чка, выглядывая из-за  плеча
следовательши. Я только руками развел.
   -  Я  старший  следователь  горпрокуратуры  Гизело  Эра  Игнатьевна.   Вы
разрешите присесть?
   По лицу Идочки было видно: она бы ни в жизнь не разрешила.
   Я указал на кресло (стоит у меня на кухне этакая развалюха в стиле ампир,
еще от родителей осталась), и Эра Игнатьевна грациозно  опустилась  в  него,
закинув ногу за ногу.
   Ноги у нее были - дай Бог всякому.
   Прокурорские.
   - Мне бы  хотелось  познакомиться  с  вами,  уважаемый  Олег  Авраамович,
поближе. Ну и задать  несколько  вопросов,  если  вы  не  возражаете  против
неофициальной обстановки. - Эра Игнатьевна смотрела на меня  с  нескрываемым
интересом, который при других обстоятельствах мог бы  прийтись  по  душе.  -
Впрочем, если вы настаиваете, я могу предъявить свои верительные грамоты.  И
даже удалиться. До поры до времени.
   Я не хотел.
   - Тогда скажите: вы близко знакомы  с  гражданином  Молитвиным  Иеронимом
Павловичем?
   - Нет, - честно ответил я. - Вообще не знаком. Не сподобился чести.
   - Ай-яй-яй, Олег Авраамович, -  наманикюренный  пальчик  лукаво  погрозил
мне, - нехорошо врать тете! По имеющимся у  меня  сведениям,  вы  не  просто
знакомы с гражданином Молитвиным, но и доставили его  третьего  дня  в  храм
неотложной хирургии. Было?
   До меня понемногу начало доходить.
   - Было, тетя Эра.  Доставлял.  Соседа  своего,  Ерпалыча.  Вы  его,  надо
полагать, в виду имеете?
   Хлебнув чая, я подумал, что и в страшном сне не представлял старого психа
Ерпалыча гражданином Молитвиным Иеронимом Павловичем.
   - Между прочим, Олег Авраамович  болен,  -  вмешалась  Идочка,  вызывающе
фыркнув. - Ему вредно волноваться.
   - А я и не собираюсь его  волновать,  -  ответила  Эра  Игнатьевна  таким
тоном, что я живо переименовал ее в Эру  Гигантовну.  -  Просто  именно  мне
поручено курировать дело об исчезновении Молитвина Иеронима  Павловича,  так
что опрос свидетелей - моя святая обязанность. И, зная, что Олег  Авраамович
болен, я пришла к нему, вместо того чтобы вызвать к себе. Девушка, почему  я
вам так не нравлюсь? Вы ревнуете?
   Пунцовая  Идочка  умчалась  в  комнату,  а   я   мысленно   поаплодировал
следовательше.
   После чего принялся подробно излагать, как Фол  вынес  дверь  Ерпалычевой
квартиры, как  мы  нашли  бесчувственного  старика  на  полу,  как  везли  в
"неотложку" своим ходом, как  ругались  с  Железным  Генрихом  и  как  потом
милейший парень-кардиолог забрал у нас Ерпалыча и увез...
   В запале словесного поноса я чуть  было  не  помянул  утреннюю  перцовку,
"Куретов" и мифологического библиотекаря  Аполлодора,  но  вовремя  прикусил
язык.
   Еще сочтет, что мы с Ерпалычем - одного поля ягоды...
   - Вот и мне хотелось бы узнать, куда ваш милейший парень его увез. -  Эра
Гигантовна, спросив разрешения, налила  себе  чайку  и  неторопливо  сделала
первый глоток. - Понимаете, Олег Авраамович, все дело в  том,  что  в  нашей
"неотложке" кардиологическим  отделением  заведует  женщина.  Ваша  ревнивая
пассия может подтвердить мои слова: ведь именно она  той  ночью  названивала
кардиологичке и поругалась с нею, не дождавшись ответных действий.
