для  лирического  молчания!  Наконец  чиркнула
спичка, потом что-то затрещало. Вроде бы спичечный коробок сломали.  Потом
кто-то из них кашлянул, и я отчетливо услышал голос Аркадия:
   - Ну что ж, пошли в зал!
   - Угу, - буркнул тот, другой.
   Внизу скрипнула дверь. Я крадучись спустился по лестнице.  Пока  ничего
не прояснилось. Надо бы пробраться в зал хронокамер, понаблюдать.
   Была еще одна причина, по которой мне хотелось сначала  все  разглядеть
как следует. Я все побаивался, что наткнусь... ну, на  самого  себя!  Ведь
недаром же видели меня в институте вечером двадцатого  мая!  Конечно,  эта
история меняется с каждым моим  шагом  и  все  больше  расходится  с  той,
прежней, но не может же она сразу  во  всем  измениться!  Если  загадочным
гостем Аркадия был именно я - какой-то другой "я",  -  то  мои  теперешние
действия вряд ли успели изменить столь существенный факт. А встречаться  с
самим собой и из первоисточника  выяснять,  какова  же  моя  роль  в  этой
истории, мне определенно не хотелось. То есть  в  случае  чего  никуда  не
денешься, конечно...
   Я тихонько, на цыпочках пробежал по коридору  нижнего  этажа.  В  конце
коридора была дверь с тамбуром - она выходила во двор, к эксплуатационному
корпусу; я стал  в  тамбуре  и  сунул  носок  туфли  в  дверь,  чтобы  она
оставалась чуть приоткрытой. Сквозь узкую щель  я  видел  весь  коридор  и
дверь зала хронокамер.  Сейчас  они  выйдут,  наверное.  Уж  тут-то  я  их
разгляжу как следует: в коридоре светло...
   Дверь зала медленно  приоткрылась.  Сердце  у  меня  гулко  стукнуло  и
полезло вверх, к самому горлу. Из зала вышел только один  человек.  И  это
был Аркадий.
   Я отчетливо видел,  как  он  прижмурился,  -  в  зале,  наверное,  было
темновато и яркий свет резанул  ему  глаза.  Он  постоял  у  двери,  будто
задумавшись о чем-то. Лицо у него было не то озабоченное, не то печальное,
- нет, скорее хмурое... жесткое и хмурое.
   Сердце у меня колотилось так громко, что я невольно прижал его локтем -
испугался, как бы Аркадий не услышал.  Теоретически  я  был  вполне  готов
встретить здесь, в прошлом, живого Аркадия, - да ведь в расчете на это я и
затеял всю историю с переходом. Но сейчас, когда живой Аркадий оказался  в
десяти шагах от меня, я еле на ногах  устоял,  даже  за  стенку  уцепился,
чтобы не упасть. Шестьдесят часов назад я видел Аркадия мертвым, а  сейчас
он как ни в чем не бывало стоял в коридоре - хмурый,  злой,  но  живой!  И
сигарета, как всегда, торчит в углу рта, и глаза чуть прищурены, и смотрит
он словно куда-то внутрь себя... Ну  полное  впечатление,  что  у  Аркадия
какой-то важный эксперимент не ладится! Вся моя злость  на  него  пропала,
мне хотелось крикнуть во весь голос: "Аркадий!" - и броситься к нему...
   Но я остался в своем укрытии, а Аркадий повернулся и, слегка  сутулясь,
пошел обратно к боковой лестнице. Я выпрямился и вздохнул  посвободней.  Я
даже злорадно ухмыльнулся, потрогав карман куртки: "Иди,  иди!  Войдешь  в
лабораторию и приятно удивишься!" Но тут же острая боль сжала сердце: ведь
это Аркадий стоял и думал, что пора ему идти умирать!
