таки сделала все правильно? - растерянно  прошептала
она. Ее рука сжалась в кулак. - Ты легко надел мое кольцо...
   Тейр снова подергал кольцо.
   - Я сниму его. Обещаю.
   - Нет. - Она села совсем прямо и  растопырила  пальцы,  повернув  розовые
ладони вниз. - Оставь его себе. Пока. Уж с твоей руки жирный  Катти  сдирать
его не станет.
   - Я не могу его взять, оно слишком дорогое! - Но только что  ему  делать,
пока сустав не станет тоньше? - Вот что,  мадонна  Бенефорте.  У  меня  есть
горстка монет. Думаю, их хватит, чтобы выкупить тело  вашего  отца  у  этого
алчного скряги. Чтобы забрать его из коптильни  и  помочь  вам  предать  его
честному погребению.
   Она наморщила лоб.
   - Да, но где? Здешние невежественные крестьяне все боятся похоронить  его
на своей земле, потому что он был магом. А я не  допущу,  чтобы  его  зарыли
посреди дороги.
   - Вчера я проходил через деревню Бергоа. Там есть церквушка и  священник.
Я помогу вам отвезти его туда завтра.
   Она наклонила  голову  и  прошептала:  "Благодарю  тебя".  Теперь,  когда
одиночество и страх уже не придавали  ей  сил,  она,  заметил  Тейр,  с  ног
валилась от усталости.
   - Мне.., мне после этого надо будет отправиться на юг, - сказал Тейр. - Я
должен узнать судьбу моего брата.
   Она подняла голову.
   - Будет тем опаснее,  чем  ближе  ты  окажешься  к  Монтефолье.  Наемники
сеньора Ферранте  будут  красть,  грабить,  чтобы  насытить  свою  алчность,
убивать всех, кто вздумает им воспротивиться, или.., или насильно брать себе
на службу. Или ты думаешь предложить свои услуги  гвардейцам  герцога,  если
они все еще удерживают монастырь?
   Тейр покачал головой:
   - Я не  создан  быть  солдатом.  Разве  что  мне  пришлось  бы  оборонять
Бруинвальд,  как  люди  Швица   нанесли   поражение   арманьякам   в   битве
Сант-Якоб-андер-Бирс. Но я не могу вернуться домой к матери, не зная твердо,
что случилось с Ури. Если он ранен, я  должен  так  или  иначе  отвезти  его
домой.
   - А если он умер?
   - Если умер.., мне надо знать. - Тейр пожал плечами. - Но вам, бесспорно,
нельзя ехать туда, мадонна Бенефорте. Может, священник в Бергоа сможет найти
для вас безопасное убежище, пока я , пока мы не вернемся.
   - Ты вернешься?
   - Залогом будет ваше кольцо. Раз я не могу  его  снять,  то  должен  буду
вернуться с ним, ведь так?
   Ее пухлые губы сжались в страдальческом недоумении.
   - Но это же изначально неверно?
   - Долг - это обязательство. Его нужно уплатить.
   - Ты необычный человек. Погонщик мулов. Рудокоп. - Она подняла  бровь.  -
Маг?
   - Нет, я не маг. Я хотел стать подмастерьем  вашего  отца,  это  так,  но
думал, что буду больше таскать дрова и поднимать чушки. Просто прислуживать.
   - Я единственная наследница  моего  отца.  -  Она  закусила  нижнюю  губу
крепкими  белыми  зубами.  -  Твоя  крепость,  как  подмастерья,  будь   она
подписана, входила бы теперь в мое наследство. Хотела бы  я  знать,  что  из
остального еще не забрали лозимонцы?
   - Значит, так, - бодро сказал Тейр. - Добрая встреча, мадонна, хоть  и  в
дурные времена.
