та  -  эта
подставка? А пульт он  чего  разглядывает?  Ну  да,  он  же  ищет  причину
перерасхода энергии... А на что, собственно, может расходоваться энергия в
этой лаборатории? На переброски во времени, ясно! Значит, Стружков  что-то
перебрасывал вчера... большое, для этого и понадобилась  такая  подставка.
Что  же  он  мог  перебрасывать?  Вещественное  доказательство,  что   ли?
Доказательство - чего? Линьков вздохнул и еще раз, медленно и внимательно,
оглядел лабораторию.
   Если б тут не побывала уборщица! Но она явно все прибрала, все  обтерла
мокрой тряпкой, очень мокрой: на деревянном подоконнике еще темнеют  пятна
сырости. И теперь, конечно, все здесь чисто, все пусто...  Что  же  увидел
Шелест?  Нет,  пока  он  не  выскажется,  даже  не   стоит   по-настоящему
осматривать лабораторию. Да и что, собственно, искать?  Стружков,  похоже,
исчез... Сбежал? Перед этим, возможно,  что-то  перебросил  во  времени...
Куда, зачем? Ну, куда - это, пожалуй,  можно  догадаться:  в  будущее.  На
неделю, допустим... Доживет он до этого срока и  получит  обратно...  Нет,
чепуха выходит! Неужели он так и удрал, не оставил даже записки? На  столе
у него лежит рабочий журнал. Может, там что-нибудь?
   Линьков двинулся к столу. Шелест, не оборачиваясь, негромко сказал:
   - Странно...
   - Что странно? - с живым интересом спросил Линьков.
   Но Шелест не успел ответить - на столе у Стружкова задребезжал телефон.
Шелест повернулся к столу, поднял трубку:
   - Слушаю... Да, я уже видел... Погодите, сейчас я запишу...
   Он придвинул табурет, уселся,  достал  ручку,  огляделся,  ища  бумагу,
потом раскрыл лабораторный журнал -  и  вдруг  уставился  на  него,  будто
увидел там змею. Прижимая бормочущую трубку  к  уху,  он  кивком  подозвал
Линькова, глазами указал на журнал.
   Линьков подошел. В журнале была короткая  записка,  аккуратно  прижатая
скрепкой к последним исписанным страницам. Линьков прочел -  и  ничего  не
понял.
   - Погодите! - рявкнул вдруг Шелест в трубку. - Я после  позвоню!  -  Он
положил трубку. - Тут и расчеты, оказывается...  Держите!  -  Он  открепил
записку, сунул ее Линькову, а сам уткнулся в страницу, на  которой  сверху
было крупными буквами написано: "И.В.Шелесту".
   Линьков посмотрел через его плечо, увидел наспех набросанный непонятный
чертежик, строчки формул и снова начал перечитывать  коротенькую  записку,
начинавшуюся словами: "Александр Григорьевич, обстоятельства сложились так
нелепо, что другого выхода я не вижу..." Это было понятно, а вот дальше...
"Решил перейти..." Но ведь это же  чушь!  Сам  же  Стружков  говорил,  что
человек пока не может... позавчера говорил!
   Шелест поднял голову, и Линьков увидел в  его  глазах  растерянность  и
какое-то детское, наивное изумление. Это настолько  не  вязалось  со  всем
обликом Шелеста, что Линьков тоже растерялся и  забормотал  что-то  насчет
неуместных шуток, хотя по лицу  Шелеста  уже  видел,  что  дело  вовсе  не
шуточное.
   Шелест непонимающе поглядел на него и снова нагнулся над чертежом.
   - Нет, до чего надежно и просто! - изумленно сказал он, выпрямляясь.  -
Вот ведь: вроде и на поверхности лежит решение, а попробуй додумайся!..  -
Он поглядел на Линькова. - Вы что, не поверили?  Поверить  трудно,  я  вас
понимаю. Если б не это... - Он кивнул на чертеж. - Но,  поскольку  расчеты
имеются... В общем, Стружков совершил переход во времени!
   - Как это... переход? -  растерянно  проговорил  Линьков.  -  Это  ведь
невозможно! Он мне сам говорил!
   - Было невозможно, - почти будничным, деловым тоном ответил  Шелест,  -
до вчерашнего дня. А тут вот, - он положил тяжелую  короткопалую  руку  на
чертеж,  -  содержится  идея   нового   принципа...   качественно   нового
принципа... Если хотите - открытия. Так что теперь  положение  существенно
изменилось.
   - Вы  хотите  сказать,  -  запинаясь,  проговорил  Линьков,  -  что  он
действительно...