   Я бросил короткий вопрошающий взгляд на  вернувшуюся  было  Идочку.  Щеки
моей ревнивой пассии из бутонов весеннего  шиповника  разом  превратились  в
поздние осенние георгины;  сестренка  милосердия  закусила  губу,  судорожно
кивнула и вновь изволила удалиться.
   На сей раз - чеканным шагом королевы, шествующей на эшафот.
   Во всяком случае, самой Идочке явно так казалось.
   - Короче, - продолжила следовательша, - завотделением клятвенно заверяет:
да, дежурила, нет, никуда не выходила и  никакого  старика  с  инсультом  не
принимала. Записи в регистрационном журнале подтверждают ее показания. Опять
же  у  меня  есть  письменное  заявление  заместителя  главврача:  о   неких
подозрительных личностях, мигом умчавшихся  с  бесчувственным  стариком  под
мышкой, едва он принял меры к выяснению обстоятельств. Лозунг "Люди,  будьте
бдительны!" во плоти. Выходит, что машину  за  вами  никто  не  посылал.  Вы
случайно не могли бы мне описать этого белохалатного "бога из машины"?
   Я задумался. Парень как парень, симпатичный,  доброжелательный,  особенно
после общения с гадом Генрихом. Выходит, он вовсе и не врач?! Тогда кто?
   Ерпалыч, кому мы тебя отдали?!
   Век себе не прощу...
   В прихожей послышался негромкий скрежет, словно кто-то царапался к нам со
стороны лестничной площадки, потом щелкнул замок  -  и  мгновенно  раздалось
Идочкино сюсюканье:
   - Вот он, наш маленький, вот он, наш серенький!  Ну  заходи,  заходи,  не
студи квартиру...
   Наш маленький и серенький не заставил себя долго  упрашивать  -  и  мигом
оказался в кухне. Было видно, что подобранный  мною  пес  времени  даром  не
тратил. Отъелся, надо сказать, преизрядно. Лоснился и сиял. А  также  держал
хвост трубой, морковкой и пистолетом.
   Ткнувшись по дороге мордой мне в колено и приветственно  гавкнув,  наглый
экс-бродяга улегся в углу, заняв добрую треть кухни. После чего уставился на
ноги Эры Гигантовны таким взглядом,  что  на  щеках  следовательши  выступил
легкий румянец.
   - Овчарка? - спросила она. "Овчарка-овчарка", - умильно облизнулся пес.
   - Кобель, - дипломатично ответил я. Объявившаяся следом за собакой Идочка
энергично закивала.
   - Не то слово, Олег Авраамович! Всем хорош:  и  гуляет  сам,  и  дома  не
гадит, и жрет что ни дашь, хоть мясо, хоть морковку...  Зато  как  я  мыться
соберусь, так проскользнет, подлец, в  ванную  и  не  уходит!  Я  уж  его  и
тряпкой, и словами - ни в какую...
   Похоже, сексуально-собачьи проблемы Идочки нисколько не  взволновали  Эру
Гигантовну. Она  задала  мне  еще  пяток  совершенно  пустых  вопросов  -  и
собралась откланяться.

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА...

   Сухие, породистые черты доберманши из элитного питомника. Возраст еще  не
тяготит, лишь добавляя опыта и умения оседлать ситуацию столь же легко,  как
выбранного на ночь мужчину в постели. Косметики мало, лишь рот  чуть  тронут
перламутром помады, и тушь на длинных  ресницах  практически  незаметна.  Ей
пошли бы очки, дымчатые стекла в тонкой оправе из золота-обманки,  но  очков
нет, и карие глаза смотрят коротко, остро, будто опытный кровельщик  вбивает
гвозди в черепицу.
   И еще: машинальная отточенность жестов - мелких, внятных, как у  актрисы,
привыкшей играть крупным планом.
   Вот она какая, Эра Гигантовна, старший следователь прокуратуры...
