льства   некромантии   со    спокойной
внимательностью человека, которому предстоит написать подробный отчет.
   - А? Да нет... - Он собрал валявшиеся на столе бумаги и записи. -  А  вот
это тут лучше не оставлять. Нет, Тейр, напротив. Эту комнату  надо  оставить
открытой, с тем чтобы все солдаты, все  горожане  могли  ее  увидеть.  Пусть
свидетельства козней Вителли и Ферранте станут известны как  можно  большему
числу людей. - Он помолчал. - Во всяком случае, всем  тем,  кто  видел,  как
бронзовая статуя прошла по городу и сразила мечом двоих. По меньшей мере им.
   Он повернулся па каблуках к Тейру и Фьяметте.
   - Вы двое знаете, что было  вами  сделано,  и  мы  еще  обсудим  это.  Но
позднее. Первые сообщения архиепископу, в  курию  и  генералу  моего  ордена
напишу я. А пока.., не сомневайтесь,  что  о  событиях  этой  ночи  поползут
всевозможные и самые невероятные слухи. Уповаю,  что  связаны  они  окажутся
больше с Вителли, чем с вами. Вы понимаете?
   Фьяметта  неуверенно  кивнула.   Тейр   покачал   головой   с   искренним
недоумением. Монреале поманил его к себе и понизил голос:
   - Послушай, юноша, Ки б коем  случае  нельзя  допускать,  чтобы  Фьяметту
допросила инквизиция. В копне первого же дня они  се  сожгут  только  за  ее
слишком острый язычок, и других доказательств им не потребуется. Понимаешь?
   - А-а... - Да, Тейр понял.
   - Если любишь ее, помоги ей  держать  голову  пониже,  а  рот  на  замке.
Церковная политика - мое  дело.  Если  понадобится..,  кое-кто  мне  кое-чем
обязан, по Фьяметта должна стараться не  наступать  на  ногу  соседям  и  не
выглядеть.., особенной. Не то может оказаться, что я не сумею  предотвратить
последствия.
   - Э.., а выйти замуж и открыть мастерскую в доме отца.., это  сделает  ее
особенной?
   - Нет. Это было бы превосходно. Вот открыть мастерскую, не  выйдя  замуж,
было бы опасно. Тейр повеселел:
   - Я ей во всем помогу, отче, только бы ста позволила!
   - Лучше, юноша, будь готов помогать и во многом другом, если понадобится,
- сухо бросил Монреале.
   - От всего сердца, монсеньер.
   Монреале кивнул Тейру и повернулся к  двери.  Тейр  задержался  и  бросил
последний расстроенный взгляд па принесенного в жертву молодого  человека  в
запекшейся луже его же крови:
   - Он стал.., козлом отпущения за меня. Лука. Он обязан запомнить это имя,
как надеется, что другие люди не забудут имени Урн. Монреале пожевал губами.
   - Да, в каком-то смысле.., хотя умри ты  вчера,  это  не  спасло  бы  его
сегодня вечером. Тем не менее ты каждое воскресенье будешь ставить ему свечу
в монтефольском соборе и молиться о его душе.
   - Да, отче, - сказал Тейр, слегка утешенный. Монреале кивнул, и они вышли
следом за ним.
   В верхнем, теперь опустевшем коридоре Тейр услышал слабый стон.
   - Погодите... - Он бросился к последней темнице. Да, на соломе там лежало
скорченное тело. - Почему эту дверь не открыли? Где ключ? - крикнул он.
   Из комнатки стражи вышел пожилой горожанин, побрякивая связкой ключей.
   - Нам сказали, что он помешанный. А когда придет сержант взять ключи?
   - Я их возьму, - сказал Монреале, забирая у него связку.  Ее  он  передал
Тейру, который нагнулся над скважиной.