   - Добрая встреча, погонщик мулов, - прошептала она. Ее кривоватая  улыбка
не была злой, а брови вопросительно хмурились, словно она начинала свыкаться
с ним или с мыслями о нем - Хотя времена очень дурные Он  неуклюже  поднялся
на ноги и протянул ей руку, помогая встать - Идемте-ка Поедим Не думаю,  что
Катти откажется от моих монет - Нет-то нет, да только, раз  его  жена  ушла,
неизвестно, чем он нас угостит, - предостерегла Фьяметта - Как я поняла, вся
готовка лежала на ней и еще много чего - Если хотите, можете поужинать  моей
жареной колбасой у костра Пико. И переночевать можно па нашей  стоянке  Пико
против не будет.
   Она поморщилась:
   - Да уж лучше спать под деревом, чем провести еще одну  ночь  под  крышей
Катти! Они пошли к лестнице, которая вела в залу. Снизу  доносились  мужские
голоса На площадке Фьяметта внезапно замерла и жестом остановила Тейра.
   - Ш-ш! - прошептала она и внимательно прислушалась, наклонив голову набок
- Господи, мне знаком этот голос То, как он шепелявит - Друг? -  с  надеждой
спросил Тейр - Нет. Словно бы  голос  того,  кто  предводительствовал  брави
Ферранте в ту ночь, когда они убили моего отца.
   - А вы бы его узнали, если бы поглядели на него сквозь перила?
   (В перилах были прорезаны декоративные трилистники) Она покачала головой.
   - Его лица я не видела.
   - Меня они не знают, - шепнул Тейр немного подумав. - Спрячьтесь тут, а я
пойду посмотрю, что происходит - Поверни кольцо камнем внутрь Они могут  его
узнать, - шепнула Фьяметта, и он, кивнув, повернул львиную маску к ладони  и
слегка согнул пальцы Она села на  ступеньку,  соскользнула  на  следующую  и
прижала глаз к резному отверстию Ахнула,  и  ее  руки  сжались  в  кулаки  -
видимо, она его все-таки узнала Тейр спокойно спустился в залу.
   Туда успели забрести трое-четверо завсегдатаев Примостившись на  скамьях,
они отхлебывали из кружек.  Грязная  одежда  выдавала  в  них  крестьян  или
батраков. Двое приезжих стояли, попивая пенящееся  пиво  и  разговаривали  с
Катти. Они,  несомненно,  приехали  сюда  верхом,  о  чем  свидетельствовали
забрызганные грязью сапоги, короткие плащи,  куртки  и  толстые  чулки-трико
Кроме кинжалов, которые носили все, у обоих были стальные мечи Ни эмблем, ни
цветов, которые указывали бы, что они служат сеньору Ферранте или  какому-то
другому сеньору Старший, бородатый, запрокинул кружку, допил пиво и поставил
ее. Тейр увидел, что у него не хватает нескольких  передних  зубов.  Сам  он
незаметно пристроился среди крестьян.
   - Ну, так веди нас к нему,  хозяин,  и  мы  посмотрим,  тот  ли  он  вор,
которого мы ищем, - сказал бородатый, утирая губы рукавом.
   - Уплатите его должок и забирайте, - пробурчал Катти. - Я знал,  что  тут
чем-то скверным попахивает. Вот сюда.
   Катти зажег фонарь и повел их через дом на задний  двор.  Тейр  пошел  за
ними, а следом еще и пара любопытных батраков.  Небо  еще  хранило  отблески
заката, хотя над западными холмами уже горела вечерняя звезда.
   Катти с фонарем и бородатый нырнули в коптильню. Вышли они  оттуда  почти
сразу же. Лозимонец сказал своему товарищу, не брившемуся дня три:
   - Нашли его. Сходи за лошадьми.
   Тот опасливо взглянул на быстро темнеющее небо.
   - А не лучше ли переночевать тут? Уедем утром пораньше.
   Голос бородатого перешел в угрожающее ворчание.
   - Если  мы  задержимся  или  опять  дадим  маху,  ты  пожалеешь,  что  не
повстречался с ночной нечистью. Он сказал: без проволочек. Иди за лошадьми!