   Шелест кивнул, задумчиво, почти угрюмо глядя на чертеж.
   - Именно это я хочу сказать, - пробормотал он. - Хотя и не могу  в  это
поверить! Психика не срабатывает... - Он замолчал,  смущенно  усмехаясь  и
покачивая Толовой.
   Линьков ошеломленно  смотрел  то  на  Шелеста,  то  на  чертеж,  то  на
хронокамеру. Борис Стружков, с которым он еще вчера говорил, отправился  в
прошлое? Прямо отсюда... вошел в  хронокамеру,  как  в  такси,  и  поехал?
Поэтому и подставка такая большая, наверное. Хотя нет, подставка  ведь  не
имеет отношения к делу, раз она здесь осталась? А Борис Стружков  исчез...
постепенно растаял, как тают брусочки в светящемся поле, -  и  вернулся  в
двадцатое мая... Но ведь нет сейчас никакого двадцатого мая,  оно  прошло,
исчезло, сейчас двадцать четвертое, а двадцатое... вернуться в двадцатое -
да это же невозможно! Существует только  "сейчас".  И  эта  лаборатория  -
сейчас, и я - сейчас, а "вчера" безвозвратно осталось позади! "Психика  не
срабатывает! -  повторил  он  про  себя  слова  Шелеста  и  усмехнулся.  -
Действительно: ни в какую не срабатывает психика,  вопит  во  весь  голос,
сопротивляется! Нельзя в прошлое! Нельзя, чтобы Земля ходила вокруг Солнца
- я своими глазами вижу, как Солнце крутится вокруг Земли!"
   Шелест поглядел на него и опять усмехнулся.
   - Тоже не можете свыкнуться? - сочувственно сказал он.
   Линьков почему-то застеснялся и  от  смущения  выпалил  неожиданно  для
самого себя:
   - Скажите... а вы  уверены,  что  это...  -  он  запнулся,  но  все  же
докончил, - ну, что это не мистификация?
   Шелест неодобрительно покачал головой.
   - Какая же мистификация? Вот ведь!  -  Он  показал  на  чертеж.  -  Вы,
конечно, не разбираетесь, но это - решение  проблемы.  Блестящее  решение!
Никогда бы я не поверил, что это можно сделать за один вечер!  К  тому  же
Стружков  -  экспериментатор.  Если  б  это  был  теоретик   -   Левицкий,
например... Да все равно и Левицкому пришлось бы  повозиться...  Нет,  все
верно, без обмана, чего уж! И мне бы радоваться, а я злюсь. Понимаете,  от
страха злюсь! Рано это, слишком рано, вот в чем беда!
   - Вы имеете в виду - рано для науки? - неуверенно осведомился Линьков.
   - Да нет. Для людей слишком рано! Не готовы они к этому!
   - Вы считаете, - осторожно спросил  Линьков,  -  что  это  может  иметь
большое практическое значение? В каком смысле?
   - А кто его знает, в каком смысле! - сердито ответил Шелест.  -  Откуда
нам это знать, если мы стоим у самых истоков? Пользы я, честно говоря,  от
этого никакой не усматриваю. В том виде, в  каком  оно  есть  сейчас,  это
открытие, конечно, великое - но пустое! Бесполезное! А вот вреда оно может
наделать, если попадет в руки дуракам или мерзавцам. Да и вообще... Уже от
перехода Стружкова произойдут какие-то последствия - почем я знаю,  какие!
Любые - в зависимости от характера воздействия... Вернее, не произойдут, а
уже произошли.
   - Ну, судя по тому, что мы с вами живы-здоровы  и  никаких  перемен  не
видим, - заметил Линьков, - последствия не столь уж значительны...
   - Да что мы с вами можем увидеть!  Последствия-то  будут  не  на  нашей
мировой линии, а на другой... на новой! Понимаете?
   Линьков неопределенно хмыкнул: он далеко не был уверен, что понимает.
   - Но  попробуй  это  объяснить  неспециалистам!..  -  огорченно  сказал
Шелест. - Ничего ведь толком не объяснишь...
   "Да уж, - подумал Линьков, - попробуй объясни  все  это.  Скажут:  чего
там, просто ваш  Стружков  испугался  разоблачения  и  сбежал.  Почему-то,
скажут, пока его никто ни в чем не подозревал, он никаких великих открытий
не совершал и Левицкого спасать не пробовал... хотя была для  этого  самая
нормальная возможность и даже обязанность! А приперли его к стенке, так он
сразу эпохальное открытие совершил и тут же в прошлое  полез?  Опытный  вы
работник, товарищ Линьков, а позволяете себя за нос водить! Путешествие во
времени!  Что  вы  нас  фантастикой-то  кормите?   Так   вот   и   скажут,
определенно!" Линьков вздохнул и поглядел на Шелеста: тот уселся  за  стол
и, наморщив лоб, делал какие-то расчеты.
