     Я иду.
     Гул родился высоко в небе, на западе. Я остановился, всматриваясь.  И
увидел,  как  над  полукругом  заходящего  солнца  серебристыми  искорками
блеснули две летящие точки.
     Почему-то я сразу подумал о боевых  самолетах,  об  истребителях.  На
такую мысль наводила то ли стремительность полета,  то  ли  явно  заметные
маневры "самолетов". Тот, что летел  первым,  непрерывно  менял  высоту  и
скорость, пикировал, свечей взмывал вверх. Второй синхронно  повторял  его
движения, все сокращая и сокращая расстояние, разделявшее их.
     Задрав голову, я следил за полетом. Оба летательных аппарата были уже
надо мной, но высота, не меньше чем  пятикилометровая,  мешала  разглядеть
очертания. Просто серебристые точки в темном небе - там, где они  мчались,
солнце еще светило вовсю.
     Я ждал  развязки.  Я  был  уверен,  что  она  неизбежна,  что  погоня
окончится где-то здесь. И развязка последовала, но не та, которая казалась
самой вероятной.
     Клубящееся белое пламя, неяркое, похожее скорее на дым, чем на огонь,
появилось  вокруг  преследователя.  Серебристая  машина  стала  уходить  в
сторону. Но медленно, очень медленно. А светящееся  облако  сместилось  ей
вслед - так стальные опилки ползут по листу бумаги за сильным магнитом.
     Окутанная белым пламенем машина начала падать. Отвесно, кувыркаясь, с
каждой секундой обретая объем, превращаясь в нечто вроде сплюснутого шара.
Еще несколько секунд смертоносное облако снижалось рядом, затем отстало, и
принялось меркнуть.
     Сбитый аппарат падал на меня. Я пригнулся, торопливо решая, стоит  ли
убегать и куда. Но машина, похоже,  еще  не  совсем  потеряла  управление.
Скользнув на высоте  нескольких  сот  метров  над  землей,  она  замедлила
движение, зависла. На какой-то миг я решил, что  ей  удастся  благополучно
сесть.
     С негромким, похожим на хлопок, взрывом металлический шар развалился.
Блеснуло оранжевое пламя.
     Вколоченные в армии рефлексы не подвели. В  прыжке,  не  обращая  уже
внимания на камни, я растянулся на земле, ногами к огню.  От  инопланетной
техники я ожидал любой гадости, вплоть до атомного взрыва.
     Осколки  глухо  пробарабанили  вокруг.  Дохнуло  жаром,  спину  обдал
горячий ветер. Еще несколько секунд в воздухе висел  давящий  гул,  глухой
болью отзывающийся во всем теле. Потом стих и он. Лишь одиноко позвякивала
железяка. катившаяся по камням в мою сторону.
     Я поднялся. Метрах в пяти, завершая  свое  движение,  подпрыгивал  на
одном месте маленький металлический диск - уцелевшая  деталь  разрушенного
аппарата.  Невдалеке  темнела  груда  обломков,  ничем   не   напоминающая
сплюснутый шар, еще недавно стремительно маневрировавший в  небе.  Оружие,
используемое  в  этом  мире,  при  всей  своей  экзотичности  было  весьма
эффективным.
     Обогнув маленький диск (приближаться к нему абсолютно не хотелось), я
побрел к обломкам. Найти там что-то целое представлялось нереальным, но  и
острый кусок металла окажется очень полезным. Нож - это самое простое,  но
и самое надежное в мире оружие. Он не дает осечек, и в  нем  не  кончается
боезаряд. Правда, и от своего владельца холодное оружие требует  некоторых
навыков...
     В глубине души я  понимал,  что  приближаться  к  разрушенной  машине
небезопасно. Она  могла  быть  радиоактивной.  Топливо,  если  оно  вообще
существовало, скорее всего  ядовито.  Наконец,  во  взорвавшемся  аппарате
вполне способны  уцелеть  пока  еще  не  взорвавшиеся  блоки.  Кое-где  по
металлическому хламу пробегали язычки светлого пламени. Земля  под  ногами
была горячей. Повторный взрыв мог последовать в любую секунду.
     К остаткам машины я так и не подошел. В нескольких метрах  от  них  я
увидел пилота.
     Он лежал, раскинув руки, неподвижным черным отпечатком на фоне серого
круга невыгоревшей земли. Фигура  была  человеческая,  антрацитово-черная,
похожая на густую тень, на обугленную,  выкрашенную  темной  кистью  огня,
деревяшку. Но когда я подошел ближе, то увидел, что  пламя  его  пощадило.