   Вот тут-то и раздался очередной требовательный звонок в злосчастную дверь
моей квартиры. Оказывается, визиты на сегодня не закончились; более того,  у
меня возникло странное предчувствие, что они только начинаются!
   Идочка, мой добровольный  швейцар  и  ангел-хранитель,  уже  сражалась  с
замком - ив прихожей почти мгновенно воздвигся бравый  сержант-жорик  Ричард
Родионыч. А следом за Риткой из клубов морозного пара высунулся  обширнейший
нос, под которым обнаружилась широченная ухмылка моего однокашника  Ефимушки
Гаврилыча Крайцмана, кандидата... нет, с недавних пор доктора биохимии!
   Похоже,  я  никогда  не  смогу  привыкнуть  к  очевидному  для   всех   и
невероятному  для  меня:  Фима-Фимка-Фимочка,  Архимуд  Серакузский,  теперь
доктор!
   Мой пес немедленно принюхался к свертку  в  Фимкиных  руках  и,  радостно
повизгивая, уставился мне в глаза со всей возможной преданностью.
   - Ну уж тебя-то не обойдут! - успокоил  я  серого  проглота,  и  псина  с
веселым лаем бросилась встречать  гостей,  едва  не  сбив  при  этом  с  ног
зазевавшуюся Идочку.
   - Очухался, очухался, алкаш хренов! - заорал с  порога  Ритка,  обличающе
тыча пальцем в мою сторону. - Гляди, Фимка, гляди, что  творит!  Полный  дом
баб навел, чаем их поит!
   Это я, значит, навел...
   -  Ты,  Алик,  не   устаешь   нас   поражать,   -   поддержал   Крайц-ман
мерзавца-служивого. - Насколько известно науке в моем лице, ты единственный,
кому удалось допиться до трехдневного беспробудного бодуна!
   Жизнь становилась прежней. Все происходило само собой без  всякого  моего
вмешательства. Я только стоял, слушал их беззлобную болтовню, наблюдая,  как
мои приятели отряхивают снег и разоблачаются - и вот они гурьбой набились  в
кухню, бесцеремонно разглядывая следовательшу, строящую им глазки,  а  Ритка
жорским  чутьем  угадывает  профессию  (а  может,  и  звание)  моей  гостьи,
вытягиваясь по стойке "смирно", но Эра Ги-гантовна  благосклонно  машет  ему
ручкой, а  тут  вдобавок  Фимка  отодвигает  нашего  сержанта  в  сторону  и
запоздало лезет ко мне обниматься. Идочка выходит из ступора и скачет вокруг
нас с писком: "Отпустите! Немедленно отпустите больного! Вы септический!", -
и Фима отпускает меня, Идочка успокаивается, все, кроме Ритки, рассаживаются
и дают мне отдышаться, а заодно и задуматься о будущем.
   Впрочем, о будущем позаботились без меня - судя по Рит-киной  фразе:  "Мы
тут тебе... в смысле, вам с Идочкой пожрать принесли".
   - Вот именно, - подтверждает Фима, шурша оберточной бумагой.

   В принесенном пакете обнаруживается ветчина, при  виде  которой  мой  пес
неприлично визжит от радости, сыр, хлеб, апельсины, один лимон, полулитровая
банка с подозрительной мутной жидкостью ("Бульон", -  успокаивает  Крайц)  и
прочие дары волхвов в ассортименте.
   Фимка  еще  шуршит  и  достает,  а  взбесившийся  дверной  звонок   вслух
предупреждает меня, что "предчувствия его не обманули"!
   Это пришла тетя Лотта, радостно всплеснув озябшими ручками при виде  меня
в добром здравии - и чуть не уронив из-за этого судок с борщом и котлетами.
   Зазывая старушку в комнату и уговаривая ее не стесняться, я  обнаруживаю,
что пес  обрадовался  тете  Лотте  гораздо  больше,  чем  принесенной  Фимой
ветчине.