   Мне страшно захотелось догнать Аркадия, прижать его к стенке,  добиться
истины... Но я понимал, что это будет неразумно. Сейчас  надо  заняться  в
первую очередь "незнакомцем". С Аркадием я еще успею поговорить,  он  пока
жив и невредим и  минимум  на  полчаса  имеет  занятие  -  выяснить,  куда
девались таблетки. Запасной порции у него, конечно, нет. Вообще непонятно,
где мог Аркадий раздобыть такую уйму снотворного, оно  же  по  специальным
рецептам выдается... Ах да, Мурчик! Не иначе как Аркадий к ней  подкатился
по старой памяти! То-то она вчера так разволновалась, когда я заговорил  о
снотворном, прямо голос у нее дрожал...
   Я на цыпочках двигался к залу и все ожидал, что вот-вот скрипнет дверь,
- тогда я срочно эвакуируюсь обратно в тамбур.  Но  дверь  не  скрипела  и
никто из зала не выходил. Да что же он там делает, что  вообще  там  можно
делать, в этом, еще мертвом зале, среди всякого хлама и мусора?! Я уже был
сыт по горло всеми этими тайнами пещеры Лейхтвейса.  Вот  пойду  сейчас  и
добуду интервью у этого типа, кто бы он ни был - хоть и я сам, мне уже все
равно! Пора установить, кто есть кто и кто откуда.
   Тут у меня снова что-то ворохнулось в мозгу... тяжело так, неуклюже.  Я
даже приостановился, прислушался, держа одну ногу на  весу.  Нет,  затихло
опять, упряталось... Ну ладно, потом додумаю, сейчас все равно некогда!
   Я стоял уже у самой двери в зал хронокамер.
   За дверью была тишина. Абсолютная тишина. Я приложил ухо, прислушался -
ни звука не слышно. Спать он там устроился, что ли?  Я  осторожно  потянул
дверь на себя, она скрипнула, открылась; полоса света из коридора легла  в
полумрак зала,  я  увидел  беспорядочно  наваленные  обрезки  труб,  дикую
путаницу кабелей, черную, тускло  поблескивающую  тумбу  трансформатора...
Никакого человека я там пока  не  разглядел.  Но  он-то  меня  должен  был
отлично видеть,  я  ведь  стоял  на  свету!  "Вот  врежет  он  мне  сейчас
чем-нибудь по башке!" - с неудовольствием подумал я. Но все  же  распахнул
пошире дверь, шагнул через порог и торопливо огляделся.
   Никто мне ничем не врезал. И вообще в зале вроде никого не было. Если б
этот неизвестный посетитель попробовал спрятаться, я бы непременно услышал
- тишина стояла мертвая.
   Окна зала выходили в дворик между главным  зданием  и  эксплуатационным
корпусом,  перед  ними  росли  высокие  кусты  сирени,  поэтому  тут  было
темновато даже днем. Я щелкнул выключателем у двери  -  вверху  загорелись
белые нагие огни больших лампочек, развешанных по  всему  потолку  на  еле
закрепленной проводке.
   Ералаш в зале был просто  ужасающий,  мне  даже  непонятно  стало,  как
сами-то  монтажники  пробираются  сквозь  эти  строительные  джунгли.   Но
спрятаться тут было негде, разве что в глубине зала, за хронокамерами. Они
стояли, все три в ряд, у задней глухой стены - высоченные кубы, раза в три
больше нашей лабораторной. Четвертую монтажники еще не  поставили,  только
фундамент под нижний электромагнит подвели.
   Так  что  же  он,  действительно  за  хронокамерами  спрятался?  Ладно,
пошуруем там. Я поднял обрезок тонкой трубы длиной  более  метра  и  начал
пробираться к хронокамерам, путаясь в  кабелях  и  расталкивая  грохочущие
трубы.
   За хронокамерами тоже никого не было. Да  что  ж  это,  в  самом  деле?
