хрь ее  мыслей
наконец замер под властью сна.
   Фьяметта очнулась от тревожного сновидения, в котором бродила  по  своему
дому в Монтефолье,  преобразившемуся  в  непонятный  лабиринт.  Он  стоял  в
развалинах, заброшенный; гнилые половицы галереи предательски крошились  под
ее ногами, ставни свисали на одной  петле,  стены  осыпались.  Она  пыталась
разжечь огонь, но не могла, а в дверь колотили вооруженные кредиторы, требуя
свои деньги, которые мастер Бенефорте спрятал, а она не могла отыскать, хотя
лихорадочно обшаривала комнату за комнатой...
   Ее подушка была сырой и холодной, а одеяло сверху увлажнила роса, но  под
ним тепло ее собственного тела согревало ее. Ущербная луна плыла  в  зените,
бросая лишь смутные лучи  во  двор.  Все  еще  полная  безотчетной  тревоги,
рожденной сном,  она  перекатилась  на  бок  и  посмотрела  между  планками,
скользнув взглядом по верху стены, огораживающей двор. Но  там  не  мелькали
угрожающие тени вооруженных мужчин, под куполом ночного неба царила  тишина.
Только ее страхи лишали этот сонный мирок безмятежности,  хотя  от  мулов  у
коновязи и веяло успокоительным  животным  теплом.  Все  же  что-то,  неясно
почему, было не так. Она целую минуту вглядывалась в темноту и только  тогда
поняла, что именно.
   Последние  струи  дыма  из  коптильни  завивались  вниз,  а   не   вверх,
скапливаясь посреди двора в  туманное  облако,  точно  там  вдруг  разлилось
озерко. Но дым сгущался, сжимался. Бесформенная, ищущая форму  субстанция...
Ее сердце застучало по ребрам. Она затаила дыхание, встала на колени,  забыв
о холоде, прильнула лицом к щели.
   Серебристо-серый дым сгустился в мужскую фигуру: ноги в чулках, тупика со
сборчатыми складками, большей головной убор, с полосой  материи,  завернутой
на манер тюрбана, дымный ее конец щегольски ниспадал  сбоку.  Убор  задрался
кверху, в сторону лоджии, в сторону Фьяметты. Ниже колечки дыма завивались в
бороду. Лунный луч вызвал блеск в дымных глазах - серебряный, точно  обводка
тучки, заслонившей солнце.
   - Батюшка? - прошептала Фьяметта. Слово  застряло  у  нее  в  горле.  Она
сглотнула.
   Фигура поманила ее с видимым усилием - при  этом  Движении  от  ее  плеча
отделились клочки дыма. Леденящий узел внутри нее  вдруг  сменился  странней
нелепой радостью. "Я рада, что вижу тебя..."  Но  ведь  призраки  -  грозное
явление, они должны внушать ужас? Однако мастер Бенефорте выглядел  таким..,
совсем обычным. Нетерпеливым и раздраженным, как всегда. Она словно услышала
его голос - он приказывал, давал ей поручения, грозил избить за  неловкость,
за мешканье - угрозы, которые он почти никогда  не  приводил  в  исполнение,
кроме тех случаев, когда находился в тисках безденежья. Но в такое время она
научилась быть осторожной... Прозрачная фигура снова ее поманила.
   Фьяметта перебралась через перила, повисла на руках и спрыгнула во  двор.
Она подбежала к привидению, но остановилась, борясь с желанием  прикоснуться
к нему, боясь - было видно, что он лишь с трудом удерживает дым воедино. Она
читала это в его  выражении,  в  том  знакомом  напряженном  сосредоточении,
которое преображало его лицо, когда он творил свои тонкие чары.  Его  дымные
ладони повернулись к ней, губы шевелились.
   - Батюшка, я вас не слышу. Он покачал  головой,  снова  зашевелил  губами
Ничего. Он указал на юг.
   -  Что  вы  хотите  мне  сказать?  -  Она  подпрыгивала,   разделяя   его
разочарование.
   "Дура", - произнесли его губы. Это слово она распознала по  давней  своей
привычке. Но то, что последовало, было слишком быстрым и  сложным.  Ее  руки
сжались, как у него.
   Младший сын Пико, разбуженный ее голосом, привстал, сел, протер  глаза  и
прищурился на дымную фигуру через вьюк. Он взвизгнул  от  ужаса,  кинулся  к
постели отца и забрался под одеяло, разбудив Пико на  середине  раскатистого
храпа.  Разинув  рот,  Пико  натянул  одеяло  на  сына  и  до   собственного
подбородка. Тейр все в той же тунике  и  штанах  приподнялся,  потом  встал,
широко раскрыв глаза. Тич, старший сын Пико, продолжал безмятежно храпеть.