   "Конечно, это не мистификация. Шелест - крупнейший  специалист  в  этой
области, его не проведешь. Стружков действительно ушел в прошлое. Отставим
эмоции, преодолеем  сопротивление  психики,  будем  рассуждать  логически.
Значит, Стружков вернулся в двадцатое мая. Но ведь он там уже был? Как  же
так? Тихо, тихо, не будем поддаваться панике. Да, был.  Значит...  значит,
там теперь уже двое Стружковых?"
   - Игорь Владимирович, - робко спросил Линьков, - а что, Стружков... ну,
там, в прошлом... он должен бил встретиться с самим собой?
   Шелест поднял голову и посмотрел на Линькова невидящими глазами.  Потом
до него все же дошел смысл вопроса.
   - Ну да... в принципе, конечно! Может и не встретиться нос к  носу,  но
вообще-то... - Шелест снова глянул в расчеты,  потом  недовольно  засопел,
схватился за трубку, назвал номер. -  Шелест  говорит.  Ну,  давайте  ваши
цифры... Та-ак... А вы твердо уверены, что не ошибаетесь? Ну-ну, верю.  Но
странно... - Он положил трубку и повторил, будто раздумывая вслух: - Очень
даже странно.
   Он встал и подошел к ЭВМ. Линьков смотрел, как он медлительно  выбивает
дыры на перфокарте, и продолжал раздумывать: "Значит, один Борис  сидит  в
библиотеке, а другой в это время появляется  в  лаборатории...  ну  да,  в
лаборатории, ведь камера могла переместить его только туда.  Интересно,  в
котором часу он туда  явился?  Почему  интересно?  Стоп-стоп,  что-то  тут
есть... Ах, вот оно что! Левицкий открывал  дверь  ключом,  а  в  запертой
лаборатории кто-то ждал его. Мы думали, что Левицкий  дал  этому  человеку
ключ. Но ведь все могло быть иначе..."
   Линьков невидящими глазами смотрел  на  широкую  спину  Шелеста.  Мысли
проносились в его мозгу, обгоняя друг друга:
   "Да, теперь приходится иначе оценивать многие  факты,  раз  в  их  ряду
становится переход в прошлое. Ведь это факт... теперь  это  факт,  хоть  и
невероятный с виду. А если Стружков ушел в прошлое, то уже существуют  его
поступки в прошлом, и они меняют настоящее. А мы, выходит, ничего не знаем
об этих изменениях... и не узнаем никогда".
   Шелест гулко откашлялся и, держа  перед  глазами  листок  с  расчетами,
включил какой-то  тумблер.  На  панели  ЭВМ,  вделанной  в  стену,  начали
перемигиваться короткие вспышки индикаторов - машина работала,  заглатывая
составленную Шелестом программу. Линьков вздохнул:
   "Хорошо бы задать этой многоглазой умнице свои вопросы! А нельзя. В нее
не введешь ни характеры Стружкова и Левицкого, ни их взаимоотношения. Дана
помощь ЭВМ рассчитывать нечего, а самому тоже, пожалуй,  не  справиться...
Попробуем все же... Что и как могло произойти в  прошлом  после  появления
Стружкова? Достоверно, пожалуй, лишь одно: что вышел он из камеры тут  же,
в лаборатории, - ведь камера  перемещается  только  во  времени,  а  не  в
пространстве. Ну, а дальше сплошной туман! Неизвестно даже, в котором часу
Стружков там появился. Целился-то он, конечно, на вечер -  не  раньше  чем
часов на семь, надо полагать, - и на такое время, когда в  лаборатории  не
будет никого, кроме Левицкого...  Да,  но  из  показаний  Чернышева  можно
заключить, что там все время  кто-то  был,  вплоть  до  одиннадцати.  Так,
может, это и был Стружков? Ведь в одиннадцать часов выходил из лаборатории
именно он... Постой, но все  это,  наверное,  происходило  уже  на  другой
мировой линии, раз Стружков вмешался в прошлое?.. А кого же  тогда  видели
Чернышев и Берестова? "Настоящего", "здешнего" Стружкова,  который  никуда
не уходил и не переходил, а сидел в лаборатории? Но зачем  он  там  сидел,
какую роль играл в гибели  Левицкого?..  Ну,  и  так  далее  -  вся  серия
вопросов, на которые нет никакого разумного ответа!