Просто  от  кончиков  пальцев  и  до  макушки  пилота   обтягивал   тугой,
вырисовывающий каждый мускул, комбинезон. Ткань  маслянисто  поблескивала,
но на ней не был заметен ни  красный  отблеск  заката,  ни  голубые  блики
догорающей машины. Она  словно  впитывала  падающий  на  нее  свет,  чтобы
преломить его, переработать в собственное легкое мерцание. Кое-где  тонкая
пленка  комбинезона  набухала  гроздьями  маленьких  шариков,  утолщалась,
превращаясь в узкие ленты-ремни, охватывающие тело.
     На поясе у  пилота  висела  короткая  широкая  кобура,  расположенная
непривычно - справа. У  левого  же  бедра,  прижимаясь  к  ноге,  крепился
длинный плоский чехол ножен.
     Мне приходилось видеть  разную  форму.  И  нашу,  армейскую,  бывшего
Советского Союза. И пестрое, нередко нелепое, обмундирование  национальных
воинских формирований. Я  помнил  мундиры  "голубых  касок",  частей  ООН,
высаживавшихся на пылающие улицы Тирасполя из своих огромных, двухвинтовых
десантных вертолетов. Международные силы сдерживания сменили тогда  нас  -
спецназовцев - на границах крошечной Приднестровской республики.
     Но ни в одной армии моего мира летчики ВВС не летали  с  пристегнутым
мечом.
     Я глянул вверх. Второй аппарат уже  исчез.  Он  даже  не  снизился  к
сбитому противнику. Опасался чего-то?
     Мешкать все же не следовало.
     Колебался я недолго. Ночевка  в  степи  без  одежды  привлекала  меня
меньше, чем мародерство. Осторожно перевернув тело на спину я с  некоторым
страхом взглянул на лицо. Оно  оказалось  человеческим.  Пилоту  было  лет
сорок, комплекции мы оказались почти одинаковой. Я не увидел следов крови,
но безжизненно расширенные зрачки не оставляли никаких сомнений. Пилот был
мертв.
     Мысленно   извинившись,   я   принялся   разбираться   с   застежками
комбинезона. Шов был один, он тянулся от шеи  до  низа  живота.  Вскоре  я
понял, что он открывается при давлении на него, с одновременным  смещением
вправо. Принцип действия застежки остался мне  не  ясен.  Скорее  всего  -
какой-то магнитный механизм. Но это было не слишком важно.
     Минут через десять я стоял одетый в глянцево-черный комбинезон. Белья
с пилота я снимать не стал, он так и остался в  светло-сером,  похожем  на
спортивный, костюме. Снять и его - было бы логичнее, но это  не  позволили
мне совесть и брезгливость. К тому же черная  ткань  и  без  того  приятно
холодила обнаженную кожу. Ремни, впрессованные в нее, почти не  ощущались.
Они слегка  сократились  в  поясе,  растянулись  в  плечах,  и  комбинезон
подогнался под мою фигуру. Удобно.
     - Не знаю, кто ты, и за что погиб, - вполголоса сказал  я.  -  Но  за
такую одежду - спасибо. А я сделаю для тебя, что могу...
     Я  огляделся,  подыскивая  подходящий  кусок  металла,  чтобы  вырыть
неглубокую  могилу.  Обломки  уже  догорели,   никаких   признаков   жизни
поблизости не было, а бросить непогребенным тело  я  не  мог.  Однажды,  в
горном бою на Кавказе, мы потеряли троих ребят, вытаскивая из-под обстрела
труп нашего сержанта. Наше отношение к убитым на войне  -  словно  попытка
извиниться за то, что мы сами еще живы...



                             3. ПЛОСКОСТНОЙ МЕЧ

     Первую ночь в чужом мире я провел беспокойно. В комбинезоне погибшего
летчика было тепло и уютно, вокруг - тихо  и  безжизненно.  Далеко  позади
остались обломки летательного аппарата, ставшие памятником над  безымянной
могилой. Но уснул я не сразу.
     Тысячами ослепительных звезд, узорами незнакомых созвездий,  цветными
полотнищами туманностей пылало надо мной чужое небо. У планеты, на которой
я находился, не оказалось крупных, заметных спутников, но светло было  как
в полнолуние. Только сейчас, глядя на звезды, названий которых не знал,  я
понял, как далеко нахожусь от дома. Не просто от дома  -  от  всей  Земли.
