ткома
дойду!
   - Ты не дойдешь, - мстительно  сказал  Аркадий.  -  Тебя  принесут.  На
носилках. В кабинет к товарищу Селиванову, и Зоя тебя перевяжет, чтобы  ты
не истек преждевременно кровью и не ушел от справедливого возмездия!  Ясна
тебе эта картина, самозванец?!
   - Но почему, почему ты меня оскорбляешь? -  надрывно  воскликнул  я.  -
Почему ты говоришь, что я самозванец?
   - А вот потому! - веско заявил Аркадий  и  железной  хваткой  сжал  мое
плечо.
   Вырываться  было  бесполезно:  Аркадий  на  веслах  развил   прямо-таки
стальной хват, почище любого капкана.
   - Не соблаговолите ли вы, сударь, - медовым голосом пропел он над  моим
ухом, - пройти со мной в некий вам известный скверик,  где  я  буду  иметь
честь просить вас о сатисфакции?
   И с этими словами он придал моему телу нужное направление и скорость.
   - Соблаговолю... - с некоторым опозданием пробурчал я, слегка  упираясь
ногами в тротуар.
   - Иди, иди, авантюрист, иди на суд общественности, -  подбадривал  меня
Аркадий, нажимом железных пальцев проясняя свою мысль.
   Я не понял: себя, что ли, он именует "общественностью", но промолчал.
   До скамейки в скверике мы  дошли  без  особых  происшествий.  На  песке
дорожки по-прежнему  лежал  мой  прутик.  Аркадий  молча  усадил  меня  на
скамейку, уселся сам рядом и лишь тогда разжал свою железную хватку.
   - Слушай, Аркашенька, - вкрадчиво спросил я, потирая ноющее плечо, -  а
не  собираешься  ли  ты,  часом,  присвоить  себе  функции  нашего  самого
демократического в мире народного суда? Смотри, а то ведь у меня  знакомые
в прокуратуре есть...
   - С каких это пор? - подозрительно осведомился Аркадий, хищно сжимая  и
разжимая пальцы.
   - Да вот общался я недавно с  одним  следователем,  -  небрежным  тоном
сообщил я, - по делу о смерти некоего Левицкого... Очень, знаешь, толковый
товарищ оказался, даже в хронофизике отчасти разбирается. Мы с ним просто,
можно сказать, подружились, невзирая на  такие  печальные  обстоятельства.
Линьков, Александр Григорьевич его зовут...
   Я болтал, искоса поглядывая на Аркадия.  Выражение  лица  у  него  было
странное:  смесь  изумления,  недоверия  и...  и  радости!  Он  ошеломлен,
потрясен - ну это легко понять.  А  вот  чему  он  радуется  -  явно  ведь
радуется, несмотря ни на что! - этого я понять никак не мог.
   - Значит, он все-таки умер? - очень серьезно и печально спросил наконец
Аркадий.
   Я растерянно поглядел на него.
   - Кто "он"?
   - Ну, кто? Левицкий, ты же говоришь, - неохотно пробормотал Аркадий.
   Я молчал. Очень уж странно и неприятно было слышать, как он  говорит  о
себе: "Левицкий умер".
   - Значит, умер... все-таки он  умер...  -  тихонько  бормотал  Аркадий,
словно говоря сам с собой. - И раз ты об этом  знаешь,  это  случилось  на
твоей мировой линии. А почему же ты не удивился, когда увидел  меня?  Хотя
понятно!  Ты  сообразил,  что  линии   разрываются...   давно   сообразил.
Интересно, что ты еще сообразил... очень интересно! А отчего  он  умер?  -
неожиданно спросил он, глядя на меня в упор.
   -  Снотворное,  большая  доза  снотворного.   По   всем   признакам   -
самоубийство. Но я в это не верил.
   - Да, да... снотворное... - прошептал Аркадий, опустив глаза.