   Сеньор Пия лежал один в темнице под тонким  одеялом.  Лицо  у  него  было
совсем землистым, остекленевшие глаза, казалось, не узнавали Тейра.  Рану  в
плече ему не перевязали, и на ней комьями запеклась кровь. Судя по множеству
синяков, его безжалостно  избили,  когда  поймали  в  последний  раз.  Чтобы
разрешить свои сомнения, Тейр высунул голову в окошко. В  отверстии  с  краю
сохранился один прут, и к нему были привязаны шелковые чулки-трико, а  к  их
нижнему концу - еще одни. Вдоль обрыва свисала намоченная дождем самодельная
веревка! Как просто. Тейр ощутил  облегчение,  но  и  легкое  разочарование.
Значит, сеньор Пия не слетел в темную  берлогу  Вителли  огромным  нетопырем
вчера вечером, как бы ему этого ни хотелось.
   Монреале послал за помощью, так что вскоре бедняга кастелян был уложен на
широкую доску, на которой крепкий монах и еще  один  горожанин  понесли  его
впереди них.  Когда  они  вышли  во  двор,  там  возбужденно  кричащие  люди
толпились вокруг герцогини Летиции, освобожденной из башни. Она  призвала  к
себе уцелевших офицеров Сандрино и поручила им очистить замок, во-первых, от
еще не схваченных лозимонцев, а во-вторых, от монтефольцев,  которые  ни  за
что не позволили бы себе поживиться имуществом своего покойного герцога,  но
не видели ничего зазорного в том,  чтобы  отобрать  у  взятого  в  плен  или
убитого лозимонца его добычу. Монреале тут  же  был  втянут  в  человеческий
смерч вокруг герцогини.
   Дама Пия кинулась к мужу в страшной тревоге. Однако сеньор Пия как  будто
узнал ее вопреки своей крайней слабости и помрачению рассудка. Он  чуть-чуть
улыбнулся ей, когда она опустилась на колени возле носилок, и взял ее  руку.
Она тут же приказала оказавшимся рядом мужчинам отнести его в их  комнаты  в
башне, которые вновь из места заключения стали домашним очагом. И, не слушая
никаких возражений, увела туда целителя-монаха из свиты Монреале.
   Каким-то образом весь этот ночной хаос оставил их с Фьяметтой в  стороне,
сосредоточился вокруг Монреале и герцогини. Тейр только  обрадовался.  Дождь
стихал, превращаясь в сеющуюся водяную пыль. Тейр обнял Фьяметту за дрожащие
плечи.
   - Думается, мы можем теперь отнести тело твоего отца к тебе домой.
   - Если мой дом еще стоят. А.., а Урн?
   - Ты о статуе? Оставим здесь, что же еще? Ведь теперь это просто  статуя.
И без двух упряжек волов ее не украсть.
   Фьяметта кивнула. В дрожащем полусвете ее глаза казались очень  большими.
Они пробрались к крышке от ящика с завернутым телом на ней.
   - Тейр, я не смогу нести свой конец, - сказала она с тревогой.
   - Да и у меня сейчас вряд ли получится, - честно ответил Тейр. -  А  свою
лошадь ты хочешь забрать?
   Белый мерин тоскливо обнюхивал булыжник, на котором не  росла  трава.  Он
смирно стоял на месте, и почему-то  никто  не  попытался  увести  его,  пока
Монреале смотрел в другую сторону. Тейр просто подошел к нему и  почесал  за
ушами. Мерин потерся о него мордой, царапая  ему  кожу  бляшками  уздечки  и
осыпая его мокрыми белыми волосками.