Бесконечно далеко. Жизнь словно перелистнула несколько  страниц  и  начала
новую главу. Еще неизвестно, интересную или нет,  печальную  или  веселую.
Просто новую. Лишь я - главное  действующее  лицо,  прежний.  Сергей-Серж,
студент-медик и отставной десантник с Земли, влюбившийся пять лет назад  в
звездную принцессу, девочку из мечты...
     Она позвала. И я пришел.
     Сжимая ладонь на кобуре пистолета я уснул.  Детальный  осмотр  оружия
придется отложить до утра - даже  в  светлом  полумраке  здешней  ночи  не
следует  заниматься  делом,  требующим  максимальной  сосредоточенности  и
осторожности. Достаточно и того, что на  гладком,  словно  бы  вылитом  из
цельного куска металла,  пистолете,  есть  спусковая  кнопка.  О  принципе
действия можно подумать и утром. Последней моей мыслью  было:  как  сильно
хочется пить...
     С ней же я и проснулся. Во рту  не  осталось  ни  капли  слюны,  язык
распух и болел, губы покрылись мерзким, отвратительным  на  вкус  налетом.
Сон не принес мне ни бодрости, ни сил.
     Над степью медленно вставало солнце. Небо  снова  наполнилось  густой
синевой,  не  осталось  и  следа  от  ночного  великолепия.   Воздух   был
прохладным, но сухим. На камнях не лежало ни капли росы.
     С  некоторым  усилием  я  поднялся,  пару  раз   сглотнул,   разминая
пересохшее горло. Провел ладонью по голове, приглаживая волосы. Повернулся
спиной к  солнцу.  Тень  упала  на  землю  тонким,  указующим  направление
перстом.
     Вперед.
     На ходу  я  достал  из  кобуры  пистолет,  снова  осмотрел  его.  Да,
вчерашний осмотр не подвел: никаких  предохранителей  или  регуляторов  не
было. Только  спусковая  кнопка,  широкая  и  удобная.  Ствол  оканчивался
конусовидно расширенным отверстием.
     Нацелив оружие на ближайший валун,  я  надавил  на  спуск.  Плавно  и
осторожно,  готовый  в  любое  мгновение  отдернуть  палец  или  выбросить
пистолет.
     Руку стало отжимать назад. Это не было похоже на отдачу от  выстрела.
Ощущение, скорее, напоминало легкое давление включенного вентилятора.
     А валун покрылся сетью мелких, извилистых трещин. Я  торопливо  убрал
палец  с  кнопки,  опустил   пистолет.   Но   камень,   с   едва   слышным
потрескиванием, продолжал разваливаться на куски. Из углубляющихся  трещин
полетела  серая  пыль,  посыпалось  каменное  крошево.  Словно   неуклюжий
стальной крот ворочался в глубине валуна, разваливая его на части.
     Грохот, с  которым  рассыпался  камень,  заставил  меня  зажать  уши.
Невидимый крот завершил свою  работу.  Вместо  метрового  камня  на  земле
лежала груда щебенки, окутанная пылью.
     Что ж, с пистолетом кое-что прояснилось. Действие его  напоминало  то
оружие,  которое  уничтожило  летательный  аппарат.  Он  не  был  лазерным
излучателем или иным "лучом смерти", он лишь создавал в поражаемом объекте
нарастающее напряжение, в конце-концов его разрушающее.
     Я вернул пистолет в кобуру, и взглянул на ножны. Выглядывающая из них
рукоять смотрелась вполне современно. Полукруглая гарда  из  тускло-серого
сплава, надежно защищающая кисть. Покрытая эластичным  рубчатым  пластиком
рукоять того же густого черного цвета, что и комбинезон.  И  в  довершении
картины - круглая красная кнопка на торце рукояти.
     Если при первом взгляде на меч мне припомнились ритуальные кортики  у
офицеров-моряков, то теперь такая версия представлялась  сомнительной.  На
ритуальном мече кнопка ни к чему.
     Я осторожно потянул меч из  ножен.  Показался  клинок:  неестественно
тонкий, сантиметра  в  четыре  шириной,  нежно-голубой,  почти  белый.  Он
вынимался очень плавно, но в то же время с  ощутимым  сопротивлением.  Так
скользят на невидимых пружинах силовых линий одноименные полюса  магнитов,
проносимые друг мимо друга. Вглядевшись в клинок, я понял,  что  сравнение
оказалось верным. Он действительно не касался ножен - между ним и  лезвием
угадывался  тонкий  воздушный  зазор.  Извлеченный  из  ножен  клинок  был
удивительно  красив.  Белый   металл   лезвия   гармонично   переходил   в
светло-серую гарду, а затем -  в  черную  рукоять.  В  мече  была  изящная
простота, доступная лишь холодному оружию.