   Тот пожал плечами и затрусил за угол дома. Катти  радостно  потирал  руки
Тейр подошел к нему.
   - Так ты выгнал эту бешеную кошку из моей лучшей комнаты? - сказал Катти.
   - Да.
   - И где она?
   - Убежала по дороге.
   - В темноте? Проклятие!  Перстня-то  я  не  забрал!  Ну  хоть  мерин  мне
остался. Скатертью  ей  дорога!  Вроде  бы  я  и  от  второй  заботы  сейчас
избавлюсь.
   Вернулся младший товарищ бородатого, ведя трех лошадей. Две - под легкими
кавалерийскими седлами, а третья с пустым вьючным  седлом.  Он  разложил  на
земле большую старую холстину и бросил рядом пару веревок.
   - А кто они? - шепотом спросил Тейр у Катти.
   - Гвардейцы из  Монтефольи.  Седобородый  мертвяк  у  меня  в  коптильне,
оказывается, вор. Украл из замка драгоценную золотую солонку,  говорят  они.
Ну и избавят меня от него.
   - Так труп же не солонка. А вешать его поздновато, - сказал Тейр.
   Лозимонцы вошли в коптильню, откуда тут же донеслось глухое постукивание,
а затем вышли с телом старика на доске. Выдернув  доску  из-под  трупа,  они
принялись закатывать его в холстину.
   - А зачем он им? Да и чьи они гвардейцы? Герцога или сеньора Ферранте?
   - Какая разница, были бы их монеты полновесными, - буркнул Катти.
   Лозимонцы обмотали сверток веревкой, подняли его и кряхтя уложили поперек
вьючного седла. Бородач принялся  приторачивать  его,  а  младший  нырнул  в
коптильню еще раз, вышел с двумя окороками и повесил их через свое седло.
   - Нехорошо это, мастер Катти, - торопливо зашептал Тейр. - Не позволяйте,
чтобы они его забрали. У меня во вьюке есть монеты.  Я  сейчас  же  за  ними
сбегаю и выкуплю его у вас вместо них.
   - Не трудись, - оборвал его Катти. - Я возьму их монеты.  Они  предложили
сделку повыгоднее.
   - Что бы они ни предложили, я дам больше.
   - Где тебе, погонщик!  -  Катти  отмахнулся  от  него  и,  расплываясь  в
улыбках, подошел к лозимонцам. - Вижу, вам понравились мои  окорочка.  И  не
зря, уж поверьте. Так сколько же это будет? Выкуп за  него,  да  две  кружки
пива, да два окорока, получаем... - Он начал подсчитывать на пальцах.
   Тейр понял, что сейчас произойдет. Он отступил  к  коптильне  и  выхватил
длинное полено из поленницы у стены.
   Младший вскочил на свою лошадь, а старший  ухватил  считающего  Катти  за
плечо и притянул к себе.
   - Получай, хозяин.  -  В  складках  его  плаща  блеснула  сталь  кинжала,
вонзившегося в живот Катти.
   Катти вскрикнул от боли и неожиданности, попятился, ухватившись за живот,
а браво отшвырнул его от себя. Двое батраков, стоявшие в сторонке, не  сразу
сообразили, что случилось, но тут же  двинулись  на  него.  Бородач  щербато
ухмыльнулся и вспрыгнул на лошадь. Его товарищ уже поскакал к дороге, дергая
повод вьючной лошади. Тейр изо всех сил метнул полено ему в  спину,  но  без
толку. Оно пронеслось по воздуху и попало в цель, но плащ и куртка  смягчили
удар. Из-под лошадиных копыт взметывались комья грязи, и брави скоро исчезли
в сгущающейся тьме.
   Тейр бросился за ними, огибая дом. Но когда он  добрался  до  ворот,  эхо
конского топота  уже  затихало  вдали.  Посреди  дороги  стояла  Фьяметта  и
смотрела на юг вслед исчезнувшим всадникам. Лицо ее как-то сразу  осунулось,
темные глаза казались огромными.