Сквозь канализацию он, что ли, просочился, как Кристобаль Хунта у  братьев
Стругацких? В хронокамеры, может, заглянуть? Да чего  в  них  заглядывать,
они все насквозь видны, там  мышь  не  спрячется...  Нет,  постой,  третья
хронокамера вся завалена... щиты какие-то, подставки... Щиты будто нарочно
так поставлены, что со всех сторон загораживают середину камеры.
   Я рванул дверь хронокамеры. Она открылась неожиданно легко и  бесшумно,
и я ступил на порог. Ну и здоровенная же хронокамера! В ней кабинет вполне
можно оборудовать.
   - А ну выходи!  -  негромко,  но  отчетливо  сказал  я.  -  Быстренько,
быстренько давай! Некогда мне с тобой...
   Вдруг что-то мягко толкнуло меня в спину. Я покачнулся, невольно шагнул
вперед, чтобы удержаться на ногах, споткнулся о щит, упал... Что  же  это?
Он, выходит, там был, в зале?!  Я  вскочил  и  обернулся  к  двери,  чтобы
увидеть его. Дверь была закрыта. За ней никто не стоял.
   Мне вдруг стало невыносимо тяжело, - что-то сдавило  сердце,  в  глазах
потемнело... нет, побагровело. Дрожащий багровый свет залил всю  камеру...
Или это мне показалось? Я медленно, с трудом  повернулся  в  этом  тяжелом
красном сумраке и увидел сквозь двойное стекло передней  стенки  странное,
какое-то перекошенное лицо Аркадия.
   Я хотел кинуться к нему, но не мог даже  шевельнуться.  Багровый  туман
сгустился, лицо Аркадия растаяло в этом  тумане,  и  я  ничего  больше  не
видел...


   Что-то твердое и острое врезалось мне в  правое  бедро,  что-то  больно
давило на шею. Я осторожно пошарил вокруг... Кусок металлической  трубы...
фанера...
   Я открыл глаза. Да ведь это все те же щиты и  подставки.  И  еще  кусок
трубы, который я прихватил для самообороны. А я лежу  на  всем  этом,  как
факир на гвоздях... Даже странно, что болит только бедро и шея!..
   Я оперся на правую руку и рывком, с  большим  усилием  встал.  Неудачно
встал - прямо скажем,  неаккуратно:  под  ногами  что-то  перекатилось,  я
ударился плечом о щиты, они дрогнули и медленно, будто раздумывая на ходу,
начали  разваливаться  и  падать.  Я  взмахнул  руками,  пытаясь  удержать
равновесие, но щиты, перед тем как грохнуться на пол, мстительно  саданули
меня по щиколоткам. Я тихо взвыл от боли и  почти  упал  на  дверь.  Дверь
услужливо распахнулась под тяжестью моего тела, и я вывалился  наружу  под
злорадный грохот щитов и подставок.
   - "Герой эпохи, путешественник во времени! - обличал я себя, поднимаясь
и старательно стряхивая пыль с  локтей,  колен  и  прочих  частей  тела  и
одежды. - На пленочку тебя бы заснять, вот фильмик получился бы потомкам в
назидание, а также и для увеселения! Ты бы хоть на момент, для фотографии,
принял какую-нибудь достойную позу! То торчишь на подставке, скрючившись в
три погибели, как сонная курица на  насесте,  то  тебя  кто-то  швыряет  в
камеру, как слепого кутенка в воду, то ты начинаешь изображать  Дон-Кихота
от хронофизики и терпишь позорное поражение  в  схватке  с  подставками  и
щитами! Скандал! Повезло тебе, что нет рядом кинооператоров, они  бы  тебя
запечатлели..."
   Кончив бормотать и  отряхиваться,  я  медленно  разогнулся  и  поглядел
вокруг.
   Ничего я не увидел. Прежде всего потому, что было совсем темно.  Только
слабый свет лампы над входом в эксплуатационный корпус, пробиваясь  сквозь
кусты сирени, освещал небольшое пространство у окон. Ночь. Который же  это
час? Я посмотрел на светящиеся стрелки  своих  часов.  И  даже  глазам  не
поверил: стрелки показывали двенадцать минут первого!