   Знает он ее, что ли?
   В смысле, знает тетю Лотту - в том, что пес знает  ветчину,  сомнений  не
было.
   В квартире воцаряется полный бедлам: все наперебой осведомляются  о  моем
самочувствии и дают разные полезные советы, от которых Идочка только фыркает
и шепчет мне на ухо, чтобы я не вздумал этим советам  следовать,  если  хочу
дожить до старости; мне предлагают съесть и то, и другое, и еще вот это, - я
послушно киваю и жую то  и  другое,  и  еще  вон  то,  пытаясь  одновременно
говорить, а все делают  вид,  что  понимают  меня,  хотя  ни  хрена  они  не
понимают, потому что я и сам себя не очень-то понимаю. А понимает меня  один
только серый пес, которого я  потихоньку  кормлю  обрезками  ветчины.  Ритка
гудит о предстоящем то ли в субботу, то ли в воскресенье (правда, непонятно,
на какой неделе!) санкционированном митинге кентавров, который  явно  грозит
нарушить установившуюся в городе относительную тишину; Фима проклинает  свою
промышленную экологию и поганые биофильтры,  которые  все  время  летят,  но
после целевой заутрени и вмешательства окраинных утопцев  фильтры  перестало
клинить, зато заклинило  Фиму,  несмотря  на  его  замечательную  докторскую
степень.   Тетя    Лотта    сперва    увлеченно    рассказывает    о    двух
батюшках-отступниках, на позапрошлой  неделе  едва  не  сорвавших  службу  в
Благовещенском соборе и даже грозивших  предать  анафеме  прихожан  вкупе  с
самим владыкой; потом она  без  видимого  перехода  начинает  сокрушаться  о
пропавшем Ерпалыче, пес лижет ей руки, а следовательша из прокуратуры  очень
внимательно слушает старушку и  даже  что-то  записывает.  Короче,  я  и  не
заметил, как кто-то притащил из холодильника водку.
   "Столпер-плюс", с  портретом  Столпера-равноапостольного  на  этикетке  -
люблю ее, она лавровым листом отдает, на послевкусии.
   Увы, Идочка безошибочно вычислила  виновного,  набросившись  на  Фимку  -
поскольку, по ее словам, я еще не оправился от болезни  и  в  ближайшие  лет
пятьдесят не оправлюсь, если у меня такие друзья! - я развожу руками,  встаю
и, дабы не впасть в искушение, отправляюсь в туалет.
   - На прошлой неделе одного дурака-рэкетира брали,  -  доносится  до  меня
веселый бас Ритки, и я задерживаюсь в коридоре, чтоб послушать. - Долги  под
заказ из должников вышибал. Способ, дескать, колдовской разведал,  чтоб  без
проблем. Я у него, когда наручники нацепил, спрашиваю: что за способ?  А  он
мне серьезно так: очень просто, служивый! Берут  два  яйца  двумя  пальцами,
протыкают иглой трижды с двух сторон...
   Первым хрюкнул Фима-Фимка-Фимочка.
   - ...с двух сторон, значит, потом опускают яйца в кипящую воду с солью  и
перцем...
   Деликатный смешок - это следовательша; и почти сразу меленько  захихикала
тетя Лотта, старая заговорщица.
   ...потом дверь на замок, ключ в кипяток, и поешь фальцетом:
   "Черт приносит того, кто просит. Замок я  закрыла,  долг  в  яму  зарыла,
забрала у пакостника иль убила..." Ну, дальше я не помню. И напоследок...
   - Чего это вы все хохочете? - слышен мне обиженный возглас Идочки. - Нет,
правда, что тут смешного?!
   - Нет, главное,  напоследок,  -  заканчивает  Ритка,  весь  сотрясаясь  в
пароксизмах . - Главное в том, что ключ с яйцами  вареными  надо  снести  на
могилу с именем должника, а замок от двери - на могилу с именем кредитора! Я
у него спрашиваю: и что, впрямь никаких проблем? Кивает,  зар-раза...  если,
говорит, гостинцы на могилы снести не забудешь, то никаких...