   Тейр глубоко вдохнул  и  осторожно  подошел  к  ней,  став  даже  бледнее
обычного, переводя взгляд с ее лица на лунно-дымное.
   - Это ваш отец, мадонна Бенефорте? Что он говорит?
   Смутная фигура в смертной муке начала разрываться на  клочья  под  ночным
ветром. Его рассеивающиеся руки протянулись к ней, ее - к нему. Внезапно дым
собрался в белую сферу величиной с французский теннисный мяч,  а  затем  она
вновь разлетелась с одним-единственным словом:
   - Монреале!
   - Монреале? - недоуменно повторил Тейр. - О чем он?
   - Монреале! - Фьяметта гневно топнула  ногой.  -  Ну  конечно,  он  будет
знать, что делать. И он спасет батюшку, если это хоть кому-то по  силам.  Но
только... - Она запнулась. - Если верить этим болтливым служанкам, он внутри
осажденных стен.
   Швейцарец кивнул, словно не поняв, что это не просто интересная  новость,
но крушение всех надежд.
   - Внутри стен осажденных солдатами Ферранте, - объяснила Фьяметта.
   - Солдаты Ферранте что-то нравятся мне все меньше, - мягко сказал он.
   - О, конечно, их  это  очень  огорчит,  -  огрызнулась  Фьяметта.  -  Без
сомнения, они разбегутся и пропустят нас внутрь.
   Он виновато улыбнулся, смущенно выставив ладони.
   - Мы что-нибудь придумаем. Но  прежде  надо  добраться  туда.  Во  всяком
случае, мне. А вам не лучше ли будет отправиться завтра на север  с  другими
мои тефольцами? Безопаснее?
   - Ты меня не бросишь в придорожной канаве? - возмущенно вскричала она. Он
попятился, отрицательно помахивая своими большими руками. -  Это  мое  дело.
Может быть.., только может быть, я позволю тебе  сопровождать  меня.  Вот  и
все.
   - Благодарю вас, мадонна, - сказал он с глубокой серьезностью.
   -  Не  смей  насмехаться  надо  мной.  -  Губы  Феи  мечты  подозрительно
искривились.
   Он  открыл  рот,  закрыл  его,  а  затем  удовлетворился  той  безопасной
глуповато-дружеской улыбкой, с которой смотрел на нее, пока она угрожала ему
ночным горшком. Она вдруг заметила, что вся дрожит  от  холода,  что  ночной
ветер треплет ее тонкое нижнее платье.
   Проснувшиеся служанки в лоджии плакали и молились. И с их легкой  руки  в
гостинице воцарился хаос, почти равный тому, который вызвала рана  Катти.  К
тому времени, когда  история  с  появлением  призрака  была  вновь  и  вновь
рассказана теми, кто его видел, тем,  кто  не  видел,  обрастая  все  новыми
леденящими душу подробностями, мадонна Катти пришла в отчаяние.
   - Я разорена, я разорена!
   - Не думаю, что он сюда вернется! - процедила Фьяметта сквозь зубы.
   - Я позову священника и освящу мою коптильню!
   - Как? Того самого священника, которому вам нечем было  заплатить,  чтобы
похоронить его?
   Они обменялись сердитым взглядом. Служанки,  всхлипывая,  болтали  всякий
вздор. Тич громко негодовал, что его не разбудили поглядеть  на  привидение.
Фьяметта вернулась в свою ледяную постель и накрыла голову  подушкой.  Никто
не осмелился подойти к ней.
   Нескончаемая   ночь   потом    все-таки    отступила    перед    туманным
оранжево-розовым рассветом. Голова Фьяметты раскалывалась, во рту пересохло,
а под веки словно насыпали песка.  Она  натянула  свое  погубленное  верхнее
бархатное платье. Ей хотелось одного:  уехать  отсюда,  и  чем  скорее,  тем
лучше.
   Во всяком случае, Тейр не заставил себя ждать. Он уже  оделся,  скатал  и
упаковал постель, едва встал с нее. В зале они позавтракали, сидя на скамье,
сухим хлебом, запивая его пивом. Задержал их только белый  мерин,  никак  не
дававший  себя  поймать.  Мадонна  Катти  посмотрела-посмотрела,   как   они
несколько минут гоняются за  ним  по  росистой  траве,  покачала  головой  и
сходила за миской овса, приманила его и сама взнуздала. Поводья она  вручила
Тейру, который вручил их Фьяметте, - Ты что, не умеешь ездить на  лошади?  -
спросила Фьяметта у своего непрошеного спутника. Он покачал головой:
   - Матушка держала только двух-трех коз. Корова была нам не по карману,  а
о лошади и говорить нечего. - После неловкой паузы он добавил:
   - Но я могу вести ее на поводу, ну, как мула.