     Но зачем на нем кнопка?
     Вытянув меч перед собой, я нажал на маленький красный кружок.  Кнопка
легко вдавилась в рукоять, замерла на мгновение, и с  щелчком  выдвинулась
обратно. А серое полушарие эфеса засветилось неярким  голубым  светом.  По
нему пробежало несколько светящихся кругов,  концентрически  сужающихся  к
лезвию. Круги сжались в тонкий мерцающий  ободок,  дрожащий  на  основании
клинка.
     Затаив дыхание я смотрел на меч.
     Светящийся  ободок  набух,  оторвался  от  металла,   превращаясь   в
сплющенное колечко белого  пламени.  Потрескивая,  с  характерным  запахом
озона, колечко скользнуло вверх по клинку. На конце меча пламя  сжалось  в
маленький белый огонек, коснулось острия  и  угасло.  Словно  втянулось  в
металл.
     Меч снова казался обычным. Я протянул руку к  клинку,  но  так  и  не
коснулся лезвия. Не хотелось... Вместо этого я повернул его  так,  что  он
обратился ко мне режущей кромкой.
     Клинок исчез. Превратился в едва заметную  туманную  линию,  ниточку,
тень. Я повернул рукоять, и ниточка развернулась  блестящей  металлической
полосой. Обратный поворот - и снова неуловимая зыбкая черта.
     Лезвие "ритуального" меча имело микронную толщину. А может было  куда
тоньше. Меч словно не имел одного измерения - толщины, прекрасно  обходясь
длиной и шириной. Плоскостной меч.
     Название оружию пришло само собой. Я снова покрутил мечом,  наблюдая,
как исчезает и появляется клинок. Плоскость. Узкая,  невообразимо  острая,
принявшая форму меча плоскость. Плоскостной меч...
     Коротким, несильным ударом я рубанул  по  лежащему  на  земле  камню.
Клинок беззвучно вспорол воздух, прошел сквозь камень и, не  задерживаясь,
вошел в землю. Я остановил меч, потянул его назад. Лезвие,  без  малейшего
усилия, вышло наружу.
     Камень  продолжал  лежать.  Целый  и  невредимый,  даже  зарубки   не
осталось. С недоумением посмотрев  на  него,  я  перевел  взгляд  на  меч.
Забавно. Клинок, такой острый... что даже не рубит.
     Я пнул булыжник ногой. Он качнулся,  и  распался  на  две  половинки.
Грань, по которой они разделились, была идеально  ровной  и  блестело  как
зеркало.


     К лесу я подошел в полдень, когда солнце доползло до зенита и замерло
в небе, раздумывая, стоит ли спускаться. Жажда к этому моменту  превратила
меня в пошатывающуюся, глядящую лишь под ноги  фигуру.  Я  даже  не  сразу
осознал, что темная полоска на  горизонте,  постепенно  приобретающая  вид
зеленой бахромы, это не просто деревья. Это еще и вода. Это жизнь.
     Последние метры до лесной опушки я преодолел бегом. Комичное зрелище,
если посмотреть со  стороны  -  едва  переставляющий  ноги  человек  вдруг
бросается бежать, сокращая свой путь на минуты, но теряя последние остатки
сил.
     Воды не было.  Деревья,  с  виду  совсем  обычные,  с  раскачиваемыми
ветерком ветвями и слегка желтеющими  листочками  вставали  из  совершенно
сухой, твердой как камень земли.  Я  прошел  несколько  шагов,  растерянно
оглядываясь  по  сторонам.  Ни  травинки,  ни  кустика.  Лишь  толстенные,
метрового диаметра стволы, покрытые растрескавшейся бурой корой.  Где,  на
какой глубине их корни находят воду? И как мне напиться  в  этом  странном
лесу?
     Дрожащая, живая тень  листьев  прикрывала  меня  от  солнца,  принося
минутное, эфемерное облегчение. Захватив рукой ближайшую ветку,  я  провел
ее сквозь плотно сжатую кисть, сдирая упругие листья. Набил рот пригоршней
терпко пахнущей зелени, сжал челюсти...