   Ухмыляясь, покидаю коридор.
   Ну, Ритка, ну, шалопай...
   Заперев  дверь  туалета  на  задвижку  и  отгородившись   ею   от   слабо
доносившегося из комнаты гула голосов, я вздохнул с облегчением. Ну и  денек
сегодня! Одно могу сказать: Идочка - молодец. И  как  сестра  милосердия,  и
вообще... Или это наша первая встреча в ванной так  на  меня  подействовала?
Вряд ли: что я, голых баб не видел?! Видел. Да и не голая она была,  хотя  и
пес на нее как-то так косится, и я - тоже кобель еще тот...
   Тоненькая пачка листков в  клеточку  вываливается  из  моего  кармана  на
кафель пола, я вспоминаю, откуда у меня взялись эти  листки  -  и  поскольку
сидение в туалете располагает к чтению,  по  новой  углубляюсь  в  письмишко
Ерпалыча.
   Мысль  отдать  листки  Эре  Гигантовне  возникает  несколько   позже,   и
убедительностью эта мысль не обладает.

"АКТ ТВОРЕНИЯ"
(страницы 3-9)

   ...Вот так я  впервые  и  познакомился  с  сектантами  Волшебного  слова.
Впрочем, к тому времени их  почти  никто  не  звал  сектантами,  особенно  в
кулуарах городского филиала НИИПриМ.
   Института Прикладной Мифологии.
   Через неделю приглашают меня на Космическую, 28, в  этот  самый  ПриМ,  к
трем часам дня. Попросили рукопись почитать - дескать, знают, что я  в  часы
досуга литературкой балуюсь,  и  намереваются  издать.  Ничего,  что  не  по
профилю, ничего, что у них не издательство, зато лицензия есть. Вы только не
удивляйтесь, Алик, но я тогда вроде вас был,  графомания  помаленьку.  Целый
романище нарисовал. Финал один остался. Разве что вы с  "Быка  в  Лабиринте"
начали, а меня с самого начала на  Геракле  зациклило.  Павшие  там  всякие,
жертвы,  Семья  Олимпийская...  Одно  удивительно,  Алик:  с  такой  скудной
подготовкой, как у вас, прийти к сходным взглядам на  Элладу  XIII  века  до
нашей эры можно было лишь... одно скажу - талант! Матерый  вы  человечище!..
Не обижайтесь, шучу. Короче, почитали в ПриМе мое бумагомаранье, посетовали,
что не до конца дописано, поговорили со мной по душам и  работу  предложили.
Завалили по уши  всякими  Аполлодорами,  Павеаниями,  Ферекидами,  Диодорами
Сицилийскими в ассортименте; а от меня требовалось - "сумасшедшие допуски  и
сумасшедшие выводы"!  Комнату  мне  выделили,  то  бишь  кабинет,  компьютер
поставили. Меня еще удивляло поначалу - какого рожна я,  словоблуд-эллинист,
им занадобился ? Потом уже понял: синтетиков у них  не  хватало.  Информации
валом, а непредвзятых голов, которые способны на любое  безумное  допущение,
на синтез несовместимого - этого не было.
   Забегая вперед, добавлю: книжку мою  они  таки  издали.  Гонорар  выдали,
неплохой гонорар по тем временам, в придачу  десять  авторских  экземпляров,
которые я за три дня друзьям раздарил... Спрашивал: почему  в  нашем  городе
книга не продается  ?  Сказали,  что  книготорговцы  весь  тираж  увезли  за
кудыкины горы, где цены выше. И то дело - не отвечать же  мне,  дураку,  что
десятью экземплярами все издание  и  ограничилось!  Не  для  того  Молитвина
Иеронима Павловича на работу брали...