   Он помолчал с минуту, потом тряхнул головой, будто сбрасывая  невидимый
груз,  и  снова  поднял   на   меня   взгляд.   Лицо   его   было   теперь
напряженно-серьезным, почти угрюмым - таким оно бывало, когда  эксперимент
срывался по непонятным причинам.
   - Давай откроем карты, Борис, - сумрачно сказал он. -  Я  тут  чего-то,
видно, не понимаю. Многое я реконструировал, пока за  кефиром  ходил...  и
потом... но не все. И ты, наверно, тоже?
   Я молча кивнул. Я все еще не был уверен,  что  правильно  понимаю  его.
Если   это   "здешний"   Аркадий,   так,   собственно,    что    он    мог
"реконструировать"? Что он знал о  смерти  "моего"  Аркадия?  Какая  связь
между ними?
   Правда, он говорил по телефону, потом  ходил  в  институт.  Может,  там
выяснил что-то... да нет, что он мог там выяснить,  если  сам  "здешний"?!
Вот если  он  "Аркадий-путешественник",  тогда  многое  объясняется  очень
просто... А, надоело гадать!
   - Аркадий, - сказал я решительно, - тебе это что-нибудь говорит?
   И, наклонившись, быстро начертил прутиком на песке свою  незамысловатую
схему.
   Аркадий сдвинул брови и всмотрелся. Потом молча  кивнул  и,  отобрав  у
меня прутик, провел еще одну линию. Там, где она ответвлялась  от  второй,
он изобразил большой вопросительный знак.  Потом  подумал  еще  секунду  и
быстро продолжил пунктир от второй линии к третьей.
   Что ж, основное он понимал правильно. Кто-то, совершенно неожиданно для
него, снова изменил мировую линию. Продолженный пунктир означал, что из-за
этого изменения "Аркадий-путешественник" прибыл не туда, куда хотел. Попал
вместо второй линии на третью. А вопросительный знак у  основания  третьей
линии выражал недоумение Аркадия - кто же  это  еще,  кроме  него  самого,
смеет создавать новые мировые линии?
   Сейчас я тебе объясню, дорогой ты мой! Поправлю я твой рисунок!  Теперь
для меня все это - задачки  для  первого  класса.  Вчера  еще  я  бился  в
путанице мировых линий, как муха в паутине, а сейчас все эти  переплеты  и
перекрестки вижу вполне отчетливо.
   Я взял прутик и наклонился над схемой,  чувствуя  на  себе  напряженный
взгляд  Аркадия.  Прежде  всего  нужно  было   убрать   нелепый   пунктир,
соединявший сразу две линии. Дело обстояло вовсе  не  так,  теперь  я  это
понимал. "Аркадий-путешественник" вечером двадцатого мая 1974 года  прибыл
в наш институт из 1976 года - это во-первых. Его пребывание у нас породило
новую мировую линию, ту самую, что на рисунке помечена цифрой  II,  -  это
во-вторых. И вот, пока он находился на  линии  II,  беседуя  с  "тамошним"
Аркадием, в ту же точку, в двадцатое мая, прибыл я. Это и было то  третье,
чего не понимал Аркадий!
   Ну что ж... покажем свой переход пунктиром  с  точками,  в  отличие  от
путешествия  Аркадия...  Вот  так!  Стартовал  я  двадцать  третьего   мая
семьдесят четвертого года и находился в тот момент на линии II. Прибыл  на
ту же линию, но на более раннюю точку - в  двадцатое  мая,  того  же  года
разумеется. И начал метаться по институту  как  ошпаренный:  таинственного
"незнакомца" выслеживал, Аркадия хотел уберечь... попутно таблетки  уволок
- и, естественно, повлиял этим на все последующие события... Проще говоря,
взял и сотворил мировую линию с порядковым номером III и измененным  ходом
событий.  Например,  на  линии  II  смерть  Аркадия   Левицкого   является
непреложным фактом. Отметим ее, кстати, крестиком... А на линии III такого
крестика не будет, потому что там Аркадий благополучно существует  поныне.
