квартирный распорядок...
   Ключ... Опять у кого-то есть ключ! На этот раз не от лаборатории, а  от
комнаты Аркадия. Странно все же... Кому Аркадий мог дать ключи и, главное,
зачем?
   Может, это сам Аркадий и был? Но чего ему бегать от  меня?  Хотя  я  бы
этому особенно не  удивился.  Я,  кажется,  полностью  израсходовал  запас
удивления на сегодняшний день. Нет, Аркадий тут не мог быть! И не стал  бы
он сидеть впотьмах в своей комнате. Это сидел кто-то  чужой...  и  боялся,
что Анна Николаевна его заметит. Наверное, зажег он  свет,  когда  увидел,
что в окнах у Анны Николаевны стало  темно...  И  то  не  сразу  зажег,  а
подождал, пока соседи наверняка уснут.
   Да... и ключ у него есть, и мой условный звонок он  знает,  и  привычки
Анны Николаевны ему знакомы. Кто бы это мог быть? Неужели все-таки я... то
есть какой-то еще Борис Стружков! Какой-то еще? Значит, это уже  третий  -
на сегодняшний день, как говорится... "Что это Стружковы, как грибы  после
дождя,  повсюду  выскакивают?  -  неодобрительно  подумал  я.  -  Стружков
"здешний" (тоже  я),  Стружков  еще  один  (тоже,  наверное,  я  -  может,
"завтрашний"  либо  "позавчерашний")...   Еще   какого   Стружкова   ждать
прикажете? - Мысли эти не вызывали у меня уже ничего, кроме  усталости.  -
Ну, я так я. Даже понятней выходит: услышал я свой звонок, не захотел  сам
с собой встречаться - а кто захочет?! - и шмыгнул через черный ход. Может,
я сам себя и толкнул в хронокамеру? А что? Все возможно..."
   Я так  задумался,  что  перестал  слушать  испуганные  причитания  Анны
Николаевны.  Но  постепенно  сквозь  поток  моих  мыслей  пробилось  слово
"милиция", и тогда я понял, что надо действовать. Милиции  мне  только  не
хватало в этом деле!
   - Да что вы, Анна Николаевна! - горячо сказал я. - Милиция придет, а мы
ей что скажем? Убили кого, избили, ограбили?
   - Может, и ограбили? - недоверчиво заметила Анна Николаевна.
   Она зашла в комнату Аркадия, покрутилась там минуту-другую.
   - Так будто бы все на месте, и костюмы в шкафу  висят  аккуратно,  и  в
стол, видать, никто не лазил... - растерянно сказала она,  снова  выйдя  в
коридор.
   - Ну вот видите! - подхватил я.  -  Высмеют  нас  милиционеры,  скажут:
померещилось вам, никого тут не было!
   - Ой, не померещилось, Боря,  не  померещилось!  -  испуганно  округлив
глаза, возразила Анна Николаевна. - Накурено там в комнате, дышать  нечем,
и сигарета, гляжу, в пепельницу ткнута наспех, дымок еще  от  нее  идет...
Лучше-ка я милицию вызову, боюсь я, ей-богу, боюсь!
   Уж я ее уговаривал-уговаривал, прямо охрип, тем более  что  объяснялись
мы полушепотом, чтобы ее семейство не разбудить. Наконец поладили на  том,
что я переночую в комнате Аркадия, а входная дверь будет на цепочке. После
этого Анна Николаевна отправилась к себе и долго  возилась,  запирая  свою
дверь на все замки, а я остался один.