   Тейр отдал поводья Фьяметте и пошел на поиски веревки. В конюшне с гвоздя
свисал моток, который никто не стал  у  него  оспаривать.  Один  конец  Тейр
привязал к стремени, затянул в тугой петле крышку у верхнего края и  завязал
другой конец на втором стремени, превратив крышку в подобие волокуши.  Белый
мерин услышал позади себя скрежет, испуганно  раздул  ноздри  и  отпрянул  в
сторону. Тейру представилось, как взбесившаяся от страха  лошадь  мчится  не
разбирая   дороги,   а   позади   нее   подпрыгивает,    только-только    не
переворачиваясь, мастер Бенефорте, которому уже не придется больше никогда и
никуда ездить. Но мерин тут же перешел на свой обычный  вялый  шаг,  и  Тейр
счел, что может подсадить Фьяметту ему на спину,  ничего  не  опасаясь.  Она
обеими руками вцепилась в длинную гриву и почти припала к толстой шее.  Тейр
повел мерина к разбитым воротам замка и дальше с холма.
   Ночь близилась к концу, и  улицы  Монтефольи  затихли.  Им  повстречались
только две компании возбужденных мужчин с факелами, но они прижались к домам
по сторонам узкой улицы, давая дорогу мерину с его грузом. Тейр был  измучен
и постарался просто их не  замечать.  И  они  добрались  до  разбитой  двери
Фьяметты, так никем и не окликнутые. Стены все еще стояли, не провалилась  и
черепичная крыша. Приятная неожиданность!
   - Тейр помог Фьяметте слезть с лошади.  Она,  спотыкаясь,  пошла  в  дом.
Онемевшими пальцами Тейр развязал узлы на стременах и крышке ящика. К  этому
времени появился Тич с фонарем и увел мерина через ворота в сад. Вместе  они
привязали его подальше от грядок с весенним луком и салатом,  и  Тич  принес
ему ведро воды, которую он жадно выпил и с  благодарностью  громко  фыркнул,
обдав Тича брызгами слюны. Но туника Тича особенно не  пострадала,  так  как
уже была покрыта коростой грязи и золы.
   - Утром надо будет найти для него корм, - тоном знатока  объявил  Тич.  -
Этой травки надолго не хватит.
   - Да уж, ему этого только на один зуб. Утром я помогу тебе отыскать твоих
мулов.
   Тич удовлетворенно кивнул, и они заперли ворота. С помощью Тича Тейр внес
носилки с мастером Бенефорте в парадную комнату и положил его рядом  с  Ури,
которого кто-то перенес в это тихое место.
   - Их надо будет поскорее похоронить, - сказал Тейр. - Как положено.
   - Завтра в Монтефолье будет много похорон, судя по всему, - заметил Тич.
   - Ну, для них выберут время, - ответил Тейр. - Я уж позабочусь!
   - Руберта постелила нам в прихожей, -  сообщил  Тич,  -  чтоб  мы  заодно
сторожили вход, пока дверь снова не навесят.
   Тейр чуть улыбнулся:
   - Не думаю, что кто-нибудь посмеет сунуться в этот дом.
   Постелила! Какое чудесное слово. Тейр готов был  заплакать  при  мысли  о
таком добросердечии: ему постелили постель?
   Тич тут же улегся, но Тейр, спотыкаясь, вновь вышел во двор,  где  мерцал
свет то ли свечи, то ли фонаря. Оказалось, что и свечи, и  фонаря.  Фьяметта
прилепила огарок в  грязи  рядом  с  ямой  для  отливки,  теперь  пустой,  и
поднимала фонарь повыше, чтобы лучше осмотреть двор.
   Там царил полнейший хаос. Брошенный горн, зияющая  яма,  обломки  мебели,
разбросанные инструменты. Центральная часть галереи сгорела.  Беленая  стена
была черной от копоти, а по сторонам опасно торчали обгоревшие балки.
   - Но пожар-то они погасили! - радостно заметил Тейр.
   - Да, - сказала Фьяметта. - Руберта, Тич и соседи. Я не  знала..,  что  у
меня такие друзья. - Она тяжело опустилась на  засыпанные  угольками  плиты.
Останки бархатного платья влажно облепляли  ее  фигурку.  -  Ах,  Тейр!  Мой
бедный, бедный дом!