И, вероятней всего, это именно он сейчас  с  интересом  присматривается  к
тому, что я вычерчиваю на песке... Теперь надо объяснить этому  Аркадию  -
присутствующему   здесь   Аркадию,   кем   бы   он   ни   был,    -    что
"Аркадий-путешественник" стартовал уже не со второй, а  с  третьей  линии.
Ведь он был в институте вечером двадцатого мая, когда я появился там, горя
желанием все понять и все исправить, и немедленно перевел эту дружную пару
Аркадиев на другие рельсы! Покажем ему эту пару Аркадиев вот такой двойной
линией от момента их встречи до моего  появления.  Затем  мы  эту  двойную
линию поломаем в том месте, где я прибыл в прошлое и начал творить  всякие
чудеса местного значения, вот так... и протянем  мы  ее  до  драматической
разлуки двойников в зале хронокамер... Расставим повсюду  даты,  чтобы  он
все  до  конца  понял.  Ну,  а   теперь   покажем   ему   пунктиром,   как
"Аркадий-путешественник" совершил переход из зала хронокамер во  вчерашний
здешний вечер, на два года  вперед,  и  тут  же  прочертим  пунктиром  мой
переход вслед за ним... Все!
   Я облегченно вздохнул, разогнулся и поглядел на Аркадия. Он смотрел  то
на рисунок, то на меня с таким видом,  будто  я  ему  Сикстинскую  Мадонну
изобразил прутиком на песке. Он просто глазам своим не верил! Он  еще  раз
поглядел  на  рисунок,  снова  перевел  взгляд  на  меня  -  взгляд   этот
по-прежнему выражал безграничное изумление, - попытался что-то  сказать  и
не смог.
   - В чем дело? - заботливо спросил я. - Ты чего-нибудь не понял?
   Аркадий снова беззвучно раскрыл и закрыл рот  -  я  искренне  любовался
этим зрелищем, - потом глубоко вздохнул и помотал головой.
   - Это ты, что ли, тут слонялся? - хрипло спросил он, тыча отобранным  у
меня прутиком в пунктир с точками.
   Я скромно кивнул.
   - Какого черта... какого дьявола тебя понесло  в  прошлое?!  -  яростно
прошипел Аркадий. - Как ты вообще попал туда?!
   - Ну, зачем так грубо? - с ласковой укоризной возразил я. - И  нечистую
силу ты совсем зря поминаешь. Я материалистически перешел,  в  согласии  с
законами хронофизики, и  руководствовался  при  этом  самыми  благородными
побуждениями. Тебя же спасти хотел... - невозмутимо продолжал я.
   Аркадий отшатнулся и озадаченно уставился на меня.
   - Какого еще меня? - подозрительно спросил он. -  Ах,  того...  который
умер... Понятно... только это был не я...
   Он вдруг почти успокоился -  только  губы  слегка  подергивались  да  в
глазах оставалось диковатое выражение.
   Вспыльчив Аркадий  Левицкий  и  самолюбив  до  крайности;  иной  раз  я
удивлялся, по каким мелким поводам он злится, бледнеет, багровеет, сжимает
кулаки. Это плохо вяжется с его обычной скептической позой, с надменной  и
язвительной усмешкой. Темперамент у него буйный,  вот  и  берет  верх  над
рассудком.
   Аркадий долго и сосредоточенно  раздумывал.  Потом,  видимо,  пришел  к
какому-то решению и ехидно улыбнулся своим мыслям. Я  сочувственно  глядел
на него - пускай потешит душу, ведь последнее слово все равно за мной.  Он
не знал того, что знаю я. Теперь я был почти  уверен,  что  это  "здешний"
Аркадий.