   Цепочку со входной  двери  я  тут  же  потихонечку  снял,  стараясь  не
брякать. Аркадий теперь уж, видимо, не  придет,  но  вот  этот  загадочный
тип... вдруг он вернется? Постоит тоже в  скверике,  увидит,  что  в  окне
света нет, и попытает счастья снова. Ведь что-то же нужно ему было  здесь,
иначе не лез бы! Правда, может, он уже добыл то,  за  чем  охотился...  да
нет, вряд ли! Я начал звонить через две-три  минуты  после  того,  как  он
включил свет, а в комнате, по словам Анны Николаевны, все было  на  месте,
ничего, значит, не переворочено, не разворочено в поспешных  поисках.  Он,
наверное, только начал оглядывать комнату и соображал, где это может быть,
а тут звонок... "Ну и фантазия у тебя, брат! - одернул я себя. - Концепции
из тебя сыплются, как пшено из дырявого мешка, по любому поводу! Да  почем
ты знаешь, может, он вообще ничего не искал, а ждал или  прятался.  Ладно,
спрячемся и мы, устроим засаду по всем правилам".
   Я не стал зажигать огня в комнате и даже окно  побоялся  открыть,  хотя
действительно этот тип прокурил тут все насквозь. В свете уличного  фонаря
я  разглядел  пепельницу  на  подставке  торшера,  вынес  ее  в   коридор,
исследовал окурки. "Столичные". Те же, что  курит  Аркадий.  Ну,  это  он,
наверное, Аркашкины сигареты истреблял,  пока  сидел  здесь.  Я  вытряхнул
окурки и пепел в мусорное  ведро  на  кухне,  вернулся  в  комнату  и,  не
раздеваясь, повалился на тахту. Ох, с каким наслаждением  я  вытянулся  на
спине и закрыл глаза! Правда, мне сразу почему-то представилось, что я уже
лежал на этой тахте, совсем, недавно,  полчаса  назад,  прислушивался,  не
ходит ли кто  по  квартире,  хотел  и  не  решался  зажечь  свет.  Я  даже
передернулся весь и головой замотал, чтобы отогнать это нелепое  ощущение.
Но стоило мне снова закрыть глаза, как опять полезла в голову всякая дичь.
   Упорно мерещилось мне, что стоит там, на улице, и пристально смотрит  в
темное окно комнаты Борис Стружков. Но я не мог разобрать,  какой  же  это
Борис - не то я сам, не то другой... тот, который сбежал отсюда. А  может,
еще какой-нибудь?.. Еще один Стружков... вереница  Стружковых...  стройные
ряды  Стружковых...  колонны  Стружковых...  Глаза  у  всех  вытаращенные,
недоверчивые, так и бегают по сторонам, обстановку  изучают;  и  номера  у
всех на груди - порядковые, для различия.  Нет,  не  ряды,  не  колонны...
цепочка! Они идут один  за  другим,  соблюдая  дистанцию...  Вот  какой-то
очередной Борис выбегает из скверика, мчится вверх по лестнице,  звонит...
Предыдущий Борис  крадучись  удирает  из  комнаты  на  кухню...  исчезает.
Пришедший занимает его место на тахте, а в скверике, под кленом, уже стоит
следующий Стружков. Вот и он бежит по лестнице... сейчас позвонит, вот  он
звонит... звонит...
   Я проснулся от оглушительного трезвона. Это орал будильник у  меня  над
головой, на полочке тахты. Аркадий его, что ли, завел? И  тогда  я  понял,
что за окном вовсю светит солнце.
   Значит, я улегся и преспокойно проспал до утра! Тоже  мне  -  засада...
Этот тип мог запросто явиться и меня в окно выбросить -  я  бы,  наверное,
только на тротуаре  очнулся.  Оно,  конечно,  неудивительно  после  такого
занимательного вечера, с путешествиями и приключениями... Но все же...  эх
ты, комиссар Мегрэ...
   В дверь постучали, нервно и торопливо. Я вскочил и, на ходу приглаживая
волосы,  кинулся  открывать.  Это  была  Анна  Николаевна,  уже  утренняя,
деловая, подтянутая, - сразу видно, что на работу спешит. Но глаза  у  нее
все-таки были тревожные и растерянные.
   - Я было не хотела вас будить, но мне на работу пора, а у  вас,  слышу,
будильник зазвонил...