   - Они украли тело вашего отца, - еле выговорил Тейр.  -  Я  не  сумел  им
помешать.
   - Знаю. Я видела.
   - Но зачем? Что за безумие! И забрали два окорока. Не собираются  же  они
его съесть!
   - О... - пробормотала она. Отчаяние  на  ее  лице  сменилось  напряжением
мысли. - Наверное.., но это чудовищно.., он не может.., я должна помешать...
- Она сделала несколько шагов, сжимая кулаки точно в забытьи.
   Тейр схватил ее за рукав:
   - Куда ты побежишь по дороге ночью одна!  Она  извернулась  и  посмотрела
через луг на смутное белое пятно среди мулов Пико - на свою белую лошадь,  -
Так я поеду верхом.
   - Нет!
   - Что?! - Она блеснула на него глазами из-под нахмуренных бровей.
   - Я поеду. Завтра. - Она гневно вздохнула, и он поспешил добавить:
   - Мы поедем вместе.
   Она заколебалась. Разжала кулаки и обвела взглядом темноту вокруг.  Плечи
ее поникли.
   - Не знаю, что мне.., как.., да. Ты прав.  Хорошо.  И  повернувшись,  она
побрела за ним к дому.

Глава 6

   Суматоха на постоялом дворе еще усилилась из-за того,  что  туда  явились
две семьи беглецов из Монтефольи как раз тогда, когда высокий  светловолосый
швейцарец и батраки вносили в дом  раненого  Катти.  Все  немного  пришло  в
порядок, только когда пришла жена Катти,  за  которой  сбегала  запыхавшаяся
соседка. Фьяметта неуверенно попятилась, когда в  дверь  влетела  хозяйка  -
так-то она отплатила этой женщине за ее доброту! Но мадонна  Катти,  хотя  и
сурово нахмурилась, ни в чем винить  ее  не  стала,  а,  наоборот,  поручила
Фьяметте принести воды и тазики новым постояльцам и приготовить им  постели,
а сама занялась мужем. Несколько раз она выходила из спальни прикрикнуть  на
своих конюхов и указать слугам из Монтефольи, чтобы они приготовили и подали
на всех ужин из хлеба, сыра, копченой колбасы,  вина  и  пива.  Фьяметта  не
прикоснулась к колбасе.
   По просьбе мадонны  Катти  Пико  вместе  с  мулами,  грузом  и  сыновьями
перебрался  во  двор,  после  чего  ворота  были  крепко  заперты  на  ночь.
Монтефольцы перепугались, узнав, что бесчинствующие солдаты, от которых  они
бежали, рыщут так далеко к северу, и решили уехать дальше,  едва  рассветет.
Ну а пока, считая отцов, братьев, слуг, конюхов Катти, Пико  с  сыновьями  и
швейцарца, на постоялом дворе  собралось  четырнадцать  вооруженных  мужчин.
Опасным мог оказаться только  большой  конный  отряд.  "Но  сеньор  Ферранте
заполучил то,  что  ему  требовалось,  -  с  тоскливой  уверенностью  думала
Фьяметта. - Сегодня ночью они не вернутся". Да, постоялому двору  ничего  не
угрожает, пока сеньор Ферранте не появится здесь победителем во главе  своей
дружины.
   Фьяметта двигалась точно заводная кукла. Paбoта помогала  не  думать,  не
чувствовать. Но неизбежно она закончила все приготовления, и ей больше нечем
было занять себя. Шум голосов, суета затихли, люди задували  свои  свечки  и
ложились. Из спальни вышла жена Катти с окровавленными  бинтами  и  рубашкой
мужа, чтобы положить их в  холодную  воду  отмачиваться.  Воду  принесла  ей
Фьяметта из колодца во дворе. В свете фонаря они поставили ведро  у  черного
хода снаружи.
   - Как мастер Катти? - виновато спросила Фьяметта.