   Ничего не поймешь! Спал я, что ли, в камере? Или без сознания  валялся?
Когда я выходил из  тамбура,  на  моих  часах  было  двадцать  три  минуты
двенадцатого. На осмотр зала ушло минут пять-шесть самое большее.  Значит,
минут сорок - сорок пять у меня просто пропало неизвестно куда.  И  почему
так быстро стемнело? Может, здесь было не начало восьмого, как я думал, а,
скажем, около девяти? Парашютная секция занимается часа два, самолетик мог
уже возвращаться с занятий, когда я его заметил... Может, тогда  правильно
стемнело за сорок минут? Ночь если темная, безлунная и небо облачное...  Я
что-то не мог припомнить, новолуние сейчас или нет  и  какая  была  погода
двадцатого мая. Да и вообще здесь, в этом мире, и погода,  пожалуй,  могла
измениться. Нет, все же не могло так  быстро  стемнеть!  Главное,  что  не
девять было,  когда  я  в  зал  входил,  -  солнце  еще  вовсю  светило  в
коридоре...
   Ну, допустим, что стемнело все же по правилам. Но куда же девалось  мое
личное, на моих часах отмеренное время, мои законные сорок минут? Может, я
потерял сознание? Но почему, спрашивается? Толкнул меня кто-то, кажется, -
так ведь мягко толкнул, это я просто от неожиданности упал или оттого, что
споткнулся. И по голове меня вроде бы никто не бил, а почему-то вдруг  все
мутиться начало перед глазами, какой-то красный  туман  ни  с  того  ни  с
сего... Вообще непонятно, кто же это меня толкнул, если в  зале  абсолютно
никого не было? И Аркадий... Ведь не  примерещилось  мне,  я  уверен,  что
видел его лицо - странное какое-то лицо, перекошенное не то  ухмылкой,  не
то гримасой... зловещее даже... Ну ладно, насчет выражения лица я мог  еще
ошибиться, не разглядеть, но  что  видел  я  именно  Аркадия,  а  не  кого
другого, это уж точно! Неужели это он  меня  и  толкнул,  а  потом  обежал
вокруг хронокамеры, чтобы полюбоваться, как я там барахтаюсь среди щитов и
подставок? Ведь на дверь я поглядел сразу - там никого не было.  Но  зачем
бы Аркадию толкать меня? Запереть он меня, что ли,  хотел  в  хронокамере?
Так ведь дверь осталась, по-видимому, открытой... Или нет?
   И куда девался все же тот, второй? Кто он такой? Зачем  пришел  и  куда
исчез? Другого-то выхода из зала нет. А окна были  закрыты,  я  специально
проверял, - да, закрыты, ручки шпингалетов завернуты до отказа.  Так  куда
же он девался? Выскочил, пихнул меня и опять сквозь землю провалился? Если
б он меня попытался убить, это все же было бы понятней:  хотел  избавиться
от свидетеля, допустим... А может, меня все же чем-то саданули по  черепу?
Я осторожно ощупал голову - нет, шишки и ссадины отсутствуют, нигде ничего
не болит, только  муть  какая-то  в  голове.  "Снотворным,  что  ли,  меня
угостили?" - подумал я вдруг и,  хотя  мысль  была  совершенно  идиотская,
судорожно схватился за карман. Нет, конечно, пачечки лежали на месте.
   Нет, самое главное - Аркадий! Что бы со мной ни случилось, он ли, не он
ли был виноват в этом, но как он мог  уйти  и  бросить  меня:  лежи,  мол,
Борька, пока не очухаешься! Видел же он, что я падаю!