   "Несостоявшийся покойник, - думал я, глядя на него,  -  что  ты  можешь
сказать в свое оправдание, ну что?! Ты у меня в ногах должен  валяться  за
то, что я тебя спас, утащил твои таблетки, бросая тем самым тень  на  свой
моральный облик! А ты готовишь мне какую-то пакость... Ведь готовишь, я же
вижу..."
   Аркадий поглядел через мое плечо и вдруг широко ухмыльнулся. Что он там
увидел? Я тоже хотел было повернуться, но Аркадий снова сдавил  мне  плечо
своей железной лапищей и, глядя на меня в упор, сочувственно сказал:
   - Самозванец ты мой несчастный!
   - Сам ты самозванец и вообще ошибка природы!  -  отпарировал  я.  -  Не
забывай, что я тебя спас. Я ведь и назад могу все переделать, мне это  раз
плюнуть!
   - Плюнь, дорогой, плюнь! - нежно произнес Аркадий.  -  Плюнь,  а  потом
повернись - и приятно удивишься...
   Я не успел ни плюнуть, ни повернуться - за  моей  спиной  чей-то  голос
спросил:
   - В кого это ты вцепился, Аркашенька?
   - Да вот, в самозванца одного,  -  пренебрежительно  бросил  Аркадий  и
отпустил мое плечо.
   Я быстро повернулся.
   За моей спиной стоял... я!!
   И лицо у меня на моих глазах становилось растерянным и глупым...



ЛИНЬКОВ ПОЧТИ ДОВОЛЕН СОБОЙ

   Линьков спрятал свою драгоценную находку, поднял голову и  увидел,  что
черноволосый крепыш в клетчатой ковбойке очень ловко и  напористо  прыгает
через груды досок и катушки кабелей, приближаясь  к  нему.  Выбравшись  на
расчищенную площадку у первой хронокамеры, он весело крикнул:
   - Это вам я понадобился? Так вот он я!
   Узнав, что Линьков из прокуратуры, крепыш перестал улыбаться.
   - Я - Демченко, бригадир. Слушаю вас, - суховато сказал он.
   - Не беспокойтесь, у меня вопросы  чисто  технические,  -  заверил  его
Линьков. - Ни к кому из ваших касательства не имеют. Да я почти все уже  и
выяснил. Так, мелочи остались. Эта камера готова,  как  я  понимаю?  -  Он
тронул рукой огромный куб, рядом с которым они стояли.
   - Да, она прошла испытания. Комиссией принята.
   - Давно?
   - Перед праздниками где-то... Ну, месяц назад.
   - С ней уже работали?
   - Ну что вы! - Демченко опять усмехнулся.  -  У  нас  тут  не  очень-то
поработаешь. Сами видите, что делается. На консервации стоит камера.
   - Понятно... А вот эти щиты, подставки и прочее -  это  все  специально
положили в камеру? Чтобы кто-нибудь ненароком туда не сунулся?
   - Какие щиты? - удивился Демченко, поглядел в камеру сквозь  стеклянную
дверь и даже руками всплеснул. - У, лопухи! Вот я им!.. Фомич! -  закричал
он яростно. - А ну, Фомич, давай сюда!
   Степенный полуседой человек в аккуратно пригнанном  халате  неторопливо
подошел к нему и со спокойной укоризной сказал:
   - Чего шумишь, бригадир? Я, чай, не глухой. Когда  дрель  утихнет,  все
нормально слышу.
   - Мораль потом читать будешь! - нетерпеливо отозвался  Демченко.  -  Ты
лучше скажи, кто разрешил в камере свалку устраивать?  Мало,  что  в  зале
свинюшник развели - не продерешься...
   - Я не разрешал, - заявил Фомич, с неодобрением разглядывая  камеру.  -
Видать, из нашей молодежи кто-то инициативу проявил.