   - Да нет, я уже встал, мне тоже пора... -  смущенно  пробормотал  я.  -
Ночь вроде прошла спокойно.
   - Ночь-то спокойно, а вот звонили сейчас Аркадию, я хотела вас позвать.
   Сон с меня сразу слетел - вчерашний сумбурный день опять навалился всей
тяжестью на сердце, и оно заныло от предчувствия беды.
   - А кто звонил-то? - Я старался быть спокойным.
   - Да кто его знает! Мужчина какой-то.  Голос  чудной,  хрипучий  такой.
Левицкого спрашивает. "Дома, говорит, Левицкий?" Я  говорю:  мол,  постучу
сейчас, узнаю, - думала, может, он ночью пришел... вижу, цепочка снята...
   - Надо было сразу меня позвать! - простонал я.
   - Да не пустил он меня! Говорит - не надо, мол, его беспокоить.  А  сам
словно бы забеспокоился,  быстро-быстро  так  заговорил:  "Передайте  ему,
говорит, пускай он придет в восемь часов, как условились".
   - А где? Куда приходить-то?
   - Он только сказал, что на том же месте, где всегда. "На нашем месте" -
так вот сказал. Аркадий-то, верно, знает, какое место.
   - И больше он ничего не говорил?
   - Говорил... - Анна Николаевна наморщила лоб,  стараясь  припомнить.  -
Насчет таблеток каких-то сказал...
   - Таблеток?!
   - Ну да! "Скажите, говорит,  Левицкому,  что  я  насчет  таблеток,  он,
говорит, поймет..." И трубку сразу повесил. Больше ничего не сказал... Ой,
опаздываю я, заговорилась!
   Анна Николаевна ринулась к вешалке, схватила плащ.
   Я стоял и смотрел на нее. Завтра двадцать первое мая. В этот день я,  в
том, уже ушедшем от меня  мире,  пришел  к  Анне  Николаевне,  и  она  мне
сообщила о загадочном госте Аркадия, парне с  усиками,  похожем  на  Раджа
Капура. Она тогда обнаружила наблюдательность, хотя след и был ложным.
   - Анна Николаевна, - спросил я, провожая ее к двери, - а вам этот голос
совсем не знаком, который по телефону-то говорил?
   - Нет... словно бы нет... - неуверенно ответила она, приостанавливаясь.
- Только, я думаю, он подделывался...  нарочно  хрипел-то!  Может,  правда
боялся, что я его распознаю. - Она опять испугалась: - Ох, Боря, кто ж это
такой? Вы додумались, может?
   Я покачал головой.
   - Стараюсь додуматься, но пока не выходит, Анна Николаевна...
   - Ой, нехорошие какие дела пошли! - тревожно сказала Анна Николаевна. -
Боря, дверь-то, дверь  не  забудьте  захлопнуть  как  следует,  а  то  она
отходит! - крикнула она с порога и побежала вниз по лестнице.
   Я посмотрел на часы: было без четверти восемь по здешнему времени  -  я
вчера переставил часы, сверившись у Анны Николаевны. И вдруг мне пришло  в
голову, что свидание-то назначено на восемь утра. Конечно, не вечера,  как
это я сразу не догадался? Ведь таблетки должны  быть  у  Аркадия  к  концу
рабочего дня, не позже! Но тогда "наше место" скорее всего обозначает  тот
самый скверик на углу возле института, где мы объяснялись с Ниной... "Наше
место"... Кто же мог так говорить?
   Кто, кто! Чего уж теперь гадать! "Нашим местом" это  было  для  Аркадия
Левицкого и для Бориса Стружкова. И ни для кого больше. Однако  же!  Вроде
бы получается, что я же сам... то есть  кто-то  из  Стружковых...  любезно
доставил Аркадию яд? Помог осуществить мечту, так сказать? Весело...