   Ладно,  допустим,  что  хронофизики  ошибаются  и  никакого  отклонения
мировых линий не происходит, а все совершается на одной и той же линии.  В
конце концов, это лишь теоретические  выкладки,  экспериментально  они  не
проверены. А тогда получается  очень  даже  изящно  и  стройно.  Стружкову
никакой ключ не нужен - он просто выходит из хронокамеры и  оказывается  в
лаборатории! Стройно-то стройно, а по сути нелепость: значит, так он там и
сидел до одиннадцати и Левицкий при нем глотал таблетки,  а  ему  хоть  бы
что?
   Да... но  вообще-то  конструкция  заманчивая!  Специально  для  авторов
будущих детективов. Идеальное убийство при помощи хронофизики.  Преступник
проводит весь вечер в компании, создает себе непоколебимое алиби, а наутро
переходит опять в этот вечер,  делает  то,  что  задумал,  и  возвращается
обратно. Все! Попробуй его изобличить!  А  впрочем,  тогда  и  следователи
пойдут на ускоренные курсы повышения квалификации,  прослушают  лекции  по
хронофизике, получат служебные хронокамеры - и  пошла  гонка  во  времени!
Преступник  заворачивает  одну  мертвую   временную   петлю   за   другой,
следователь тоже совершает фигуры высшего хронопилотажа... Картинка!
   Но с другими это когда  еще  будет,  а  вот  я,  похоже,  стану  первым
специалистом по "хронопреступлениям"! Первохронопроходцем, что ли. На дело
Левицкого будут ссылаться в учебниках криминалистики... Сошлются, как  же!
Обязательно сошлются!  Так  и  скажут:  дело  это  было  до  примитивности
простым, но бездарный следователь Линьков не смог отрешиться  от  казенной
рутины и мыслить в категориях хронофизики..."
   Тут Линьков разозлился на себя и решил во что бы то ни стало мыслить  в
категориях хронофизики. Минут пятнадцать он упрямо продирался сквозь дебри
мировых линий, петель и двойников и с  грехом  пополам  сконструировал  из
наличных фактов довольно стройную, хоть и  безнадежно  абстрактную  схему.
Мысленно оглядев эту конструкцию. Линьков покачал головой.
   "Логический кошмар! - думал он.  -  Высмеет  меня  Шелест  и  правильно
сделает!" Но у него прямо язык чесался выложить все это Шелесту. И  момент
был как раз удачный - Шелест отвернулся от панели и рассеянно поглядел  на
Линькова, словно удивляясь, что он все еще здесь.
   - Игорь Владимирович, - неестественно громко сказал Линьков,  -  тут  у
меня одна версия наметилась...
   Шелест, тяжело ступая, прошел к столу Бориса.
   - Что за версия  такая?  -  устало  спросил  он,  садясь.  -  Изложите,
послушаю...
   - Это, прошу  учесть,  так  только,  абстрактная  прикидка...  -  начал
Линьков. - Понимаете, Стружков мог прибыть в лабораторию... в прошлое, как
раз в тот момент, когда Левицкий выходил. Ведь Чернышев говорит, что когда
Левицкий вернулся, в лаборатории кто-то был. Так вот, возможно, это и  был
Стружков.
   - Это и есть ваша версия? - вяло спросил Шелест.
   - Это начало моей версии, - пояснил Линьков. - Разумеется, для этого мы
должны допустить, что все события происходят на одной  и  той  же  мировой
линии... - Он искоса глянул на Шелеста - не смеется ли тот.
   Шелест не смеялся. Он смотрел на Линькова немигающим взглядом и думал о
чем-то своем.
   - Я понимаю, что психологически это не  лезет  ни  в  какие  ворота,  -
продолжал Линьков. - Стружков и Левицкий  не  могли  запутаться  в  такой,
можно сказать, гангстерской истории...
   - Гангстерская история? Даже так? - чуть живее переспросил Шелест. - Да
вы говорите, не стесняйтесь! В конце концов,  любой  вариант,  даже  самый
сумасшедший, стоит проверить, если он отвечает каким-то фактам.
   - Фактам-то он отвечает, но вот людям... людям никак не соответствует!
   - Понятно. - Шелест усмехнулся. - Нам в физике легче - приходится иметь
дело  только  с  фактами.  Вы,  значит,  попытались  уяснить   себе,   что
получается, если мы допустим, что загадочный незнакомец  в  лаборатории  -
это был Стружков? Один резон я вижу -  показания  Чернышева  и  Берестовой
становятся понятными. Это, конечно, может соблазнить.