   - Ну-ну? - Он осторожно сел рядом с ней и погладил ее трясущиеся плечи. -
Утром он,  наверное,  будет  выглядеть  получше.  Я  помогу  тебе  со  всеми
починками. Галерея это чепуха. Я  ведь  ставил  крепи  в  руднике.  И  такую
отстрою тебе галерею, что она никогда не провалится.
   Из ее дрожащих губ вырвалось не то рыдание, не то смешок, Тейр не понял.
   - Есть ли хоть что-нибудь, чего ты не умеешь?
   - Не знаю, - ответил Тейр, подумав. - Я ведь всего не пробовал.
   - А ты бы хотел все попробовать? - Ее бровь насмешливо поднялась.
   Тейр поглубже вдохнул воздух для храбрости.
   - Я хотел бы попробовать стать твоим мужем. Она часто-часто  заморгала  и
протерла глаза перепачканной в саже рукой.
   - Я буду плохой женой. Слишком у меня острый язык. Так все говорят.  Тебе
ни минуты покоя не будет.
   Тейр наморщил лоб.
   - Так это "да" или  "нет"?  Ну  послушай,  где  еще  ты  отыщешь  жениха,
готового взять в жены девушку, которая в любую минуту может его подпалить?
   - Да никогда! - Она возмущенно выпрямилась. - Но я правда даю волю  языку
- так батюшка говорил. И у меня мало терпения.
   - А у меня много, - отозвался Тейр. - Его хватит на двоих.
   - С запустевающей бронзой ты был не слишком-то терпелив! - Уголки ее  губ
вздернулись.
   - Да, но.., мне же требовалось, чтобы она была безупречной!  -  А  теперь
ему требовалось красноречие. Зачем он начал этот  разговор,  когда  на  него
навалилось такое утомление,  что  в  глазах  двоится?  Он  поднял  голову  и
испугался: за черным квадратом крыши небо, стало оранжевым. В городе  пожар?
- Почему небо такого странного цвета?
   Фьяметта, в свою очередь, подняла голову.
   - Заря, - сказала она после долгой паузы. - Тучи расходятся.
   И правда, темно-синие нагромождения туч были обведены медовой каймой.
   - А-а... - Голова у него была словно набита кашей. Фьяметта  хихикнула  и
чихнула. Это ей нужно лежать в постели! И переодетой в сухое! Он притянул ее
к себе и обнял, согревая. Она не сопротивлялась, И даже, обняла его за  шею.
Так они и сидели под светлеющим небом.
   - Он выглядит похуже, - сонным голосом заметила Фьяметта.
   - А? - Тейр вздрогнул и проснулся.
   - Он выглядит похуже. Утром. Тейр взглянул над вороньим гнездом ее  волос
на то, что прежде было двором.
   - Ну да.
   Фьяметта наморщила нос.
   - Да.
   - Что - да? - спросил Тейр после паузы, сообразив, что понятия не  имеет,
о чем она говорит.
   - Да. Я хочу выйти за тебя замуж. - О! Отлично! - Он  заморгал  и  крепче
обнял ее.
   - По-моему, это потому, что ты понимаешь безупречность. Чего она требует.
   - Чего?.
   - Вот почему  я  тебя  люблю.  На  его  окаменевшее  от,  усталости  лицо
пробралась медленная усмешка.
   - Конечно. Вот почему я люблю тебя.

ЭПИЛОГ

   Как и замыслил зодчий, утренний свет дня летнего солнцестояния,  вливаясь
в верхние окна Монтефольского собора, падал широким лучом  на  аналой.  Свет
этот заиграл в гранате львиного кольца, когда Фьяметта надела его  на  палец
Тейра. Он блистал, как рубин, как звезда. Золотая львиная  маска,  казалось,
замурлыкала  в  руке  Фьяметты,  точно  напившаяся  вдоволь  сливок  и  всем
довольная самая огромная  из  кошек.  Тейр  это  тоже  почувствовал,  решила
Фьяметта, потому что улыбнулся, будто сам был котом, напившимся  сливок.  Он
обнял ее так, что ребра затрещали, и не отпускал, пока епископ  Монреале  не
кашлянул. А тогда они  послушно  стали  рука  об  руку,  чтобы  принять  его
завершающее благословение. Фьяметта не могла решить,  какое  одеяние  больше
подходит Монреале - серое монашеское или вот это облачение из алого шелка  и
высокая епископская митра. Пожалуй, равно оба.  Монреале  не  принадлежал  к
тем, кого создает одежда, а потому в любой он выглядел величаво.