   Впрочем, думать мне было некогда. Все эти  обрывки  мыслей  мелькали  у
меня, пока я наспех умывался и приглаживал волосы щеткой Аркадия.  Голоден
я был зверски, но готовить завтрак было некогда и к тому же я не знал, где
чьи продукты лежат в холодильнике. Я  схватил  со  стола  Анны  Николаевны
кусок хлеба и, на ходу заглатывая его, ринулся вниз по лестнице.
   Таблетки...  он,  значит,  принесет  Аркадию  таблетки?  Я   машинально
притронулся к карману куртки - пачечки по-прежнему  лежали  там.  Пачечки,
которые я взял вчера... то есть сегодня вечером со стола  Аркадия.  Но  до
этого момента теперь остается часов одиннадцать-двенадцать  и  кто-то  еще
только собирается передать Аркадию эти самые таблетки...
   Вот сейчас я спрячусь в кустах и посмотрю - кто же этот благодетель!  А
потом выйду, представлюсь и... Ох и выдам же я ему! За все!  За  таблетки,
за Аркадия... за идиотские штучки с хронокамерой, - чтобы разучился  живых
людей вместе с грязными досками туда-сюда швырять... За Анну Николаевну  -
тоже... чтобы не разгуливал по чужим квартирам среди ночи, чтобы не хрипел
чужим голосом в телефон!
   "А если это окажусь я сам?" -  подумал  я  с  тревогой.  Да-а...  тогда
придется менять программу  на  ходу.  Самому  себе  как-то  неловко  морду
бить... А между прочим, никто там и не может появиться,  кроме  одного  из
Борисов Стружковых! Никто другой таких подробностей об Аркадии не знает...
Нина разве? Но Нина не сумела бы говорить хриплым  басом  по  телефону.  А
кроме того, она весь вечер проболтала  со  мной...  со  мной  "здешним"...
вернее, "тогдашним"... "теперешним"... Ах, чтоб тебе, ну и  путаница!  Но,
словом, я отлично помню, что девятнадцатого мая мы сидели с Ниной в  кафе,
а потом до полуночи шатались по улицам и никак  она  не  могла  до  десяти
часов оказаться в квартире Аркадия... Не говоря уж о том,  что  если  б  и
могла, так зачем ей туда лезть?
   Без двух минут восемь я прилег на прохладную зеленую траву за  высокими
кустами боярышника и тяжело перевел дыхание.  Вход  в  скверик  и  главная
дорожка просматривались  отсюда  отлично.  А  за  моей  спиной  поднимался
кирпичный брандмауэр трехэтажного дома, так что укрытие было превосходное.
Плохо только, что голод мучил меня все сильнее. Ведь со вчерашнего (или  с
послепослезавтрашнего?) обеда я ничего  во  рту  не  держал,  кроме  этого
кусочка хлеба, а он только раззадорил  аппетит.  Меня  мутить  начинало  с
голоду и обо всяких петлях и прочих каверзах времени думать не хотелось...
В голову почему-то упорно  лезла  яичница-глазунья.  Уж  не  знаю,  почему
именно яичница, но я ее прямо наяву видел: из трех яиц,  и  вся  беленькая
такая, пузырчатая, а желтые глазки  так  и  колышутся,  а  краешки  так  и
подпрыгивают в шипящем масле, золотистые, кружевные,  аппетитно  хрустящие
краешки... Я облизнулся, глотнул слюну и зажмурился от судороги  в  пустом
желудке.
   А когда я открыл глаза,  то  увидел,  что  по  аллее  торопливо  шагает
человек.
   Вот так штука! Это был вовсе не Борис! Это был Аркадий!
   Я даже за кусты уцепился - показалось, что земля подо мной  дрогнула  и
куда-то поплыла. Я глядел на аллею и пытался сообразить - почему  Аркадий,
откуда Аркадий, как он узнал?