   Отдел,  по  ведомству  которого  я  числился  и  даже  зарплату  получал,
назывался "МИР". В смысле  "Мифологическая  Реальность".  Не  самая  удачная
аббревиатура, но сойдет. Слыхал я, хотели  сперва  "Мифрел"  назвать,  но  у
одного британского профессора уже похожее слово проскальзывало.
   Решили, видимо, что нашим осинам дубы Ее Величества - не указ.
   Приятель мой, что телевизор умасливал, там же вкалывал. Он мне и  поведал
(после того, как взяли с меня подписку о  неразглашении),  каким  образом  в
нашем городе окопалась секта Волшебного  слова.  Прорвало  в  середине  90-х
городские очистные сооружения. Город  почти  все  лето  без  воды,  эпидемия
грозит - тут дюжина отчаянных  голов  и  решила:  прадеды,  когда  с  озером
случались нелады, шли на  поклон  к  водянику,  когда  с  домом  проблемы  -
домовому  кланялись,  если  в  лесу  беда  -  лешему  мед  или   там   девок
носили-водили... Отчего не  попробовать?  Термин  придумали:  болевые  точки
окружающей  среды.  Вроде  иглоукалывания.  Для  них  леший  не   леший,   а
персонифицированная активизация саморегулятора леса-массива,  воздействовать
на которую путем локальных приношений... Не пугайтесь,  Алик,  я  дальше  не
буду, самому больно было всю эту дребедень  слушать.  Поначалу  не  выходило
ничего, хоть полдома баклажаном измажь, а там глядь  -  сперва  по  мелочам,
дальше больше: канализация фурычит,  электроприборы  на  "ять",  про  ремонт
квартир и думать забыли!
   Вот так впервые к Тем и достучались; я имею в виду  -  к  городским  Тем,
поскольку к Тем природным пращуры наши достучались еще во время оно.
   Достучались - ив конечном счете  угробили  практически  всех.  Только  не
считайте, что наши с вами соотечественники  самые  умные.  Секте  Волшебного
слова, как я понял, еще на тот день лет  сорок  было,  не  меньше.  И  ареал
распространения - широчайший. От черных  кварталов  Чикаго  (этим  жизненный
прагматизм еще не всю веру в Буду вытравил) до неоновых реклам Токио, где не
раз в канализации видали водяного-каппу  с  темечком,  полным  воды.  Просто
помалкивают они: кому охота рай обетованный на психушку менять?!
   И удивляться не стоит. Город - он ведь тоже среда, вроде природной... чем
мы хуже предков? Тем, что умнее? Так поглупеть -  дело  недолгое!  Оглянись,
горожанин: кругом свои скалы и озера, свои солнце и звезды,  свои  засухи  и
наводнения!   Нарушили   баланс   -    и    загнулись!    Причем    никакого
самовосстановления,  как  в  природе,  не  наблюдается,  и  даже   наоборот!
Приходится все время поддерживать нормальный режим существования, быть рабом
среды, пахать на нее, родимую... Познакомился я там с  одним  старичком,  из
профессоров кислых щей, тема  у  него  была  -  "Акт  творения".  Он  мне  и
рассказал, что в классических мифологиях актов творения мира фактически два:
глобальный и локальный, вторичный. Первый, абстрактный, -  это  когда  мышка
бежала, хвостиком махнула. Яйцо Брамы и раскололось; или там Небо  с  Землей
инцесты почем  зря  крутят.  Второй  Акт,  конкретный,  -  это  уже  потопы,
извержения, род людской на краю гибели и начинает  все  сызнова.  Умный  был
старичок, дотошный, одного понять не мог: почему у тех замов-завов, кто  его
работу курировал, выправка армейская? Очень уж его это дело  волновало...  а
еще его  волновало,  что  если  момент  превращения  крупных  мегаполисов  в
окружающую среду, аналогичную природной, можно считать первым Актом творения
(мир, в котором можно жить, созданный конкретным  Творцом(а