   Объяснение,  пожалуй,  одно:  Аркадий  боялся,  что   я   увижу   этого
"незнакомца", полезу выяснять отношения, чему-то помешаю. Вот  они  что-то
со  мной  и  сделали,  чтобы  временно  обезвредить.  Допустим,   какой-то
дурманящий газ напустили в камеру... для этого и  понадобилось  затолкнуть
меня туда, в небольшое замкнутое пространство, где концентрация газа будет
достаточно высокой... Откуда газ? А  я  почем  знаю?  Может,  "незнакомец"
где-то раздобыл...
   Я почти  бегом  кинулся  из  зала.  Только  очутившись  в  коридоре,  я
сообразил, что за сорок минут в зале многое изменилось... то есть,  может,
и не очень многое, но  путь  к  двери  безусловно  был  расчищен,  мне  не
пришлось снова карабкаться через всякие завалы.  Неужели  это  Аркадий  со
своим дружком в  срочном  порядке  облегчил  жизнь  монтажникам?  Впрочем,
может, не монтажникам, а самому себе, раз у него завелись какие-то дела  в
зале хронокамер. Что ж это за дела все-таки, если  из-за  них...  Я  резко
затормозил у самой лестницы. Чего это я, собственно, так разлетелся?  Ждут
меня там не дождутся, что ли? Если уж они с ходу газом меня  угостили,  то
по второму разу неизвестно чего и ждать...
   По лестнице я шел медленно, цеплялся за стену, чтобы  ступать  полегче,
не скрипеть. Поднявшись до середины, решил постоять и послушать. А  заодно
и подумать малость.
   Что-то решительно не клеилось во всей этой истории! Например,  как  это
они так сразу сообразили затолкать меня в камеру и пустить туда газ...  Ну
и замысел вообще-то! И откуда взялся газ? Ждали они  меня,  что  ли?  Если
действительно ждали, тогда, значит, это все же временная петля. И тогда  я
не случайно сообразил и решил все  это  именно  сегодня...  Обидно  что-то
получается, - вроде и не сам я соображал и решал, а  зацепила  меня  петля
времени и поволокла, как бычка на веревочке...
   И вдруг мне все стало ясно. Не  было  никакого  газа  (ну  и  здоров  я
сочинять, ничего не скажешь!), не было, конечно, и  незаметных  ударов  по
моему драгоценному черепу. А просто Аркадий  со  своим  дружком  запихнули
меня в хронокамеру и куда-то вышвырнули из ихнего времени, чтобы я  у  них
под ногами не путался. Какого "меня" они имели в виду, это неизвестно, но,
так или иначе, я им мешал... Мешал спокойно глотать таблетки,  ну  что  ты
скажешь! Вот они меня и выбросили куда-то: катись,  милочек,  ты  нам  тут
совсем без надобности!
   Я до этого мог бы и раньше додуматься - видел же, что и стемнело как-то
ненормально быстро, и в зале почему-то прибрано и убрано. Но  я  ведь  был
совершенно уверен, что хронокамеры в зале не подключены. Зря  был  уверен,
оказывается! Значит, Аркадий все  эти  дни  ходил  не  в  эксплуатационный
корпус, а в зал хронокамер. И дружок его, должно быть,  из  монтажников...
эксперимент они вместе готовили...
   Так-так! Аркадий, значит, тоже нашел возможность перехода  во  времени!
Принцип решения у него, по-видимому, другой  какой-то,  даже  по  световым
эффектам видно... Наверное, не такой наивный и простодушный, как  у  меня,
что-нибудь посложнее, позаковыристее. Аркадий любит хитроумные штучки,  да
ему и карты в руки, он ведь теоретик, а я... Хотя постой... Может, у  меня
наивней, но лучше? Чего  это  я,  спрашивается,  сорок  минут  без  памяти
провалялся после "ихнего"  перехода?  Может,  это  у  них  такое  побочное
действие получается, за счет высокой сложности?  Тогда  я  за  простоту  и
наивность.