   - Соблазнить-то может,  -  со  вздохом  сказал  Линьков,  -  но  дальше
логически приходишь к таким выводам, что остается только руками развести.
   - Понятно! Ведь нужно объяснить, зачем Стружкову понадобилось сидеть  в
запертой  лаборатории.  И  почему  его  пребывание  там  окончилось  столь
трагически для Левицкого.
   - Вот именно! - подхватил Линьков. - Обычная логика ведет здесь к тому,
что Стружков был заинтересован в смерти Левицкого, а этого  я  принять  не
могу. Можно рассматривать это лишь  как  чисто  гипотетический  случай.  В
гипотетическом случае два человека - назовем их А и Б - могли бы,  скажем,
находиться в скрытой вражде. Например, из-за ревности (Шелест поморщился),
или из-за  научной  конкуренции.  Скажем,  А  сделал  открытие  -  крупное
открытие, фундаментальное, - а Б по некоторым причинам считает, что  имеет
права на соавторство. Но А ему в этих правах  отказывает.  Утром  двадцать
первого мая Б узнает, что А умер при  загадочных  обстоятельствах;  притом
листки из записной книжки, где, очевидно, были записаны основные положения
открытия, эти  листки  похищены.  Что  получается?  Б  должен  благодарить
неведомого помощника - ведь он теперь может без  опасений  присвоить  себе
открытие А!
   -  История  действительно  получается  гангстерская.  -  Шелест   снова
поморщился. - Но я не усматриваю  тут  разрекламированной  вами  логики...
Стандартный уголовный сюжет...
   - Нет, логика тут есть, и  даже,  на  мой  взгляд,  изящная,  только  с
гнильцой... Ну ладно, выложу уж все по порядку! Но с условием, что все это
мы анализируем чисто гипотетически.
   Шелест кивнул.
   - Надо полагать, что Б, - начал Линьков, - усиленно размышляет: кто мог
похитить листки и для чего? Вскоре выясняется, что Б видели в вечер смерти
А  в  лаборатории...  А  тут  нужно  сказать,  что  открытие  А  позволяет
перемещаться во времени...
   Шелест быстро посмотрел на Линькова.
   - Это вы заключили из моих слов? - спросил  он.  -  Видимо,  я  нечетко
высказался. Стружков вполне мог сделать это сам... в принципе вполне мог!
   - Это уже другой  вариант,  другая  версия...  Допустим,  что  открытие
все-таки не его, а Левицкого, но попадает к нему. Тут и начинается логика,
которая скрепляет намертво  всю  эту  вымышленную  конструкцию.  Б  быстро
соображает: с помощью машины времени я могу вернуться в прошлое и... убить
А!..
   Шелест криво усмехнулся.
   - Я же предупредил, что с характерами это не  согласуется!  -  напомнил
Линьков. - Но уж давайте доведем эту линию до конца! Б рассуждает так: раз
меня видели там, значит, я там был. И это сделало меня хозяином  открытия.
Значит, теперь я должен сделать то,  что  все  равно  уже  совершилось.  Я
обязан заполнить "дыры"  в  прошлом,  иначе  некому  будет  убить  А...  и
открытия я не заполучу. Совесть можно успокоить весьма просто: ведь А  уже
умер, стало быть, речь идет об убийстве уже умершего человека.
   - Ну, положим, убивать-то все равно придется живого! - возразил Шелест.
   - Конечно! Это Б просто себя успокаивает. И вообще нельзя это принимать
всерьез. Но все же эта дьявольская логика  меня  смущает.  Не  могу  я  ей
ничего противопоставить. Дальше так. Алиби  у  Б  непробиваемое:  он  весь
вечер нарочно сидит в компании. Значит,  двойник  может  орудовать  вполне
свободно. К тому же Б заранее знает, что  все  удастся,  -  ведь  это  уже
произошло!
   - М-да! - хмыкнул Шелест. -  Не  знаю,  как  для  преступника,  но  для
следователя ситуация весьма соблазнительная!
   - Потом Б является в прошлое, - уже смелее продолжал Линьков, - убивает
А, похищает его записку... Теперь он размышляет:  что  же  делать  дальше?
Обратите внимание: находясь в прошлом, он уже знает все, что произойдет  в
ближайшие три дня! Знает, что его двойник, который в данный момент сидит в
библиотеке, будет последовательно  переживать  все  события,  которые  он,
путешественник, уже однажды пережил, и  что  по  истечении  трех  дней  он
придет к идее отправиться в прошлое. А для этого ему  понадобятся  чертежи
открытия. Как же ему подсунуть эти чертежи?