   - Руки оторвать за такую  инициативу!  -  свирепо  сказал  Демченко.  -
Моментально  пускай  все  перетащат  в  комплектовочную.   Количество   и"
сохранность проверь! И выдай им как следует!  Распустились!  Перед  людьми
стыдно! Ультрасовременная техника, машина времени, понимать надо!  А  этим
орлам что хронокамера, что мусорный ящик - без разницы!
   Линьков еще поговорил с  Демченко,  выяснил,  что  работают  монтажники
действительно до четырех, редко - до пяти, и что зал оставляют незапертым,
его потом дежурный по корпусу запирает. Это  обстоятельство,  впрочем,  не
имело существенного  значения.  Тот  человек,  о  котором  думал  Линьков,
наверняка имел ключ и от зала, и от лаборатории N_14. И, скорее всего,  на
самых законных основаниях.
   Демченко, вдруг что-то сообразив, начал допытываться у Линькова,  какое
он дело ведет, - может, насчет самоубийства, и если да,  то  при  чем  тут
монтажники и зал хронокамер? Линьков отвечал вежливо и  туманно.  Демченко
продолжал спрашивать, и так они  дошли  вместе  до  выхода  из  зала.  Тут
Демченко снова увидел Фомича и, грозно хмурясь, спросил:
   - Выяснили, кто барахолку в хронокамере устроил?
   - Да вроде бы и никто, - слегка растерянно сказал Фомич.  -  Как  один,
все говорят: не клали мы туда ничего и близко даже не подходили.
   - Нашкодили да еще и врут! - разъярился Демченко. - А я и сам знаю, что
это Витька Мезенцев с двумя Юрками, кому ж еще!
   - Не они, не они, то-то и дело, - поспешно возразил Фомич. - И никто не
врет, все правду говорят, я ребят наших знаю.
   - Ясно! Дух святой в камеру щиты и  подставки  таскал  в  свободное  от
работы время! - ядовито сказал Демченко.
   - Про духа не скажу, а только наши ребята здесь без вины, - упорствовал
Фомич.
   Линьков попрощался и ушел. Он-то понимал, что  ни  монтажники,  ни  дух
святой в этом деле не участвовали. И вообще картина происшествия была  для
него ясна почти полностью. Правда, он по-прежнему не понимал причин гибели
Аркадия Левицкого. Но главного участника - и, вероятно, виновника  -  этой
трагедии он теперь знал.
   Шагая по коридору. Линьков все отчетливее ощущал, что самое  главное  в
этой истории он  уже  выяснил.  Если  не  считать  запутанных  приключений
Стружкова. Но Стружков -  в  этом  Линьков  был  почти  уверен  -  прямого
отношения к этой истории не имел. И вообще раз Стружков явился, пускай сам
и объясняет, что  к  чему  и  почему:  история  у  него,  так  или  иначе,
каверзная...
   Проходя  мимо  расчетного  отдела.   Линьков   приостановился.   Может,
Берестова знает что-нибудь о Стружкове?
   Но Берестовой, к его удивлению, на работе не было. Рыженькая девушка за
перфорирующим устройством, которая в первый приход Линькова сюда заверяла,
что он сразу распознает Нину Берестову, теперь сочувственно пропищала, что
Нина сегодня на работу не вышла.
   -  Заболела,  наверное!  -  доверительно  сообщила   она.   -   А   что
удивительного! Нина ужас как переживала все эти дни.
   Тут в разговор включились другие девушки и застрекотали наперебой:
   - Как раз она ничуть не переживала, я даже поражалась!
   - Много ты понимаешь! Нина выдержанная на редкость!
   - А вчера она еле до конца досидела!
   - Девочки, надо ей домой позвонить! Что ж это мы!
   - Товарищ следователь, а правда, что Левицкого убили?
   - А я знаю, за кого Нина переживает, - она за Бориса!
   - Нет, за Аркадия!
   - А вот и нет! На Бориса подозрение имеется, мне Эдик дал понять!