   И Тейра одежда не делает, продолжала она размышлять, а показывает,  какой
он. Она то и  дело  радостно  косилась  на  него,  даже  когда  благоговейно
склонила голову. Его брачный наряд она увидела лишь сегодня - плод  заговора
между ним, Рубертой и портным. А вот штуку шелка они из бережливости  купили
одну на двоих, и поэтому его зеленая туника  гармонировала  с  ее  распашным
платьем. Однако искусный портной сумел заложить  подобающее  число  складок.
Благодаря  его  прямой  осанке  скромная  отделка  рукавов  и  нижнего  края
позументами выглядела не простенько, а изящно. А сколько знатных сеньоров  с
тощими кривыми ногами позавидовало бы крепким икрам, которые белые  шелковые
чулки обтягивали без единой морщинки. Новые блестящие башмаки, а что у  него
всего одна пара сапог, другим знать не  обязательно.  Его  белокурые  волосы
были  убраны  под  щегольской  головной  убор  из  темно-зеленого  сукна   с
позолоченной бляхой работы  самой  Фьяметты.  "Кусайте  пальцы  от  зависти,
монтефольские дамы! Он мой!" Свое обручальное кольцо  Фьяметта  тоже  отлила
сама - но на этот раз без заклинания - с маской львицы. Ее крохотные золотые
зубы  сжимали  ограненный  зеленый  камешек,   позаимствованный   из   глаза
серебряной змеи-пояса. Он, как и его пара, оказался при  проверке  настоящим
изумрудом. Ну а целомудренная змея пусть  пощурится,  пока  она  не  соберет
деньги купить замену. Фьяметта чуть повернула руку, чтобы изумруд  сверкнул,
и наклонила голову ниже, пряча гордую усмешку.
   Они  повернулись  принимать  поцелуи,  объятия  и  горячие   поздравления
свидетелей - кто уж как Лоренцетти, нотариус, пожал им руки. Тич чмокнул  ее
в щеку. Руберта обняла всех, утирая глаза. Мать Тейра схватила  Фьяметту  за
обе руки и одарила ее ласковой улыбкой, хотя в полных слез  глазах  все  еще
пряталось пытливое сомнение. Время рассеет это  сомнение,  заверил  Монреале
Фьяметту в беседе с глазу на глаз. И потому  Фьяметта  улыбнулась  в  ответ,
уповая, что так оно и будет.
   Тич  самолично  доставил  вдову  Оке  из  Бруинвальда,   в   первый   раз
отправившись в путь со своими мулами. В конце концов ему удалось вернуть  их
- кроме двух. Без его усердных уговоров и услуг пожилая женщина, возможно, и
не решилась бы расстаться с домиком, в котором прошла почти вся ее жизнь,  и
отправиться в путь, суливший и печаль и радость - на могилу одного сына и на
свадьбу другого. Тейр и Фьяметта с тревожным нетерпением ожидали ее приезда,
так как согласились сыграть свадьбу на  следующий  же  день.  Она  оказалась
тихой женщиной, и было видно, как преданно она любит Тейра. Быть может, этот
ее взаимный интерес с невесткой поможет им сблизиться. Его  свадебный  наряд
явно привел ее в восторг.