     Рот наполнился горечью.  Отвратительный,  маслянистый  вкус  заставил
меня выплюнуть листья.  Жевать  их  было  просто  невозможно.  Я  выплюнул
набившую рот гадость, пытаясь избавиться от тошноты.  В  обычной  ситуации
меня бы вырвало, но сейчас организм упорно не хотел расставаться хотя бы с
минимумом жидкости.
     Я медленно приходил в себя. И вдруг услышал из-за спины  насмешливый,
презрительный хохот. Негромкий, но не сдавленный. Так, уверенно и от души,
смеются сильные, здоровые люди, наблюдая за изображающим дурачка клоуном.
     Не было ни страха, ни любопытства. Наверное, я слишком устал.  Плавно
повернувшись на звук я положил руку на пистолет - скорее  машинально,  чем
действительно опасаясь. В смехе угадывалась неприязнь, но не было угрозы.
     Он стоял метрах  в  пяти  от  меня.  Высокий,  атлетически  сложенный
мужчина в странной одежде. На нем было что-то вроде  свободного,  широкого
плаща из темно-синей материи, не скрывающего фигуру, а непонятным  образом
подчеркивающего ее. Ткань плаща абсолютно свободными складками  свисала  с
плеч мужчины, но, словно наэлектризованная, в нескольких точках  прилипала
к телу, обрисовывая его контуры. На ногах, заправленные в высокие ботинки,
были брюки из  гофрированной  оранжевой  ткани.  Человек  в  такой  одежде
выглядел бы забавно, не высовывайся из складок плаща рукоятка меча.  Такая
же, с красной кнопкой, как и у меня.
     -  Кто  вы?  -  негромко  спросил  я.  Голос  оказался  хриплым,   но
членораздельным.
     Мужчина шагнул ко мне. Лицо его  выступило  из  тени  деревьев,  и  я
понял, что он немногим старше меня. Смуглую, скорее  от  природы,  чем  от
загара кожу, покрывала густая сеть мелких, давних уже шрамов.  Сквозь  эту
оставленную жизнью тайнопись проступали неровные пятна, похожие  на  следы
старых ожогов. Но, как ни странно, лицо  мужчины  не  было  отталкивающим.
Угадывалась в нем та ироничная беззаботность, что  заставляет  примириться
со многими недостатками, и в  первую  очередь  -  с  этой  самой  излишней
ироничностью.
     - Кто вы? - повторил я.
     Мужчина неторопливо достал из складок плаща  меч.  Я  услышал  легкий
шелест, с которым клинок выходил из ножен.
     - Я солдат императора, - негромко произнес он. - Ты умрешь, чужак.
     Он говорил не на русском, и не на английском, который я неплохо знал.
Язык был абсолютно незнакомым, но почему-то я понимал каждое слово.
     - Защищайся, - вытягивая меч в мою сторону добавил мужчина. - Умри  в
бою, чужак.
     Неуловимым движением он нажал  кнопку  на  рукояти  меча.  По  лезвию
скользнул светящийся ободок.
     Вынуть пистолет из кобуры - дело нехитрое. Через секунду я держал его
под прицелом. Меня охватила злость.
     - Я не собираюсь устраивать здесь дуэлей, - не размышляя,  поймет  ли
он меня, произнес я. - Не двигайся, или я буду стрелять.
     Мужчина засмеялся снова. Так же беззлобно, как и раньше. Понял.
     - Попробуй, чужак, - сказал он. - Стреляй.
     И пошел вперед.
     Я выстрелил в сторону. В дерево, из-за которого он вышел. Но  нажимая
на спуск я уже понимал, что пистолет не сработает.
     - Мы в нейтрализующем поле, чужак, - улыбаясь сказал мужчина. -  Бери
меч.
     Я смотрел, как он идет ко мне, все еще не вынимая свой меч. Дело было
даже не в том, что я не умел фехтовать, что драка на мечах была  для  меня
такой же экзотикой, как  умение  бросать  лассо  или  томагавк.  В  голове
вертелась  конкретная  мысль:  что  будет,  если  столкнутся   два   меча,
перерубающие все? Сломаются оба? Или... один перерубит другой?
     Поведение мужчины наводило на вторую версию.
     Я вытянул меч из ножен, нажал на кнопку, так же как мой противник. По
лезвию прошла волна белого пламени.
     - Не понимаю, в чем дело, - пытаясь говорить как  можно  спокойнее  и
миролюбивей сказал я. - Не имею  никаких  причин  с  вами  драться,  да  и
желания тоже...
     Теперь мужчина был от меня в трех-четырех шагах. На расстоянии,  чуть
большем дл