   - Если рана не загноится, - вздохнула мадонна Катти, - жив он,  наверное,
будет. В его жирное брюхо кинжал вошел не очень глубоко.  Если  он  попросит
есть, ничего ему не давай. - Она сунула смятые бинты и рубашку  в  ведро,  а
потом устало выпрямилась и вытерла руки о передник.
   - Мне горько, что л навлекла на вас все эти беды.
   - Если бы алчный старый дурень отправил тебя  к  попу  в  Бергоа,  как  я
просила его во имя милосердия, эти беды выпали бы на долю кого-то другого! -
сердито сказала мадонна Катти. Она посмотрела па темный дом и поджала  губы.
- Опасайся он взаправду духа мертвого колдуна,  так  похоронил  бы  его  как
подобает, а не засовывал бы в мою коптильню А  теперь  она  будет  проклята.
Наверняка мое мясо все протухнет и зачервивеет - Мой отец был не из тех, кто
прощает обиды, - неохотно признала Фьяметта. - Но думаю.., но боюсь,  сейчас
его духу не до этого. - Ее пальцы мяли складки юбки.
   - О? - Мадонна Катти внимательно на нее  посмотрела.  -  Ну..,  ложись-ка
спать, девочка Но завтра утром уезжай.
   - Могу я взять мою лошадь? - спросила Фьяметта робко.
   - И лошадь, и все остальное. Я не хочу, чтобы здесь осталось что-то твое!
- Она покачала головой, и Фьяметта следом за ней вошла в дом.
   Веранда или лоджия на втором этаже, выходившая  па  задний  двор,  обычно
использовалась для сушки белья, по на эту ночь превратилась  в  спальню  для
служанок двух монтефольских семейств.  Себе  Фьяметта  постелила  поближе  к
перилам. Теперь она пробралась между громко храпящими, измучившимися за день
женщинами, сняла верхнее платье,  положила  его  поверх  одеяла  и  сдернула
льняное нижнее, которое напуском укрывало серебряную змею от жадности  Катти
Не замечая ночной прохлады, она  облокотилась  па  перила  и  оглядела  двор
Тусклая ущербная луна поднялась по небосклону на четверть. У  дальней  стены
вдоль коновязи стояли мулы Пико С наваленным у их ног сеном, чтобы они  вели
себя поспокойнее. Из коптильни все еще сочился  дым  -  туманное  облачко  в
смутном лунном свете. Пико,  его  сыновья  и  швейцарец  легли  в  маленькой
крепости, сложенной из вьюков возле  мулов.  Она  видела,  как  поблескивают
остриженные в кружок светлые волосы швейцарца, когда он заворочался на своей
постели. Фьяметта потерла большой палец на левой руке, там, где прежде  было
кольцо. "Что я наделала? Мое кольцо привело его ко мне? Неужели он и вправду
- моя истинная любовь? А он это знает?" Не о том она думала, когда  отливала
это кольцо с заклятием истинной любви в первый день весны. Она бы не  смогла
объяснить, о чем мечтала  в  своем  неясном  стремлении  почувствовать  себя
любимой. Она смотрела на бесформенный бугор одеяла внизу во дворе и  тщилась
испытать пылкую страсть или хотя бы нежный интерес. Ничего. Не то  чтобы  он
внушал ей  неприязнь.  Просто  он  был  тут,  пугающе  настоящий,  живой.  И
бесспорно дружелюбный - точно большой избалованный  щенок  мастифа,  который
никогда не получал шлепков и радостно тычется носом, чтобы его приласкали.
   Ей и в голову не приходило, что она сразу же не воспылает любовью к своей
истинной любви. Но ведь она ожидала кого-то , ну, пониже ростом Не  зеленого
юнца. С более полированными манерами. И во всяком случае, лучше  одетого.  И
побогаче.
   "Для погонщика мулов он почти не пахнет".