   - Ну-у.., ладно, - сказала Фьяметта  с  сомнением.  Она  стояла  рядом  с
мерином, еле доставая носом до его холки. - Подведи его к изгороди, чтобы  я
могла на него забраться.
   - Это просто, - сказал Тейр, обнял ее за талию и вскинул на  лошадь,  как
трехлетнюю девочку, а в ответ на ее яростный взгляд добавил виновато:
   - Вы куда легче воловьей шкуры, полной чушек, мадонна Бенефорте!
   Она расправила юбки, положила  вьюк  Тейра  перед  собой,  ухватилась  за
длинную грязную гриву, сглотнула и сказала, кивнув:
   - Ну, веди.
   Белому  мерину  не  хотелось  покидать  сочное  пастбище,  но  теперь  он
покорился судьбе и послушно зашагал по дороге рядом со  швейцарцем.  Мадонна
Катти смотрела  им  вслед,  словно  желала  удостовериться,  что  они  и  их
злосчастья действительно  покинули  ее  дом.  Утренний  свет  был  ровным  и
золотистым, зажигая искорки в клочьях тумана на  лугах,  отбрасывая  им  под
ноги  четкие  черные  тени  тополей  и  кипарисов  вдоль  дороги.   Влажный,
нагревающийся воздух благоухал весенними цветами и свежим запахом  ручейков,
журчавших  поперек  дороги  там,  где  она  уходила  вниз,  а  потом   снова
поднималась. Солнце и тепло  лошадиной  спины  мало-помалу  изгоняли  ночной
озноб из костей Фьяметты. Если бы не свинцовая усталость, не ноющая боль  во
всем теле, ехать так было бы даже приятно.
   Тейр размашисто шагал рядом с мерином, иногда ласково поглаживая  его  по
шее. Казалось, ночное происшествие никак на него не подействовало. Когда они
поднялись по очередному склону, он посмотрел через плечо на Фьяметту.
   - Ваш отец сказал "Монреале". А  вы  назвали  его  аббатом.  Это  не  тот
епископ Монреале, про которого мой брат упоминал в письмах?
   - Да, тот  самый.  Хотя  в  отличие  от  римских  прелатов  он  исполняет
обязанности, которые налагают на него оба сана,  говорит  батюшка.  Говорил.
Отцом аббата Монреале был  савойский  сеньор,  который  женился  на  знатной
ломбардской  девице.  Монреале  был  младшим  сыном  и  отправился  попытать
счастья, служа капитаном во французском войске, когда они изгоняли  англичан
из Бордо. Твой брат Ури любил слушать, как он рассказывал о тех временах,  а
делал он это охотно, хотя  теперь  и  притворяется,  будто  стыдится  такого
прошлого. Монреале все уговаривал Ури тоже стать монахом и служить  Богу,  а
не герцогу Сандрино. Вроде бы это стало для них привычной шуткой, да  только
шуткой это не было. - Фьяметта закусила губу: теперь это навсегда  перестало
быть шуткой.
   - Батюшка и аббат были вроде бы приятелями,  Вначале,  думается,  потому,
что оба были лучшими магами в Монтефолье, ну  н  конечно,  батюшка  старался
заслужить милость Монреале, чтобы тот, как  епископ,  давал  ему  разрешение
заниматься белой магией. Но мне кажется, они  по-настоящему  нравились  друг
другу. Когда Монреале посещал городской собор по делам епархии,  они  иногда
сидели у нас в саду за вином и беседовали. А то отправлялись вместе на озеро
поудить рыбу. Батюшка больше интересовался, как овладеть магией на практике,
а Монреале занимала суть колдовства в отношении его  обязанностей  духовного
пастыря, так мне кажется. Иногда батюшка обращался  к  нему  за  подсказкой,
когда работал над новым заклинанием. Монреале должен быть осведомлен в магии
духов, должен был ее изучать, чтобы бороться с ней.
   - Какая магия духов?
   - Черная  некромантия.  -  И  она  рассказала  про  серебряное  кольцо  с
младенческим личиком, которое носил сеньор  Ферранте,  о  ларце  с  высохшим
засоленным трупиком и о  связи  между  ними,  которую  заподозрил,  нашел  и
уничтожил мастер, Бенефорте.
   - Боюсь, такое колдовство выше моего разумения, - смиренно сказал Тейр.