   Перед тем как выйти из собора, они свернули в один из приделов,  которому
более года назад мастер Бенефорте  принес  в  дар  несравненное  распятие  -
Христос из белого мрамора на черном мраморном  кресте,  и  теперь  оно  было
приделано к стене железными скобами. В ответ капитул  уважил  его  смиренную
просьбу и дозволил установить под столпами Господа Нашего каменный саркофаг.
Фьяметта не истолковала эту просьбу как дурное предчувствие, потому что  сам
он саркофаг так и не заказал. Камнерезчики, которых  наняла  она,  завершили
гробницу всего неделю назад, но, как бы то ни было, теперь можно  опуститься
перед ней на колени и возложить на нее свой свадебный букет.
   - Покойтесь с миром, батюшка, - прошептала она.
   К жгучему своему сожалению, ей не удалось найти  смертную  маску  матери.
Самые тщательные поиски в разгромленном доме не привели ни  к  чему,  как  и
расспросы соседей, вернувших себе кое-что  из  украденного  имущества.  Даже
особый талант Тейра на этот раз не  помог,  хотя  он  часами  сосредоточенно
обходил Монтефолью, мысленно разбив ее на квадраты. Видимо, бронзовую  маску
увезли из города.
   "Я колдунья. И если буду искать со  всей  душой,  я  наконец  найду  вас,
матушка, - безмолвно поклялась Фьяметта. - Когда-нибудь. Когда-нибудь".
   Поднявшись с колен, она увидела, что позади нее стоит Монреале  и  глядит
на  Христа  -  взглядом  не  благочестивца,   но   знатока   искусств,   как
свидетельствовали его слова:
   - Чудесно. Пропорции необычны, но они притягивают глаза и мысли.
   - Он, говорил мне батюшка, был изваян не с натуры, а по ниспосланному ему
видению, когда он был  брошен  в  Риме  в  темницу  по..,  э..,  по  ложному
обвинению, сказал он.
   - Да, он мне рассказывал. Видение, во всяком  случае,  было  истинным,  -
Монреале задумался. - Ну теперь он покоится  под  взором,  перед  которым  я
прах.
   Благо ему, что у него такой  хранитель.  Кстати  о  хранителях.  -  Аббат
обернулся к ней. - У меня есть для тебя  свадебный  подарок.  -  Из  складок
своего одеяния он извлек сложенный лист пергамента и протянул ей.
   Она торопливо развернула похрустывающий лист, прочла и дважды подпрыгнула
высоко в воздух...
   - Чудесно? Мое цеховое разрешение? Теперь я могу делать  и  продавать  не
только металлические безделицы, но творить и продавать заклятия?
   - Только  с  помощью  заклинаний,  проверенных  и  одобренных  для  твоей
ступени, - предостерег он. - Официально ты записана как мой подмастерье, так
что я отчасти несу ответственность за последствия твоих действий. Следить за
тобой ежедневно, как положено  мастерам,  я  не  смогу,  но  не  сомневайся,
проверять твою  мастерскую  я  буду  часто.  -  Для  пущего  впечатления  он
умудрился строго нахмуриться. - И я не потерплю  бенефортовских  штучек,  на
какие был горазд твой отец!
   - Конечно, монсеньер! - Фьяметта еще раз подпрыгнула и  обняла  Тейра.  -
Теперь  мы  потрудимся?  Тейр  ухмыльнулся,  разделяя  ее  сияющий  восторг.
Монреале понизил голос, чтобы слышала его она одна.
   - Я говорю совершенно серьезно, Фьяметта! Мне пришлось вести себя  сугубо
осторожно с  советом  инквизиции  касательно  дела  покойного  и  проклятого
Вителли, чтобы ты не оказалась в нем замешанной. В отчете указано,  что  дух
Ури сам проник в статую, в результате  промаха  в  волхованиях  Вителли.  Не
советую тебе вновь привлекать к себе их внимание.
   - Так ведь так и было! - вполголоса  возразила  Фьяметта.  -  Я  ведь  не
вынуж