   Ее охватило бессмысленное желание содрать кольцо с его пальца и постучать
им по ближайшему столу, словно ее заклятие можно было выбить, как  что-то  в
нем застрявшее. Но даже на таком  расстоянии  она  ощущала  все  то  же  еле
уловимое  успокоительное  гудение  магии.  Когда  швейцарец  надел   кольцо,
заклятие ничуть не  воспротивилось,  а  обвило  его  палец,  мурлыча,  точно
безмятежно  счастливая  кошка,  только  что  наевшаяся  до  отвала  рыбой  и
сливками.  Правильно  сотворенное  заклятие  оставалось  скрытым   даже   от
внутреннего глаза ученого мага. А чувствам  обычного  человека  открывалось,
только если было наложено  неумело,  не  обладало  нужной  силой  -  режущий
диссонанс, ни на что не воздействующий.  Первые  попытки  Тесео  были  почти
мучительно громкими и сыпали видимые искры. Но присутствие заклятий  мастера
Бенефорте было почти неразличимо. Они действовали  согласно  природе,  а  не
вопреки ей.
   "Видишь ли, если сохранять труп умершего без покаяния и не  погребенного,
только что отлетевший дух можно подчинить чьей-то воле".
   Замыслил ли сеньор Ферранте обрести новое кольцо духов? Убитый мастер маг
должен быть источником великой силы. Сеньор Ферранте, конечно, не  останется
нечувствительным  к  подобной  ироничной  симметрии:  принудить  того,   кто
уничтожил его кольцо, самого войти в другое. А если  Ферранте  разграбил  их
дом, одному Богу известно, что еще он отыскал там для утоления  своей  жажды
власти.
   Она перебирала  в  уме  прошедшие  дни.  Ночь  и  день,  чтобы  лозимонцы
добрались до замка со своими ранеными и магической  солонкой.  День  на  то,
чтобы занятый осадой сеньор Ферранте сообразил, что они  оставили  гнить  на
лугу куда более могучий источник колдовства. День на то, чтобы они вернулись
и ничего не нашли, день, чтобы расспрашивать по дороге о необычном трупе...
   Она потерла ноющие виски. Смерть отца должна бы положить конец ее страхам
за него. Ведь положено считать, что мертвые, навеки чуждые страдании, обрели
исцеление и утешение в объятиях Господа Иисуса и святых. В ту первую ночь  к
ее горю примешивалось странное  чувство  облегчения,  будто  у  нее  с  плеч
свалился груз, которого она прежде не замечала, будто ее  мир  вдруг  широко
раскинулся над ней, стал доступным. Нежданно она стала хозяйкой своей жизни,
могла поступать, как сочла бы нужным. В ее сердце билась тихая радость, пока
ее горло душили  рыдания.  Конечно  же,  радость  была  великим  грехом.  Ей
следовало чувствовать только  горе  и  страх  перед  миром,  в  котором  она
осталась без защитника. Только горе, а не былую обиду.
   И вот беды мастера Бенефорте вновь омрачили се жизнь, точно  черная  стая
ворон-падальщиц, и вновь ей на плечи лег груз. "Это  нечестно.  Ты  умер.  Я
должна быть свободна от тебя". И теперь ему грозила  не  смерть,  но  вечная
погибель, а черную магию ей не пересилить.
   "Что мне делать? Я прошла лишь часть обучения.  Ты  сам  не  счел  нужным
обучать меня. Ты виноват, что я не знаю, с чего начать. Я только  слабенькая
девушкам".
   Завтра она вместе со  служанками  монтефольцев  отправится  на  север.  А
рослый дурак швейцарец пусть едет куда хочет,  только  не  туда,  куда  она.
Пусть свалится в первую же канаву, ей-то  что.  Век  бы  его  не  видеть.  И
Монтефолью, и ее дом. И ее спаленку, теплую, уютную...
   Дрожа, с носом, заложенным  из-за  непролитых  слез,  она  завернулась  в
одеяло и спрятала лицо, насколько удалось, в тощую подушку. Ви