   - Да, я вижу, - вздохнула Фьяметта, но честность заставила ее добавить:
   - И выше моего тоже, Но не разумения Монреале. Ни мастера Бенефорте - что
уж теперь скрывать! Хотя Фьяметта  была  почти  уверена,  что  ее  отец,  не
поведал аббату-епископу о том, что сделал  во  Флоренции.  Если  ее  смутные
представления были верны, то теперь сеньор Ферранте покачивал духом  мастера
Бенефорте на ниточке над бездной вечной погибели. Даже  и  сейчас  его  душе
грозила опасность быть навеки отторгнутой от Бога.
   - Надеюсь, осада оставит аббату  Монреале  хоть  немного  времени,  чтобы
помочь одной несчастной гибнущей душе! - сказала она.
   Тейр, сдвинув брови, смотрел на уходящую вдаль дорогу.
   - Если сеньор Ферранте подчинил дух вашего отца и если  магия  духов  так
могущественна, как  вы  думаете,  тем  большая  опасность  грозит  беднягам,
которых старается спасти Монреале. Судьба вашего отца соприкасается  с  тем,
что сейчас навлекает на  него  беды.  Он  постарается  помочь.  -  Его  лицо
посуровело. - Мне надо только доставить вас туда благополучно.
   Фьяметта  вцепилась  в  гриву,  пока  Тейр  и  мерин  перебирались  через
каменистое ложе ручья под склоном. А потом спросила:
   - А в чем, Тейр, твоя магия? Твой брат  должен  был  подозревать  в  тебе
какой-нибудь талант, иначе он не попытался бы устроить тебя  подмастерьем  к
магу.
   Тейр растерянно искривил губы.
   - Сам не знаю.  Настоящий  мастер  меня  никогда  не  испытывал.  Я  умею
находить воду лозой. И матушка говорит, что Мне дано отыскивать  потерянное.
Один раз я отыскал маленькую дочку мельничного  засыпки  Хельгу,  когда  она
заблудилась в метель. Но искали-то ее мы все, и, значит,  мне  могло  просто
повезти. И я давно думал... - он откашлялся, слегка смутившись, - думал, что
умею чуять руду в породе. Но я боялся сказать: ведь, ошибись я, все на  меня
разозлились  бы.  Искать  жилу,  которой  нет,  -  чертова  работа.   -   Он
поколебался, а потом застенчиво признался:
   - Я один раз видел кобольда. Совсем недавно. - Он вертел  львиное  кольцо
на пальце, словно собирался добавить что-то, но потом покачал головой.  -  А
вы, мадонна Бенефорте? Вы, наверное, очень искусны?
   Она нахмурилась. Да, ей следовало быть искусной. Но...
   - У меня хорошо получается с огнем, - сказала она наконец. - Даже батюшка
позволял  мне  зажигать  огонь  для  него.  И  у  меня   хорошее   латинское
произношение, говорит., говорил батюшка. -  Ее  лицо  просветлело  при  этом
воспоминании. - Самое лучшее, что мне удалось,  это  когда  я  с  разрешения
батюшки помогла ему наложить заклятие от бесплодия для  мадонны  Туры,  жены
торговца шелковым товаром. У нее не было детей, хотя со дня  свадьбы  прошло
четыре  года.  Заклятие  требовало  уравновешивания  мужского   и   женского
элементов, понимаешь? Мы изготовили его в виде пояса из маленьких серебряных
кроликов. Так он позволил мне нарисовать и вылепить кроликов - всех  разных.
Мне пришлось завести двух  живых  кроликов,  чтобы  рисовать  с  них.  Белых
французских. Лоренцо и Цецилию. У них родились крольчата - я  просто  в  них
влюбилась - такие мягонькие! Они входили в заклинание. Но потом они нарожали
еще крольчат, и все время подкапывались под  свою  загородку  в  огороде,  и
съели все травы Руберты, и замусоривали весь дом своими орешками, а  убирать
за ними батюшка заставлял  меня!  Ну  и  когда  заклинание  было  завершено,
батюшка сказал, что нам надо съесть всех кроликов. Конечно,  тридцать  шесть
их было все-таки слишком, но  все  равно  я  еще  долго  не  могла  простить
Руберту, нашу кухарку. Жаркое  из  кролика,  равиоли  из  кролика,  кроличья
колбаса... Я предпочитала оставаться голодной, - добавила она добродетельно,
но тут же  несколько  подпортила  страстную  повесть  о  мученичестве  своих
любимцев, добавив:
   - Вот Лоренцо я съесть помогла, потому что он меня всегда кусал.