   Что это я какой недогадливый! Он, наверное, заранее сговорился  с  этим
своим "незнакомцем", а тот позвонил утром просто для страховки,  не  зная,
что Аркадий дома не ночует... Постой! Тогда получается, что  "незнакомцев"
уже двое: один сидел в комнате Аркадия, другой звонил  утром?  Нет...  это
мог быть один и тот же! Он не дождался Аркадия, пришлось удирать...  утром
позвонил. Да, возможно... Но так или иначе, где же он? Аркадий вон ждет не
дождется и явно нервничает: то на часы смотрит, то на  вход  в  скверик...
даже гримасничает от  нетерпения  и  переминается  с  ноги  на  ногу,  как
застоявшийся конь. Что-то в нем странное, в этом Аркадии, а что  -  понять
невозможно...
   Аркадий снова посмотрел на часы и досадливо оскалился. Я тоже глянул на
свои часы. Двадцать семь  минут  девятого!  Через  три  минуты  начинается
рабочий день в институте. Поэтому Аркадий и нервничает. А "незнакомец"-то,
он разве не знает об этом? Знает, конечно,  -  не  зря  назначил  свидание
рядом с институтом, за полчаса до начала работы. Тем  более  странно...  И
вообще, куда же он девался?  А  что,  если...  что,  если...  (Я  чуть  не
вскочил, так поразила меня эта мысль.) Что, если я уже  начинаю  наблюдать
"то самое" двадцатое мая со всей его  загадочной  путаницей?  Может  быть,
"незнакомец" потому и появился в нашей лаборатории после работы, что утром
они с Аркадием не смогли встретиться?
   Словно  подтверждая  мою  догадку,  Аркадий  опять  поглядел  на  часы,
раздраженно махнул рукой и направился к выходу.
   Нет уж! Не мог я допустить, чтобы Аркадий на моих глазах повторял,  как
заводная кукла, все, что привело его в этот день к  бессмысленной  гибели!
Не мог я этого допустить,  и  никакая  логика  тут  не  помогала,  никакие
рассуждения о временных петлях не могли меня остановить!  Ведь  через  две
минуты Аркадий войдет в институт - и никогда уже не выйдет обратно!
   Я выбежал из-за кустов на аллею. Аркадий шел задумавшись, ничего кругом
не видел и не слышал.
   Я хлопнул его по плечу. Он вздрогнул и резко повернулся.  С  минуту  мы
молча глядели друг на друга. Аркадий озабоченно хмурил густые черные брови
и словно старался что-то сообразить. Наконец он  сказал  деланно-небрежным
тоном:
   - А, Борис, это ты! А я, знаешь, задумался  что-то  и  совсем  тебя  не
заметил... Ты откуда тут взялся?
   Для  человека  в  моем   положении   этот   вопрос   звучал   несколько
двусмысленно. Но я почти не обратил на это  внимания  и  даже  не  ответил
ничего Аркадию. Я не мог оторвать глаз от его  костюма.  Главное,  от  его
немыслимо шикарных отворотов...
   Что и говорить, очень странно в таких обстоятельствах вдруг забыть  обо
всем и погрузиться в созерцание костюма! В нормальной  обстановке  я  либо
вообще не заметил бы, что у Аркадия обновка, либо глянул  бы  мимоходом  и
пробурчал что-нибудь вроде: "Ничего вещичка!"
   Но тут дело обстояло иначе. Недаром я четвертый день подряд занимался в
основном тем, что сопоставлял и пытался связать воедино разрозненные  и  с
виду весьма далекие друг от друга события, факты, детали. Видно, мозг  мой
уже настроился на автоматическое включение по программе: факт - ассоциация
- гипотеза  и  так  далее.  И  сейчас  эта  программа  сработала  четко  и
безотказно.
   Костюм на Аркадии был вообще странный.  Наверное,  на  такой  костюм  я
отреагировал  бы  даже  помимо  всяких  ассоциаций.  Ну,  отреагировал  бы
однозначно: просто  покатился  бы  со  смеху.  Клоунский  какой-то  наряд,
ей-богу! Коричневый пиджак, двубортный, с невероятно широкими  отворотами.