   А может, дело в том, что я в момент перехода  вел  себя,  так  сказать,
нетипично: валялся на полу  хронокамеры,  вскакивал,  вертелся  туда-сюда?
Вообще-то даже удивительно, что я отделался обмороком.
   Нет, все-таки это ужасающее свинство -  вот  так  швырнуть  человека  в
хронокамеру и, ни словом не предупредив, включить поле! С ума  они  сошли!
Или уж Аркадий создал такое идеально однородное поле, что  в  камере  хоть
гопака пляши - все равно перейдешь целиком и  без  дефектов?  Похоже,  что
так...
   То-то и дверь камеры так  легко  открывалась!  А  я  вывалился  оттуда,
словно куль с  картошкой,  и  даже  не  сообразил,  как  это  дверь  могла
открыться... А как, в самом деле? Может, я, когда упал на дверь,  придавил
ручку?
   Однако же история! Никогда  я  не  поверил  бы,  что  Аркадий  способен
запихнуть меня в хронокамеру и швырнуть куда попало...  Э,  мало  ли  что!
Когда меня спросили три дня назад, мог ли Аркадий покончить самоубийством,
я что ответил? Только и твердил: нет, не мог он этого сделать! А теперь...
   И все же с хронокамерой  дело  туманное.  Могло  быть  и  так:  Аркадий
обнаружил, что таблетки исчезли, кинулся обратно в зал, чтобы сообщить это
компаньону, а тот пока что взял да  и  запихнул  меня  в  камеру!  Аркадий
прибежал в момент "старта" - и, естественно, остолбенел. Зловещая  гримаса
на его лице могла относиться вовсе не ко мне, а к компаньону.
   От этой гипотезы у меня как-то легче на душе стало, и я  бодро  зашагал
по лестнице. Ну да, теперь понятно, почему Аркадий исчез, почему  не  стал
меня дожидаться: где же он будет меня ждать, когда я уже в другом мире, на
другой мировой линии... Стоп-стоп! А теперь-то что происходит? Ведь  я  же
опять создаю новую мировую линию! Шагаю по лестнице - и  создаю  линию,  и
отклоняю ее от прежней. Ох и неуютно мне стало от этой мысли! Не  хотелось
мне  создавать  никаких  линий!  Мне  бы  обратно,  на  прежнюю,  на   мою
вернуться... Только не видать мне больше этой "моей" линии никогда...
   Я подошел к нашей лаборатории, оглянулся - не идет ли кто, - сунул ключ
в замочную скважину. И вдруг меня холодным потом облило  от  страха!  Что,
если эти паршивцы швырнули меня всего часа на три-четыре вперед? Что, если
это ночь с двадцатого на двадцать первое и там, за дверью,  лежит  мертвый
Аркадий? Умерший не от снотворного, а от чего-нибудь еще... или все же  от
запасной порции таблеток... Я попытался наспех прикинуть, возможно ли это,
но ничего не смог сообразить, а торчать в коридоре, держа  ключ  в  двери,
было глупо и опасно. Я повернул ключ - дверь бесшумно открылась. Я нашарил
выключатель, щелкнул...
   Диван был пуст. Лаборатория - тоже. Все было пусто, чисто, прибрано. На
столах ни бумаг, ни окурков, ни записных книжек.
   Делать мне здесь было совершенно нечего, с порога  видно,  что  даже  и
входить незачем. Протягивая руку, чтобы  повернуть  выключатель,  я  почти
машинально глянул на хронокамеру.
   Моей подставки в ней не было!
   То есть как же это так? Ведь, по идее, она должна быть! Или я уж совсем
запутался? Я глядел на пустую хронокамеру и с  места  не  мог  сдвинуться.
Вообще я что-то стал застывать на каждом шагу с тех пор, как прокатился по
времени. Мне это уже надоело.  Шаг  сделаю,  а  потом  стою  и  мучительно
соображаю, куда же это я  шагнул  и  куда  шагать  дальше.  Но,  с  другой
стороны, что