   Она нахмурилась на ухмылку Тейра, и он мигом посерьезнел.
   - А Цецилию я выкрала и отпустила на волю за городом.
   - И получилось? - спросил Тейр, когда она умолкла.
   - Что? А, заклятие! Да, мадонна  Тура  разрешилась  мальчиком  в  прошлом
месяце. Надеюсь, с ними ничего не случилось.
   Шелка, конечно, приманка для грабителей.  Но  быть  может,  мадонна  Тура
успела бежать к другим родственникам...
   Тейр подставил львиное кольцо солнечным лучам и пошевелил пальцами, чтобы
оно заблестело.
   - А это кольцо магическое, мадонна? От этих слов она  похолодела,  такими
похожими они были на слова его.., покойного?., брата.
   - Да.., но только ничего  не  получилось,  и  я  носила  его  просто  как
украшение. - Она настороженно посмотрела на него, но он сказал только:
   - Оно очень красивое.
   Все это время она жила от часа к часу, не заглядывая вперед - и вот она в
дремучем лесу (или, во всяком  случае,  едет  через  чью-то  рощу)  с  почти
незнакомым  мужчиной.  Неделю   назад   она   сочла   бы   подобное   верхом
непристойности. Но теперь все эти охранительные запреты казались  зыбкими  и
фальшивыми. И тем не менее - навстречу какой судьбе она едет?
   Приданым ей должны были послужить деньги за большого  бронзового  Персея,
но мастер Бенефорте не дожил, чтобы отлить его, а герцог  Сандрино  -  чтобы
вознаградить  за  него.  Предположительно  она  унаследует  дом,  хотя   он,
разумеется, уже разграблен. Разве что отцовские кредиторы предъявят на  него
права, отсудят его и  деньги  поделят  между  собой,  оставив  ее  в  полной
нищете... С беззащитными вдовами и сиротами в судах случалось  и  не  такое.
Без денег свободное будущее, которое ей предстояло, было  страшным.  Богатая
молодая женщина обладала властью над своей жизнью, равной только  ее  власти
над своим имуществом. Нищая молодая женщина.., точно то же. Только по-иному.
   Но если сеньору Ферранте удалось захватить Монтефолью, надеяться ей не на
что. Получить хоть часть своего наследства она сможет, только если  Ферранте
потерпит поражение.
   Она посмотрела на Тейра, шагающего  рядом.  Его  волосы  заблестели  ярче
львиного кольца, когда они вышли из гудевшей насекомыми рощи на  солнце.  Ее
уколола совесть: она тревожится о деньгах, когда не известно,  какая  судьба
постигла его брата Ури. Или известно?  А  она  только  постаралась  смягчить
страшную правду? Рану он получил, несомненно, смертельную. Но хотя бы  из-за
неуверенности их пути соединились. Знай он твердо, что его брат погиб, зачем
бы ему было сопровождать ее? В свидетельство кольца ей не верилось. "Как  ты
можешь быть моей истинной любовью? Ты же меня совсем  не  знаешь.  Наверное,
тебя ослепляют какие-то магические чары, а чуть ты узнаешь, какая я на самом
деле, так возненавидишь меня". Глаза ей затуманили слезы.  "Дура,  перестань
распускать июни!" - сурово одернула она себя.
   На исходе утра они добрались до луга и рощицы, где мастер  Бенефорте  был
убит.., или умер своей смертью. Лошадь паслась, пока Тейр дал  отдых  ногам.
Фьяметта бродила по лугу, но чувства, что ее отец здесь  с  ней,  у  нее  не
возникло. В свете солнца луг выглядел красивым  и  безмятежным.  Вскоре  они
продолжили путь, Тейр, шагая  под  еще  припекающим  солнцем,  рассказал  ей
кое-что о своей жизни. От природы  он  был  не  слишком  словоохотливым,  но
рассказывать и правда как будто было не о чем. Он немного учился у  местного
священника - Фьяметта с облегчением услышала, что он хотя бы умеет читать  и
писать. Младшая сестра умерла от чумы - возможно, судя по году, во время той
же вспышки, которая унесла мать Фьяметты. Гибель  отца  в  руднике  положила
конец учению и обрекла Тейра на тяжкий труд в долине, а его брат Ури  выбрал
более многообещающую жизнь наемника. В руднике, видимо, царила беспросветная
скука. Она и не догадывалась,  сколько  человеческих  рук,  сколько  работы,
сколько сожженных деревьев требовалось, чтобы поблескивающие слитки  металла
обрели свое назначение в мастерской ее отца. Тейр ни разу не  видел  города,
ни разу не покидал Бруинвальдскую долину до последних дней. Он был пора