   "И тут Эдик!" - с ужасом подумал Линьков, оглушенный этой трескотней, и
потихоньку выскользнул за дверь.
   "В самом деле, надо позвонить Берестовой!"  -  решил  он  и  отправился
разыскивать, откуда бы поудобней позвонить.
   Нины дома не было. Старушечий голос ответил, что Ниночка  на  работе  и
вернется часам к шести. Это было уж совсем странно. Куда же она  девалась?
Несчастный случай по дороге на работу? Так ведь давно успели бы  известить
и семью, и институт... Нет, тут что-то другое! Да чего  уж  "что-то"!  Это
она с Борисом выясняет отношения. Он, наверное, позвонил ей прямо с  утра,
еще до работы, уговорил встретиться... Что же он ей  такое  сказал?  После
вчерашнего Нина не так легко согласилась бы разговаривать  с  ним.  А  она
согласилась, и так увлек ее этот разговор,  что  она  даже  на  работу  не
является до сих пор... ведь уже десять минут первого!
   Где же они сидят? Может, к Стружкову пошли? Ну-ка позвоним Стружкову...
   В квартире Стружкова  долго  никто  не  подходил  к  телефону,  наконец
отозвался неуверенный юношеский басок:
   - Нету его дома. Не знаю, где он. С работы уже звонили, спрашивали.  Не
знаю, я его ни утром, ни вечером не видел. Может, и  ночевал,  но  из  нас
никто его не видел...
   Линьков положил трубку, снял очки и начал их сосредоточенно  протирать.
Может, рановато еще выключать Стружкова из круга подозрений?  Что  главное
действующее лицо - не он, это ясно. Однако он мог принимать  в  этом  деле
какое-то участие. Что, если он замешан в эту историю и боится  признаться?
Может быть, он струсил или какую-нибудь глупость совершил, и  ему  стыдно,
вот он и ведет себя так нелепо  и  противоречиво,  что  вообще  ничего  не
поймешь... И с этим его переходом  во  времени  сплошной  туман.  Если  он
вернулся, ничего не сделав, то с чем он  к  Нине  пришел?  А  если  сделал
что-то в прошлом, то каким же образом смог вернуться в "свой" мир?  Может,
существует какая-то хронофизическая каверза и  при  определенных  условиях
возможно вернуться на свою же линию? Или... или, может, Стружков вообще не
в прошлое путешествовал, а в будущее? Тогда  ему,  возможно,  есть  о  чем
поговорить с Ниной! Мало ли что можно там  узнать  и  мало  ли  как  можно
использовать эту информацию!
   Эта неожиданная догадка привела Линькова в полное смятение. "Нет,  надо
к Шелесту! - решил он. - Без Шелеста я не разберусь, где уж! Да и  полчаса
давно прошли. Еще уедет Шелест куда-нибудь..." Быстро  шагая  по  коридору
второго этажа к кабинету Шелеста, Линьков думал, что сейчас ему  Стружкова
и видеть не хотелось бы: раньше нужно  с  Шелестом  посоветоваться,  а  то
неизвестно, о чем и как  разговаривать  с  этим  хитроумным  и  неуловимым
Стружковым... Очень хорошо, что его пока нет в институте!
   Но, выйдя из-за поворота коридора, Линьков  нос  к  носу  столкнулся  с
Борисом Стружковым. Они резко остановились и уставились друг на  друга.  И
каждый из них прочел на лице у другого то, что испытывал в эту  минуту  он
сам: растерянность и недовольство.



11

   Аркадий  посмотрел  на  нас  и  жизнерадостно  фыркнул.   Мой   двойник
непонимающе глянул в его сторону и снова, с недоверием и ужасом, уставился
на меня.
   Уж кто-кто, а я его понимал!
   Конечно, мы - не то, что прочие граждане, мы хронофизики,  каждый  день
брусочки гоняем туда-сюда, в прошлое-будущее, к