А отвороты - кожаные! И вдобавок пристегнуты по краям  на  большие  медные
кнопки.
   Но сейчас  мне  было  не  до  смеху.  Глянул  я  на  пиджак  Аркадия  и
моментально вспомнил слова Нины: "Костюм на нем какой-то  странный  был...
борта широченные и  блестят..."  Мозг  уже  заработал  по  схеме  и  начал
выдавать вопрос за вопросом:  "Почему  я  не  видел  его  в  этом  костюме
двадцатого на работе? Такие борта и я бы заметил!..  Где  он  прятал  этот
костюм и зачем надел его сразу после работы?..  Зачем  вообще  понадобился
Аркашке такой идиотский костюм?.."
   Я  все  стоял,  уставившись  на  сверкающие  медно-красные   кнопки   и
мучительно соображая: зачем  они?  Мне  вдобавок  почему-то  страшно  было
поднять глаза на лицо Аркадия - вдруг он сейчас ухмыльнется так же криво и
зловеще, как вчера у хронокамеры? Мне казалось, что если я снова увижу эту
ухмылку, то не выдержу: заору, ударю Аркадия или убегу сломя голову.
   Пока не выдержал Аркадий: он нервно  передернулся  и  спросил  довольно
неласковым тоном:
   - Чего это ты такой обалделый... и помятый весь? В  парадном,  что  ли,
ночевал?
   Почему - в парадном? Странные у  Аркашеньки  фантазии.  Сам-то  ты  где
ночевал, брат, вот интересно! Я осторожно поднял глаза.  Никаких  зловещих
гангстерских ухмылок; глаза, правда, слегка насмешливые, но у Аркадия  они
почти всегда такие. А вообще-то вид у  него  неважный:  лицо  осунулось  и
почернело, веки красноватые, воспаленные. Не спал он сегодня, что ли?
   - Нет, зачем же в парадном? - медленно ответил я, глядя на него. - Я  у
тебя, Аркашенька, ночевал. На твоей шикарной тахте...
   Аркадий дернулся и приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать. По  лицу
его  пробежала  легкая  судорога.  Потом  он  сказал,  глядя  в   сторону,
преувеличенно небрежным тоном:
   - Я задержался там... в одном месте. Поздно было идти далеко... Я там и
переночевал.
   Давай, давай, Аркашенька! Сделаем вид, что мы тебе поверили. Только  не
скажем, что кто-то сидел в твоей комнате. Не исключено, пожалуй,  что  это
ты сам и был.
   Аркадий вдруг начал счищать какое-то невидимое пятнышко с рукава и,  не
поднимая глаз, отрывисто спросил:
   - Ты что, на работу вообще не идешь сегодня?
   - Да понимаешь... - доверительно сказал я, не спуская с него глаз, -  я
тут с одним  человеком  уговорился  встретиться,  а  он  что-то  не  идет.
Вообще-то действительно пора на работу, опоздали мы. А ты как сюда попал?
   Аркадий нахмурился и подозрительно глянул на меня.
   - Да так, по дороге зашел... - пробормотал он. - Ну, пошли, что  ли,  в
институт?
   Я лихорадочно соображал, что ответить. В институт  мне  идти,  конечно,
нельзя:  "здешний"  Борис  наверняка   только   что   миновал   проходную.
"Незнакомец" не появился и вряд ли уже появится. Аркадия выпускать из виду
нельзя, а как его задержать, непонятно. Дурацкое положение!  Аркадий  явно
принимает меня за "своего" Бориса и удивляется, почему я так странно  веду
себя... Что же делать?
   - Да я, пожалуй, подожду его немного, - сказал я. - Ты начни  пока  без
меня...
   Представляю себе, как он удивится, когда войдет в лабораторию и  увидит
там  "своего"  Бориса!  Постой,  а  ведь  это  идея!  Нужно  позвонить   в
лабораторию и предупредить двойника или, еще лучше, вызвать  его  сюда  из
института, ведь по телефон